Самый-самый первый

По этическим соображениям возраст героев не указан. Читатели, народ не глупый, догадаются сами.
Нечего не бывает случайно, как ничего и не забывается. Я перебираю старые фотографии, смотрю в лицо того пацана, каким был, и пытаюсь объективно понять: а что бы я делал, столкнувшись с ЭТИМ? Сбежал бы в ужасе!!! Красивый? Не то слово. Неотвратимый, как судный день. Порочный изгиб губ, еще не мужское, но невероятно соблазнительное тело, и взгляд. У меня, кое-что пережившего, сейчас не такой взгляд, спокойный что ли. А тут? На еще мальчишеском лице, отдельно от всего мира существуют окна в бездну исступленной физиологической похоти…М-да…
Папа, работавший с заключенными, был циничным и прямым пофигистом. Он прошел шикарную школу сельского хулигана, драчуна, ебаря и конокрада. Мама потом как-то рассказывала, что по ночам он с удивлением шептал ей: Наш сын – не от мира сего. Рядом с ним я чувствую себя ребенком. А я ни хрена не чувствовал. То, что все люди разговаривают со мной, улыбаются, пытаются быть рядом, воспринимал, как обыкновенную симпатию взрослых к детям. Ко всем детям.
Тот год был послан специально, как некий рубеж что ли. Мамино решение впервые свозить сына на МОРЕ. Ожившие зеленые горы, невероятная красота и ласка говорящей на одном со мной языке вечного существа, которое люди называют массой соленой воды. И ожидание. Первое в жизни ожидание невероятного. Абхазы страстные и красивые люди. Я с легкостью стал говорить на их языке без акцента. Полюбил, нет, не так, стал считать себя наследником их культуры. Их насмешливого плача над собственным многолетним унижением. Нарты. Древний особый народ. И я прекрасно понимал, когда мужчины падали к ногам мамы, украшенной шестым стоячим размером бюста. Вот только не понимал, почему те же мужчины стараются задеть руками, приобнять или остаться наедине со мной. Почему квартирная хозяйка с ужасом говорила маме: Денис поехал с нашими парнями в апацху (охотничий домик)?!! А потом на Рицу? Ты не боишься, что он не вернется?!!
А его можно удержать? – Отвечала мама. – И ничего с ним не случится. Понимаешь? Никогда. Нет, ну, потом как-то раз, в другой приезд, пришлось выныривать рыбкой в окно мчавшейся, по серпантину «Победы». А тогда…
Но я не об этом. Отпуск у мамы закончился, а лето нет. И она решила забросить сынульку в Калининскую область к родне. В славный город Ржев, где жили-были мой дядя, его две дочери и сын. Не в самом городе, а в деревне в пяти минутах езды от города на электричке.
Младшей из сестер тогда было двадцать. Мы любили и понимали друг друга. Шушукались, вызывая недоуменное раздражение всех остальных. Делились тайнами. Она делилась. У меня и тайн-то никаких не было. Она работала фельдшером в крупном селе в пятнадцать километрах от дома. Жила там, в общаге, с еще тремя девчонками. Надеюсь, не надо объяснять, что весь разврат идет от педиков (педагогов) и медиков (врачей и врачиц)? И в том селе у нее был ЛЮБИМЫЙ. По рассказам сестры, невероятный парень. Вот только моложе ее. Она хотела мне его показать. Хм. Ну, парень и парень. Мне-то что? Первый раз мы шли до ее работы пешком. Ночью. Через леса и брошенные деревеньки. Пугали друг друга всякой фигней. Черти, водяные, вурдалаки и прочая хренотура. Модные тогда песни горланили, хохотали. А вечером девчонки взяли меня с собой в клуб на танцы. И когда, протанцевав пару медленных танцев с каким-то парнем, сеструха подвела его к нам, сидевшим на лавочке, и сказала: «Вот, Дениска, это и есть мой Славик». Время остановилось, потому, что это был ОН…
То, что я, даже не влюблен, а именно люблю, я принял мгновенно и сразу. Его фигура, манера виновато улыбаться, глаза, когда он их закрывал, то сразу вспоминались львы, точно такие же запятые, развернутые в носу, мозолистые руки деревенского паренька. И запах!!! Пьянящий запах мужского пота… Он, казалось, не обращал на меня внимание. Я же ни думать, ни говорить, ни о чем больше не мог. Целыми днями, сидя в женской общаге, нервно ждал вечера. Когда увижу ЕГО. Когда они будут целоваться, валяясь с сеструхой на казенной коечке. Когда он улыбнется мне, а я, чтобы хоть как-то задержать его внимание, начну молоть всякую ахинею. Когда он будет выходить курить на крыльцо, и можно будет, под предлогом убивания комаров, дотронуться до НЕГО...
Мы вернулись в деревню к дяде. Там сестра просто сдала меня всей родне, заявив ни с того, ни с сего, что я влюбился в ее парня. Я так оторопел от этого предательства, что выскочил в окно. Дядька работал пастухом, вне его смен конь пасся недалеко от дома со стреноженными передними ногами… До утра мы с конем и шарахались по лесам и полям. Он меня выслушивал, не торопил домой, и даже позволял разлечься на своей неоседланной спине лицом к звездам, ступая мягко и осторожно, чтобы тело малолетнего придурка не хлобыстнулось наземь… Меня потом не ругали. А сестра снова взяла с собой в то село. Где был Славик. Где была возможность ЕГО увидеть. Где…черт, а зачем и как я скажу, что люблю его? И что будет дальше?.. Хм…
Он относился ко мне, как к брату своей девушки. Катал на мотоцикле. Не люблю мотоциклы, но только так можно было к НЕМУ прижаться. Обнять ЕГО за пояс. Позволял гладить себя по волосам, рассказывал какую-то чушь, пытаясь быть старшим товарищем. Но я-то хотел другого!!! Чего? Тогда, желания в принципе осознать было невозможно. Сплошные инстинкты.
Как-то мы вновь оказались на крыльце общаги ночью. Славик сидел на перилах, курил и покачивал ногой. Я стоял у двери.
- Дениска, а ведь я люблю тебя. – Какого хрена он это ляпнул? Так. Просто для связки трепа. Я даже не понял смысла фразы.
- Так и я тебя люблю. – Совершенно автоматически вылетел ответ. – И что дальше надо делать? Целоваться?
Он спрыгнул с перил, выбросил окурок и обнял меня, как парни обнимают девчонок. Даже сейчас голова кружится, когда вспоминаю этот поцелуй. Первый настоящий поцелуй в своей жизни. И объяснить, что и как мной тогда двигало, не могу. Я прижался к нему, вдавился в жаркое тело, ощущая у своего живота некий твердый предмет. Мои руки сами нашли дорогу. Я боялся, что миг, желанный миг близости со Славиком, с ЛЮБИМЫМ, никогда больше не повторится! Никто меня не учил. Я вообще ни черта не знал, да и не интересовался сексом. Ну, с пацанами трепались, ебля, малофья, ***, ****а. Какие-то занятные словечки, не имеющие конкретных образов. Ну, дрочил до этого, думая, что один такой придурок на свете…
- Денисочка, здесь нельзя. – Он таким голосом и с сеструхой-то никогда не разговаривал. Хотя она хвалилась, что у него все стоит при поцелуях. Я, кстати, совершенно не осознавал, что это «все». Раз стоит, значит так надо, девчонкам виднее. Ну, Славка, валяясь с ней на кровати, периодически убегал в туалет, видимо проверяя, что там у него стоит, правильно ли стоит, и вообще, стоит или видимость одна. – Пойдем в сарайку, там сесть можно. Дом, где жила Славкина семья, отец, мать, брат и сестра, моя ровесница, находился чуть наискосок через дорогу, она же поселковая улица и трасса. В сарае было темно, воняло бензином, маслом, какой-то машинной дрянью. Верстак стоял, помню. И тряпки на нем со стружками…Я сразу же, как только мы начали опять целоваться, полез в его штаны руками. Достал, показавшийся мне тогда огромным член, и припал к нему ртом… Почему я это сделал? Объяснить невозможно. Повторяю, я никогда до этого сексом не интересовался. Славик откинулся назад, оперевшись на руки. Я, думая, что это самые последние секунды моей жизни, сосал, лизал, гладил и целовал его сокровище. Мое, завоеванное, сокровище…Он кончил. Прямо в мой рот. Попытался, правда, оторвать мою голову от себя. Я-то подумал, что ему надоело мое чмоканье, и крепко вцепился руками в Славку, а его член весь заглотил. Высосал все до капельки, до капелюшечки и отскочил, испугавшись содеянного.
- Так ты вафлер? – Он быстро спрятал хозяйство.
- Нет. – Не понимая смысла сказанного. Я догадался, что это слово должно быть обвинением в чем-то противном человеческой природе.
- Как же нет? – Славка сильно тряхнул меня за плечо. – Самый настоящий вафлер. Вот расскажу парням, что ты *** сосешь, вся деревня будет пальцем показывать.
- Нет!!! – Сбросив его руку с плеча, я набычился. – Не рассказывай. Я больше не буду так делать. Не скажешь? Прости меня, Славочка, сам не знаю, как такое вышло. Я никогда этого раньше не делал. Ни с кем.
- Ладно. - Он вывел меня из сарая. – Только смотри, сам никому не говори. Люське особенно. Поклянись.
- Никому. – Я по-пионерски стукнул себя кулаком в грудь. – Могила.
- Верю. – Он потрепал меня по голове. – Пошли обратно в дом.
Хм, стыдно мне было не долго, первые несколько минут. На другой день фантазии, вертящиеся исключительно вокруг пребывания Славкиного члена в моем рту, разгорелись с потрясающей силой. Однако вечером я его даже не видел. И на следующий день тоже. А вот через день, заскочила его сестра где-то в обед, и командирским тоном велела мне идти на сеновал, где меня ждет Славка. Ну, что добавить, мы целовались, говорили о любви друг к другу, я у него отсасывал, он тоже удивленно трогал губами мой, похожий тогда на гороховый стручок хреник. Вообще, ему нравилось целовать меня везде, даже в попку. Он как-то предложил, вернее, как само собой разумеющееся заявил, что мне надо позволить ему вставить в дырочку членище. Мол, так все влюбленные делают. Но, я твердо сказал «Нет». А пихать письку в его зад мне показалось неинтересным. Провожая меня на вокзале, Славик плакал. Мы тепло переписывались с сестрой. Я узнал. Что осенью Славку забрали в армию, что она встречается с другим, что Славка ей пишет, обещая, повесится напротив ее дома, если она не дождется его, что его родители называют ее невесткой, но он ей не нужен, так как моложе, и прочее.
А я мечтал. Постоянно мечтал. Как увижу его снова. Как мы будем целоваться и шептать нежные глупости, как он переедет жить в Питер, чтобы мы никогда не расставались. На море мы ездили уже каждый год. Естественно проезжали Ржев и тот полустанок, от которого тропинка вела прямиком в Славкино село. Я был уверен, что рано или поздно увижу ЕГО, хотя бы мельком. Невероятно, но через четыре года после нашего знакомства я его увидел. Поезд уже тронулся, я, юный, торчал у окна в коридоре купейного вагона, когда, стоявший до этого спиной парень, они пиво трескали в какой-то компашке, обернулся. Мы узнали друг друга мгновенно! Он потянулся ко мне, открыв рот, а я наполовину вылез из окна… Но проводница силой втащила меня обратно и обматерила, да и поезд набирал ход…
И так, как переводят индийские фильмы: шли годы, годы шли, шли годы, годы шли. Я отслужил на флоте, развелся с первой женой, успел окольцевать себя второй раз. Начал собирать свой танцевальный коллектив, работал в театрике имени парижской богоматери, или Лопе де Вега (уж больно на еб твою мать похоже), как актер, танцовщик и хореограф. А что? Мне нравилось. Мой дракон в пьесе Шварца был фашист, эстет и настоящая гадина. А Клавдий в «Гамлете» - пидарас и наркоман, ненавидящий Гамлета, за то, что тот ему не давал, зато трахавший Лаэрта. Ну, и Гертруду до кучи. Какого ляда меня потянуло в Калининскую, сам не разберу. Сестре ее замужество не за Славиком до сих пор не простил, но приперся. Лето, начало Волги, полутюремный Ржев и я в полном блеске двадцати пяти лет. Гидроперитная башка, серьги в ушах, наглая красивая рожа и абсолютная уверенность, что слово «нет» для меня просто не существует. Я здесь король, и мир у моих ног!!! Сегодняшний я с удовольствием бы закрутил роман с собой тогдашним, чтобы спесь сбить. Сестра с мужем и двумя маленькими дочурками жили в собственном доме с огородом. Поезд пришел рано утром, мы что-то пили, трепались о родственниках, я недоуменно разглядывал ее муженька, выбирая момент спросить в лобешник: «Как ты могла, дура, променять Славку, само совершенство, на это чмо?»
- Ой, Дениска, а ты Славика-то помнишь? – Я чуть рюмку не проглотил. – Ну, ты еще влюблен в него был.
- А? Этого, твоего? Пхе, помню, конечно.
- Он с женой через два дома от нас живет. У них тоже девочка недавно родилась, Иришкой назвали. Он авторемонтником работает, здоровается со мной, про тебя спрашивал. Ложись-ка, поспи, а вечером по Ржеву погуляем, на Волгу сходим.
Меня бросало то в жар, то в холод. ОН рядом!!! Два шага, и я ЕГО увижу!!! Забыл? Хрена лысого! Спрашивал ведь. Столько лет прошло, но я же ничего не забыл. И когда дрочил думал только о Славке, хотя партнеров и партнерш было более чем достаточно за эти годы. Я все также мечтал о НЕМ.
- Не хочу я спать. Пойду. Пошляюсь.
- Денька, ты бы серьги свои снял, а? Это у вас, в Питере, можно. У нас здесь много сидевших, да и «химики». Прицепятся наверняка. Ты еще и крашеный. И одет по заграничному. И походка у тебя, как у манекенщицы.
- Вот и буду говорить на нерусском языке с русским матом. А кто прицепится, пожалеет. – Ну, конечно, я предстану перед Славиком неизвестно в чем! Нет уж!
Ох, хоть и нет еще восьми утра, но он же запросто мог уйти на работу. Палисадник аккуратный, скамеечка, цветочки какие-то долбанные. Интересно, а какая у него жена? Наверное, хозяйственная, как хозяйственное мыло. И он ее трахает! ****ь! Вон, уже дочку натрахал!!! Куря одну за другой, я сидел на скамейке возле калитки Славкиного дома. Локти упирались в широко расставленные ноги, голова, как у грифа, свешивалась между плеч, а плевки и окурки создали кучу в пыли.
- Ты чего это здесь? А ну, иди отсюда, парень. Всю тропинку захаркал, урод.
Я повернул голову на стоявшего рядом мужика. Демонстративно расправил плечи, сделав ими полукруг спереди через верх. И медленно встал, выпятив широкую грудь.
- Здравствуй, Славик. Я Денис.
Он пошатнулся. Глаза наполнились такой болью, что у меня слезы навернулись. Подскочив к тридцатилетнему невысокому парню, я обхватил его руками и прижал к себе, пытаясь унять колотившую нас обоих дрожь.
- Ну, что ты? Что ты, Славочка? Ты никуда сегодня не пойдешь. Понял? Я куплю водки, и мы пойдем на Волгу. Хорошо? – Наплевав, что на дворе белый день, что это маленький городок, где все друг друга знают, что его жена может смотреть в окно, провожая мужа на работу, что… Да, на все наплевав!!! Я целовал его в губы, как никогда никого не целовал. Гладил и ощупывал все тело, не веря, что вот ОН, рядом, обнимает меня и, как тогда, целует и шепчет «Дениска, я так люблю тебя. Аж самому страшно. Денисочка, маленький мой»…
- Ну, у меня уже давно не маленький. – С огромным трудом, взяв себя в руки, я отстранился. – Идем.
Я волок его за руку, как пацана. Отвратительный продуктовый, с набором мух и одутловатой продавщицей. «О, с утра пораньше уже нализались. А ты, крашеный, видать не местный, что так деньгами соришь. Чего вам?»
- Клюв заткни, манда! Пока я тебе не уебал этой бутылкой в хрюльник. ****у подмывать научись, а потом вякай, корова недоебанная!
Пятеро зэковского вида мужиков заржали, а тетка сникла, и даже обслужила нас, пряча бесстыжие глаза. Когда мы выруливали из магазина, вслед донеслось.
- Где чалился, петушок?
Я обернулся. Красивый парень, с выколотыми на веках словами «глаза б мои тебя не видели», улыбался, недвусмысленно оценивая мою фигуру.
- На северном флоте, курочка. А фиксы спрячь, не люблю.
- Ну-ну. – Он подмигнул. – Увидимся.
- Ага. Очко побрей.
Славка полностью подчинился моему напору. Мы разыскали тихое местечко на берегу, где обрыв скрывал сидящих от дороги, и речной поворот от противоположного берега. Выпили. Славик молча обнимал меня за плечи, то и дело, поглаживая другой рукой, словно боялся, что я исчезну. Бережно уложив любимого на спину, я долго целовал его лицо, освобождая от одежды. Тот самый неповторимый Славкин запах! Волос на груди, правда, тогда не было. Да и пах казался не таким заросшим. Плевал я, что он моется раз в неделю! Господи! Он же снова весь-весь мой!!!
- У меня дочка родилась. – Его руки отстраненно перебирали мои волосы. – Моя так делать не умеет. Знаешь, Дениска, она вообще в рот брать не любит.
Я вынул член изо рта, и ехидно посмотрел в глаза, пряча улыбку в его же мошонке. – Знаешь, Славочка, когда я это делаю, то не люблю слушать рассказы, как это делают другие. А детей у меня двое. Сыну пять лет, от супруги законной, и дочери шесть. От жены моего любовника.
- То есть как, любовника?! – Он даже отполз немного, глядя на меня с суеверным ужасом.
- А так. Когда служил, трахал ее и его, не зная, что они муж и жена. Это они потом выяснили. После моей демобилизации. Просили больше о себе не напоминать.
- Так значит ты и с парнями?
- Угу. Почему ты тогда не взял меня? Я же любил тебя по сумасшедшему. Да и сейчас люблю не меньше. Славик. Славочка мой. Львенок. Я каждую ночь о тебе вспоминал.
- Рехнулся? Тебе же тогда … было, посадить могли. Я и так постоянно давал себе зарок, прекратить все. – Он снова налил водки в пластиковые стаканы. Какая сдержанность! Член торчит во всю, а Славка спокоен, как слон под брезентом. Ладушки, проверим, сколько ты продержишься.
- Теперь можно. – Я встал. – Не посадят. Искупнемся? – Моя одежда кучей полетела на песок. Не стесняясь полной наготы, я потянулся всем телом, давая Славику возможность оценить все-все-все. – Что скажешь?
А говорить-то ничего и не надо было. Он бы и не смог. Такое восхищение во всем облике, в позе, в глазах. Любимый мой. Я чуть не расплакался. Мы купались, дурачились, трахались, как ошалевшие, на песке и в воде. Славочка только отдавался. Странно, но почему-то даже намека не было с его стороны, что он тоже меня хочет. Я бы отдался ЕМУ. Я хотел этого. Он не позволил. Не объясняя.
Ночью мы гуляли. Засранная привокзальная площадь с ночными ларьками. Какая-то музыка, показавшаяся мне на тот момент прекрасной настолько, что я танцевал, изображая фавна, в распахнутой рубашке. Славка курил, прислонясь к фонарному столбу, а местные ханыги и цыгане аплодировали…
За всю неделю сестра меня так и не видела, я ей записки писал, что жив и здоров. Она же и Славкину жену утешала…М-да…
Перед самым отъездом накатило отрезвляющее: Я прощался с детством. Навсегда. Вернее, это оно со мной прощалось, а я сопротивлялся и не хотел отпускать его. Славик все понял. Сестра с мужем стояли в стороне, а мы обнимались на ночной платформе перед поездом.
- Прощай, Денис. – Его дыхание ласкало шею. Я зажмурился, пытаясь увезти с собой его запах, его тепло, его неповторимые поцелуи. – Никогда больше не приезжай ко мне. Мы не выдержим. Сломаем жизни и себе, и женам, и детям. Знай, я всегда любил и люблю только тебя. Дениска. И счастлив только с тобой. Но…
- Если ты не замолчишь, я тебя ударю. – Взяв лицо Славика в ладони, я принялся покрывать его мелкими осторожными поцелуями. – Ты такую ***ню несешь! Я люблю тебя. Понимаешь? Я люблю ТЕБЯ.
- И я тебя очень-очень люблю. – Он вновь поцеловал мои губы. Как тогда, в первый раз. – Но нам не суждено быть вместе.
Я понял, что он прав. Что эта неделя завершила какой-то этап в моей жизни, закрыла некие двери навсегда. И возврата не будет…
Поезд был сидячим. Перрон медленно уплыл в ночь, колеса стучали, а на душе было удивительно легко. Я не вернусь.