Она

ОНА была уже далеко. Я бежал за НЕЙ, проносясь по улочкам нашего городка. Господи, какой же он красивый, наш город, а я никогда и не знал о существовании этой вот улицы и этого старинного дома, у которого балкон плавно перетекает в крышу. Но засматриваться на город было некогда. Надо было догнать ЕЁ, сказать ЕЙ всё, что я давно уже должен был сказать, но почему-то молчал. Зачем? Затем ли, чтобы сейчас бежать за НЕЙ, не зная толком, действительно ли ОНА свернула сюда? Ну вот, кажется, я снова ЕЁ потерял. Куда дальше: туда, в маленький, узкий проход, ведущий к старинному музею, или же сюда, где ни я, ни, уверен, ОНА раньше не бывали? Нет, всё же сюда. ОНА наверняка побежит туда, где её никто не сможет найти, где ОНА сама не сможет себя найти.
Я побежал дальше. Странные это были места, несвойственные для нашего городка. Я чувствовал себя здесь приезжим, иностранцем. Прохожие оборачивались на меня. Их лица, такие незнакомые, были чем-то обеспокоены, озлоблены. Уж не тому ли, что я, пробежав мимо, обдал их ветром или задел? А может, дело и вовсе не во мне, люди-то, они ведь злые. Они сами не ведают, что творят. Давно пора бы уже остановиться, стать добрее, беззаботней. Я улыбнулся проходящей мимо женщине, а она крикнула вслед мне что-то вроде: «Извращенец! Вор! Вон сейчас же отсюда!» Я не злюсь на неё, нет. Она такая же, как я. Она чувствует, переживает, но она не знает пока главного, не знает смысла жизни, не понимает, да и не задумывается, наверное, о том, ради чего она живёт, какая её миссия.
А ОНА, между тем, была уж далеко. Я ещё долго плутал по улочкам, но так и не нашёл ЕЁ. Наш городок, такой маленький, в тот день показался мне огромной вселенной. Поздно вечером я вернулся домой. Не раздевшись, я лежал на постели и просто смотрел в потолок, смотрел в потолок и думал, думал о НЕЙ, о единственной. Если я поверну голову вправо, то увижу окно, на котором ОНА сидела и читала книжки, а слева стоит шкаф с теми самыми книжками, что ОНА читала. ОНА любила читать. Помню, как ОНА входила в комнату, как всегда молча, брала какую-нибудь книгу, садилась на окно и читала долго, неспешно. А я сидел на кровати и наблюдал за тем, как ловко ЕЁ пальчики перелистывают странички, как ЕЁ губы слегка шевелятся, как в ЕЁ глазах отражается то страх, то ненависть, то желанье, то азарт, то грусть. ОНА бы и сама писала книги, но какой-то непонятный страх останавливал ЕЁ. Зато у НЕЁ получались отличные стихи. ОНА писала их мне на листке бумаги, а я потом читал их про себя из солидарности и понимания ЕЁ проблемы. И только, когда ЕЁ не было рядом, я мог позволить себе прочесть их вслух. При НЕЙ я вообще редко разговаривал вслух, а нам слова и не были нужны, мы и так друг друга понимали.
Я не спал всю ночь, просто вот так вот лежал и думал, а под утро, лишь первые лучики солнца слегка осветили неровный горизонт, я вновь вышел на улицу и пошёл к морю, к морю, которое ОНА так любила.
На берегу я был один. И только вдалеке в уплывшей лодке сидела девушка. Её длинные волосы то развевались по ветру, то ниспадали на точёные плечи. Я знал, кто это. Я ЕЁ сразу узнал. И почему я не пришёл сюда раньше, ведь знал, что рано или поздно ОНА прибежит сюда, сядет в лодку и поплывёт к солнцу. ОНА взмахнула рукой, и я сразу узнал этот жест, когда ОНА пыталась потрогать воздух. Я сел на песок и просто наблюдал за НЕЙ. Мне было так приятно, так спокойно, я и не заметил, как уснул.
Проснулся я скоро. Я всё ещё лежал на песке на берегу, а ОНА лежала рядом и водила рукой по песку, что-то вычерчивая и снова стирая. Завидев моё пробуждение, ОНА улыбнулась как всегда одними глазами. Я прижал ЕЁ хрупкое тельце к себе и пригладил растрепавшиеся волосы. ОНА сейчас сидела, прижавшись ко мне, смотрела на дома вдали и думала о семье, о людях, которые, как и я, скрывали от НЕЁ то, что ОНА обязана была знать, как ЕЙ казалось. ОНА посмотрела мне в глаза и беззвучно пошевелила губами. Я понял ЕЁ сразу же.
- О чём? – непривычно и, казалось, слишком громко сказал я, похрипывая.
ОНА взмахнула ресницами и раскрыла глаза ещё шире.
- Ах! Об этом… Да, я знал, знал всё время. Но хотел скрыть от тебя это по единственной причине, я хочу, чтобы ты дольше оставалась со мной.
ОНА смахнула пару слезинок со щеки и крепко-крепко прижалась ко мне.
- Уж догорел в моей душе пожар… - медленно процитировал я первую строчку одного из ЕЁ стихотворений. ОНА одобрительно кивнула, и я продолжил:
И страсть прошла, как тает снег.
Мне расставаться с тобой жаль,
Но нет любви, как не было, так нет.
Ты был со мной физически так близко,
Но в сердце иждивенцем ты не стал.
Ты называл меня своею киской,
А главного ты так и не сказал…
А ведь скажи б ты, и могли быть вместе,
Встречали б вместе мы зарю, закаты б провожали,
Была бы я твоей покорною невестой,
И боли расставанья мы б не знали.
Но ты боялся, ты молчал,
Молчал, меня теряя.
И уходя, ты ничего мне не сказал.
Я останавливать тебя не стала.
После этого я замолчал, замолчал навсегда для НЕЁ. Больше ОНА моего голоса никогда не слышала.
Морские волны тихо шумели, играясь и искрясь на солнце, поднявшемся уже высоко к небу, где летали белые чайки. Мы весь день просидели на песке молча, изредка отрываясь друг от друга. Не хотелось ничего, кроме того, чтобы просто находиться рядом с НЕЙ и вдыхать свежий пенный воздух. ОНА так и уснула в моих объятьях. Вечером я на руках отнёс ЕЁ домой, положил на кровать и всю ночь наблюдал за ЕЁ сном, за тем, как размеренно поднимается и опускается ЕЁ грудь, как подрагивают веки, как руки теребят простынь от волненья. Я переживал за НЕЁ.
***
Это мой самый ужасный день. Это я – самый печальный человек во вселенной. Это моё сердце волнует море. Это мои слёзы льются с небес на зло прохожим.
Куда я сейчас пойду? Что буду делать? Разве это важно? Разве это играет какую-то роль сейчас? Разве это поможет?
Теперь я остался один. ЕЁ больше нет, ОНА больше не вернётся. ОНА и раньше уходила, уходила ненадолго и надолго. Но ОНА всегда, в конце концов, возвращалась, а теперь… Теперь всё будет иначе. Кто я без НЕЁ? Зачем мне жить?
Помню, ЕЁ мать со слезами на глазах и ненавистью в голосе говорила мне:
- Ладно, раз уж она выбрала тебя, то я не буду ей перечить, но лишь по одной причине: нельзя. Запомни, её надо оберегать, опекать, она не должна уходить. Она нам нужна. Она мне нужна.
ОНА и мне нужна. Нужна была всегда. Нужна и сейчас.
Я так хотел бы сейчас просто взглянуть в ЕЁ глаза, чтобы узнать, о чём ОНА думала, прежде чем уйти. А сейчас на меня смотрят только эти два мутных стёклышка, в которых нет ничего, что могло бы когда-то принадлежать ЕЙ.
Пожалуй, я пойду домой, лягу на постель и буду долго смотреть в потолок, а под утро пойду к морю, сяду на мокрый песок и буду смотреть на восходящее солнце и водить руками в воздухе, мечтая потрогать его…
***
Все книги, что были в моём доме, я отдал в библиотеку. Теперь в моём доме никто не читает. Лишь изредка, я перечитываю ЕЁ стихи, нацарапанные неловкой рукой на листке. Теперь в моём доме все окна занавешены столь ненавистными ЕЙ плотными шторами, настолько плотными, что в доме всегда ночь, а когда их раскрываешь, солнце так слепит глаза, что есть только одно желание – закрыть их обратно. Я никогда не бываю на кладбище. Я обхожу его стороной, мне противно это воронье место, у меня меньше соблазна взять лопату и копать, копать, копать, пока не достигну цели. Я не хожу к морю и никогда не плаваю в лодках. Мало жестикулирую. Я стараюсь побольше говорить с людьми и предпочитаю общество болтливых и даже сплетников молчаливым и скромным людям.
Я хотел жениться, но в последний момент передумал. У меня было много женщин, но все они были то слишком болтливы, то чересчур молчаливы. Они были простые, я читал их как книги, оттого ещё противней становились мне все эти женщины, чопорные и напыщенные.
Когда-то я знал, что мне надо от жизни. Мне нужно было просто ощущать ЕЁ рядом. А теперь, когда ЕЁ нет, моя жизнь потеряла смысл. Выход один…
***
Раздался громкий женский визг. Обмякшее тело, подвешенное к люстре, болталось в воздухе. На кровати лежал заряженный пистолет, но из него никто не стрелял. Шторы были разорваны в клочья. По полу разбросаны книги. А на столе аккуратной стопочкой лежали листки со стихами, написанными женской неловкой рукой. Рядом – записка:
«Я устал без тебя. Я не живу без тебя. Я хочу к тебе. Жди…»