Точка соприкосновения

 Точка соприкосновения.

(пьеса в трёх действиях)

Действующие лица:

Писатель, молод, возраст не указывается. Заядлый курильщик. Не дурак выпить.

Герман Сергеевич Кастальский, 49-и лет, холост, психолог, философ. Сотрудник Московского УВД. Близкий друг писателя.

Рихард Збровски, 23-х лет, учёный-нейрологик. Обладает уникальными способностями. Близкий друг писателя и Кастальского.

Вертиго, Дьявол. Возраст не указан. Тёмная личность, но довольно беззлобен. Постоянно скучает. К друзьям относится с долей недоверия, Кастальского терпеть не может.

Смерть. Молодая девушка, возраст не указан. Умна, хитра, любит пококетничать. Равнодушна ко всем, кроме писателя, который ей явно симпатичен.

А также:

Дождь, Ветер, Одинокая Звезда, Дом, Кошка.



Действие первое.
Сцена первая.
Комната Писателя. Последний сидит в кресле за столом. На столе стоит компьютер. Открыто приложение “WORD”. Пустая страница, не написано ни строчки. На столе стоит железная банка из под кофе: это пепельница. Она наполовину заполнена. На столе также: начатая бутылка красного вина, гранёный стакан, мобильный телефон в чехле из кожзаменителя, пульт от музыкального центра, блокнот, путеводитель по Крыму за 1904 год. Также по столу разбросаны листочки бумаги, на которых что-то написано, - писатель страдает склерозом. Писатель курит сигарету. Периодически прикладывается к стакану с вином. На лице отчаянье. На часах 1:27 ночи.

Писатель: Нет, это невыносимо. О, Разум!



Затягивается, смотрит на экран. На момент застывает, потом начинает что-то быстро печатать. Также внезапно останавливается. Затем, чертыхнувшись, стирает всё, что написал.

Писатель: Это никогда не кончится. Ни стихи…Ладно, забили большой ржавый гвоздь на стихи! Стихи не пишу! Но это! Чорт!

(Писатель произносит именно “Чорт”, а не “Чёрт”. И вместо “О, Боже”, говорит “О, Разум”)

Писатель: Я устал. Я сижу за этим долбаным ящиком с утра. Я не написал ни строчки! Мой роман встал, мои рассказы не движутся. Как я устал!

Отпивает вина, делает затяжку.

Звонит телефон. Писатель вздрагивает.

Писатель: А? А, это телефон.

Писатель берёт трубку.

Писатель: Аушки.
Кастальский: Здравствуй, друг и ученик.
Писатель: А, Герман Сергеич! Здравствуй, друг и учитель! Что скажешь? Как дела?
Кастальский: Да как обычно. Ты не спишь ещё?
Писатель (устало): Нет, какой там. Вот, пытаюсь что-нибудь написать.
Кастальский: И как успехи?
Писатель: Издеваешься, да? Никак. С утра сижу. Не смог ни строчки.
Кастальский: Сочувствую,…Слушай, я тут неподалёку…К тебе можно?
Писатель: Да запросто! Выпьем, покурим, поговорим.
Кастальский: Ну тогда я сейчас.
Писатель: Ага-ага, жду. До встречи!
Кастальский: Да.

В этот момент раздаётся стук в дверь. Писатель удивлён, прислушивается. Стук повторяется. Писатель спускается по лестнице, отпирает дверь. На пороге стоит Кастальский.

Писатель (присвистнув): Ого-го! Вот это “неподалёку”…! Ну здравствуй, рад тебя видеть.
Кастальский: И я тебя.

Жмут друг другу руки. В этот момент загорается свеча возле окна. Кастальский в недоумении.


Писатель (рассеяно): А, это Дом. Рад тебя видеть, он тебе благоволит.
Кастальский: Вот как? Хм. Лестно. А что я должен сделать?

Писатель (протягивая Кастальскому бумажку и ручку): Вот. Напиши что-нибудь приятное, и сожги над свечкой.
Кастальский: Ага…

Кастальский пишет на листке “Я тоже рад, мне здесь нравится. Спасибо за тёплый приём.” Затем сжигает листок над свечкой.

Писатель (закрыв глаза): Да, это хорошо. Дом доволен. Ладно, с официальной частью покончено. Давай, Герман Сергеич, пошли наверх.
Кастальский: Пошли.

Писатель и Кастальский поднимаются по лестнице.


Сцена вторая.
Комната писателя. Кастальский сидит на кровати, писатель в кресле. Оба курят.

Кастальский (глядя на экран): Значит, ничего?
Писатель: Ничего. Штиль. Разум, как я устал от всего этого!
Кастальский: Ничего. Помнишь ту притчу о царе Соломоне? “Всё проходит…И это тоже.”
Писатель: Да, знаю. Но, честно говоря, терпения у меня куда как меньше, чем у Соломона.
Кастальский: Ничего, всё изменится. Уже очень скоро. Я знаю. А что там с Литинститутом?
Писатель: Хех. Не прошёл творческий конкурс.
Кастальский: Ну?
Писатель: Баранки гну. Мне голос в трубке так вежливо сказал, мол, так то и так то, к сожалению, вы творческий конкурс не прошли. Типа сочувствуем, и всё такое. Чорт!

Писатель залпом выпивает стакан вина.

Кастальский (задумчиво): Н-да…Интересно, что им не понравилось?
Писатель: Наверное, жанр. Ты же знаешь, альтернативная реальность…Но грубо говоря, фантастика пополам с мистикой. Перемешать, но не взбалтывать. Вот они и завернули меня к чертям собачьим!
Кастальский: Да ничего, это ли беда? В следующий раз всё получится.
Писатель: Же! В следующий раз! Ну да, ну да…



Писатель наполняет бокалы вином. Кастальский пьёт медленно, вдумчиво. Писатель пьёт залпом, но совершенно не пьянеет.

Писатель: Как на работе?
Кастальский (мягко): Дурацкий вопрос.
Писатель: Верно…Прости. Слушай, вот ты мне скажи: почему в конечном счёте выдуманные персонажи становятся реальнее тебя самого, а?
Кастальский (Задумавшись): Ну…Вопрос с намёком, верно? Как тебе сказать…Вот я…

В этот момент слышится стук в дверь. Кастальский умолкает.

Писатель (раздражённо): Чорт! Никогда не дадут поговорить спокойно! Я сейчас, прости. Надеюсь, ничего срочного.

Писатель спускается по лестнице вниз. Кастальский остаётся один. Затягивается. Говорит, ни к кому не обращаясь.

Кастальский: Вот, например, я. Ты думаешь, что я – плод твоего воображения. Но что если всё наоборот? И ты – плод моего воображения? Что если ты – персонаж? Ты не думал об этом?

Дом согласно скрипит.

В этот момент в комнату входит писатель и Рихард Збровски.

Писатель: Нашего полку прибыло!
Рихард Збровски: Здравствуй, друг и учитель.
Кастальский: Здравствуй, друг и ученик. Как дела твои? Всё ли благополучно?
Рихард Збровски: Да, благодарю, у меня всё отлично.
Кастальский: Как работа?
Рихард Збровски (улыбаясь): О, всё чудесно, спасибо. Проект работает.
Кастальский: Значит, смерти больше нет?
Рихард Збровски: Точно. Мы её упразднили. Она больше ни к чему.
Кастальский: Вот как? Любопытно…

Кастальский отпивает вина, писатель наливает стакан Рихарду Збровски. Тот благодарит, и медленно пьёт, смакуя каждый глоток. Писатель опрокидывает ещё один стакан и затягивается сигаретой.

Писатель: Значит, смерти нет, Дик? А что же ей теперь делать? Она же теперь без работы осталась.
Рихард Збровски: А ты предпочёл бы, чтобы люди умирали и дальше?
Писатель: Ну…Сколько веков так было…Ладно, мы тут говорили о том, как персонажи становятся реальнее своих создателей. Каково твоё мнение?
Рихард Збровски: Ну…Ты же видишь меня?

Писатель: И что? Это ничего не доказывает. Может быть, ты – галлюцинация?
Рихард Збровски: Ага. И Герман Сергеич тоже галлюцинация. Опомнись, ты уже сам не разберёшь, кто где.
Писатель: А что? А может, и он - галлюцинация?
Кастальский: Ну-ну, галлюцинация, которую ты знаешь уже столько лет.
Писатель: Ложная память!
Рихард Збровски: Не обижайся, но твоё место в…
Писатель (перебивает): В дурдоме! Я знаю! Но я всю жизнь пытаюсь понять, почему? Я же вас выдумал. Вы ненастоящие.

Кастальский легонько щёлкает писателя по лбу.

Кастальский: И это – тоже ненастоящее?

Рихард Збровски смеётся.

Писатель (потирает ушибленный лоб): М-да…Тут волей-неволей поверишь во что угодно. И всё же. Как же это получилось, что вы реальны?
Кастальский: А как получилось, что реален ты? И вообще: где критерий этой самой реальности? Согласись, для тебя он один, для нас - другой. Но мы существуем…
Писатель (продолжает): В моём подсознании…
Рихард Збровски: Тебя не вразумишь.
Кастальский: Ну, знаешь, друг и ученик, если ты и дальше будешь продолжать в том же духе, то мы можем больше не увидеться.
Писатель: Ладно-ладно! Хорошо. Допустим, вы существуете. Реально. Но как же тогда все мои рассказы? Как же ваши приключения? Я ведь это придумал!
Рихард Збровски (саркастически): Ага, а бог сотворил небо и землю.
Писатель: Ну, Дик, это уж слишком. Смерти нет, бога нет. А что же тогда есть?
Кастальский: А ничего нет.
Писатель: То есть…
Рихард Збровски: Вот именно. Вспомни буддистов. Всё в мире, и сам мир появились из Великого Ничто. И туда и отправятся потом. А смерть, это вообще несерьёзно! Третий контур, тут больше ничего не скажешь.


Сцена третья. Те же и Смерть.

Смерть (рассержена): Я долго терпела, но это уж слишком! Несерьёзно! Да я в стократ реальнее тебя! (поворачиваясь к Кастальскому): И тебя! (Писателю): Ну скажи им! Я же…Ты же помнишь…?
Писатель: Э-э…Но…Ведь это я тебя описал такой, какая ты есть…
Смерть: Да какая разница как я выгляжу?! (Спохватившись): Да, кстати, - как я выгляжу? (Кокетливо).
Писатель: Как всегда замечательно…


Рихард Збровски: Ой, а что это там? Морщинка? Сколько тебе лет вообще, символ?
Смерть: Сам ты символ! Сам персонаж, а туда же! Да кто ты такой?!

Кастальский не говорит ни слова, курит молча.

Писатель: Ну друзья…Ну не ссорьтесь! Дик, но ведь она тоже имеет право на существование!
Смерть (обиженно, писателю): Ах ты! Значит, ты на его стороне?! Предатель!

Демонстративно отворачивается. Рихард Збровски улыбается, Кастальский молчит.

Писатель: Ну вот, опять я влез куда не следовало! Э-э! Язык мой – враг мой! (обращаясь к Смерти): Ну что ты, ты же знаешь, как я к тебе отношусь! Ну что ты…
Смерть (обиженно): Да. Теперь знаю! Теперь я всё знаю!

В этот момент входит Кошка.

Кошка: Ра-азум! Ну, привет честной компании!
Кастальский (отрываясь от сигареты): Здравствуй, Кошка.
Рихард Збровски: Привет.

Смерть фыркает: она недолюбливает Кошку.

Писатель: А, это ты…Не голодна?
Кошка: Нет, благодарствую…Так-так-так, и что у нас тут? Так, ну с этой всё ясно (кивает в сторону Смерти). Дики, приветик. Что, поцапались? Герман Сергеевич, от вас не ожидала, честно говоря. Как ваши дела, кстати?
Кастальский: Гм, да я, в сущности, ничего…Сохраняю нейтралитет. А дела нормально, спасибо. Ты как?
Кошка: А что я? Как говориться, кошка не сердита, когда брюхо набито. Оки-доки, как будем разруливать ситуацию?
Смерть (презрительно): Тебя забыли спросить!
Кошка: А меня спрашивать не надо, я всегда сама говорю то, что думаю. Но, Дик, в этой ситуации ты не прав.
Рихард Збровски (подчёркнуто вежливо): Благодарю.
Кошка: Ой-ой-ой, как всё запущено! Ну, а ты что сидишь? Чукча не писатель, чукча читатель.
Писатель: Спасибо, ты очень добра. Нет бы помочь, поддержать, нет. И ты туда же!
Кошка: Да ты пургу-то не гони, погоди. Вот я же сказала – Смерть права, Дик неправ. Что, не так?

Кастальский (смотрит на часы): Оу, похоже, мне пора. Было приятно с вами побеседовать, но пора и честь знать.

Писатель: Друг и учитель, не оставляй меня…
Кастальский: Я всегда с тобой. Ты же знаешь. Прощай, друг и ученик. Прощайте. Дик. Смерть…Вашу руку (целует руку). Кошка…Всего наилучшего.

С этими словами покидает комнату.


Конец первого действия.

Действие второе.
Сцена первая. Те же, кроме Кастальского.

Кошка (восхищённо): Какая глыба! Какой матёрый человечище!
Смерть: И как галантен…
Рихард Збровски: Его это всегда отличало. М-да…Ну, а ты чего загрустил, мастер пера?
Писатель: Издеваешься.
Рихард Збровски: Спрашиваешь?
Писатель: Констатирую.
Кошка: Что-то обстановочка складывается напряжённая. Ну, вы чего, люди? Бла-бла-бла!
Писатель: Что с тобой?
Кошка: Что со мной? Со мной как раз всё окей. А вот с вами, мальчики и девочки, явно что-то не так.

Писатель хочет налить ещё вина, но вино кончилось.

Писатель: Дьявол! Вино кончилось!

Вертиго, появляясь в облаке дыма, с бутылкой.

Вертиго: Здрасти вам! Вызывали? А я вам винцо принёс!
Рихард Збровски: Я, пожалуй, пойду. Всем пока.

Рихард Збровски выходит из комнаты.

Вертиго: Какая муха его укусила? Странно.
Кошка: Дык! Более чем. Обычно этот молодой человек отличался гораздо большим терпением и, м, толерантностью к происходящему.
Смерть: Да-а…А пусть его! Нам он не нужен! Вертиго, рада тебе! Как делишки?
Вертиго: Да слава Люциферу, всё путём. А у тебя как, милая?
Смерть (краснея): Как мило! У меня всё за-ме-ча-тель-но!
Кошка: Я сейчас засахарюсь прям тут! Сю-сю-сю! Эх…Слушайте, а где наш писатель?
Смерть: Да, кстати, где он?

Вертиго: Странно. Я ему вон вино принёс…


Сцена вторая.
Крыша. Писатель (один). Курит, смотрит на небо. Там – одна-единственная звезда – это Одинокая Звезда.

Писатель (тихонько декламирует): Есть одинокая звезда//Что светит путникам всегда…Ну хоть ты меня понимаешь, верно ведь? Молчишь? Эх, все вы, звёзды, такие…
Одинокая Звезда (её голос похож на перезвон колокольчиков): А что бы ты хотел услышать?
Писатель: Ну…Вот ты скажи…Что на самом деле реально? Вот они сейчас сидят там, в моей комнате, пьют вино, - Смерть, Дьявол, да говорящая Кошка в придачу. Где кончается реальность и начинается вымысел? Их же нет. Я же их выдумал. Но сейчас они реальнее меня.
Одинокая Звезда: Реально на самом деле то, что ты считаешь реальностью. Это реально для тебя. Для каждого из них существует своя реальность, своя система координат, в которой ты – нереален. Понимаешь?
Писатель: Кажется да…Спасибо тебе. Знаешь, иногда так хочется не только давать советы, но и получать их самому. Но отчего-то так почти не бывает.
Одинокая Звезда: Приходи. Я всегда помогу тебе. Ты же сам писал обо мне.
Писатель (эхом): Но Одинокая Звезда//Всё так же светит нам всегда…

В этот момент из окна высовывается Вертиго.

Вертиго: Ну где ты там? Ты что, хочешь, чтобы мы всё выпили без тебя?
Писатель: Да…Я иду…

Вертиго исчезает в проёме окна. Писатель смотрит на небо. Но Одинокая Звезда молчит. Писатель идёт в Дом.


Сцена третья.
Комната писателя. Вертиго и Кошка играют в шахматы. Смерть прихорашивается перед зеркалом.

Кошка (торжествующе): Шах и мат! Эх ты, а ещё Сатана!
Вертиго: Н-да…Почему-то мне не везёт в шахматы…Может, кинем кости?
Кошка: Ага. Сейчас. Знаю я, что у тебя за кости! Проиграю, а ты меня демонической Кошкой сделаешь!
Вертиго: Да ладно тебе, ты ведь не человек, у тебя нет души.
Кошка (возмущённо): Это у меня нет души?! Да я из вас из всех – самое душевное существо! Нахал!
Писатель: Уф, что-то мне надоели эти споры.

Вертиго: О, наконец-то! Явление писателя народу! Пить будешь?
Писатель: Дурацкий вопрос. Хотя я не пью, я выпиваю.
Вертиго: Да-да, знаю-знаю!

Вертиго наполняет стаканы алой жидкостью.

Кошка: Я кровь пить не буду. Я не вампирская Кошка. Это ты летучим мышам предложи, они оценят.
Вертиго (оживляясь): А у вас что, и летучие мыши есть?
Кошка (сурово): Ага. Счас тебе. Да и были бы, - долго бы не прожили.

Смерть пьёт, не говоря ни слова. Писатель морщится.

Писатель: Что, на самом деле кровь? Вертиго…
Вертиго: Ну что ты! Тебе – только лучше вино! Бордо, урожая 2003-го.

Писатель пробует и морщится.

Писатель: Ы! Кислятина! Тоже мне…М-да, сомелье из тебя никакой.
Вертиго (скромно): Ну, я же ещё только учусь.
Кошка (сурово): Я предпочитаю молоко. Непастеризованное.

Вертиго пожимает плечами.

Смерть (задумчиво): А мне нра-авится…
Вертиго: Дык у тебя кровь, самая натуральная. Свежая, парная.
Смерть (блаженно): Прелесть какая!
Кошка (Смерти, осуждающе): Кровопийца.
Смерть: Да ла-адно тебе, святоша! Я же Смерть в конце концов.
Писатель (Кошке): Она же Смерть…В конце концов.
Кошка: Тьфу на вас! (уходит)
Смерть: Скатертью дорожка!
Писатель: Как я устал…А воз и ныне там. Ни строчки. А может, я умер?
Смерть (с набитым ртом): Чушь собачья.
Вертиго: А напиши что-нибудь про меня!
Писатель: Да про тебя уже три рассказа написано.
Вертиго: Ну и что? Будет четвёртый.
Писатель (полубессознательно): Бог любит троицу…
Вертиго: Какая гадость! Прекрати или меня стошнит.
Писатель: Не стоит…
Смерть (сладко потягиваясь): Ой, чегой-то я засиделась у тебя. А вообще ничего так было, весело. Если бы не всякие там…Ладно, убегаю, жди, ещё загляну! (вылетает в окно)
Вертиго: Ишь ты! Как ведьма…И их осталось двое.
Писатель: Поздно уже…Я, наверное, спать лягу.
Вертиго: То есть это значит “Вертиго, пошёл вон, изыди, Сатана”, верно?

Писатель: Ну зачем ты так? Я просто устал.
Вертиго: А чего ты от меня ждал? Я же как-никак Дьявол. Ну ладно, пока, писатель. Удачи тебе в твоём деле.
Писатель: Пока…

Вертиго исчезает так же эффектно, как и появился.

Писатель выключает компьютер, гасит свет, и ложится спать.


Конец второго действия.

Действие третье.
Сцена первая.

Улица. Идёт Дождь на пару с Ветром. Говорят меж собой.

Дождь: Ну, и что ты думаешь по поводу всего этого?
Ветер: Да как сказать…Он ведь про нас тоже писал. Так что, условно, мы тоже персонажи, а стало быть, нереальны.
Дождь: В его понимании.
Ветер: Естественно. Как Дьявол и Смерть.
Дождь: Да-а…Но мы-то с тобой знаем, что мы – реальны. Мы существовали задолго до них.
Ветер: Ну, в чём-то ты прав. Хотя…Никто не может сказать наверняка, где кончается реальность и начинается вымысел. А может, не кончается? И не начинается? Может быть, вымысел – это реальность, и наоборот?
Дождь: Скорее всего, нет ни вымысла, ни реальности. Есть мысль об этом в Великом Нигде.
Ветер: Хорошо, пусть так. Но чья это мысль?
Дождь: Скорее всего, ничья. Просто мысль. Или…
Ветер: Или?
Дождь: Или нам это попросту не дано знать. И никому не дано. Слушай, хватит демагогий. Давай работать.
Ветер: Давай.


Конец третьего действия.



КОНЕЦ.