Прожить за четыре часа

В городе Н**** была тихая зимняя ночь, но через ночной покров чувствовалась тревога. Пусть даже январь не морозил прохожих, а снег ровно падал на землю, улицы были пусты, и мрачны. Все ютились по своим домам, и только бородатый дворник неохотно выполнял свою работу.


- « -10, 15 с переменным похолоданием…»- треща, вещал радиоприемник. Его голос разносился по всему холлу родильного дома №14. За столом администрации сидела толстая женщина лет сорока, которая вскоре и выключила радио: « всякую бурду передают!» - в полголоса проворчала она. Затем достала незатейливую книжицу, под названием «Аромат любви», и в прикуску с бутербродами начала читать. Она читала очень медленно, поскольку большую часть времени тратила на жевание и откусывание. Лицо у неё было круглое, нос картошкой, а волосы были подкрашены в какой то непонятный, чуть сиреневатый цвет. Иногда её взгляд останавливался, на сидящем на против неё молодом человеке. Он был высок и худощав. Его длинный шарф всё время цеплялся за длинные носы ботинок. Но он этого даже не замечал, и опустив голову, бесцельно смотрел в пол. Вдруг в темном бесконечном коридоре открылась дверь в больничную палату. Кажется, от туда вышла медсестра, но скрылась в другой двери. Это оживление пробудило в молодом человеке желание оторваться от пола, и он непременно встал. И, как будто неведомая сила и тревога потянула юношу в коридор. Толстая женщина заволновалась: « эй, молодой человек! Вы куда отправились?»
- « Но, но… там моя жена рожает…и я…эээкм » - неуверенно ответил парень, он прибывал в глубокой растерянности.
– « Ну знаете, тут все рожают! Вас не вызывали, сядьте на место…» - Грубым голосом сказала тётка.
– « Я беспокоюсь! Я здесь сижу три часа, если что случиться, то я… помогу…» - ответил молодой человек. Тётка со злостью хлопнула книжкой.
– « И ёщё три просидите, роды дело такое, пока воды отойдут, пока то, пока сё… а что случится ни чем не поможете, да и что наговаривать. Все рожали, все! И твоя родит..»
- « Но у неё осложнения, проблемы…»
- « Да, хоть что! Я вас не пущу в больничную палату. Все вы папашки нервные пошли. Как вас по фамилии?»
- « Кудинов…» - С некоторым удивлением ответил Кудинов. – « А вам зачем?»
- « Да, пожди! Кудинова, Кудинова, Кудинова…» - тётка непрерывно искала в журнале имя супруги юноши. – « Львовна Мария Кудинова?»
- « Да.» - ответил парень.
– « Чтож! Обыкновенный наборчик: сильный токсикоз, боли,… а это, да посерьёзней. На матке осложнение… но знаете от такого не умирают.»
C лестницы поднялась мрачная фигура. Это был мужик в буром пальто на распашку, и явно после похмелья. Он был скуластый, его грубые черты лица и мутные глаза наводили бесконечную грусть. И было в его лице что-то глубокое, томящее, а смотришь по другому, просто опустившийся человек. Мужик подошел к столу администрации, тётка его оглядела с глубоким призрением и отвращением. – « Ну, явился не запылился! Где в этот раз валялся!? Ух, свинья! »
- « Ради бога, прошу! Ну что, вы, Лида Георгиевна, так на меня бранитесь? Устали-с, наверное? Целыми днями, как Василиса в темни…ик…це! Я вам, шоколадку, тут принёс. » - Сказал мужик полу протрезвевшим голосом, протягивая «Алёнку» Лиде.
- « Ох, змей!» - буркнула тётка, разворачивая плитку.
- « Ну, ну, Лидунчик! Красавица…»
- « Всё, всё! Иди от сюды! »
Мужик постоял ещё несколько секунд, потом развёл руками, и пробормотал, что-то себе под нос. Затем, опустив голову, медленно, о чём-то думая, пошёл по коридору. Кудинов посмотрел в след этому, как ему показалось странному человеку.
- « Пьянь и есть пьянь! Ещё хирург. А как подольстится умеет! Знаете, гражданин Кудинов, я тут анекдот вспомнила. Короче, вот: приходит мужик к доктору…» - Но молодой человек перестал слушать Лиду. Он смотрел в уже давящий на него коридор. Резко из палаты выбежала сестричка, и на перерез хирургу побежала в реанимацию. – « Анна Владимировна, пациентке плохо. Срочно капельницу!»
« Кому??? » стоял вопрос в Кудинове. Когда медсестра повезла капельницу в палату, в Кудинове стоял вопрос « какую??? ». Он жаждал ответа, как глоток воды, в нём кипели мысли, он покраснел и напрягся, когда дверь была должна открыться, и он бы прочел номер палаты…
- « Опять, пьяный на работу пришли! Я до вас доберусь, уволю заразу! » - зычный беспредельный голос нёс в себе, какую то термоядерную злобу. Мозг Кудинова всё слышал, он отозвался, заставил оторвать взгляд от сестры. Он потратил два секунды, для того, чтобы оглядеть очкастую главврача, и подвыпившего хирурга. Дверь начала закрываться, он упустил номер палаты!
- « Эй, юноша! Вам не смешно? Неужели анекдот действительно не смешной. Или вы мало смеётесь? Все папашки пошли без понятия юмора, и вот тут будут высиживать…» - затормошила сознание Кудинова Лида. Но ему было безразлично, он думал « её, или ни её? Нет! У нас Машенькой всё хорошо будет. Да, наверное не её палата, хотя она находится там. Убил бы! Но в чём виновата главврач, она выполняла свою работу. Нет, убил бы! Только, кого? Себя?». О, как его терзали мысли. Он измучился от дикого незнания, что будет, от неопределённости, эмоции разрывали его на части. Все его немыслимые бесконечные думы заполнили мозги бедному парню. В конце концов, он откинул голову, и прислонил её к стене. Белый потолок с трещинками, был прост и открыт. По телу пробежала дрожь, с последующей за ней легкостью. Кажется, он хотел спать, и уснул…
Вот молодой человек проснулся, сон был таким приятным и ветряным, что Кудинов его даже не помнил. Прошло четыре часа с тех пор, когда он заснул. Приняв обычное сидячее положение, он заметил большие изменения за время его сна. От мирно сидящей Лиды остались только крошки бутербродов в напоминание о трапезе. В коридоре хлопали двери, бегали, суетились врачи и медсёстры. Тут со стороны лестницы молнейностно прошла главврач. Как будто не замечая ни чего, пролетела мимо всей суеты, и остановилась у стола администрации. Очнувшись от своей цели, она несколько минут смотрела на пустое кресло. Со спины она казалась очень маленькой и худенькой, её гладенький блестящий хвост был подрезан ровной дроперовочкой. Потом она стала такой же суетливой, как и всё вокруг неё, как будто, что-то вынюхивала своим острым носиком. Этим своим поведением она стала похожа на мышь. Главврач повернулась лицом к Кудинову. Взглянула на него, и обречено вздохнула. За её большими круглыми очками скрывалось худое бледное лицо молодой женщины. По её телу пробежала мелкая дрожь, она вся съёжилась, но необычно твёрдым и грубым голосом сказала:
- « Вы, Кудинов Алексей Маркович?»
- « Да, а что-то…» - Кудинов не знал, какое ощущение он сейчас переживает. Это была ни тревога, ни эйфория и ни безразличие. Хотя ему казалось, что будет определённо что-то хорошее.
- « Ваша жена родила…» - ответила главврач.
- « Да!? Где она! Я хочу её увидеть.» - с безумной радостью воскликнул парень.
- « Боюсь, это не возможно. Она без сознания.» - главврач ещё больше задрожала.
- « Что! Что с ней!?»
- « Послеродовой шок… это не… всё…» - бледнея, говорила главврач, ещё более бледному Кудинову.
- « Не молчите! Что ещё.»
- « Ваш сын в реанимации… с подозрением на порок сердца» - ответила она.
Кудинов яростно схватил её за воротник халата, подтащил к себе и начал трясти: - « Когда это случилось, когда! Говори, говори!»
Эта маленькая женщина от страха проваливалась в свой халат, а он на неё орал и орал: - « Как это с подозрением!? Что это за глупости! У него ведь порок! Да!?» - Кудинов был в горестной ярости, он хотел разгромить всё вокруг, добраться до бога, который заставляет его мучиться. А эту жалкую женщину он бы разорвал на части, из-за того, что она молчала и ждала снисхождения.
- « Хватит меня трясти! Что за рукоприкладство!» - главврачом вдруг обуяло негодование и злость. Она в конце концов не виновата, в том, что произошло.
Но её порыв быстро скатился холодным комом, куда то в низ, после того, как она заметила, что за ней наблюдает пол больницы. С бутерброда Лиды Георгиевной уже сидя щей за столом, свалился кусок копчёной колбасы. Главврач проследила полёт ломтика до самого журнала. Она подняла свои круглые глаза. Очень холодные, а за очками они казались ещё и стеклянными. В зрачках трепетали светлые точечки, как будто она вот- вот заплачет. Резко дёрнувшись, она воскликнула: - « А что здесь все встали!? Ни у кого дела нет? Живо по палатам!»
Она посмотрела на молодого человека. Он вот чуть не плакал, слёзы текли сами. Так редко и скупо, Кудинов так не хотел показывать своей беспомощности. Он встал и пошёл быстрым шагом в туалет, умыть лицо. Главврач вздохнула и села на стул.
- « Светлана Николаевна, вы… не нервничайте, он тожжжы… нервный… и анекдо…отов не понимает…чего, вы… от… человека хотите?» - сказала Лида, жуя бутерброд. Её это происшествие мало впечатлило.
Вот вернулся Кудинов. Он сел рядом со Светланой.
- « Когда роды были?»
- « Четыре часа назад.»
- « А сколько он в реанимации?» - Кудинов повернул голову к Свете.
- « Ваш сын, как два часа находится в операционной» - тихим голосом ответила главврач.
- « Вы меня обманули…даааа! Вы считаете, что я зря на вас кричал?» - И Кудинов отвернулся.
- « Ему делают операцию на сердце. Оборудование у нас хорошее, специалисты хорошие…кхм…всё хорошо.» - спокойным голосом сказала Светлана.
- « Если, конечно… не учитывать…что, единственный врач… сердечник, старый… пьянчуга, потому его… не увольняя…ют.» - продолжила Лида громко прихлёбывая чаем.
- « Скажите, Светлана Николаевна, к чему эта пустая ложь? Кто оперирует моего ребёнка, этот хирург, которого вы бранили?» - сказал молодой человек, прислонившись спиной к стене.
- « Да.» - ответила главврач.
- « Уйдите, пожалуйста, от сюда.» - закрыв глаза, произнёс парень. Он думал, что умер. « Что будет с ним? Что будет с его жизнью? Если не будет его сыночка. Он ведь сына хотел, Мишей назвать. Или Сашей. А он маленький нигде. Ни на груди у матери, ни на руках отца, где он сейчас? А я ни чего не могу сделать. Я беспомощен. Я не могу освободить его от скальпеля этого безжалостного человека. Лучше сразу бы умер, без всякой надежды....
А Маша, если она узнает… она всё равно узнает. Она тоже умрёт. От горя.»
Кудинов дышал очень тяжело и грузно. Его чёрные волосы растрепались на лбу, длинный нос был похож на орлиный клюв, а узкие губы были крепко стиснуты. Он снова, третий раз за всё время терзался сомнениями и мучался неизбежным. Но у него не было сил бороться ёще раз, и он впал в глубокую дрёму. Серая бесконечная стена тянулась по всему сну, покрывая пеленой сознание.



Над маленьким тельцем возвышались три фигуры.
- « Алик, дай ножницы. Нет, третий. Это пятый, дай третий. Ааа, это третий…» - немного покачиваясь, говорил хирург.
- « Степан Александрович, вы точно можете делл…делать… операцию?» - прозвучал тонкий голос с конца палаты.
- « Дура - ты, Машка. Я её уже дела… ю два… или три часа, а ты… всё меня спрашиваешь. Елена Федоровна, полкубика введите.» - сказал Степан, посмеиваясь из-за своей белой маски. Но это было скорее показательный смешок. В душе он боялся не меньше Маши. Его старые трясущиеся руки подводили, как на зло. А спившийся до чёртиков мозг действовал чисто интуитивно. Годы прошли, как Степана бросила жена, он продал свою четырёхкомнатную квартиру, и делал что-то хорошее людям. Скорее он чаще бранился на людей, которые бранили его. Он ненавидел всех людей. А они когда его видели, имели к нему большое отвращение. Так сложилось в его жизни, с самого её начала, когда мать его бросила на произвол судьбы, хотя он рос довольно прилежным и добрым мальчиком, все дети старались сделать ему гадость. Потом подростки. Потом молодые люди и девушки, а потом даже взрослые. Когда ему засветило в глаза счастье, он стал популярной волевой фигурой с хорошей работой, домом и женой. Но и тут судьба просто подшутила над ним. Потеряв прибыльную работу, он остался один. Все друзья, жена, коллеги расплылись, как пескари от приманки. Единственная кого нашел Степан в доме – это бутылка. И она стала его подругой на долгие годы. Так он с ней и не расстался. Да и не хотел, наверное. Но сейчас что-то перевернулось в нём. Он ощущал какую то непонятную нужду. Нужду в нём самом. Этот младенец, который лежит под его скальпелем, так нуждается в нём. В нём, ни кому не нужном Степане. И он впервые не чувствовал ненависти по отношению к этому маленькому существу. Он наверное полюбил его всем сердцем.
- « Быстрей, идёт сильное кровотечение.» - сказала Елена Федоровна.
- « Зажми сосуд. Машка, еще пол кубика. Мы зделаллли…кхм…это. Зашиваем…» - с тяжестью ответил Степан. Ещё пятнадцать минут длилось зашивание. Потом малыша молнейностно отвезли в палату. А Степан, не прощавшись с коллегами надел своё бурое грязное пальто, взял бутылку дешёвого коньяка, который ему когда- то вручили за службу медицине, и не торопясь пошёл по чёрному ходу на улицу. На дворе была не очень холодная погода, но вот досада шёл снег. Но теперь Степан не бранился, и не роптал на бога. Он улыбнулся. Достал сигарету, закурил и выдыхая вредный дым, бодро пошёл в неизвестном направлении. И не чтобы убежать, а потому что он был счастлив, как никогда. И, к сожалению, не знал, что навсегда. Кудинов ощущал странное чувство. Он как будто разорвался на две части. Одна часть тревожилась и надеялась, что малыш выживет, но вторая говорила, что есть, то есть. Странно, какое хладнокровное безразличие. Неужели он такой черствый? Хотя его жизнь менялась не по дням, а по часам. Недавно он был самым счастливым, а теперь самый несчастный.
Он очнулся. Бесконечная дрёма закончилась. И Кудинов даже не знал, что лучше этот ужасный транс, или ядовитая правда жизни. Откуда- то сзади, отозвался голос главврача: - « Операция успешна провидена. У вашего сына, пока стабильное состояние, будем ждать, что будет дальше.»
- « Как пьяный человек может успешно привести операцию?» - безразличным голосом сказал Кудинов.
- « Вы можете навестить свою жену. Она в сорок седьмой палате.» - ответила Светлана и ушла. Кудинов давно заметил, что она ни когда не отвечает на наводящие вопросы. А ему хотелось определённости. Он ненавидел, когда его жизнь не определена. Вот каков будет следующий момент? Он же давно расписал всю жизнь в своих мечтах. А они сейчас ломаются и сыплются. Он даже не мог пойти к своей жене. Он не мог увидеть её в таком ужасном состоянии, а тем более сказать, что их ребёнок может умереть. И он предпочёл сидеть и бесцельно смотреть в неизвестность.


Главврач зашла в свой кабинет. Свет горел слабо, и она зажгла лампу. Села за стол, начала разбирать папки, потом делать учётные записи, или заводить новые карты. Она так сидела долго, а ни кого не было и не появлялось. Только золотая рыбка в круглом сосуде. Она, ворочая бочками перемещалась по аквариуму, всё время хлопая ртом. Чешуя сверкала ярким солнцем под светом лампы, а широкие плавники были сделаны, как будто из бежевого тюля. Светлана уже пять минут смотрела на рыбку. Слышала где-то, что рыбы успокаивают, но её не успокаивало: - « И желание исполнить не можешь, да и успокоить… тоже.» - и слёзы потекли по её лицу. Она всхлипнула и уткнувшись носом в рукав начала плакать. Она выплакивала всё, что в ней накопилось за день. Наверное, её должен был кто-то успокоить пожалеть, но такого человека не было. Ей уже тридцать, а она так и не побывала замужем. Одиночество проходило через всю её взрослую жизнь. Не было друзей и любимых. Родители покинули её рано, что оставило в её душе непроходимый осадок. Живя одной лишь работой она существовала в обществе. Хотя, что коллегам, что обычным прохожим она была не заметна. Как будто её и не нет. Только изредка появляется орущая главврач, которая всегда чем -то раздражена. Вот всё это Светлана выплакивала каждый вечер. Она могла проплакать час, два, но ни кто за это время не заходил в её кабинет, и даже ни разу не стучался. Всё! Она решила кинуть эту работу. Что-то непонятное в ней звякнуло. В ней взбунтовалось самолюбие и гордость, здесь она ни кому не нужна.
Она утерла тем же самым рукавом слёзы, собрала личные вещи и надела свою дублёнку. Не в первый раз, она решает круто изменить свою жизнь, но как проходил порыв, она возвращалась к тому же замкнутому кругу. И эти мучения продолжались снова. Ни как она не могла вырваться из своих комплексов…


Кудинов медленно расхаживал по пустому холлу. Он не помнил сколько времени он находится в роддоме, и не знал сколько ещё будет. Он был на грани срыва и чувствовал, что это не последнее что с ним произойдёт. Будущего он не знал. И прошлого уже тоже. Он готовился к настоящему, готовился морально и физически. Это у него явно не получалось.
- « У него сердце остановилось! Быстрей, зовите Елену Фёдоровну!» - прокричала медсестра на весь коридор. Кудинов остановился, с ужасом посмотрел на медсестру. Он быстро подошёл к ней: - « Кто это?»
- « Кто?» - спросила она.
- « Кто, кто, мальчик!»
- « Да, Кудинов… молодой человек, что с вами?»
Кудинов резко побледнел, отошёл спиной к стене и медленно спустился на корточки. Он был не жив, не мёртв. Мозги дико нагрузились, словно залили бетоном, и из глаз потекли слёзы. А сердце куда-то начало западать. Тук, и как копьём пронзает. Жжет как рана открытая, но холодом не огнём. И обратно исчезает, и пусто всё внутри… Дальше всё повторяется, и с каждым разом всё пустее и пустее становится, сжимается и в глазах тихо меркнет…




Тонкие веточки были усыпаны снегом и были словно сами из снега. Светило холодное солнце. Чирикали воробушки, гоняясь за друг другом по деревьям. По белой серебрящейся аллее шла пара с коляской.
- « Лёш, а может, и Светлане Николаевне нужно было цветы или конфеты купить?» - весело говорила девушка.
- « За то, что она тогда промолчала?» - ответил Лёша.
- « Ну нельзя же быть таким злопамятным. Вон, смотри какой у нас Мишенька здоровый!»
- « Ну, это твоя и моя заслуга. И ещё того врача. Маш, хватит возвращаться к одной и той же теме.» - с усталостью сказал Лёша, выдыхая пар.
- « А может, ему все-таки не деньги подарить?» - продолжала Маша.
- « А что? Конфеты? Лучше денег, для врача нет ничего.» - сотворив умильное лицо, сказал он. И они оба рассмеялись. И пошли дальше по запорошенной дороге.
Они начали подходить к роддому №14. Он весь большой и жёлтый стоял на возвышении. От туда выходили радостные родители с маленькими детьми на руках, и заходили волнующиеся отцы. Как не странно, Леше Кудинову это место не напоминало ничего плохого. Он шёл рядом с любимой женой и маленьким сыном. Он был самым счастливым человеком на свете. И уже успел позабыть, какими трудами далось ему счастье. Смотрел на знакомую картину и не узнавал ничего. Только весёлых пёстрых воробушков.
Они зашли в роддом. Оставив колясочку внизу, они поднялись вверх по лестнице. Кудинов увидел незнакомый холл и коридор. Теперь они не были, такими тревожными и волнующими. А за столом администрации снова ела свои бутерброды Лида Георгиевна.
- « Здравствуйте, скажите, а Светлана Николаевна на месте?»- спросил Алексей.
- « А фы, собфственно по какому… вофросу?» - жуя, спросила Лида.
- « А мы, Кудиновы, выписались месяц назад.»
- « Знаете, кхм… я вас помню. Вы нервный папка, что всё время туда-сюда носился. Вот, так она в тот вечер, когда вы рожали, ушла с рабочего места, и больше не возвращалась. У нас уже Сан Саныч.» - ответила Лида.
- « Ну тогда, Степана Александровича можно было бы? Мы собственно к нему.» - сказал Алексей.
- « Хм, он в тот же день, ну не в тот же, на следующий… короче, нашли его обмерзшим на сквозь. Ужас, его тогда вообще ни кто не увидел на улице за больницей. И говорили, что лицо такое радостное было, как будто, так и хотел, чтоб было. А от самого куски можно было откалывать… напился и помер… эх…» - с печальным видом сказала Лида.
Пара переглянулась, но нечего не сказала. И просто ушла. Марии казалось, что тот день был просто злым и навеянным мистикой. Ведь на трёх жизнях отразилось. Но она быстро об этом позабыла, что было, то прошло.
А Кудинов с того дня так и не забывал. Остался какой-то осадок в душе. Он всё думал и думал. Только так и не понял, что всё-таки тогда произошло.