Почему мужчины не хотят женится

 
.
Последние дни апреля, вроде бы ничего особенного. Просто в моей семейной голове продовольственный бардак перед чередой выходных дней и после суетной предпраздничной недели.
- Сергей, я сбегаю на рынок, ладно, ногу для холодца куплю, - подвываю я в уши полковнику Белову по два раза на дню, бегая то за конфетами с клюквой, то за сырокопченой колбасой к праздничному столу.
- Давай, беги, сигарет мне по дороге прихвати по оптовой цене, пару блоков. У тебя завтра четверо баб освобождаются, бумаги готовы? Одна с туберкулезом. – Отвечает и спрашивает мой любимый начальник, не поднимая от бумажного завала лысую макушку, аккуратно обсаженную по кругу коротенькими седыми волосиками.
- Готовы, Сереж, у тебя на столе лежат, подпиши, не забудь, - отрапортовала я и сбежала в направления, известном перед праздниками только лишь замужним женщинам.
У незамужних дам другие направления, уверяю вас. И я им иногда завидую. Они могут позволить себе зайти в парикмахерскую часа на три, не спеша прошвырнуться по распродажам обуви, постоять в очереди за билетами на премьеру, купить кипу газет с кроссвордами. И это еще не полный перечень удовольствий, который они предвкушают, готовясь к дням праздничного безделья.
- Если бы я была незамужней женщиной, то испекла бы себе лимонный кекс, заварила бы чай с мятным листом, размазала бы творог с медом по всему периметру лицу и пересмотрела бы все мои любимые фильмы. А начала бы, пожалуй, с «Однажды, в Америке».
Ну, ладно, ладно. Отвлекаться на зависть мне совершенно некогда, хотя ужасно хочется еще немного помечтать о том, чтобы я делала, если бы не надо было готовить для мужа, для стариков, для детей, и всех тех, кто придет к нам в дом в первомайские дни.
-У нас другие задачи, доченька, - говорит мне частенько моя старенькая мама, сидя со мной рядышком на кухне и отставляя несгибаемые ноги так, чтобы я могла двигаться от плиты к раковине и от холодильника к буфету.
И она совершенно права, моя мамочка. Потому что сейчас, когда я удрала с работы, я должна выбрать чеснок, чтоб не китайский был. Должна купить вырезки говяжьей пару килограммов, сигарет не забыть для полковника, ногу на холодец приглядеть, чтоб мясо со всех сторон имелось, лук зеленый, апельсины, помидоры, лимон для сладкого пирога, аджику домашнюю мужу, масло оливковое, фольгу пищевую.
Вот уже и Первомай настал. Слава Богу, что он дал мне сил со всеми делами управиться. Стол заставлен яствами со всех сторон, папа сидит в новой фланелевой рубахе рядышком с мамой, муж улыбается в усы и слушает что-то очень веселое, рассказываемое дочерью. Сын болтает по телефону на проходе в столовую, и мешает мне выносить овальное блюдо с горячей бужениной.
 - Ну, что ты так долго возишься, Галина, - поругивается на меня мой папа,- все уже готовы.
Я стараюсь сохранять спокойствие. Вернее, я не стараюсь, а я уже привыкла сохранять это самое спокойствие и благодарить Господа за то, что наш ворчливый отец жив и вполне разумен в свои семьдесят девять лет.
- Маше шампанское, маме домашнее вино, мужчинам водочку, солнышку вино, - наполняет муж мой бокал в последнюю очередь и спрашивает у сына, - ты что будешь?
- Я сегодня за рулем, - отмахивается от предложения сын, продолжая по телефону договариваться о встрече.
- Ой, ноги мои, ноги, так хочется порой пройтись по городу, - вздыхает мама и пригубляет ароматное виноградное вино, над которым целую осень колдовал мой муж.
- За праздник весны и труда, - торжественно произносит мой благоверный коротенький тост и опрокидывает рюмочку себе под усы.
- За единение трудящихся всех стран, - поправляет его старенький папа.
- За нас, - улыбается мне мама.
- За то, чтоб я удачно защитилась, вышла замуж и перешла работать в стационар, - загадывает о своем сокровенном дочка Маша и выпивает полусладкое шампанское.
- Галина, сделай погромче, не слышу ничего, демонстрацию профсоюзов показывают, - просит меня папа, и я увеличиваю громкость телевизора.
- Вот молодцы, двадцать с лишним тысяч народу собралось, - хвалит мой отец представителей гражданского общества, и комментирует услышанное, - Лужков выступает, про монумент в Эстонии говорит.
- У них, в Эстонии, независимая страна, пусть они сами решают, как им поступать с памятниками, - вмешивается в разговор Маша.
- Какая такая независимая, - тут же сердится на взрослую внучку наш старенький дед, - мы им все это завоевали и построили, старики, независимыми они на нашем горбу стали. Твой дед, между прочим, мост там после войны восстанавливал. Вся нищета теперь от этой независимости вашей. Вместе надо жить, уметь уважать друг дружку. У меня друг Артур умер, нужна ему была эта независимость, чтоб воевать вместе, учиться вместе в Москве, строить после вместе по всему свету, а в старости помереть одному в Ереване. Кто смог приехать его проводить? Никто.
- Ну, кушай, кушай, не волнуйся так сильно, - тихонько успокаивает мамочка своего разгоряченного мужа.
Я молча подкладываю на тарелки холодец и салат с черносливом, собираю салфетки, разбросанные возле папы, которые он комкает, когда сердится и спорит о наболевшем.
- Ты тоже, потакаешь им, - взрывается отец на старенькую маму,- фильмы ихнии смотришь про дур богатых. Пустота вокруг и картинки цветные, глядеть противно.
- Я во всем виновата, - грустно соглашается мама, уже зная по опыту, что с дедом в такие минуты лучше не вступать в споры.
- А ты куда собрался? – Строго спросил дед у внука.
- На демонстрацию профсоюзов, решил пополнить ряды трудящихся, - весело острит мой сын, не отрываясь от телефона и полагая, что сказал что-то смешное, - деда, мне уже тридцать лет будет в этом году.
- Что он сказал, - обратился дед к маме, прося ее повторить погромче то, что сказал внук.
- Сказал, чтоб ты не волновался, у него рабочий день в офисе, - прокомментировала мама, наклоняясь совсем близко к его уху.
- Ну, и ладно, пусть работает. Буженину нарезай, Галина, и огурчиков соленых подложи, - просит меня отец,- я вам щас историю расскажу, как бегал на демонстрацию, когда еще пацаном был. Лет десять мне было. Какая демонстрация была многолюдная. Галина, принеси газету за май тридцать седьмого года.
- Пап, ну мы все уже видели эту фотографию сто раз,- взвыла я, желая спокойно посидеть между моей мамой и моей дочкой, чтобы передохнуть и попить душистое вино.
- Принеси, сказал, - строго повторил мне отец.
Я ушла в спальную комнату и начала рыться на нижней полке книжного шкафа.
- Солнышко, посмотри, в крайней стопке должна быть, где газеты до сорокового года. – Пришел мне на помощь муж и присел рядом со мной на коврике. – Вот она, эта газета. Сколько всего собралось у нас, надо мне перебрать здесь на днях. Пойдем, покурим, пусть Маша деда послушает?
- Пойдем, только газету папе отнесу, - согласилась я выкурить с мужем сигаретку в саду.
Курение остается для меня одним из важнейших удовольствий, сравнимых, разве что с написанием рассказов, с заволжскими раскопками, с мужниными ласками и с некоторыми семейными моментами. Остальное времяпрепровождение, наверное, уже составляет привычный ряд бытовых и рабочих дел, которые я никогда не смешиваю с удовольствиями. Даже чтению книг я стала в последние годы отдаваться урывками, оставляя для этого совсем немного времени, перед сном, в отпуске и в транспорте.
Курение же для меня является возможностью подумать о том, о чем хочу только я, независимо от желаний других людей, возможностью проводить взглядом проплывающие облака и полюбоваться цветущими деревьями, почувствовать ветерок и себя самою.
- Слива маленькая еще, двухлетка, а вся белая от цветов. - Показывает мне муж на крошечное деревце, усыпанное цветением, и ставит на столик в саду бокал с прозрачным виноградным вином. – Не выспалась сегодня? Ты когда закончила с пирогами?
- В начале третьего, - беру я у него из рук сигарету, уже прикуренную для меня. - Мама совсем разболелась, боюсь я за нее.
- Да, мама сдала в этом году, - соглашается со мной муж и спрашивает, разглядывая наш сад, - сколько у тебя декоративных кустарников?
- Было пятьдесят восемь, в этом году я спиреи золотой подсадила два куста и горный клематис. Видишь, там, возле домика гнома? – Возбудилась я от искренней любви к моему мужчине, который интересуется садоводческими увлечениями жены.
- Если б не твои причуды, мы бы уже на «Мерседесе» ездили, сколько денег вбухано в этих твоих гномов и экзотов. Немецкая газонокосилка, плетеное кресло, голландские скворечники, фонарики чугунные, кормушки из керамической мозаики, армянские камни для горки, тут целое состояние заложено.
- С ума сошел, ты, что говоришь, - возопила я, понимая то, насколько поторопилась с выражением любви и признательности.
- А что неправда, деньги были отложены на четыре колеса, а ты что купила? – Посмеялся в ответ муж, разглядывая на дереве дорогие моему сердцу кормушки для птиц. – Кто денежки потратил, все, без остатка.
- Что ты за человек такой мелочный, денег для жены пожалел, - упрекнула я это чудовище, отчетливо помня, как не смогла удержаться в ювелирном магазине, - я, может быть, много лет о таких сережках мечтала.
- А об автомобильной резине ты не мечтала, когда двенадцать тысяч тратила? – Не поддавался мой мужчина на банальные бабские провокации оказаться в числе мелочных личностей.- Премию получу, хрен отдам, куплю резину.
- Да задавись ты со своими колесами. - Обиделась я на мужа и вспомнила то, как долго он не хотел на мне женится. – Не умеешь ты устраивать сюрпризов жене.
- Вот не отдам тебе премию, и сюрприз будет,- потешался надо мной муж, не ведая того, что я уже присмотрела в магазинах кое – что для себя и для свадьбы дочери.
- А, что нельзя по два колеса покупать, обязательно сразу четыре, - попробовала я предложить вариант, более приемлемый и для меня, и для него.
- Может, по одному, - оскалился смехом муж, просвечивая своей иронией насквозь все мое женское нутро, - с каждой получки по колесу, ха-ха. Ты у нас сколько получаешь в своем управлении? Шесть тысяч? Вот и покупайте, госпожа Чагина, гномиков, фонарики, самшиты, хрениты и разные лимонные деревья. А мне новые колеса нужны, кондиционер в машине барахлит, рулевую надо проверить, в гараже свет поменять требуется.
- Какой же ты хронический жмот, - озвучила я окончательный его диагноз, поставленный без методов дополнительного тестирования.
- Пойдем в дом, прохладно, растратчица моя, отцу во сколько лекарство пить, - обнял меня за плечи муж, не давая возможности поругаться с ним окончательно.
- В двенадцать, - вспомнила я про то, что нужно еще нарезать лимонный кекс к чаю.
- Ну, что я такого себе позволяю, что меня муж считает растратчицей. - Соображала я про себя, подавая всем чай и кусочки кекса. - Помаду розовую купила к белому костюму и крем – пудру, маскирующую морщинки. Трусики сиреневые с кружевами, топик под пиджак, лак для ногтей, два кустика спиреи золотой, крем для рук. Йогурты для масок, свитер ему. Птицу керамическую к прудику.
- Кекс удался, цедры в самый раз положила, - похвалила меня мама, - подлей мне еще чая.
- Ну, что я еще такого купила особенного? Экономила, вроде бы изо всех сил? – Спрашивала я сама себя, неся чайник к столу. – Подумаешь, колеса. Сережки я давно заслужила и подарила себе к женскому празднику. Что ж такого? Кофточку еще купила кашемировую, кораллового цвета, помаду к кофточке подобрала, палантин мне невестка подарила. Духи сын привез из Италии. А, забыла, сапоги еще Маше взяла летние с дырочками и маме кое - что купила в тот же день. Кустик керии японской прикупила, гортензию белую.
- Мам, ты чего приуныла, - спросила меня дочка Маша, заглядывая в глаза.
- Вспомнила кое – что, - неопределенно ответила я дочери, собирающейся под венец, и спросила вслух, - почему мужчины не хотят на нас жениться.
- Потому что они еще не знают, какое счастье их ждет в старости, - ответила за всех нас мама и напомнила мне, - пора деду лекарство разводить.
 - А почему тогда девчонки спешат выскочить замуж? – Спросила бабушку внучка Маша, размешивая лекарство для деда. – Вот я, например, не могу уже дождаться свадьбы. Целый месяц еще ждать.
- Потому что девушки тоже не знают, что их ждет впереди. - Опять ответила за всех мама.
- Ты резину поменял, - спросил моего мужа отец.
- Поменяю после праздников, - отозвался муж громче обычного, чтобы расслышал старик, и подмигнул мне правым глазом, как последняя сволочь, намеревающаяся урвать у жены удовольствие распорядиться премиальными в прекрасные весенние дни.