Чего не потеряешь

Заговорили об отпусках. И я, сидя на веранде со своей пресловутой сигареткой, стала вспоминать наши поездки, и по ходу мыслей пришла к выводу, что куда бы я ни ехала, обязательно что-нибудь да забывала там, где по счастью сумела побывать...

Гуляя по Пикадилли в феврале, с посиневшим от холода носом, с дыханием спертым в зобу от восторга, попав под проливной дождь в одиннадцать вечера, я с ужасом поняла, что мы не подумали о ночлеге... Поверьте, это правда и хвастать нечем, действительно два "дегенерата восторженных". Деваться было некуда, и за огромные по тем временам деньги, мы сняли номер в гостинице, прямо на Пикадилли.

Гостиница была малюсенькая, и ничего в ней не было особенного, кроме окна. Оно было огромное и выходило прямо на улицу. С высоты второго этажа, сквозь проливной дождь, стекающий по стеклу и придающий эффект выпуклости и нереальности картинке, мне видна была улица с ее фонарями, открытыми кафе и бегущими прохожими с добротными зонтиками в руках. Я была на высоте блаженства и расплывшись в улыбке, как попугай повторяла, обращаясь к мужу: "Ты представляешь! Мы в Лондоне!"

Устав от впечатлений и зная, что нужно встать очень рано, так как полет в Израиль был на следующий день, мы решили попытаться уснуть.

Надев на себя ночную сорочку, которую я купила в поездку -  (вот эти женщины, как будто кто-то, кроме мужа, меня увидит в Лондоне!) - все еще улыбаясь, грохнулась в постель. Не успела я прикрыть глаза, как послышались какие-то странные, но очень приятные звуки. Мелодичные удары барабана и пение...

Все это доносилось с улицы. Я всю жизнь любопытна, как белка, так что ничего удивительного в том, что я понеслась к окну. Дождь не прекратился, но подустал и просто мелко посыпал тротуары, чуть-чуть наискось от порывов ветра. Прямо под нами остановилась группа странно одетых молодых людей, которые двигались по кругу в медленном танце.

Кришна... Кришна... догадались мы! Как им не холодно было? А может быть, под балахонами предусмотрительно были надеты теплые свитера?

Звуки барабана и пение меня завораживали, и я с досадой просила мужа, чтобы он не рассматривал мои кружева на ночнушке, а глядел бы на улицу...

Только в Израиле я поняла, что ночная рубашка осталась под кроватью, на Пикадилли. Прощай рубашечка! Может быть, я когда-нибудь вернусь туда. Есть такая примета: если что оставишь, то обязательно вернешься...

В Париже, уже после того как я пыталась "строить глазки" Джоконде, на что она, ухмыляясь краешками губ и буравя меня своим взглядом, как будто говорила мне: "Я тебя насквозь вижу, я ведь знаю, что тебе никогда не нравился мой портрет! Но я от этого никак не пострадала...", - сидя в каком-то скверике, я с восторгом рассматривала, параллельно с парижскими красотами, только что купленный, вязаный, длинный, узкий шарф в черную и оранжевую полоску... Ах! какая прелесть! Я зимой напялю на себя черные шерстяные колготки, коротенькое черное пальто со стоечкой вместо воротника и этот длинный шарф! Ах! Как хорош тот молодой парижанин, в длинном сером пальто и с зонтиком...

Шарфик остался лежать на скамейке... Я как-нибудь вернусь и поищу его... Все эти "поездки - остановочки в разных странах" были короткими визитами, волшебным перерывом, в полете в Израиль...

В Израиле - не по забывчивости, и не преднамеренно, я оставляю часть своего сердца. Я никогда не хочу уезжать оттуда. Я всегда туда возвращаюсь... Но, на всякий случай, обязательно забываю там всякую ерунду, особенно какие-нибудь шлепанцы, пусть подождут... Пригодятся, чтобы шлепать по любимым тропинкам.