Письмо кому-то

О внутренней смерти
Как это случается


Есть черный тополь, и в окне - свет,
И звон на башне, и в руке - цвет,
И шаг вот этот - никому - вслед,
И тень вот эта, а меня - нет.
Марина Цветаева.

Тебя выворачивают наизнанку, бьют по кистях, потрошат, вытаскивая всю сущность наружу, такую хлипкую и нестойкую... А потом ты растекаешься немыслимым жиром по стенкам, собирая тягучие ирисовые капли себя, слепливаешься и смотришь.
Ты больше не человек, так, сгусток чего-то холодного и теплого, ты не смотришь глазами, ты видишь всем своим существом и не можешь остановить это, ведь таких спасающих век просто нет...
Тонкая граница между прекрасным и ужасающим.
Ее так легко разрушить, а потом ты знаешь.
Мне так часто хотелось убить. Тебя. Помнишь, тогда дома с ножницами? Тебе повезло. Я устала. А ты успел первый. Ты никогда не устаешь. У тебя до конца жизни останутся кошмары. Будут съедать твой мозг с миллионом извилин. Будешь терзаться. Как я тогда. И умрешь в сто лет полным маразматиком. Но не счастливым.
Ах, как много я смеюсь в этом состоянии. Не. Не тот смех, холодный, но вкусный. Облегчение, смешанное с болью. Болит. Почти физически. Но тела нет. Буду ухмыляться, так легче...
***
А сегодня я бродила по городу и клеила на столбы записки со своими мыслями. Каждый раз новые. Оранжевые, синие, фиолетовые. О страхах, городах, снах, улицах. Иногда о ненависти. Ветер-негодяй, срывал и, наверное, читал, потому, что очень долго носил их дворами. Иногда листики оказывались под ногами у каких-то редких прохожих, те порой поднимали, разбирали, оставались равнодушными или чему-то удивлялись. Некоторые, наступали большими и грязными ботинками, даже не обращая внимания. И каждый раз, после того, как черная кожа оставляла на бумаге свой отпечаток, мне казалось, что я снова исчезаю.
Закрылась от окружающего мира, из ушей вьются тоненькие проводки плеера, глаза взирают куда-то в небо, несколько снежинок падают на щеки, превращаясь в холодные
горькие потеки. Глубокая печаль – странное чувство, не похожее на обыкновенную грусть, или дурное предчувствие, но совершенно затопившее все существо, не оставив места для других чувств – наверное что-то подобное испытывают перед смертью те, кто уже давно перестал ее бояться...
Если бы я не была невидимой. Обычным зеленым призраком, освещенным только вечерними фонарями и кажущимся всем только очередным завихрением снега и смеха. Может, тогда бы не было ненависти?
А так, я как пресловутая Ариадна, бестелесный паук, буду плести кружевную паутину из горького воздуха окрашивать черным шоколадом неба, приправлять лучами луны и добавлять в нити немного своих слез, слез огорченных тобою людей, буду оплетать тебя шелком прядева, у меня хватит его, точно. Оплести ноги, чтоб ты не смог ходить, руки, чтоб не смел, прикасаться к людям и оставлять на их теле раны, опутать шею, разрезать нитями кожу... Когда-нибудь тебе станет так тесно и душно... Как мне тогда.
Нет-нет, конечно это не месть, я не буду до такого опускаться, мне всего лишь интересно, я смогла это вынести, а ты? Сможешь? Ведь ты силен?
Да, рядом со слабой девушкой, очень легко выглядеть суперменом, а мне ведь надоело притворяться...
Подую тебе в ухо. Ты ведь можешь слышать ветер?
Ты сам убиваешь себя. Губишь себя, съедаешь свою душу без остатка души и разрушаешь в прошлом свой сильный дух. Напиваешься до полусмерти, вечером выходишь на балкон с пачкой сигарет и пивом.
Зачем?
Мир рушится в наших усталых глазах, он отражается в них руинами, блеклыми отблесками, которые вонзаются в сердца стальными иголками... мы умираем... медленно, испытывая нестерпимые страдания. Но никогда не жалуемся на них... потому что мы сделали это сами...
Знаешь, мне до сих пор хочется тебя убить. Или как минимум измучить до полусмерти и чтоб ты это выносил до конца жизни.
Но призраки иногда становятся ангелами. Им выдают футболки с надписью "I'm angel" и они приобретают много полезных привычек, учатся прощать, носят в карманах миллион бумажек с записками, стараются сделать все, чтоб хоть кто-то стал счастливым. Напишут кому-то "Привет, заяц" в чужую аську, а ей пришлют цветы в горшке, белые фиалки, те самые, да-да. А ему – коньки да билет на каток, а той барышне, оранжевый шарф в зеленую полосочку. Вот эта запуганная крошка будет совершенно счастлива, если ей кто-то на ухо процитирует Фрая...
А потом внезапно и совершенно случайно начинается весна, стремительно набирает обороты жизнь, начинает печататься ...надцатый том книги "Жизнь" с тиснеными золотыми буквами и красивом переплете... И там обязательно будут принц и принцесса, злая колдунья, море цветов, вороны и ласточки, Дюймовочка, Рапунцель, пару крыс и спасительный ветер...
Теперь я тоже ангел. Самонадеянно, не так ли? Просто однажды, когда-нибудь, потом и сейчас, в лимонном свете вечернего фонаря, я встречаю таких же призраков с одним крылом...
Желаю тебе удачи, себе тоже, надеюсь, больше не будем ненавидеть.
Целую, мой милый отец.
Твоя любимая дочка.