я - туман навеяно gone - Purple Fog Side

Есть такая легенда о фотовспышке, отнимающей кусочек души у того, кого ей снимают.
Эта легенда правдива.
Так же и я...
С каждой вспышкой и щелчком фотокамеры моя душа выцветает, становясь блеклой и пресной, как черствое несоленое тесто.
От меня остается все меньше меня, и все больше кого-то чужого, незнакомого. Он ходит все время у меня за спиной и молчит. Мне кажется, он чего-то ждет, и мрачно улыбаясь, потирает руки. Мне никогда не удается увидеть его лицо, его всегда надежно скрывает тень. А когда-то я думал, что мрак и тень – мои союзники. А они оказались коварными предателями.
Каждая фотовспышка уносит кусок меня и, стоящий сзади ликует, собирая душу как паззл.
Куда он складывает отнятые камерой кусочки? В свой черный бездонный карман? Души копятся там, томятся, как в омуте.
Моя душа похожа на осень, а её кусочки на желтые осенние листья, которые теряют замерзающие деревья. Теряют и уныло качают голыми сухими руками-скелетами в унисон ветру и тянут их к забытому небом теплу. Так же и я, как небо, забыл, что такое тепло, сухой и голый. Ко мне вернулась зима.
Осколки души ранят радость и она, дырявая растеряха, не может уследит за всеми ускользающими улыбками.
Куда они уходят?
Где они прячутся?
За вспышкой фотоаппарата?
Чем больше у меня фотографий и улыбок на них, тем сильнее блекну я, и тем сильнее и ярче становиться мой черный человек, идущий сзади.
Как будто моя злобная тень,
становиться мной, а я ею.
Я стою в кругу фотографов, меня окольцовывает хоровод камер и зеркал. Я уже не вижу ничего кроме ярких вспышек света. Слышу смех, но чужой, слышу аплодисменты, а хищные лица людей вокруг, их жадные оскаленные рты, скрывают фотокамеры.
Мне кажется, что у камер тоже есть глаза и руки.
И они видят и знают больше, чем тот, кто нажимает на кнопку, и могут ухватить больше, но ни чего попало, а только самое необходимое.
Щелк
Щелк
Щелк
И меня уже меньше.
Закрываю руками лицо и грудь, чтобы защитить себя, пячусь назад, но руки стали прозрачными, и пропускают свет. А над моей головой повисла витиеватая нить тумана, он похож на серебристый дым и струится куда-то вверх. Перламутровая струя вытягивается все длиннее, клубиться мягким переливающимся облаком над головой, а сзади я слышу как родился черный человек. Слышу как он сделал первый вдох полной грудью, как вдохнул струю серебристого облака. Наконец-то я увидел его глаза. Они сияли моей жизнью и моей радостью. И услышал как он плакал от смеха и кружился, раскинув руки в стороны.
Это была вся сила моей радости. Это был предел моего восторга. Он танцевал, он пел..
Откуда-то сверху на меня летят мои фотографии, они шелестят, как крылья бабочек, цветные и черно-белые, я пытаюсь ловить их, но фотографии-крылья проходят сквозь меня, как будто я привидение, тающее серебряное облако дыма.
А он все ее плачет от смеха,
плачет и плачет от смеха
плачет и плачет
и плачет от смеха-ха-ха-хааа
и смех кружиться в воздухе
а пол кружится в танце,
а танец в плаче,
а плач в тумане,
а туман – это я