Эта муть мне в башку лезла, когда бездельничал во время безработицы. Сначала просто пытался рифмовать всякие блудные слова, но, вижу, накопилось этих «куплетов» много, некоторые из памяти стали выпадать. Стал в тетрадь записывать. Половину общей тетради нацарапал словоблудья. Стал работать и тетрадку эту с собой в командировки беру, чтоб в свободное время с этой бодягой подековаться. Додековался. В Питере на Московском вокзале сумку жулики утащили вместе с тетрадкой. Ворье на юмор и выдумки гораздо. Может, дописывают мою «поэму» и со временем явится она в виде очередного «Луки….»…..
А вот слова Пашкины дивные о «легкой жизни», неизвестно откуда им выуженные, очень к слову пришлись.
- «А ГДЕ ЖЕ НАША КАРАМЕЛЬ?»
Хором бы весь обманутый ваучерной и прочей мудьёй народ возопил сей призыв. Лучше и не придумаешь. Сколько тут всего. И укор жулью, пообещавшему и обманувшему. И самобичевание, что опять позарились на халяву. Сладкой жизни захотелось. А МММэмщики всякие только и ждут этого.
Откуда Пашка слова эти выкопал? Не к какой лирике не приложишь эти слова. Но родились же они в его забубенной головушке. Знать, и на лирику постперестроечная дурь свой отпечаток наложила так, что даже поэты, которые до этого ни одной строчки протестной не сложили, вдруг разрождаются такой краткой. Но меткой фразой.
- «А где же наша карамель?»
Эх. Пашка…. Как тебе на этот вопрос ответить? Были бы мои друзья-товарищи из «Артели….», наверняка, кто-нибудь из них и ответил вполне вразумительно на этот вопрос. Тот же «Левитан», может, нашел бы точные слова. И также кратко ответил на вопрос. Мне не по плечу такое. Я еще не совсем в дурь и блажь вжился, чтоб видеть все глазами юродивого.
Иногда, правда, удается взглянуть на жизнь из другого измерения. Но что странно, не горько становится от увиденного. И про «карамель» крутится, что-то в мозгу. И видится она, как жизнь наша. Со всеми ее сладостями и «сладостями». Карамель, но начинка у ней из бочки ассенизатора, а не из меда частенько….
Рукосуйская позвонила:
- Игорь, межевое дело гаража сделаешь?
Замялся. Не брался пока за них. А мысли, заняться проскакивали. Не знал только, с какого бока к ним подступиться. Клеонистра этим звонком своим, будто в точку попала.
- Думал, Лиина, над этим. Но не знаю. С какого боку подъехать к этим делам.
- Вот, с гаража этого и начни.
Встретились в кафешке. Кофе попили. Клеонистра (уже к тому в городской кадастровой палате работала) дело межевое скопировала и мне дала, как образец, чтоб изучил и «взял не вооружение».
Так и сделал. Изучил каждую страницу и в компьютере все бланки дела набрал по образцам. На следующий день снова с Клеонистрой в том же кафе встретились. У меня, однако, сомнение одно ни как из головы не идет:
- Слушай, Лиина, у меня Лицензия Госстроя России. Там про строительство только все. А тут дела с землей предстоит делать. Кто-нибудь возьмет и притормозит это.
- Я узнаю, - успокаивает Рукосуйская.
Вечером звонит:
- Все разузнала. Лицензия нужна только на топогеодезические работы. А для производства межевания лицензия не требуется.
Успокоила.
В ближайшую субботу первый участок отмежевали. Два дня после «химичил». Оформил все, как в скопированном деле. Надо подписи собирать смежных землевладельцев.
Сбор подписей Клеонистра на себя взяла. За неделю провернули дело. И деньги получили. Поделили и поровну, и по честному. Неплохой получился приработок.
Постепенно от гаражей и к земельным участкам домов перешли. В субботу-воскресенье полевые работы выполняем, а в будние дни до ума дела доводим. Три месяца работаем, уже и заказы пошли регулярно. А тут, как снег на голову. Звонит Рукосуйская:
- Игорь, у тебя Лицензия не действительна.
- И что?
- Все дела в городском земельном комитете застопорились. Пока, говорят, нужную лицензию не предъявите, дела подписываться и утверждаться не будут.
Успокоил я Рукосуйскую. В России пятый десяток живу. Знаю, что, если нет какой закорючки в бумагах, обязательно «ейным рылом» в харю ткнут. Как только понял, что заниматься межевыми делами можно и стоит, сразу же документы отправил на получение соответствующей Лицензии в Верхневолжскую инспекцию госгеонадзора.
Документы приняли, уведомили, что в течение двух месяцев вопрос решат, о чем и уведомили. Когда Клеонистра позвонила, что дела тормознули, второй месяц пошел со дня получения уведомления из Н. Новгорода. А впереди куча майских праздников, еще десяток дней в «нашу пользу».
Успокоил Рукосуйскую. И в деревню укатил. Премилое время, когда первые листочки на березах появляются. А перед тем соком березовым душеньку как не порадовать и не полечить утробушку, за зиму городским мазутно-смоговым да нитратно-химическим провиантом потравленную.
Неделю в деревне отдохнул. С огородом матери помог разобраться малость. Под елками чаем побаловался вечерами и, конечно, о «лесе» своем огородном шпеньков от родительницы наслушался. Каждый день ко мне с претензией: «Выруби деревья то. Оне, как басурмане, огород от свету заслоняют». Я противлюсь. Как могу. Молчу. Лишь иногда ее пытаюсь убедить, что огурцы ее за месяц вызревают, а деревьям на это век целый нужен. Вырублю, мол, а вдруг, через год захочу снова на огороде лес развести? Жизни не хватит, чтоб лес «туды-сюды» садить да вырубать. Пытаюсь даже Божий суд на свою защиту привлечь. Грех, каюсь родительнице, на мне великий пред лесным богатством. Когда трассы для газопроводов с топографами в тайге прорубал, столько деревьев погубил, что сотню огородов ими засадить можно, и все равно мало будет, чтоб «грех» искупить. Елок, которые в Новый Год тысячи квартир могли бы украсить, под топор мой попало. Зеленых да пушистых столько их нарубил, что на десять поколений вперед потомков своих и всей родни без елок праздничных оставил.
Теперь, на «старости лет», хочу, как атаман «Антикудеяр», лесной баланс, на сколько сил хватит, восстановить. Я упрям, а мать еще твердолобей: «Лес в огороде развел…. Без земли нельзя….». А лес мне, что - на крыше выращивать? Ему тоже «без земли нельзя»
Неделю то гасим, то раздуваем эти «распри антагонистические» между огородофобом-лесофилом и лесофобкой-огородофилкой. Чтоб как-то мать ублажить, весь огород перелопатил. Торфу навозил целую гору. Немножко успокоилась. Только попеняла в итоге, что. Если хочешь лес выращивать, так и шел бы в соответствующий институт, а не в тот, где на шаромыжных геологов учат…
Лицензия на межевание пришла сразу после майских праздников. Дела, что в «комитетах» застряли, за неделю протолкнули.
Деньги появились. Машинешку приобрел, «пятерку» десяти лет. Компьютер есть. С транспортом проблема решена. Осталось прибор купить электронный. Прикинул, что, если дела так и пойдут, то за год и на прибор заработаю. Заказы появились. Уже не успеваю их набирать. Тут еще и Простобобов подъехал ко мне. Совсем, жалуется, его в ТОСИНе ценить престали. А он «лучший землемер СССР». Закончил свою «плачьбу» просьбой, нельзя ли через мое Ч. П. дело землеустроительное пропустить.
Пропустил, жалко, что ли. Понравилось Простобобову. Начали даже некоторые дела совместно делать. Мой транспорт, моя Лицензия, расходы тоже на мне. И Простобобов, и Клеонистра еще одну «почетную обязанность» на меня навесили, с заказчиками стоимость работ оговаривать. А я торговаться не умею. Назову цену, не согласен заказчик, я и теряюсь, чуть не вдвое уменьшаю ее. Неудобно у людей деньги выкручивать.
А «коллеги» наседают. Мол, что ж, ты, так плохо торгуешься. И перед ними вину чувствую. Но они ко мне «снисходительность» проявляют. Успокаивают, что научусь.
Деньги получаю с заказчиков, делить начинаю. Высчитываю за бензин, на запчасти. А как остаток делить? Не знаю. Если поровну, то я ведь еще и вложил свои «кровные» в дело, а потому с каждой суммы на прибыль должен хоть что-то отчислять. Совестно отрывать от «коллег». Они то мне что внушали. Мы, говорят, тебя. Игорь, знаем. Ты не будешь нас обманывать. Я и в самом деле не собираюсь их кидать. Но расходов то сколько! Кроме бензина и запчастей, еще уйма всяких мелких потребностей. Бумагу принтер, как ахид, пожирает. Там «подмазать» надо, там приплатить «нужному человеку». К тому же работаю за шофера, за рабочего, за слесаря, дела сам набираю и оформляю.
Если все учесть, процентов тридцать должен платить Клеонистре и Простобобову. Как в ТОСИНе и в других организациях. Но сам же убежал от этих «тридцати процентов». И что, по пути контор идти?
Я же «дурень». А в моем деле надо быть еще и «начальником». Противоречие в этом неразрешимое. Как быть, не знаю. «А ларчик просто открывался». В ТОСИНе то палец о палец начальники не ударят, но весь доход им. Я же работаю за многих, а плачу себе за одного. И не могу ничего с этим поделать. «Коллеги» тоже хороши, сказали бы, сколько должны получать процентов, я бы и платил им столько. Но они же «Верят». Предложить им самим определиться с ценой за свою работу не решаюсь, хотя понимаю, что должен. Иначе усядутся на шею, и будет у меня на шее другой «ТОСИН», уже сотворенный собственной дурью.
Жена с дочками уехали к родственникам отдыхать. Мне 500 рублей оставили. Я полтора месяца пахал, как проклятый. Дел межевых «настругали» с Простобобовым, страсть сколько. И все лежат у меня «полуфабрикатами». Товарищи мои неделю в своих конторах дуркуют, а я, как чумной, делами занимаюсь недоделанными.
Заказчики звонками доконали. А как выходные, так Простобобов уже звонит, мол, на субботу работу нашел. Он за неделю в ТОСИНе пяток заказов перехватит, чтоб в субботу их начать. В воскресенье он на даче работает и отдыхает душевно.
У меня же на воскресенье с Клеонистрой дела. Она тоже на своем «фронте» в «хлебном» месте, сидя в кадастровой палате, за неделю тоже заказов нахватала.
Делами незаконченными выше головы завален. Некоторые все же умудряюсь завершить и заказчикам раздать. Деньги, полученные за работу, тут же разлетаются. Подельникам заплатить надо, чтоб не обиделись и не разочаровались в своем блудном «мы тебя, Игорь, знаем, ты с нами честно работать будешь». Машина «сыпаться» началась, запчасти каждый день покупаю. К тому же и бензину немало надо.
Через полтора месяца мои приехали из гостей. Я на десяток килограмм похудел. Проработал «безубыточно» эти месяцы. Уезжали, в доме было 500 рублей, и приехали ровно столько же.
Кем же меня назвала благоверная? Конечно, дурнем. Но «пилить» не стала, видя мой вид загнанный и зачуханный.
Кое-как разгреб «завал» дел. Два месяца посылал и Клеонистру, и Простобобова с их делами «выходного дня». Начали они пошипывать в мою сторону. Работать, дескать, не умеешь. А я и ответить им не знаю что. Получается, что не умею.
Неожиданно Вадим Вадимыч объявился. Звонит, встретится, предложил.
Встретились.
- Игорь, как у тебя дела в межевании участков?
- Потихоньку идут….
- Заказчик, понимаешь, есть хороший. Объекты у энергетиков отмежевать надо. Им на это дело денег выделили немрено. Не хочешь поучаствовать?
Кто же откажется от работы, предполагающей неплохой заработок? Согласился. Условие, правда, Вадим Вадимыч поставил, что в роли подрядчика будет выступать его фирма. А со мной они заключат договор подряда. Процент немалый предложили.
Мало меня, видимо, Простобобов с Клеонистрой и все предшествующая придурь начальственная учили. Взял, для начала, один объект. Энергетики Вадим Вадимычу около ста тысяч сразу бухнули. Положенный процент от этих денег Вадим Вадимыч «хорошему человеку» отвалил. Мне на расходы деньжат «подкинуть» пообещал. И стал плакаться о налогах, о НДС. Но подсластил «пилюлю», которая даже мне недоумку проглядываться сквозь слова его стала:
- Ты, Игорь, расходы свои подсчитай, соответствующие документы приложи, а я тебе всё оплачу, когда бухгалтер все подобьет.
Шесть тысяч заплатил в виде аванса. Месяц после этого проходит, другой. Работу я сдал. Но расчета со мной ООО «Рога и копыта» (так я фирму Вадим Вадимыча прозвал) со мной не торопится произвести.
А мне в этом деле и Простобобов помогали, и Клеонистра. Простобобов начинает Рукосуйскую выпытывать:
- Он, наверное, получил деньги и с нами не рассчитывается.
Та тоже, чувствую, о том же думает. Я объяснил им, в чем закавыка. Бесполезно.
У Простобобова первого нервишки сдали. Вечером однажды позвонил и орать стал. Мои объяснения и слышать не хочет. Что не слово, то угрозы пустые. А подытожил тем, что он в комиссии по лицензированию состоит и сделает все, чтоб прикрыть мою «лавочку».
Меня самого трясти начинает, как подумаю про сделанную бесплатно работу.
Постепенно в свое дело и жену Лариску втянул. А куда ей деться, как той «нитке» за «иголкой». В деле она человек надежный. Еще в молодости смог в этом убедиться, когда геофизиком работал на электроразведке и магниторазведке.
Лариска тогда еще студенткой была. Летом у нее каникулы, а я до поздней осени в «поля» уезжал. Первый раз укатил в леса посреди «медового месяца». Но и в последующие годы этот мой отъезд весной на долгие полгода был мало приятен, и ей и мне. Но эти «страдания» к делу не относятся. Другое было….
При производстве магниторазведочных работ нужно было в измерения вводить поправку за изменения магнитного поля во времени. Если «на пальцах» это изобразить, то надо было измерить величину «магнитных бурь», которыми ныне так любят пошугать далеких от естественных наук людей наряду с «… радиационный фон составляет 11 микрорентген в час, что соответствует норме». Технически это выглядит просто. Стоит прибор магнитометр в одном месте и через пять минут, а во время упомянутых «бурь» чаще, по нему нужно взять отсчет напряженности магнитного поля и записать величину ее в журнал. Мужикам это дело доверять, как было известно, рискованно. Кому хочется через пять минут носиться к прибору и обратно. Возьмет «мудрец» подремлет пару-тройку часов, а значения вариаций магнитного поля, проснувшись «от фонаря» понапишет. Ладно, если в это время не было «магнитных бурь». А если таковая случилась? Все, что измерил на профиле оператор, в брак, коту под хвост. Сиди потом в камералке и подгоняй свои качественно сделанные измерения.
Лариску и взял на лето, чтоб в палатке сидела и вариации измеряла. Полезным человеком в этом деле оказалась. Не спит, и обед готовит еще между измерениями.
Не жизнь, а благодать. Но угодила бедолага под случающуюся с геофизиками ежегодную голодуху на манер той, что случилась в Поволжье в 1921 году. Продукты в экспедиции возили сначала буровикам, потом им же всякие железяки закидывали, потом к ним же летало разное начальство и комиссии. Кроме буровиков на лето выезжали «дачники» - геологи в свои партии сезонные. Они уже были ближе по обеспечению продуктами и всем необходимым к «голодающим». Если уж совсем некуда вертолеты гнать, то к геофизикам летят. Лариска попала в самую «крутую» нашу голодовку. До того дожились, что из продуктов остался один только зеленый горошек. Лариска его очень любила и потому ей полегче чуть было. А меня от того горошку до сих пор мутит. Один раз уху сварил с ним. Чтоб посолонить варево, в котором было несколько хариусов, бросил и полбанки горошку. Ничего более поганого не ел в жизни….
Ни разу меня Лариска не упрекнула, что затащил ее в эти дебри таежные, да еще и на пустопайку посадил.
Как друг, Лариска моя проверена не однажды. Хоть и называет меня дураком и похлеще может загнуть на этот счет, но, как прихватит какая хворь меня, сразу меняется она. Как за дитятей малым ухаживает. Иногда даже хочется приболеть, чтоб о ее доброту погреться.
Немного друзей у человека. Лариска, единственный из них, кто через всю мою судьбу скитальческую прошел. Еще друзья детства есть. Женька и Толька. Совершенно у нас по-разному жизнь сложилась, а встречаемся, радость какая! И по себе чувствую, и по ним вижу, что главное, не кто и где пристроен в жизни, а то, что пока живы-здоровы и видеться можем иногда. Если жизни их примерить, то и в них дурацкого сверх всякой меры. Ничего не скажешь - три дурака из одной деревни. Еще что объединяет, то это служба в армии. Все трое в ракетных войсках служили, согласно правилу, «в бой идут одни» дураки…
Постепенно в делах моих некоторая ясность стала проглядываться. От ТОСИНа убежал, но, получилось, что другой сотворил собственными руками да разумишком.
Первым, просчитав сложившийся расклад, Простобобова похерил. Он после этого долго телефон «насиловал». Все «местями» грозил. Конечно, кто же, потеряв такую халяву, спать спокойно будет ночами. «Не оправдал» я надежд его. Но и он то мог бы посчитать, что дело то я создал и распоряжаться в нем моя «юдоля». В том числе и деньгами распоряжаться тоже мне следует. Но я же «дурень», как мне такое доверить можно, никакого «богатства» не создам прихлебателям, если сам всем буду командовать.
Затем и Рукосуская стала пенять на мою «безголовость». Мне с ней спорить не хотелось. У меня свои понятия о деле. Самое главное, чтоб никто «над душой» не висел, тогда и работа в радость и результат будет. Но Рукосуйская все мне примеры приводит, как «некто» развернулся и «деньг» гребет. Как ей доказать, что дело создать свое время надо, силы и упрямство.
Мне бы, начиная дело, Лариску привлечь к нему. Человек то проверенный, а мне же надо многих «облагодетельствовать».
У Рукосуйской племянник на юриста заочно учится. Хорошая, думаю специальность, полезная. Работает в фирме, которая, среди прочего, еще и межеванием занимается. Надо и мне думать о том, чтобы, кроме межевых и топогеодезических для проектирования работ, еще чем-то заняться. А то фирм, занимающихся межеванием, создается все больше и больше. Надо еще какой то вид деятельности создать. Само напрашивается, операции с недвижимостью делать. А как их без юридической базы в голове совершать? Таких дров наломаешь, что и не выпутаешься. Юрист в этих делах на первые роли выходит.
Клеонистра про племяша все уши мне прожужжала. Какой он умный, хотя и молодой. Я эти слова мимо ушей пропускаю. «Ум» в работе надо доказать. Про себя тоже жалостливо «поет». Совсем, мол, ее заели в палате их кадастровой. Все у нее «грызуньего рода». Та крысы, тот крысятник. Мне это совершенно непонятно. Я в их палату прихожу. Со всеми разговариваю добро. Работа у них непроста, надо мозгами шевелить. Сам не все понимаю. Но, обращусь с каким вопросом, все растолкуют. Хотя и вижу иногда, что от дела отрываю людей.
Но я же (не буду еще раз повторять, кто я) на все глазами Рукосуйской гляжу. Про себя «лицемерами» крещу в такт ее «жалобам». Но иногда ловлю себя на том, что делаю это с какой то натяжкой. Не думается так почему-то. И, однажды поймав себя на этом, стал от Клеонистриного «плача» в другие мысли уходить, лишь автоматически во время пауз в ее «монологах» поддакивать да подхмыкивать.
Прикинул, что в деле моем уже несколько человек участвуют. Клеонистра, Дёма - племянник ее, Лариска моя и я. Стал об ООО думать. С одной стороны мы с Лариской, с другой Рукосйская с племянником Дёмой Охлебниковым. Поровну представителей каждого «клана». Следовательно, должно быть два соучредителя. Решил, что ими буду я и Дёмка.
У парня тоже, по словам тетки, зарплата маленькая. Я поэтому стал Дёму иногда брать на шабашные свои работы. Вроде парень расторопный, отметил. Не во все разбирается, так это не беда, у него времени много, чтоб вникнуть во все вопросы. Сам то я тоже с юношеского «лопушончества» начинал. Всему учился, и сразу в деле применял узнанное. Не все складно получалось. Но во времена моей молодости проще было. Студентом на практике летней работаю в экспедиции, а там молодые специалисты в дело больше вникают, чем учат других. Кроме них специалисты со стажем под десяток лет. Тоже, вообще, молодые, но уже многому и подучить могут. Дядьки лет за сорок и даже пятьдесят уже «аксакалами» кажутся, каждое слово их веское разум яснит. Так и учился, больше на практике. Нежели в аудиториях. Тот словом, тот намеком, тот упреком незлым попеняет и от всего польза. Дело выигрывает, а умишко-разумишко, как «свиномат» на добрых харчах, нагуливается. Конечно, Ваську бы к делу своему пристроить. Но его карьера военного в полон взяла. Уже старший лейтенант. Пойдет он под начало батьки сержанта, жди.
Неожиданно о своем существовании Пустобряков напомнил. Приходит заказное письмо из областного Лицензионного центра Госстроя. Извещают, что необходимо представить для проверки отчет о проделанной за два года работе по их лицензии. Чтоб уточнить, что нужно отразить в этом отчете, пошел в этот центр. Там мне сразу же вопрос:
- Какие у вас отношения с ТОСИНом?
- Никаких, - отвечаю. - Какие могут быть отношения с прохигдейским шоблом. Работу за них всю тащи, как ишак-тяжеловоз, а зарплату дают по принципу: «скоко опосля нас останется», то есть «нискоко».
- Они обратились с предложением, Вашу деятельность проверить. От вас требуется отчет составить по выполненным за последний год работах. Укажите: какие работы выполняли, кто заказывал, название объекта обязательно напишите. И, чтобы вопросы все снять, постарайтесь отзыв положительный о своей работе у кого-нибудь из заказчиков взять.
Понял я все. Я перед тем по госстроевской лицензии восемь деревень под газификацию снял и проектировщикам съемки передал. Мне только эти деревни объехать да с председателями газовых кооперативов переговорить и отзывов можно не один, а восемь организовать. Пока домой ехал, мысль появилась на этот счет. Председателям покуда разжуешь, что требуется от них, не один час времени потратишь, а мне надо быстро все сделать. Дома компьютер включил и набрал «Анкету заказчика», в которой все нужные показатели в виде таблицы представил. Скоро надо было все лепить, потому только пять показателей на ум пришло. Но и их, посчитал, будет достаточно. Самое главное, графа есть «качество работ». Все остальное словоблудье. Распечатал девять «анкет». Одну для Главы сельской администрации, к которой деревни относились.
С Главой созвонился, попросил всех председателей собрать. Пока доехал, три председателя уже в администрации были. Четыре анкеты мне подписали. И этого достаточно. Но я еще в две деревни проехал, где председатели «безлошадные», приехать не смогли. Да одного встретил, когда из администрации выходил.
Вечером отчет составил по работам своим. А утречком уже в Лицензионном центре был. Выложил все, что наковырял в предыдущий день перед специалистом, который проверкой моей работы занимался. Посмотрел тот, хмыкнул удовлетворенно:
- Лихо…. Лихо…. Ладно…. Через парочку дней подойдите с печатью своей. Оформим все это дело соответствующим актом и подпишите его.
Через два дня «акт» мне дали. В нем сказано, что деятельность мою проверили. Оценка вполне удовлетворительна. Претензий и жалоб не выявлено. Что мне и требовалось.
В дверях уже был, когда окликнули меня:
- Если ТОСИН будет настаивать на дополнительной проверке, то придется материалы топосъемок экспертам предъявить.
- Так я же список работ вам предоставил, любую на выбор представлю.
Мне чего проверки этих работ бояться. Я же не на ТОСИН с дедом-мухомором туфту лепил оп принципу: «за тыщу рублей можно гектар топосъемки нариовать, можно пять, можно и сто». Но в последнем случае, уж извините, не топосъемка будет представлена, а глазомерная съемка - одним глазом огляжу территорию, а к вечеру «сто гектар» вам выдам….
Но меня успокоили:
- Не нужно пока. Но, если потребуется, то экспертизу будут делать в незаинтересованной организации, например, в ООО «Земля».
Это еще лучше, в «Земле» директор сам из ТОСИНа убежал и свою фирму открыл. Так что и тут все ладно будет.
А деревни качественно снять у меня и другой интерес имеется. Когда дворы сельчан обмерял, «удочку» потихоньку закидывал им. Мол, когда под газ съемку закончу, то и межевые дела участков сделаю подешевле. И все деревни снял в системе координат, в которой межевание делается по всей области. В кадастровой палате района взял координаты всех участков, по которым межевание уже сделано. Таким образом, у меня получились межевые дела всех восьми деревень. Бояться поэтому каких-либо проверок мне не следует. Не зря я каждый участок «вылизывал», каждое строеньице на нем вымерял до малости самой и в плане меж собой все баньки, хлевушки и сарайки увязывал. Зады огородов по рейке дальномерной координировал. Поработать пришлось нам с Лариской сверхмерно. Деревеньку в сорок дворов неделю делали, а другие, которые поболее и того дольше. С дедом бы все деревни за неделю сделали, а тут всю осень и зиму «кувыркались» на огородах деревенских. Уже весной, когда кругом зазеленело закончили последнюю деревеньку.
Сравнивая нашу работу с Лариской и с дедом, невольно вспоминается байка про то, сколько шапок можно сшить из одной шкуры барана. Так и тут. За тысячу рублей можно гектар топосъемки сделать? Можно. А три? И три можно. А десять? Хоть сто. Ну, а тысячу гектар слабо тебе, Сверчков, за день заснять? Нисколько, только съемка будет называться глазомерной, а не топографической. А, вообще, за день и за тысячу рублей глобус смастерю и на нем Китай с Россией местами поменяю, пускай чухонцы с желтоглазыми братьями Дунай делят…
Когда по городу по делам бегаю, захожу «отдохнуть душевно» в газету местную к другу Пашке. Паша в ней заведует литературной частью. А еще кружок организовал для молодых литераторов. Хвосты им накручивает в хорошем смысле слова. Толково, видать, это дело поставил. Мне как-то сознался, что не только молодых на ум наставляет, но и сам кое-что от них перехватывает. Редкостное по нынешним временам сотрудничество, когда всем польза и учителю, и ученикам. Да и совсем незазорно и у молодых поучиться. Молодость, не глупость.
А вот в нашем изыскательском деле порушилось это «триединство» старых и малых. Больше тридцати лет носит меня нелегкая по разным экспедициям и делам изыскательским и поисковым. Такое богатство, чувствую, опыта у меня накопилось, передать бы молодым. Но нет никого поблизости.
Одно время работал на Севере на изысканиях газопроводов. И геодезист в отделе был толковый очень. Хотя образования всего у него техникум, но в деле дока редкостный. Разговорились однажды с ним на эту тему.
Борис Григорьевич меня постарше. И еще раньше над этим задумался. Его тоже томило, что эстафета поколений нарушилась.
- Геодезистов и топографов толковых много, - говорит - Но изыскателей настоящих единицы. Это, во-первых, от Бога, а, во-вторых, годами трудов подкрепляется. Примерно, как у тебя, Игорь….
У меня после слов Григорьича и глаза на лоб. Я трассу делал и напортачил преизрядно при этом. «География» сложная, признать стоит, и сроки малые. Оправдание есть, конечно, но напортачил ведь.
А Григорьич настаивает на своем:
- Не спорь, Игорь… Ты же сам ошибки нашел, и сам их исправил. А это дорогого стоит, свои ошибки признать, а не на других перевесить огрехи.
- Конечно… Как можно свое фуфло на кого то перевешивать? Сам нахимичил, сам и поправил.
- Вот видишь….
- Чего?
- Того…. Изыскатели так говорят. Настоящие…
Лестно мне стало, честно признаюсь. Много раз бит был не по делу. А тут за просчет чуть не награда. Чудно.
Но слова об изысктельстве настоящем с тех пор в башку втемяшились и всплывают горечью в мозгу периодически. Вот, если верить Григорьичу, изыскателем стал. А сколько для этого надо было истоптать сапог, шишек набить, грамоты практической почерпнуть, даже самому порой удивительно - неужели это все я? Получается, что я. Но, случись со мной что, ухнет весь накопленный опыт в тартарары. Не все ладно в моей «науке» и правильно. Много чего поправить бы надо. Но ведь, говорят, учиться лучше на чужих ошибках. А за свою жизнь, сколько их у меня. Вся жизнь сплошная цепь ошибок и промахов. Вот бы и поведать молодым не то, какой я старый и мудрый, а, наоборот, чем больше живу, тем меньше в этой жизни понимаю что-либо. Уж весь лоб-твердолоб расшиб о жизненные косяки дверные и грабли на дорогах валяющиеся, а все загниголово под ноги не смотрю, а лечу….
Васька, сын, отрезанный ломоть. Девок хоть замуж выдашь, так и должно быть. Но сын то должен бы дело отцово продолжать, а его в воинство понесло на офицерскую прописанную тестем-генералом карьеру. И что он там найдет? Ничего доброго. Генералов примак, одно слово. Ладно, если взбрыкнет в нем гордость молодецкая, и похерит он чужие карьеру, строевой устав и родню генеральскую. Может, это во мне обида говорит, что не поддержал сын меня и не пошел по беспутой стезе моей, но что-то мне подсказывает, что уже гнетет Ваську нынешняя жизнь его служебная. Последний раз приезжал на три дня один, без жены и дочки. Какой то невеселый. Лишь и развеселился, когда в деревню поехали да после баньки в речке побултыхались да почаевничали вечерок душевно. Тогда в нем прежний Васька и был….
Дёма в последнее время, Клеонистрин племяш, со мной частенько работает. Тоже толковый парень. Но он на юриста учится, а это далекое от изысканий поприще.
Еще одна странность не дает покоя. Раньше всех романтика с ума сводила, а теперь деньги. В обратную сторону завернуло мозги в течение одного десятилетия. Плохо без денег, кто спорить будет. Но зацикливаться на них? Извините, не понимаю.
Сколько этих денег мимо меня просвистало, не счесть. Жалко, конечно. Хотя бы часть их осело в каком «закроме» загашном, так нет, все мимо да мимо.
Когда кооперативы только начали зарождаться, как росток будущего капитализма, оказался и я в одном из них. Кооператив занимался перепродажей компьютеров. В начале 90-х мало кто к этому делу прилепился. А кто занялся компьютерами, к тому деньги буйнющим потоком хлынули. Я находился в то время «в полнейшем расстройстве чуйств», в пьянку дикую ударился. Как такое дело «чуйственное» без доброго компаньона? Никак. Таким собратом ко мне Витек прилепился. У него, понятно, колея жизненная разбежалась в стороны, с женой разошелся. А у меня, с виду, все нормально. И что случилось со мной никому невдомек. Я и сам понять не могу, что меня гнетет. Чтоб понять все круче и круче в штопор пьяни вкручиваюсь. С работы уволился. Забичевал по страшной силе. Живу в бараке у бичей-экспедишных. Что добудем, то и пропьем. Домой иногда забредаю, чтоб оклематься малость и снова «по волнам моей пьяноты» в бичхату к мужикам-геофизикам. Они, как работали бригадой, так и бичевали, когда без работы остались. У них я себя, как в самом лучшем душевном санатории, себя чувствую. Смрад, угар. Но душе не душно. Почему? Может, прощался с бичевской братией? И больно, и слезно. Навсегда. Сколько с ними по таежным профилям исхожено-изброжено, и, казалось, всегда будут и палатки дырявые, и бичевство развеселое и бесшабашное. Оказалось, «конец этому свету» настал….
Тогда и встретился мне бывший экспедишный замнач Гриша, снабжавший нас продуктами. Тоже по старой памяти к бичам забрел. За ящиком водки гонцов заслал и пошло веселье. Пока гонцы в магазин бегали, поговорили с ним.
Игорь, - говорит - все равно не работаешь, идем в наш кооператив «числиться». Оформим тебя топографом, иногда к нам обращаются с такой надобностью. Вот и поработаешь. Зарплата будет нормальная, в напарники к тебе геолога подыщем, чтоб комплексные изыскания делали вы. К тому же и стаж будет идти…
Согласился. И в самом деле, пару объектов сделали. Сначала под железнодорожные тупики на производственной базе гектар десять топосьемки и бурения под сотню метров. Получили за работу неплохо. Потом еще под жилой дом изыскательские работы сшабашили, снова заработок.
Но тут Гриша в Питер по своим делам умотал. И мы с Витьком, геологом, остались «беспризорными». Сами пытались шабашки искать. Удавалось, но редко. И расценки грабительские, и работы мелкие. Вообщем, снова не работаем, а в основном пьянствуем.
Вернулся Гриша наконец. Нас вызвал.
- Парни, работы для вас изыскательской нет. Но, по части пьянки, дело есть великое. Надо четыре вагона дыней пропить.
Мы глаза таращим. Видимо, Гриша в Питере хорошо погулял, так, что «с крышей» что то творится. Но взгляд у него здравый, подвоха в голосе не чувствуется.
- У меня договоренность есть с аэропортом. В их бомбоубежище надо дыни разгрузить срочно, чтоб «железка» штрафы не выставила за простой вагонов, а потом…. Что, учить вас, как пропивать не свое? Прямо сейчас и поезжайте на станции. Машина уже там.
Приезжаем на станцию. Все так и есть. Машина стоит. ЗИЛок бортовой и шофер нас уже замучался ждать.
Вдвоем нам четыре вагона не разгрузить. Но Гриша нас проинструктировал на этот счет. Мол, если надо, еще людей на разгрузку вагонов привлекайте.
Сели в ЗИЛ и в тупик заехали, где вагоны стоят. Все четыре и полные дынь.
Декабрь к концу подходил. К Новому Году люди готовились. Настроение предпраздничное. В головах шурум-бурум предпировый. Дыни бы очень к месту пришлись, если их расторопно продать. Но у нас другая задача. Сначала в бомбоубежище их перевезти из вагонов, а потом распродавать по «рупь двадцать», в прямом смысле. А как это сделать, если дыни на рынке и в магазинах по рублю.
В помошь еще нашли одну машину и грузчиков. Договорились, что расчет двнями. Каждому по пять штук на выбор, а шоферу сколько в кабине поместится. Последнее, конечно, слегка издевательским было, ибо в шофере весу с десять пудов. Но, когда рассчитываться, он до майки разделся. Лицом к стеклу прижался, первую передачу врубил, нога на сцеплении, а все остальное пространство кабины заложили дынями. Объем кабины ЗИЛа до сих пор помню. Тридцать четыре дыни и шофер весом 150 кг в трусах и майке.
А разгрузку вагонов организовали следующим образом: четверо из вагона в ЗИЛ загружают, столько же в бомбоубежище из машин выгружают. И еще одного самого шебутного из наемных помошников главных пропитошек (то есть нас с Витьком), отрядили дынями торговать на станции. Он же должен и по окончании работы «стол» приготовить.
До полуночи с дынями «кувыркулись» и до утра гулеванили кочегарке на станции, куда отгрузили пред тем пару десятков дынь самых крупных, чтоб «аренду» помещения окупить и самим поесть сладкого фрукта-ягоды.
На следующий день, проспавшись, пришли с Витьком к бомбоубежищу. К нам Гриша еще и «третьего» подключил. Как Витек и тоже Витек, страдалец от бабьего подлого полу. От жены ушел к другой бабе. Оставил первой все. Себе забрал только «Жигули» второй модели. Теперь надо семейную жизнь почти с начала налаживать.
С утра нагрузим целую «двойку» дынь и по организациям развозим. Вечером отсчитываем «извозчику» Витьку его «третину» плюс на бензин «четвертной», а сами с «геологом» Витьком идем в магазин. Набираем еды и пития и «на покой».
Ночь у Витька керосиним в бараке, а поутру за нами другой Витек заезжает и снова торговля дынями до вечера.
Сколько дынь мы так продали да в распыл пустили, неизвестно. Вряд ли больше полвагона. Но дыни товар скоропортящийся и стали гнить. С каждым днем все трудней и трудней стало выбрать нужное количество качественного товару. Мало того найти хорошую дыню, надо ей еще товарный вид придать. Вытереть гниль от других «овощов», прилипшую к выбранной дыне, а потом уж в машину грузить.
До Нового Года так крутились. 31-го декабря после «работы» набухались, даже наступление другого года проспали. Но в четыре часа утра проснулись. В головах удивительная ясность, но на душе пустота. За стол сели. Водка стоит, «Шампанское» нераспечатанное. Но ничего не лезет. От дынь уже давно рыло на сторону ведет. На столе мандарины, яблоки, огурцы соленые и колбаса. А во рту, будто сладость дынная.
- Игорь, давай убежим, - Витек молчание прервал.
- Куда?
- В леса.
- Как?
- По воздуху. Я вчера с соседом договорился. Он вертолетчик. Забросят нас в избу на озере с сетями на две недели. Рыбы наловим и от пьянки отойдем.
- Собраться надо. Дынь наторговать, чтоб продукты закупить, - довожу свои «разумные» резоны товарищу.
- Ничего не надо. Все есть. И вылет в восемь. Только давай пораньше смоемся из дома, а то вдруг Витя надумает и сегодня ездить дынями торговать.
А ключи то надо оставить ему.
- На вахте оставим в аэропорту.
- А с дынями что?
- А хрен его знает. Там уж и продавать то нечего, одна гниль.
- Слабы мы оказались, Вить. Не смогли дыни пропить.
- Не смогли. Надо было больше народу привлечь к этому.
- А кого?
- Об этом пускай Гриша думает. - Подумав, добавил вечное - И Пушкин…..
Быстро собрались и в аэропорт. Пока вертолет дождались, все же по «сто пятьдесят» затолкали, чтоб не так муторно было в полете.
На озеро прилетели. До избы метров пятьдесят от места выгрузки. Кое как, по пояс в снегу утопая, доползли до нее. В сенях запас дров приличный, поленница во всю стену. Печь растопили. Покурили и за вещами отправились. «Вещь» нас одна интересовала - трехлитровая банка со спиртом.
Витек рюкзак свой взвалил на горб, в нем заветная баночка была. Но рюкзак тяжел ему показался. Опустил его на снег. Развязал. Банку взял, мне буханку хлеба в руки сунул. Для начала «вещей» достаточно. В избе уже печка разгорелась, тепло струится, а изо рта пар. Печь-«экономка» из железа доброго сварена. Чтобы тепло дольше держалось, кирпичом обложена.
Изба из толстых елей. Все убранство в ней топчан, стол с лавками и шкафчик на стене висит. Шкафчик уголком металлическим отделан по ребрам. Чтоб мыши углы не прогрызли.
Спирт пить без воды дело тяжкое. А еще и с похмелья дикого. Не затолкать, чувствуем «напиток». А где воду взять? Снегу пока натопишь, а тут «надо срочно тяпнуть «по маленькой». Витек снова пошел к вещам. Там целая упаковка минеральной воды. Летуны правильно рассчитали, что нам отпиваться надо.
Затолкали спиртику в утробы. Покорежило нас малость, но следом облегченье пришло.
- Пойдем сети ставит, - не сидится Витьку.
Да и я тоже думал, что сидеть сиднями не дело. По всему озеру палки торчали. Шесты, в лед вмороженные, означали, что к ним веревки подо льдом привязаны, чтобы сети затаскивать в озеро.
Взяли топор, пешню, мешок с сетями и к ближайшей тычине подошли. Снег разгребли. Я стал топором рубить периметр проруби. Взмок. Остановился. На Витька смотрю жалобно, мол, подмени, напарничек. А он и харю отвернул.
- Рубите, Игорек, рубите. Там рыбки золотые, - ехидничает.
Делать нечего, дальше топором машу. Пот глаза заливает. Фуфайку скину. В одной энцефалитке да свитерке легком под ней остался. Наконец, дорубился. Вода в прорубленную канавку хлынула. Дальше Витьку работа, пешней добивать «майну».
Я закурил. Но у Витька «зуд». Новую идейку мне подкидывает.
- Слушай, Игорь, может, баньку затопишь. А лунки потихоньку порублю один.
Я и сам подумывал, как бы улизнуть в избу, да еще спиртику тяпнуть «для поддержки здоровья».
В избе в печку дров подкинул сперва. От печки уже жар идет, а дыхание все еще паром по избе гуляет. Спирту выпил глоток и к бане отправился.
Затопил баню, благо и дров там охапка сухих лежала и растопка. Но надо же воду в бак таскать откуда то. Не с озера же. Взял ведра и стал снег таскать. Полный бак натолкал снегу. Только присел покурить, Витек кричит. Для двух сетей прорубил «майны», ставить сети зовет, одному несподручно.
Решили, что для первого дня и двух сетей хватит. Остальные, мол, завтра поставим, когда «здоровье» будет получше.
Поставив сети, в избу пришли. Там уже теплынь. Спиртяшки тяпнули, жизнь и вовсе в радужные цвета окрасилась.
После спиртику чайник на печку поставили. Воду для чая уже с озера принесли. В избе «Ташкент», на улице над банькой дымок Хоттабычем к вершинам елей поднимается. Не жизнь, рай.
Настроение поднялось, а следом опять и «зуд», что оставлять на завтра то, что можно сделать сейчас. Пошли следующую партию сетей ставить. За работой и вовсе повеселели. Великое это дело, когда работа в радость. От всех бед излечиваешься, к жизни возвращаешься за делом то. До вечера еще шесть сетей поставили. Ловись рыбка и мала, и велика.
К тому времени и банька протопилась. Жару столько, на камни плескать не надо, уши заворачиваются.
Целый день на улице. Морозец хотя и невелик, градусов пятнадцать, но отвыкли от лесных будней. Да еще возле воды с сетями путались, намерзлись. В баньку жаркую поэтому с удовольствием заскочили. «Поддали» на каменку. Жаром шарахнуло, будто из огнемета. Но усидели на полке с Витьком, лишь слегка поохали. Когда обжигающая жара чуть улеглась, еще и веничком слегка похлестались. После городской жизни, когда домашнее «корыто» под названием ванна лишь слегка тешило ухайдаканное в бродяжьи по бичхатам тело, парилка в радость. Но отвык уже. Чуть похлестал себя веничком, а сердце уж, как пулемет стрекочет, в подреберьи, отдаваясь в висках размеренным стуком. Как, вообще оно выдерживает такое надругательство над собой. То сивушная атака, то «трудовой энтузиазм, на прорубке «майн», то вот это «доменное» насилье над главным человеческим органом.
Витек тоже разошелся. Веником машет так, что меня обжигает. При этом еще и орёт несуразное:
- …., а вместо сердца плавленый сырок….
Нахлеставшись вволю, в предбанник выползли. Посидели минут с десяток и обратно. Раза четыре повторили процедуру. Полегчало. Будто и не бухали вусмерть несчетное число дней. В избе на чаек налегли. Но на сон грядущий все же по «сотке» спиртику втерли, чтоб спалось….
За неделю отошли от «дынной» эпопеи. Спирт уже не пьем. Не хочется. Через день баню топим. Каждый день у нас «рыбный». Хлеба нам без меры наложили, да еще в сенях мешок с сухарями подвешен. Чай, сахар, галеты, масло тоже в избытке. А вот тушонки всего десять банок. Даже по банке на день не получается. Поэтому тушенка у нас только на «супчик-голубчик», а на «второе» рыба жареная и рыба соленая.
День у нас расписан по минутам. В сумерках встаем, чаевничаем. После идем сети проверять. После обеда идем «для души» на блесну окуней ловить. Я раньше блеснением зимним не увлекался. Но от Витька заразился. Понравилось. Витек это дело, вообще то, не жалует.
- На кой черт этот мусор ловить?
- Уху сварим….
- Что, для ухи путней рыбы нет что ли?
- Есть. Но ведь окуни…. - пытаюсь возразить.
- Что, окуни?
- Для ухи хороши. И потм, их ведь нечищеными можно в уху запускать.
- Еще и с кишками, скажи.
- Нет…
- Тогда сам с ними и чухайся.
Сам и «чухаюсь» Наловлю окунья, а потом два часа чешую деру с них так, что сам, будто русал, весь ею покрываюсь.
Витек два вечера терпел эту «шкуродерню». На третий не выдержал:
- Слушай, Гош, а не пошел бы ты со своим уловом в баню….
Стал в бане окуней чистить. Потом в кастрюле сварим с перцем и лавровым листом рыбу. Юшку сольем, остудим и пьем вместо квасу.
Юшка Витьку понравилась. И он даже стал мне помогать окуней чистить, но лишь в том количестве, которое для пойла необходимо. После пьянок юшка очень кстати. За день пятилитровую кастрюлю выпиваем и еще, кажется, пили бы.
Неделя прошла, про дыни вспомнили:
- Там уж, наверное, и выбрать нечего, - заикнулся я.
- Конечно, нечего. Там уж, наверное, в жижу фрукты превратились, - вторит мне Витек
- А как жижу то из бомбоубежища откачивать?
- Откачаем. Нам что - скажут дыни пропивать, пропьем; скажут жижу выгребать, выгребем. Но работа эта очень ассенизаторна. Потому придется Грише нас поить до одури.
- Опять, значит, забухаем, - тоскливо стало. Вдруг захотелось остаться в этой избушке и не видеть ни бомбоубежища, ни дынь, ни Гриши…
Однако избежать «ассенизаторской участи» не удалось. Только с вертолета, Гриша тут, как тут. Первым делом обматерил. Что за алкаши такие, что не смогли такой дефицитный товар, как дыни, не смогли пропить, весь товар сгубили. Оправдываться пытаемся, что двоим такой «воз» не пропить.
- Бичей бы на помощь позвали. Мало их, что ли по округе шастает в поисках халявы?
- Это, когда не надо, они толпами бродят. А когда надо их и не сыщещь, - приводит своя резоны Витек - Опять же посчитай, Гриш, если поменять четыре вагона дынь на вагон водки….
- Так и поменяли бы а не мешочничали.
- У кого? Мы, же не коммерсанты какие….
- А говорили: мы такие, мы сякие, нам все до фонаря….
- Так и есть, Гриша. Но сам прикинь. Если мы с Гошей по бичу знакомому привлекли бы к мероприятию, а каждый бичара еще по одному, то сколько надо эту геометрическую прогрессию раскручивать, чтоб насобирать бичей на истребление вагона водки. В нем же 63 тонны, минус ящики тонны три. Еще тонн 20 пустые бутылки. В остатке получается 40 тонн, что в переводе на «пузыри восемьдесят тысяч бутылок. Теперь подели….
- Ну, Витя тебя и понесло…
- А чо, понесло то? Я считаю. Водка, как и деньги счет любят…
Гришу аж согнуло от смеха:
- Это ты то, Витя, забубеныш поганый, счет деньгам ведешь? Сколько пропил за жизнь что ли?
- Веду… А что?
- Ничего. Вобщем, не справились с заданием.
- Так задания нормальные надо давать. А то предложил, выпейте мужики 80 тысяч бутылок водки. Да чтоб их выжрать…
- А вам бы только «выжрать». Купили бы чего.
- Чего, Гриш…. Во-первых, сам видишь, в магазинах кроме водки м покупать нечего. Во-вторых, если б мы свору бичей созвали на этот шабаш, менты бы это сразу расчухали. Что бы было тебе объяснять не надо, думаю. Что тогда получилось бы?
- Ничего…
- Ага… Вас и взяли бы за одно место.
- Не взяли бы…
- Ну да…
- Да, Витя. Да. Потому как все у нас законно. Единственное что вам бы пришлось ночку-другую в отрезвителе переночевать, но это уже ваша беда. И хватит болтать. Надо бомбоубежище освобождать.
- Как?
- Ведрами, Витя. Ведрами. И в тот же самосвал.
- А «стимул»?
- «Стимул» у вас был. Вы ушами его прохлопали.
- Но совсем то без него нельзя. Сам понимаешь, работа шибко ассенизационная.
- Понимаю. Будет в обед поллитра вам, а вечером литруха.
- Это уже разговор…
На следующее утро Гриша нас у бомбоубежища ждет. По паре болотных сапог приготовил и по паре же ведер оцинкованных. ЗИЛок знакомый тут же.
Покрили и за работу. Целый час бегали. как заведенные, с ведрами. Жижу в кузов сливаем, а ее не прибывает, вся сквозь щели вытекает на дорогу. Лужа под машиной коричневая и ручеек уже наметился к обочинке.
Сели курить. Молчим. Витек сигарету щелчком стрельнул и к шоферу:
- Давай пузырь обеденный и до вечера свободен.
- Чего?
- У тебя есть где-нибудь «калым» на стороне?
- Это всегда есть.
- Вот и поезжай. Вечером подьедешь и привезешь. Кроме Гришиной, еще и свою литруху водки. Идет?
- Идет, вообщето. А дыни как?
- Где ты видишь дыни?
- Но Гриша узнает….
Не будешь болтать не узнает. А, если попадешься ему, говори: «Восемнадцатую ходку делаю». И мы тоже скажем, что ты «восемнадцатую повез». Понял, Валера?
- Ничего не понял, но понял. Только вот не понял, куда дыни денутся?
- Какой ты, Валера, валенок. Они уже делись. Поезжай и о другом думай, где и чего зашабашить.
Я молчу. Не встреваю в пояснения Витька. Но, зная его прохиндейскую сущность, понял, что он придумал нечто.
Валера уехал по своим колымным делам, а мы снова за ведра взялись.Вынесли по два ведра, на снежную бровку взобрались, с которой заливали жижу в кузов ЗИЛка. Витек скомандовал:
- Делай. Гоша, как я.
Ведро одно поставил, а другое наклонил и тонкой струйкой стал сливать содержимое ведра в кювет. Тонюсенькая дырка в снегу образовалась. Я рядом также пристроился со своим ведром. Жижа то теплая, мигом проедает дырку в снегу и, промыв себе «дорожку» до земли, растеклась по кювету. Целый день сливали жижу дынную каждый в свое «отверстие». А корки, которые оставались на дне, складывали в аккуратную кучку на краю дороги. Кучка эта прихватывалась морозцем и медленно росла вверх.
Когда Валера приехал, кучу загрузили. Полкузова получилось, а в бомбоубежище уровень жижи понизился сантиметров на пятнадцать.
Валера снова «плакаться стал, что ничего не вывезли. Но Витек его повел в бомбоубежище, показал, сколько за день убыло дерьмеца. Вышли довольные, ибо один удостоверился, что, пока он по своим делам катался, работа продвигалась весьма успешно. У другого радость в другом, страбовал с Валеры «премиальную» поллитру к четырем оговоренным.
Целую неделю «воевали» с «авгиевыми конюшнями». И все же вычистили убежище.
Гриша приехал «работу» принимать. Доволен остался. А как иначе. Мы не только все дерьмо вытащили и в кювет спустили, еще и вымыли все помещения. Дух, правда, поганый так и остался.
За работу нам Гриша деньжат подкинул немного, но два дня с Витьком «праздновали» окончание «узбекско-дынного карнавалу».
Но сколько не дай на пропой не дынным товаром, а денежными рублями, быстро кончаются подлые. Пропились с Витьком и к Грише «на поклон». Мол, пусть еще на бутылку даст и все.
Пришли, а нам, будто по голове обушком:
- Парни, я вам за «тупики железнодорожные» на книжки по четыре тысячи превел.
Мы, конечно, просить после такой вести на похмелку не стали, в сберкассу понеслись. И в самом деле, на счету у каждого по четыре тысячи. У меня здравый проблеск в голове:
- Слушай, Вить, мне с Лариской как-то надо…. Того-этого…
Витек понял:
- Конечно, Игорь. Надо. Не бери пример со «старшего товарища». Прямо сейчас и иди.
Витек снял пятьсот рублей со своей книжки, поглядел на меня. Вздохнул:
- Ладно, Игорь, раз решил, то не приглашаю. У меня сосед с буровой приехал…
Расстались с Витьком. Я еще походил по улицам, «план возвращения блудни» разработал и к Лариске.
К двери подошел. Звоню. Дверь приоткрылась и тут же захлопнулась. Постоял, еще решил позвонить. Только руку к кнопке звонка протянул, слышу кто-то за дверью шебуршится. Дверь открывается. Я только сунулся, чтоб объяснить, а мне облако ядовитое в харю. Успел глаза закрыть. Дихлофосом подлая меня огрела. Успел глаза закрыть, а то бы. Наверное лишился. Но все равно минут десять не мог отдышаться и проморгаться. А когда все же стал видеть кое что, дверь снова, открылась. Вышла Лариска, поставила передо мной чемодан и. Не сказав ни слова удалилась.
Впрочем и без слов все ясно. Вот, мол, бичара, Бог, а вот и порог. Ступай на все четыре стороны.
А где моя «сторона» одна из четырех? Стою удрученный и думаю, куда податься. Тут и про четыре тысячи вспомнил. Да я же «богатый»! Поеду в деревню Буду там «натуральным» хозяйством жить. Огород у матери большой. Еще две козы есть. А в реке и прудах рыба водится. Не пропаду. И к двери обратно. Не звоню. Стучу6
- Чего еще? - первые слова Ларискины услыхал за последние две недели.
- Лодку резиновую надо.
- Сейчас…..
Через минуту лодка-двухместка влетают, а следом весла.
- Куда среди зимы поплывешь то?
И, правда, Куда? Но у меня же «мысль»! Она, родившись, не исчезнет, колом ее не вышибить из дурной башки. Весной и летом буду рыбу ловить с лодки. А до того с мормышкой посижу на реке, ершей да окушков половлю.
Снова в дверь колочу.
- Давай, лудобур и мешок со снастями.
В мешке удочки сети. Еще раз пропала Лариска за дверью. Минуту спустя мешок и ледобур вынесла.
Стою на лестничной площадке, вокруг меня куча «добра». Как то надо бы все упаковать. Снова по двери кулаком бью, веревку надо.
И веревка появилась с ехидным сопровожэдением:
- Только не здесь вешайся.
Мимо ушей пропускаю замечание. Не до него. Минут двадцать опутываю «добро» шпагатом. Получилось две упаковки. Одна - чемодан с ледобуром и веслами от лодки, другая -мешки с лодкой и сетями.
Еще деньги нужны, а они в сберкассе. Пришлось на время весь багаж к соседям занести.
Деньги получил, тут же такси поймал. Заехал за вещами и на вокзал.
Приехал в деревню. Мать сначала обрадовалась. Но, видит, я не в себе, стала с расспросами приставать. Неладное сразу поняла. Февраль, а я с лодкой приперся. До половодья еще два месяца, зачем лодка среди зимы?. Про работу сначала стала расспрашивать. Отбрехался, что до лета нет работы, а со старой уволился. Обещали, мол, с мая «денежную» работу дать и без командировок.. Знаю, что эти два довода для нее вески, успокоилась.
С работой разобралась, с другого бока подъезжает. Как с Лариской? Все ли ладно? И тут успокоил, переведя разговор на любимую ее тему - о внучках.
Недели две молчит, не расспрашивает ни о чем. Но раньше то и письма писал, и звонил раз в неделю домой, а тут и пальцем не шевелю, чтоб писульку малую отправить Лариске. Снова о моем «семейном положении « допрос учиняеь. Я и сказать не знаю что. Сказать правду, что жена с чемоданом за дверь выставила, всю плешь проест тогда на тему какой я дурак и какая у меня жена «золото». Еще и детей припутает, что «сиротинками стали при живом родителе». Даже, если молчать будет, так и тут достанет тем, как «бразильско-сериально» слезу пустит и платком вытрет.
Успокаиваю, как могу. Потому что не верю, будто навсегда расстался со своим семейством.
До весны дожил. Река разлилась на версту. Целые дни пропадаю на этом «окиане-море».
Однажды затеяли с мужиками «ух на берегу». Деньги водятся. Выпмвку щедрую выставил. Не хватило все равно. С другом детства Сенькой побрели в город за восемь верст. Пока дошли, протрезвели. Хотели попить пива и обратно, но снова «занесло». Затарились водкой с запасом, «чтоб на утро осталось».
По дороге обратно разговорились «о бабах». Сенька свою жену нахваливает, а вот о сестре печалится. Четвертый десяток пошел, а она все в девках. Сели передохнуть на солнышке. Сенька все про сестру жужжит. Уж и мне ее жалко стало. И себя жалко. Про «чемодан, выставленный за дверь», Сеньке поведал.
Выпили. В голове «мысли» зашевелились. Сестру Сенькину «жалко», меня чемоданом огретого тоже «жалко». И пришли к выводу, что печали на свете можно уменьшить. Если два этих «жалко» нейтрализовать по принципу «клин клином вышибают». Встали и бодренько к дому Сенькиной сестры направились.
Зашли, поздоровались чинно. Бутылку из «закромов» на стол. Сенька сразу же начал о том, что «ты, Нин, товар, а Игорь купец». Нинка на нас глянула. Ух, глазищи! Что за дураки мужики, такое диво проморгали. Я, пьяный, и то сразу углядел диво дивное. Даже в то короткое время, пока из избы «вылетал». Сенька следом. Да еще и «пузырь» у сестры выхватил, которым она в нас едва не запустила.
Пошли в следующий дом «раны зализывать» к соседу дяде Фиме Глашину. Дядя Фима мужик хороший. Не выгнал. На женку-старуху цыкнул, та по избе зашмыгала. Вмиг на столе картошка появилась, хлеб и соленые огурцы. Выпили «культурно» Дядя Фима сразу «были» рассказывать стал. Знаем, что врет, подколодный, но как складно! Есть такие люди, всю жизнь. До самых седин-расседин сивых ходят в фантазерах. Сам человек не замечает, как его «детские» фантазии трансформируются в «дедские».
Мы с «ухи» начали пировать, а дядя Фима лишь начал. Под свои «истории» только и успевает наливать. Мы с Сенькой и не рады уже, что зашли к нему. Можно было и на реку уползти и на берегу «заливать» неудачное сватовство.
И часа не прошло, а мы уже с другом моим под завязку. Дядя Фима нас зачем то в баню выпроводил. Там мы с Сенькой и уснули на полке. Проснулись среди ночи, понять не можем. Где находимся. Пока разобрались в «обстановке», как черти премазались. Домой приполз, мать так и сказала: «Черт….»
Сенька не лучше был. После этого через некоторое время кочегаром устроился. И поныне в них числится, только обзывается по иному - «оператор газовой котельной».
Половодье схлынуло. Скучно стало. Попил березового соку, марешками еловыми по парадонтозу ударил. На Север потянуло. Лариске позвонил. По голосу судить, отошла малость. От девок привет передала, от Васьки сына. Напрямую не зовет, но и не возразила, когда сказал, что приеду после Пасхи.
Перед Пасхой на кладбище мама отправила меня, прибрать могилки деда и бабки. Не противлюсь. Только пояснил, что не обессудь, сделаю, как смогу, а не как надо.
На плечо закинул грабли да лопату и на кладбище пошел. За деревню вышел, навстречу лошадь с телегой. Ничего особенного, кажется, для сельской местности. Обычный транспорт. Уже разминулись, когда дошло, что в телеге нет никого. Лошадь, понурив голову, шагает по тракту. А рулевого нет. Оглянулся, чтоб убедиться, что без ездока гужевой транспорт двигается. Все точно, нет никого ни в телеге, ни рядом некто не шагает.
Ну и ладно, думаю. Лошадь до конюшни дошагает и встанет в ожидании, когда удосужится кто-нибудь ее распрячь. А ездок, наверное, где-нибудь в кюветике «почивает», проспится и тоже не пропадет. Не бегать же мне, чтоб собрать воедино лошадь, ездока и конюшню. Разберутся сами. Возница проспится, про лошадь вспомнит и распряжет.
Метров семьсот прошел, навстречу Дядя Фима с женой Зиной.
- Гоша, ты лошадь с телегой не видел?
- С телегой?
- С телегой….
- И «без никого»?
- Без никого, так и есть. Видел?
Объяснил, что уже, наверное. До конюшни дошла его кобыла.
Дядя Фима удовлетворился вроде. Я дальше идти собрался. А он с новой докукой ко мне:
- Слышь, Гош, к Пасхе то на рыбный пирог щук бы наловить.
- Надо бы. Но не ловится. Икру отметала щука и в сон впала.
- Ну дак чо. Ее спящую то и брать надо. В старице она осталась. Пойдем сейчас и наловим. У меня и бредень уж там лежит.
Уговорил. Лопату и грабли спрятал в кювете и за дядей Фимой с теткой Зиной понаправился. Так и идем троицей. Дядя Фима росту огромного. Под два метра. Он шаг сделает, я полтора, тетка Зина два. Частота шагов при этом, если сбоку смотреть, увеличивается втрое. Так и движемся «шеренгой дураков» по тракту. Первым делом кобылу «догнали». Стоит бедолажная одиноко у конюшни и по сторонам даже не смотрит, глаза прикрыла. Спит стоя, придут хозяева, разбудят и распрягут.
С конюшни на старицу посеменили. Не соврал дядя Фима. Бредень уже распутан, наготове лежит. Бери только за шестики и в старицу заводи.
Старица форму имеет сложную. Полумесяцем изогнута да еще и в сторону отходит заводью узкой. Парочка кустов ивняка в воду клонится, чтоб разнообразить»полосу препятствий».
Я за один шестик бредня взялся, тетка Зина за другой. Дядя Фима командует. Тетка Зина по берегу бредень тащит, а мне под кусты надо подлесть дважды и через «отросток» перелезть. Последнее самое сложное, глубина в «отростке» выше пояса, но кочки высокие водой скрываемы. По кочкам и надо изловчится прошагать. Равновесие при этом надо удержать. А как его удержать, если тетка Зина, хоть и мелка, но жилиста рыбачка, на себя тянет бредень, а я на себя. Ширины бредня едва хватает, чтобы самую ширь пройти старицы. Все же протащили неводишко. На берег его вывели. Нет щук.
Для дяди Фимы это не резон. Он лишь распалился, «вдохновеньем подвиг вдохновляет»:
Ничего, робяты….. Вы щук с первого то разу шуганули из кочек да из под кустов. Сейчас они в бредень сами набьются, как курьи в шапку.
Какие «курьи» набиваются в шапку, уточнить дядя Фима не дал. Если это куры, то я не видал, чтоб они в бредень залетали в реке. Утки в сетках, бывает, запутываются. Теперь знаю, еще и «курью» можно изловить.
Делать нечего, второй раз закинули невод в старицу. Снова «перетягиваем» бредень, как канат на колхозном празднике, с теткой Зиной. Снова продираюсь башкой через ивняк, руки то заняты. И опять пусто в бредне.
Дядя Фима (не он бредень то тягает) не унывает. Новый «веский довод»:
- Бог троицу любит, робята…..
Как на это возразишь? Снова по кочкам скачу, пытаясь затащить в старицу тетку Зину, а она меня. И на третий раз без «золотой рыбки» невод наш на брег явился.
Дядя Фима уже смирился с неудачей. Стал пенять на нынешние времена безрыбные:
- Такая вода большая прошла, а щук в старицу не зашло. Вот времена то какие ноне. Раньше то бывало…..
Я уже не слушаю бахвала, бредень скручиваю на шестики. Одно «крыло смотал, другое. Сложил оба шестика рядом и на них мотню бредня наматываю. До конца мотню домотал, смотрю, что-то не то. Конец мотни не связан. Дырища в конце мотни, не только щука, но тетка Зина, пожалуй, пролезет. А вот дядя Фима застрянет, но таких щук в наших реках нет.
Тычу дяде Фиме в дырявую мотню. А у него на все ответ:
- Бобёр, зараза….. Это он подлый кусок мотни отгрыз, пока бредень на берегу лежал.
Сказал это и, видимо, сам понял, что не то сказал. Надо «бобёрам» его мотню грызть. Поправился, других «врагов» нашел:
- Нет, не бобёр…. Мальчишки тут носились давеча, они отрезали кусок мотни на сачок….
Я рукой только махнул. И пошел к тому месту на тракте, где спрятал грабли и лопату. Обидно, метров 200 не дошел до кладбища. На часы посмотрел. Надо же, три часа с придурками прокувыркался без всякого дела.
После Пасхи телеграмма пришла от Лариски, чтобы позвонил.
Я и сам собирался это сделать. Пошел в город, позвонил.
- Игорь, тут тебе Гриша работу нашел.
- Огурцы в пропой пустить, или тыквы?
- Нет, серьезно…. Топографом к изыскателям в экспедицию «ГИПРОСПЕЦГаза».
Пожалуй, серьезно, подумал. Про контору эту от Витька слышал. Он работал у них и очень жалел, когда ушел.
Прошла моя запойная хандра. Дело появилось и все более-менее в жизни вошло в колею….
Когда деньги сами в руки лезли, отмахивался. А ныне тяжко. Сделать межевое дело не проблема. Но потом начинается «самое смешно». Надо это дело согласовывать сначала с соседями землевладельца. А соседи - люди непредсказуемые. Такая дурь иногда является на свет белый, что и не выдумать даже такому фантазеру, как дядя Фима - наш деревенский «Мынхаузен», как его называет родная супружница. Два соседа в одном доме живут. Братья троюродные. Одному половина дома перешла от бабки, другому от деда, которые меж собой в свою очередь были родные брат и сестра. Дружные были, видимо» брате с сестричкой. А вот потомков их нынешняя «сумасходная» жизнь развела и стала межа меж их участками баррикадой. А по разные стороны этой «баррикады» алкаш конченый и самогоноварельщик. Алкашник решил свою половину в промот пустить. Покупателей искать нанял риэлтеров. Те заказали мне межевое дело участка. Как положено, обмерил участок. Дело скомпоновал и приехал «акты» подписывать. Пошли и к самогонщику. А тот сам хотел участок родственника заграбастать, когда тот от варимых и мутимых им зелий загнется. Нас встретил и на дыбы. Не подпишу, дескать, и все. Почему? А потому что не хочу. Как быть? Стал по «мудильнику» риэлтерше звонить, чтоб приехала, составить акт о том, что границы и площадь соответствуют параметрам участка, указанных в Свидетельстве на пожизненное наследство землевладельца. Составим, мол, акт соответствующий, что сосед от подписи безпричинно отказался, хотя смещений границы нет, а потому следует считать границу установленной. Вижу, задумался самогонщик, чешет затылок. «Родил» мысль наконец:
- Мой дед твоей бабке грядку в свое время выделил из своей половины участка. А бабка забором ее отгородила. Пока забор не перенесу на метр, не подпишу ваш акт.
- Так и переноси, видишь человек ждет, - и на меня указывает.
- А я чо…. Мне чо… - смутился братец-сосед. Но тут же сориентировался, не участок, так хотя бы грядку присовокуплю к своему землевладению в три сотки.
Пошли мы в дом с хозяином, которому межевое дело делал, ждать, пока сосед разберется с забором. Видно было по соседу, что на самогоном бизнесе обленился, растолстел и раздобрел. Думали, он полдня будет с забором ковыряться. А он за час управился. Весь взмок. Пыхтит, как паровоз. Пришел и, молча, подписал акт.
Но с чудиками разными все же легче. Побурокозят, побубнят и успокоятся. Понять их можно. Между какими родственниками да соседями нет хотя бы маленького «антагонизьму»? Между всеми есть.
Иное дело, когда дурь демонстрируется начальствующими придурками. Выбьется «каждая кухарка» править мизерной частью государства, беда от нее.
Люди в грош ее не ставят. Ничего решить не может, ничем помочь людям не в силах. Как к ней, прикажете, относиться?
И вот нарвешься на такую, как дело вывернется, только гадать остается. Если «елей» лить, то, может, и ладно пройдет все. Но как это делать, если противно и язык деревенеет, будто обозвали беспричинно. Ответить бы надо, но слова куда то пропадают все, чтоб несколько минут спустя вывернуться из памяти бесполезной мыслью.
Нарвался на такую «сельсоветвуменьшу». Сначала отловить неделю целую не мог. Потом все же договорился о встрече. Приехал в назначенное время. Около часа у двери простоял с табличкой, на которой выведена фамилия главы администрации. За час, что ждал хозяйку кабинета, надпись до последней «молекулы» рассмотрел.
Наконец появилась руководительница. Чтоб извиниться за опоздание и намека нет. Дело прерд ней положил. Открыла, читать стала. Видно, как коза афишу, изучает. Накрнец нашла что-то:
- Здесь исправить надою
- Где? - не вижу ничего существенного.
- Тут, - жирным пальцем, охомутанным золото-поддельнокаменным кольцом, ткнула в прогал между абзацами текста.
- Исправлю, - заверяю ее, хотя ничего понять не могу.
- Вот…. Все вы так. Деньги с людей дерете, а дело топорно делаете.
Стою, как остолопина, понимаю, что чушь баба несет, но ответить что, не нахожу. Объяснять начинаю. А у самого в голове фамилия руководительницы из «Фрязиной» в «Мразину» переиначивается. Смешно стало. Улыбка, видимо. По лицу скользнула.
- Еще и смеетесь! - почти рявкнула, а не проговорила.
-Я? Нет, что вы…..
А та еще больше распаляется. Я уже понял. Что нужно исправить. Прикинул, что времени нужно пару минут всего. А «сельсоветвуменьша» мне бумаги в руки сует, чуть ненасильно.
Все же пытаюсь объяснить, что дело поправимо, что это не ошибка вовсе, а вполне «рабоий момент», присущий каждому делу рукотворимому. И нет тут никакой каверзы и брака.
Не слушает:
- Вы, что это меня дурочкой тут выставляете!
Вспомнил в этот момент некстати, видимо, Моньку, дураков из Артели». На миг вдруг на лице «Мразиной» Монькин сизый нос вдруг всплыл. Прорвало меня.
- Да, тебя, придурошную, дурой называть, настоящих дураков обидеть, - и к выходу.
От Лариски за это «получил». Но она, ангел мой спаситель, поехала через пару дней и подписала бумаги у «Мразиной». У нее хорошо получается всякое мелкое хамло на место ставить. Глянет своими зыркалками, наскозь будто пронзит.
«Мразина» пенять ей было начала, что вот, был мужчина от вас, и обозвал меня.
А Лариска ей:
- Я же не мужчина….
Сникла придурошная. Подписала.
Мне неудобно уже стало, что бабу обозвал. Казна у нее пустая. Что она может для людей своей администрации сделать кроме выдачи справок? Кого хочешь такая служба до озлобления доведет. А тут еще являются умники, дураками себя называют, а душе, поди, до академиков возносятся. Не завидна служба гражданская на Руси, незавидно и положение граждан от той службы чего то ждущих. Обе стороны в итоге страдают. Вместе бы как то собраться и потолковать об этом. А мы собачимся. От дури до придури один шаг, вроде межи, что означает в жизни «стену». Нет дуракам рая на земле. Да он и не нужен ему. Там же умники кругом. Ходят по саду и груши со сливами потребляют. Скучно дураку, он на яблоки заглядывается и думает, есть ли в них червячки. Если нет червячков, то нитратные фрукты, а если есть, то и есть их можно. А как узнать? Вкусить надо яблочков райских. Один вкусил, что вышло? Всем известно. Следовательно, пошло человечество от дурня Адама. И это уже не исправить, не изменить…..
В начале работы, когда делал межевые дела гаражей, требовали подписи владельцев соседних гаражей. Бабулька одно такое дело заказала. Дело было в конце зимы. Пришли в гаражный кооператив, а гараж бабкин сосед снегом завалил по самую крышу. Пришлось лазейку сверху вниз к воротам прикапывать. Хорошо, что калитка была в воротах, не надо было целый грот откапывать в снежной массе. Попали в гараж, обмерили.
Надо соседей искать, чтоб акт согласования границ земельного участка, что под гаражом, подписать. Одного без труда нашли, в соседнем с бабкой подъезде живет. А как другого найти? Фамилию знаем, имя-отчество тоже. Но этого мало, надо еще и адрес или телефон, чтоб связаться с ним. Попробовал через справочную службу 09 адрес узнать. Не сообщают. Говорят, запрещено этот номер по справке давать.
Запрещено. А нам как быть? Да и обидно дуростью заниматься. Стены у гаражей построены. Что их согласовывать? Неужто в голову кому-то придет, заставлять соседа стенку гаража подвинуть? Наверное, может прийти эта дурость в чью-нибудь башку. Но зачем этой дурости потакать?
Но делать нечего, надо выкручиваться. Взял старый телефонный справочник, где номера еще пятизначные были. Стал листать. Нашел фамилию и номер. Сел к аппарату и стал к пятизначному номеру по порядку разные цифры подставлять. На «шестерке» попал. Голос начальственный отозвался вопросом грозным:
- Кто номер дал?
А я и сказать не знаю что в ответ. Как объяснить, что, если задумал свой номер телеонный зашифровать, то поменяй его полностью и тогда засекречивай. А тут, видимо, денег на изменение номера жалко стало. Обмишулился, а теперь «Кто дал?». Вот она «находка для шпиёна». В каждом она есть. Давно это «подлые ЦРУшники» прорюхали и пользуются этим. У одного жадность, у другого бабы, у третьего деньги.
Растолковал ответившему на мой звонок, кто я и по какой надобности беспокою «секретную персону». Подумал сосед бабулькин и время назначил:
- Завтра подходи в одиннадцать утра…. - и адрес назвал, куда подходить.
На следующий день ищу указанный адрес. Дом №94 нашел, 94-б тоже. А, нужный мне, 96-а никак не отыщу. Ткнулся в какие то ворота, проходная. На проходной вахтерша сидит. Спрашиваю у нее нужный мне адрес.
Та думала с минуту. Накрнец что-то вспомнила:
- Это, наверное, пожарники, - и объяснила затем, как пройти к ним.
Пошел искать «пожарников». Раз пожарные, значит, должно быть пожарное депо с большими воротами. Нигде такого строения нет. Увидел военного и у него спрашиваю адрес.
Тот сразу указал на здание:
- Это к нам….
Пошел я за ним. К зданию подошли. Оказалось, что «пожарниками» бабка ГУИН обозвала.
Дежурному на входе растолковываю, какая надобность привела меня в столь «сурьезное» заведение. После долгих и путанных разъяснений ошарашил меня дежурный:
- А он в отпуске….
- Но я же с ним договорился, что в одиннадцать утра он подъедет.
- Ну, может и подъедет, раз сказал. Ждите.
Дождался. Заходит «метр с шапкой» в полковничьих погонах. По обличью и манерам «недогенерал». Так и оказалось.
Дежурный на меня кивнул, мол, ждут вас.
Оглянулся все телом, с ног до головы осмотрел, будто невидаль какую.
- Пошли….
В кабинет к нему поднялись. Я объяснять стал, по какой надобности пожаловал. «Недогенерал» остановил, кнопку на столе нажал и кому-то приказал:
- Зайди, ко мне….
Минута не прошла входит женщина лет 35. На меня кивнул хозяин кабинета:
- Вы, как юрист, разберитесь. У меня к тем соседям претензия есть. Они в свое время за половину общей стены с ними не рассчитались, которую я строил.
Отправились мы с юристом в ее кабинет. Женщина, оказалась понятливой, все враз поняла. Вернулись обратно в кабинет «недогенерала». Юрист сама стала объяснять начальнику, что земля, которую приватизирует его соседка, к совместной стене отношения не имеет, ибо является уже объектом недвижимости.
Задумался полковник. Подумал с минуту, ожил:
- А, может, вы размеры гаража неправильно смерили.
Снова на кнопку жмет. Прибежал заместитель по капитальному строительству.
- Берите УАЗик, - уже заму командует - и съездите в гараж, размеры проверьте. Потом доложите.
У меня глаза, чувствую, ширятся в вверх. Тридцать лет всяческие измерения произвожу. Бывает и ошибаюсь. Но два размера гаража измерить и ошибиться, это до какой же степени надо глазищи залить, чтобы напортачить!
Но делать нечего. Звоню бабке, чтоб срочно в гараж ехала с ключами. Месяц уже ходит бедолажная, оформляя гаражик свой копеечный и конца тем хождениям не видать. Гаражи старые. Наверное, «недогенерал» его построил еще в то время, когда лейтенантом отрезвлял рабочий люд, попутно очищая карманы пролетариата. По 40-50 лет на одном заводе мужик трудится, 480-600 раз за это время возвращается домой с зарплатой и столько же с авансом. А по дороге с одной стороны хулиганье, с другой те. Кто от них охранять бы должен. Какова же ничтожна вероятность, что за все эти хождения домой с зарплатой, как между «Сциллой и Харибдой» не разу не обберут работягу. И вот за гараж, построенный на халяву, столько мороки у служивого. Можно предположить, судя по затеянной канители, что стены у того гаража золотые. И теперь нужно контролировать, кабы кусок стены не умыкнула соседка-старушка.
Приехали в гаражный кооператив примерно в одно время с хозяйкой. Снова нору надо рыть, чтоб в гараж попасть. Но беда, лопаты нет. Я не выдержал. Заму по кап. Строительству:
- Руками рыть будем или, может, поверите?
- Конечно, поверю. Но съездить то надо, сами понимаете….
- Ох, как понимаю….
Завезли бабку домой. Она так ничего и не поняла, зачем приезжала.
Вернулись в ГУИН. А «недогенерала» нет.Еще два дня ловил его, чтобы подписать злополучный «акт», в котором уже поставили свои закорючки зам. По капстроительству и юрист ГУИНа.
Где-то через месяц эту дурь отменили. Только председатели кооперативов «акт» стали подписывать. Легче от этого не стало. Другое напридумывали «крючкотворы неимущие».
Одна радость от этого отвлечься - на реку сбежать. Если ненадолго, на час, то на берег Волги. Если есть пара тройка дней, то только в деревне на берегу тихой речушки и отмякает в груди, а в голове ясность какая то проступает сквозь пелену замороченных мозгов.
На берегу Волги все про Федосея мыслится, как он по ней на моторке носится, браконьерничает и бабничает.
«… как на сцене артист бросает слова, душа Дездемону,
увлекся и в яви ее умертвил безвозвратно злодей.
Гибель в натуре содрогшему залу явил нечистивый.
Федос же, убить никого не желавши, просто спасался
от тягот мужьих и верность браку со женой сохраняя
Но месть Федосею знакома и он иногда, когда гнев
его охватит не рад бывает и от себя оттого бежит
на берег Илети - тщетно, не помогает ветер с реки.
Бог благосклонный совет и напутствие не посылает.
Что остается делать Федосею? Не в дали ли унестись?
Марье сказавши: «Отец наш, Метелев дрыхнет,
Правда твоя, заслужил он сон и пускай далее дрыхнет.
Покуда этот злодей прохлаждается, я же сгоняю,
рыбки поймаю, ведь я Федосей хитромутдрый, давно мне
надо укрыться в протоке за островом волнообьятым.
(Пуп средь широкой Илети лесистый, где часто бывает
дочь рыбнадзора Палашка, которая там загорает
по паспорту она Метелева, породой же и ростом
длинноогромна, как столб, раздвигающий небо и землю,
ликом, как две капли воды, Федосея, лиющего слезы,
напоминает, коль матом коварно-ласкательную речь ее скрасить,
память любому в миг истребит. Только напрасно желает
Федосей дым, от родных берегов вдалеке восходящий,
сменить на милость ее. Неужели не войдет сострадание
в сердце твое. Пелагея. Тебя ль не довольно
чтил он в тайне от Марии среди людишек там аховых,
алименты посылая? За что ж ты разгневана, Марья,
которую за вечное ожидание Федосея
на берегу Илети прозвали люди Пенелопою.
Ей позабыть бы Федоску бабе бестолковой да мужа
столь отличного от прочих бичей умом и усердьем,
жертву порочной слабости к пределам бескрайней Илети,
бросить в сей день, оболванить да тихо сбежать к Метелеву.
Пусть негодует потом Федосей, политуры нажравшись.
Пусть и ослепнет. Циклопом свой век доживает неверный……»
Стали и организации свои базы и территории оформлять в собственность. Владельцы инженерных коммуникаций загоношились по поводу охранных зон своих инженерных сетей. И везде надо межевание проводить. Сразу всевозможная продрись ушлая к этому делу пристраиваться стала.
Вадим Вадимыч звонит. И его в эту муть потянуло за своим «жирным карасем». Предлагает сделать межевое дело охранной зоны линии электропередач. Я уже ученый имеет с ним делом. Но отказываться не стал. Мало ли, может и впрямь дело получится. Встретился. Условия сразу же ему ставлю. Соглашается. Одно из них такое, что договор на производство работ со мной заключается. Другое, деньги за работу на мой расчетный счет в банке приходят.
Вроде нет никаких подвохов. Сделал межевание всех опор, кроме двух, находящихся на территории завода. Надо их закоординировать, но на территорию завода вход по пропускам. Прпуск надо заранее заказывать. Хотели сразу же с Лариской заказать их и промерить расстояние между опорами и от крайней опоры до забора. Десять минут работы. Нет, от ворот поворот. Пришлось пропуска заказывать на следующий день. На следующий день явились, а нас снова не пускают. Энергетика главного нет. Объясняем, что на столбы не полезем, там напряжение 10 киловольт. Нам, дескать, только два расстояния измерить с лентой и все. Нет и все. Как поспоришь с вахтерами. И их понять можно, и обидно, что из-за такого пустяка приходится время терять и ходить на эту полудохлую жертву индустриализации, как на работу.
На третий день приходим. Энергетик на месте, пропуска выписаны. Но Лариска паспорт забыла, ворона и я не напомнил. По одному паспорту двоих не пропустили. Прошу энергетика, чтоб прошел со мной или человека на десять минут дал, чтоб два расстояния измерить. Но сам он главный, ему такое по чину в оскорбление. А подчиненных у него нет, все разбежались.
Вышел на улицу, голову ломая. Не хочется еще на сутки дело откладывать. Плюнул на измерения. Подсек углами по теодолиту с двух точек опоры. Углы острые получились. Но, какая беда, если «уедут» опоры на метр-другой. Главное, что на территории завода останутся. И потом, у меня такая заморочка с замерами, у того, кто проверить надумает мои измерения, их не меньше будет, тоже плюнет на это дело.
Скомпоновал дело. И опять «акты согласования границ охранной зоны» надо подписывать. Снова на «секретный завод» надо идти. Позвонил в приемную, объяснил свою нужду. Секретарша выслушала, к юристу послала.
Встретился у входа на завод с юристом. «Дело» ему отдал. Тот посетовал, что директор их (естественно, генеральный) в Москве находится.
- Через неделю должен вернуться, тогда и подходите, - подытожил.
Через неделю звоню. Не подписано. Директор из Москвы вернулся, но сейчас у них на заводе «делегация!». И к тому же директор в местной «думе» заседает. Человек, мол, в городе известный, предприниматель. Поэтому, предложил, позвоните еще через неделю.
Все понимаю, что, когда «делегации!» все остальные побоку, что директор обязательно еще в десятке всяких «дум». Но почему он «предпринимателем» называется. На готовом деле жировать, разве это предпринимательство? Другое дело, когда человек по крохам свое дело ладит, лелеет и взращивает. А тут, бывший военный завод в «кастрюледельню» переделали и назвали предпринимательством. Да не предприниматель это, а настоящий «враг народа». Единственное, что единит его с большей частью «предпринимателе», так это то, что зарплату людым годами не платит. А про пенсионный фонд и вовсе забыл. Несколько лет задолженности. А это что? Обдираловка стариков.
Еще неделю жду. Снова звоню юристу заводскому. По голосу слышу, обрадовался моему звонку служивый. И я, услышав его бодрое приветствие, уже подумал, что подписаны акты. И услыхал, что и должен услыхать:
- Директора не буде еще неделю. Но на следующей неделе я постараюсь решить Ваш вопрос! - великодушие в голосе юриста так и перехлестывает через все края.
В голове у меня так все и сдвинулось. Как это юрист предприятия две недели к своему директору в кабинет попасть не может? Либо юрист опоешный (что у него на лице написано), либо директор «всему голова (понимай, отсутствие головы). Скорей и то, и другое. Воистину, чем крупней блоха, тем трудней к ней Левше подобраться - лягаться начинает, как чумной мерин.
Плюнул на это дело. Через канцелярию извещение направил, чтобы послали представителя для согласования охранной зоны ЛЭПки. День назначил, как положено по закону, через неделю. Естественно, что на мое извещение никак не прореагировали. А меня такой оборот дела больше устраивает. С юристом заказчика составили акт, что никто от представителя землепользователей не пришел, опоры стоят, согласно проекту. Потому, считаем, что граница согласована. Еще в городской «архитектуре» акт этот зафиксировал и все. Если б не было на всякую придурь, ответной дури, пропали бы….
Нет-нет да и завихрит что-нибудь несусветное в земельных делах. Заказывает баба дело межевое сделать. Приехали, она участок показывает – пустырь пустырённый. Крапива, репей и что-то когда-то культурное на акацию похожее. А посредине халупа. В зарослях дикикх два столба стоят, не падают, потому что всякой сорной растительностью оплетены. Когда то забор на этих столбах висел и разделял двух соседков неуемных. Поумирали они, а дети их (баба, что дело мне заказала, отсидев должное на должности и вспомнила, что «без земли нельзя» и решила пустыньку родительскую облагородить и сосед ее в «органах» отдурковавший до «сорока пяти» - тоже блажь «безземлинельзятельная» привела на путырек-погосток отеческий), явились «…. чем никогда» и стали два участка делить. Менй, дурня, еще в свои проказни втравили. Два раза приезжал их пустырьки делить, не смог. Послал их куда-то в «верхние» кабинеты. Там, мол, вам все по полкам разложат и границу меж вашими «болотями» проведут. Про болота в башке взбрело, а дальше уж «крыша» сама поехала и в нечто баснеподобное сложились слова. Почему то, глядя на делящихся, про кулика вспомнил, которые болото свое хвалят. Но вот поменялись времена и стали они свое болото делить:
Широко болото, братцы, наше
много в нем лягух и змей-ужей,
камыши лугов зеленых краше –
пел кулик соседушке своей.
Но пришла и в хляби перестройка
всяк кулик потребовал свой пай,
встав на кочке в боевую стойку,
с песнопений перешел на лай
куличиха, добрая соседка,
в ней проснулся собственника дух,
вот сидеть бы, как на табуретке,
не на кочке ей, а чтоб на двух
Разделить трясины за целковый
взялся перед спячкою медведь,
чтоб болото стихло Куликово,
кочку всяк кулик должон иметь.
Посчитав все кочки на болоте,
он уставший вышел на лужок
отдохнуть прилег, а тут дремота
приморила мишку на часок.
Заработал честно свой целковый,
ухайдакался, что нету сил.
На болоте тихо стало снова,
всех пернатых он передавил
Сразу же и мотив нашелся. «Широка страна моя родная….», прости, Господи. Крамола? А я тут причем, если такое мне в голову лезет? Если б я приехал к «куликам», а они не делить сои пустыри решили, а, наоборот, объединить и создать коммуну. Я может от умиленья им новый «Интернационал» сочинил со слезливой, бразильско-сериальной сутью «творенья». «Вставайте, кулики с рассветом, вас ждет …..». А дальше, как кулики рубят сахарный камыш и меняют у ворон на колоски, налаживая тем социалистическую кооперацию…..
До идиотизма порой требования чиновничьи доходят. Как тут не вспомнить «Толстого» из «артели»? Тот все Гоголя поминал, дескать, вот бы кого на нашу придурь напустить. Даже сам помысливал «труд» сотворить о том, что обнаружил он второй том «Мертвых душ», который Николай Васильевич не сжег, а отправил в провинцию своему другу. И валялся второй том где то на чердаке у потомков упомянутого друга, пока «Толстой» их не обнаружил случайно в заброшенном доме. Ну а него «крыша» то свёрнута, он взял и переделал второй том «Мертвых душ» на нынешний лад, позаменяв лишь термины, например, кареты на автомобили, а купцов на предпринимателей…
И я, глядя на творящееся, стал тоже «косо» на все смотреть и записывать да «искажать». В одном затаянувшемся межевом деле разбираюсь, кругом тупики. Еду в троллейбусе, а мне в голову поток мыслей струей бьет. Домой приехал и в час записал всю ахинею:
«Гори горе ясно…
В реальной жизни было вот так…
Захотел некий коммерсант землю под магазином в собственность оформить. Заказал дело межевое. Сде¬лали ему такое «дело». И получил бы коммерсант землю в собственность да наткнулося дело на некий барьер. Мол, землю получишь, но у магазина коте¬ленка пристроена, а енто уж, не обессудь, иной объект недвижимости. Понятно чего от него хотели ушлые крючкотворы - мзду двойную взять. А прикрыли свою нуждишку «заботой» о коммерсанте. Мол, если от¬дельно оформишь два объекта, то один из них смо¬жешь продать, а другой оставить себе. Продашь, на¬пример, магазин и будешь хозяину новому тепловую энергь по ценам рыночным отпускать. Сразу Чубайсом себя почувствуешь…
Всяк дурак, просидевший на печи тридцать лет и более, в силу входит неви¬данную. Бывает, что физическая мощь без всякой закалки-тренировки объявляется в си¬дельце напечном - но это исключение. Чаще же от жара печного мозги так раскаля¬ются, что начинает в них роторная часть мыслительного аппарата раскручиваться с невиданным ускорением и остановить пошедшую в разнос не в силах никто. И тут жди либо беды или великих открытий с потрясениями. Надо сей момент не прозевать и ду¬рака с печи стащить вовремя, чтоб в какое либо русло (не обязательно полезное) его ди¬кую энергию громоотводом направить. А, если еще к делу применить взорвавшуюся дурь, горы можно свернуть.
Долежался некий «Иван-дурак» до упомянутого состояния. Башка трещит от переизбытка мыслей, как с похмелья дикого. Излив нужен мыслительным помоям, а «утки» для них нет. Все же нашел зацепку.
К утру печка остывает и начинает сиделец мерзнуть. Первый вопрос себе за¬дал:
- Кто виноват?
И сразу же ответ нашелся:
- Печка, кто же еще. Жрет дрова сверх всякой меры и экономии.
Приходится вставать до свету и топить в ее ахидской прорве березовые дрова.
Следом другой вопрос:
- Что делать?
Тут мысли растеклись, как в половодье речка тихоня, которую днем средь ив¬няка еле сыщешь.
Первая мысль - истопника нанять. Но тут же и отбросил ее. Истопник не дурак и не шахтер какой-нибудь - за бесплатно и месяц не проработает. Начнет шап¬кой, а то и лбом о пол колотить - и думы все разгонит, и с печи стащить может да бока намять. Пока поймет, что с дурнем связался и его - хоть пришиби - толку не добь¬ешься, все же кулаками пролежни преизрядно помассирует.
Вторая мысль - инвалидность выправить или еще какую недееспособность. Пролежни на боку такие, что вполне на «группу» потянут. И пускай тогда работники Собеса проявляют заботу об инвалиде - по утрам приходят и печь топят. Но мысль эту, показавшуюся сперва очень правильной, чуть поразмыслив отбросил. Это сколько же надо кабинетов обойти, чтоб выхлопотать желаемое. Придешь в Собес, а там - неси справку из психбольницы, что дурак, но психически нормальный. В психбольнице пошлют обратно в Собес, чтоб принес справку, что нужна справка требуемая. Потом к пожар¬никам отправят - чтоб заключение дали, что печка, на которой пролежал долгие годы, сделана по ГОСТу, что дымоход исправен. Затем в Налоговую инспекцию, что кроме лежания на печи иным делом, приносящим доход не занимался. Из милиции бумагу - что печь не из краденного кирпича. Из больницы, что пролежни получены от лежания на печи, а не на лавке. А какая разница, где пролежни нажил? Большая. Если на лавке - это одно. Если на печке - другое, тут уже можно к инвалидности и «горячую сетку» приклеить. Такая справка очень нужна. Как и справка из Военкомата, например, что пролежни получены в окопах на рубежах защиты Родины от иноземных захватчиков. В Министерстве культуры справку бы выхлопотать, что лежание на печи повышает культурный и образовательный уровень. А, если этот «уровень» повышает дурак три¬дцать лет, то, следовательно, достиг он в постижении бытия невиданных высот и по¬этому «внес неоценимый вклад…». А за «вклад» это можно и звание «Народный» выцы¬ганить. Пусть и будет звание «Народный дурак», но ведь к этой приставке пенсия до¬полнительная полагается. И еще - если простому дураку будет работник Собеса печь топить, то сколько претензий от него наслушаешься. И, что дрова сырые. И, что труба нечищена, И, что дурак и сам бы мог себя обиходить. Что такому лодырю в от¬вет сказать? Если же будут к дурацкому званию еще всякие привески и прибавки, тогда -пусть только попробует печная харя вякнет. Ты ему с печи целую речь о том, какой он вредитель и уничтожает «культуру» на самом низком уровне. Культура, как известно, достояние народа. И, уничтожающий ее (пусть даже в отдельно-взятой избе), является супостатом и врагом народа. Чтоб совсем разошедшегося истопника на место поста¬вить, закончить воспитательно-просветительную речь свою снисходительной фразкой -«Жалко, что сейчас не 37-ой год, а то бы...».
Пока черепует дурачинушка, околевая на остывшей печи, представить его следует. Фа¬милию не только он сам но уж тем более соседи плохо знают-ведают. Коли сам носитель не пом¬нит свою фамилии, то и нам не следует загружать ее в наши головы. Зовут его Федюня. Их трое в деревне Крюкино. Но первую букву в ней давно заменили на «х». Не похабно, но и не благо¬звучно. За то всегда можно уколоть жителя ее этим созвучьем со свиной речью. У всех Федоров свои прозвища. Нашего героя за вечную сонность на физиономии, напоминающей замороженного окуня, так и прозывают - Оммороженный. Изба у него не с краю, не посередке. Но выпадает из общего ряда, задвинутая размытой до овражка канавой как бы вглубь и чуть вывернута в сторону огородов одним углом, то ли выпяченная к улице другим - по теории относительности, о которой подробнее упомянется позднее. Ворота, у которых столбы подгнили в допамятное время, под¬перты бревном. И само бревно уже подгнило. Но, так как на него давят ворота своей тяжестью, оно лишь проседает на вершок ежегодно съедаемой гнилью от земли.
Лежит дурень на печи и думает. Думает, как ему проблему отопления ре¬шить. В какие только научные дебри не забирался, начиная от использования солнечной энергии до создания атомного агрегата работающего на расщепленном навозе. Наконец додумался. Натолкнуло его на мысль то, что по царскому указанию ныне учет ведется земли и всех объектов на ней недвижимых. А раз так, то избу и печь можно разделить на два объекта и распоряжаться ими по разному. То есть - один продать, а другой себе оставиь. Например, продать избу, а печь оставить себе. Новые хозяева избы печку у него в аренду возьмут. И топить будут, и арендную плату с них можно брать блинами да щами. А за то, что сушить будут валенки и прочую обувку, а также вонькие онучи, брать с них особую плату за вредность здоровью - деньгами либо самогонкой. От мысли такой дух захватило. Не жизнь будет - сплошной праздник. Печь истоплена, щи с дос¬тавкой на печь и для здоровья стопка доброго первача.
Как проделать процедурь отчуждения избы от печки путем купли-продажи первой, Фе¬дюня не знал. Но в корешках у него местный писарь сельской управы (Администрации по-нынеш¬нему) был. Мужик грамтнюшшый. И под стать Правителю Руси фамилию славную имеет - Пут¬кин. Он при власти ошивается, потому ее меняе, как угодно. Родился Кутькиным. И, пристроив¬шись в заведение, сразу же мягкий знак удалил. Но эффекта это исправление не дало. Тогда он це¬лую комбинацию затеял с фамилией. Первым делом «т» на «ш» заменил. А через годик и первую букву подправил. Уточнять не надо на какую - «Пушкину ясно», что на «П». И вот, не отставая от времени, снова коррективу внес в написание фамилии. Гордится этим. По пьяному делу не раз ему мужики подначку кидали, когда на опохмелку раскрутить писаря надо. Мол, в Москве Путин, а у нас в Крюкине-Хрюкине Путкин - тоже голова квадратная, не подшитым валенком стряпана.
Залечь на беседу Путкина можно только одним - магырычом. Пришлось к самогонщику идти. Но не к тому, который стеклоочиститель колодезной водой разбавляет; и не к тому, который ацетон с ключевой водицей-слезицей мешает. До того пришлось шинкаря идти, который настоя¬щую самогонку гнал, правда, не без «химии» - куринного пометику малость самую подмешивал. По такому случаю пришлось самую глубоко упрятанную заначку достать. Заначка спрятана да¬леко. Не от жуликов - от себя. От жуликов чего прятать. На самом видном месте приткнул завет¬ный полтинник. Раньше деньги прятал среди почерневших алюминиевых ложек. Но ныне и за ложками этими больше охотников, нежели до добра нажитого родителями и дедовьями.
К Шинкаревой хоромине подошел. В окно негромко постучал. В окно образина заспан¬ная высунулась. Пошевелив губами беззвучно - от удивления видимо - до речи снизошел:
- Федюня, какая болесть тебя с печи согнала?
- Федюня обиделся чуть. Хотел ехидной отговоркой откреститься от прохиндяжника. Слов не нашлось. Вместо слов полтинник протянул.
- Бутылку мне…
- Бери две, Федор… - легкая уважительность заискивательной ноткой в словах шинкаря прослышалась. Нелюбил он сдачу давать. Норовил на всякую копейку зелья навялить.
- Одну надо….
- Да, бери две… Все равно через час прибежишь за добавкой.
- Я, те что - алкашник?
- Не-ет…
- Давай пузырь, давай сдачу….
- Жаль… Понимаешь, если б твой полтинник, то дневная выручка сегодня 900 рублей получилась. Цифра ровная.
- 875 - тоже не крючковатая с загогулинкой, хватит и этого…
- Вообще то хватит, - согласился дуродел.
Вечером у окна уселся Федюня. Ждет, когда писарь Путкин с управы возвращаться бу¬дет домой. Тот не торопился. Где-то «зацепился» сухогорльем за стакан. Наконец нарисовался. Катит по улице колобочком-пряником. От просьбы Федюни - зайти - рожу скривил. Н Федюня ему посудинку с самогонкой в окно показал. У писаря рожа из «сапог-гармошкой» мигом в наливное яблочко превратилась, каким спящую красавицу в летаргию вогнали злые люди в сказке экспут¬кинского однофамильца.
Деревня Крюкино - это маленькая Россия. Со своей мафией, народом , мудре¬думцами и дураками. Если вы Москве главный Царь - Путин. То в Крюкине писарь Пут¬кин. Большого ума человек. Начнет говорить - любого словесно за пояс заткнет.
Надумал судиться с Нобелевским комитетом. Мол. Неправильно Эйнштейну премию они свою присудили. И целую «теорию» под свою претензию развил. Не знает только, кому и куда эту жалобу направить. Но это дело времени - разберется. Была бы жалоба, а адресат найдется.
Крюкино раньше было большим селом в одну длинную улицу. Н а полторы вер¬сты вытянулась она вдоль реки по высокой ее бровке. И как-то надо было в ней порядок в нумерации навести. Но грамоту и цифирь мало кто знал. Вешать на избы по четной стороне сена клок, по нечетной соломы? Не велик выигрыш. По фамилиям поделить - почти у всех она созвучна названию села. По кличкам? Так до того некоторые неблаго¬звучны, что только срам будет. И разделили тогда село на «концы» - «наш конец» и «тот конец». А как в них разобраться?
Вот тут и вступает в дело «теория относительности», которую изобрели через некоторое время после основания села. Основано оно в шестнадцатом веке. Следо¬вательно, обогнали Энштейна на три столетия. Тому оставалось лишь приехать в Крю¬кино, побеседовать с сельчанами и оформить теорию в надлежащем виде. Что он и сде¬лал, как утверждает Путкин. Правда, подтверждения тому, что Эйнштейн бывал в Крюкине не нашел. Но он мужик умный придумает, как «увел» теорию Альберт у крю¬кинцев. Например, встретил в Германии у себя крюкинца и расспросил его о селе. А у нас всяк кулик, хваля свое болото, непременно становится «находкой для шпиёна».
Суть «теории» заключается в следующем. Допустим, живете вы на одном краю села (деревни по нынешнему), а товарищ ваш на другом. Тогда тот конец, в кото¬ром вы обитаете «наш»; а тот, в котором ваш товарищ - «тот». Для товарища все на¬оборот - «конец», в котором он живет и , который для вас «тот», для него - «наш», а который для вас «наш» - для него «тот». Ничего не поняли?. Не поняли. Это оттого, что в теорию относительности не вникали, а, если и вникали, то, прочитав труды Эйн¬штейна. А он писал «по умному», чтоб засекретить источник происхождения «теории», чтоб никто, кроме академиков не разобрался. А академикам откуда знать про какое то Крюкино и про то, что там жили и живут люди умнейшие, как Путкин. Не может же такой голова иметь бестолковых предков.
Стол у Федюни накрыт. Небогато - фанфурь, два стакана граненых и луковица с гор¬бушкой хлеба - но большего и не надо. Не для пира человека пригласить собрался хозяин, а для деловой беседы. Обильная еда - делу помеха. К тому же и писарь свой мужик - понимает толк и в еде и напитках. Другого, коли для «разгону» уже принял и не нужно. И не бывает.
Опустошили по граненой братинке мужики. Корочки нюхнули. После «первой» к луко¬вице не притронулись - закон известен все, после которой закусывают.
- Ух… хороша…- только и молвил Путкин.
У Федюни от плхвалы дыханье чуть прихватило. Писарь по сторонам поглядел.
- Не богато живешь, Федор.
- Да уж… Небогато… Да откеля богатству то взяться. Раньше хоть участковый гонял работать чуть не силком. Иди - говорит - работай, иначе «во глубину сибирских руд» загоню за тунеядствие. Того не понимает, что на печи иной раз такой мыслительный труд навалится - дума¬ешь, думаешь - и така усталость от дуи этих, будто целый огород тупой лопатой вскопал. Не зря бают - умственная нива самая тяжелая.
- Верно, Федор… Верно…. Другая мысль тяжелей колоды. Пока ее провернешь - сто потов с тебя сойдет.
- Сейчас получше - с одной стороны - отступился. Но с другой стороны - жрать нечего совсем бывает. Кот три года назад околел. Так с той поры никакой скотины и не завожу. Раньше то бывало - определит участковый на работу - месяц два поишачишь и все. Опять можно в потолок клевать. Кака-никака копейка к материной пенсии есть - и ладно.
О деле вспомнили.
-Что, позвал то?
- Так… Это…. Как бы начать то…. Ага…. Избу хочу продавать.
- Ты, что, Федор? А жить где будешь?
- А на печке и буду. Мне изба то ни к чему. А так - глядишь - кто то и приютится. А мне и печи хватит. Мне лишь бы бокам тепло было, а остальное… Тьфу… А то, что кишка другой раз к спине прилипает, так то ее дело. Ее сколь не пичкай - все напроход.
- Ну… - дивится писарь. Всякого повидал на своем крюкотворном поприще, но такого не встречал. Пришел в себя все-таки. Надо же такое придумать - печку оставить, а избу продать - такое только дураку на ум может прийти. Впрочем - какой у дурня ум - ошметки серого вещества. Но ответить надо. Бутылка не допита. А, если еще и туману нагнать, то и вторую можно с Федюни поиметь. Отрицательный ответ дашь - от ворот поворот сразу же. А тут самогонки сколько оста¬ется. Хоть погано зелье, но по башке шибает. Надо какую то «линию» предложить. Раз просят - как откажешь. Затылок почесал:
- Ты, Федор механизм нынешний купли-продажи недвижимого знаешь?
- Нет. Но за тем тебя и позвал. Чтоб просветил малость.
- Дело это - очень затейно, Федор. Но провернуть можно. Не такие проворачивали. Да¬вай, еще плесни «по малой», а я тем временем с мыслями соберусь. И придумаю, как тебе лучше все изладить.
Выпили.
- Ты сначала, Федор, покажи документы какие есть утебя на дом и земельный участок к нему.
- На дом то есть, а на участок нет.
- Как?
- А так…. Отказался в колхозе рабо¬тать и оттяпали землю по самую избу. Один па¬лисадник и есть под окном.
- Ну ко, покажи, документ.
Федор порылся в старом комоде. Отыскал нужную. Путкину протянул.
- Вот, смотри. На мать-покойницу все оформлено. Мне объяснили, что теперь все мне переходит, так как все находится в пожизненно-наследуемом владении.
- И чо в нем, - будто и не слышал писарь хозяина.
- А сам смотри… Все расписано - полторы сотки земли - дом, крыльцо и палисадник.
- А печка?
- Печка не указана.
- Плохо.
- Почему?
А как ты оформлять будешь в собственность то, чего не в одной бумаге не значится? Как, ты, отчуждать печь от избы при купле-продаже затеваемой станешь? - обрадовался Путкин, что нашел закорюку нужную, поставил дурня в тупик.
Куда там, дурак логики не признает, хотя, когда надо, на нее ссылается.
- Так ведь избы без печки не бывает.
- Кто с этим спорит? Согласен. Но по документам она не значится. Значит - ее как бы и нет. Может у тебя паровое отопление либо газовое. Опять же электричеством можно обогреваться.
- Ты, чо, мелешь то… Какое отопление? Оно только в городах бывает. Газ тоже к нам какой дурак тянуть будет, коли по радиву говорят, что вымираем. Электричество тоже у меня об¬резано. Как мать померла, так и обрезали через два года, как у неплательщика.
- Все равно надо какой то документ на печку выправить.
- Так, вписать - и дело с концом.
- Ага тебе впишут… Кто впишет? Это не так просто, как кажется. Надо заявление на¬писать, заверить подпись твою в нем. К нему еще кучу всяких подписей, разрешающих органов.
- Ну и ладно. Напишу. А с чего начинать?
- С чего… С печки.
- И чо?
- А то… Надо - еще раз толкую для непонятливых - написать грамотно заявление. В нем изложить суть.
- Какую?
- Что ты, Федор Оммороженный… Тьфук, нелегкая. Как фамилья то твоя
- Морозовы мы…
- В заявлении укажи, что ты Федор Морозов, желаешь разделить свою избу на два объ¬екта недвижимости - один, непосредственно изба; другой, печка. Просишь, мол. Произвести раз¬межевание упомянутых объектов и присвоить им нумера - на избу один, на печку другой.
- Зачем нумера то? У нас и без номеров все знают, кто в каком доме живет и какая у кого печь. Даже знают - спроси - кто и когда трубу у ей чистил.
- Без нумера нельзя. Ныне всю недвижимость учитывают и считают. Ныне власть - ви¬дишь как печется о народе. Что не день, то Указ или закон. И все для людей. А раз так, то надо власти нашей все о всех знать.
- Ну… - удивился Федюня - Неужель есть дело и до моей развалюхи власти московской.
Остатки самогона разлил. Допили. У писаря в голове вскруженье произошло. Вдохно¬венье его птицей-ласточкой вспорхнуло - пока не падет без сил носом в стол, харей в надгрызен¬ную луковицу - кружиться будет.
- А как же без беспокойства о народе царствовать-властвовать? К примеру - есть у тебя избенка и печка в ней. Понимаешь?
- Ну-у… А чо не понять…
- И вот случается некое событие террористическое. От него рушатся твоя изба и печка.
- А чо больше и рушить уж нечего?
- Вот… Я же - к примеру. Разрушили у тебя избу и печку. Что будешь делать?
- А чо я сделаю? Ничего. Да и, коли изба рухнет, то и меня придавит.
- А тебя, допустим в это время дома не было.
- Я все время дома. Я ведь не шатун какой - шляться то по чужим избам.
- Все равно… Порушили у тебя избу, куда тебе обратиться, чтоб помогли новую по¬строить?
- Так ведь не к кому. Не к Царю же?
- А почему нет? К ему и обратишься. Так, мол, и так в результате нападения подлых террористов на Кремль, выпустивших в него ракету, но промахнувшихся, оная угодила в мою избу. Отчего изба превратилась в утиль-сырье негодное даже для вторичной переработки.
- Чо у них - совсем глаз кривой?
- Конечно… Они вечно не в тех попадают. Вот недавно в пассажирский ероплан уго¬дили. Народу в нем уйма. Два Крюкино с Выселками было. И все погибли. Или другой пример взять про еропланы. Столкнулись они в воздухе. По меркам Вселенной, как две молекулы, чего и быть не может. Но столкнулись ведь. Столкнулись. И где гарантия, что еще раз не столкнутся. А, столкнувшись, снова упадут в озеро какое или океан, а не на твою избу. Можешь ты такую гаран¬тию иметь?
- Нет… Но такое и впрямь невозможно. Кремль где? И где моя изба?
- И что тут такого. Для ракеты расстояние от Москвы до Крюкино - секунда лету. У террористов мушка чуть сбилась или рука дрогнула. Ракета то - шнырьк - и мимо Кремля в твою избу. Ей какая разница - куда долбануть. Куда направили, туда и жахнет.
- А какая тем террористам польза оттого, что они мою избу разнесут. Она сама, поди денег стоит в тыщу раз больше, чем моя изба. Они что - считать не умеют?
- Умеют. Но они ведь метили не в избу твою. Только промашка получилась - в твою по¬пали.
_ А зачем?
- Что, зачем?
- По избам то ракетой. Если уж глаз неладен - косит, так подкрались бы поближе к Кремлю и оттуда стрельнули. Либо с ероплана того же.
Кругами ходят дурак с писарем. Последний уж хотел обматерит Федюню и восвояси двинуть. Но тут мысль просвистала - а вдруг у хозяина еще фанфуряшка с зелием есть.
Глянул писарь на бутылку, вздохнул с великим сожалением. Дурак понял все пра¬вильно. Побежал последнюю «двадцатьпятку» на самогон менять. Путкин тем временем думал - чего бы еще дурню наплести.
Выпили. Федюня сам разговор направил в «нужное» русло:
- А про ероплан, столкнувшийся в воздухе с другим, ты, чего говорил то?
Путкин уже и подзабыл, что про еропланы молол. Потому не сразу в толк взял, что от него дурень добивается. Все же вспомнил кое-что6
- То и говорил, что в один ероплан два Крюкина поместить народу можно.
Снова вопрос тупикящий:
- Зачем туда столько садить народу? И куда вести то их?
- Куда-куда… Куда надо, туда и отвезти…
- В Москву, значит?
- Хоть и в Москву…
- Раз в Москву, то там где то и столкнутся значит с другим еропланом. И упадут не на мою избу, а на чью то другую. Вот он пусть и жалуется и деньги на новую просит.
- Но они ведь круг будут делать, взлетев то.
- И обязательно гад моей избой?
- Над твоей. Над ней и проходит «воздушный коридор», - совсем разоврался писарь. А от него ни на метр нельзя отдалиться. Это вроде рельсов. Как два поезда попадают в крушение, так и еропланы попадут.
- А я где буду? В избе своей или в ероплане том вместе со всеми крюкинцами?
- А где бы ты хотел быть?
- В ероплане… Не разу в жизни на ем не летал.
- Но он же рухнет с такой высоты, что и не вообразить.
- Так ведь на мою избу рухнет. Что так погибель мне, что эдак. Зато раз в жизни на еро¬плане прокачусь.
Не выдержал писарь
- Да кому в голову придет такое - тебя, дурня, в ероплан садить?
- Как кому… Ты же сам сказал, что всех в ероплан посадят, когда в Москву полетят, чтоб на мою избу рухнуть…
На писаря протрезвленье минутное накатило. Схватился он за живот, чтоб смех, рву¬щийся из недр утробных сдержать.
- Дурак, ты, Федор, что ли? - поуспокоившись спросил
- Не-ет…
- Так пойми… - и снова долгие разъяснения на примерах войн и катаклизмов, в резуль¬тате которых будет разрушена Федюнина изба.
В финале мероприятия писаряжка набрался под завязку и начал нести всякую чепуху о том, как начальство ворует, а ему от того не перепадает ничего. Даже пьяную слезу жалости пус¬тил по себе обиженному. Плакался, что среди всего управского сословья он самый неимущий и бедный, хотя мог, если бы… И выплакав свои обиды на ахидское начальство пал рожей на стол и стал на все лады прославлять забубенное свое Хрюкино соответствующими звуками.
Ничего не добился Федюня. Вновь в долгую лежку на печи погрузился. Снова долгие и тяжкие думы одолевают, пучит башку от них, как от предания брюхо.
Одно понял из разговора с писарем, что не продать ему избу - что с печкой, что без нее. Новый путь к царству блаженства отыскал. Выписал по почте через службу знакомств Елену. Прекрасную. Явилась прелестница. На избу и запустение глянула - ноги чуть не подкосились. Но, когда Федюню оглядела - отошла малость. Видом то Федюня гренадер.
Пошла у них жизнь не шатко-не валко. Федюня на печи ы потолок плюет. Елена у печи да по хозяйству крутится. Еще к «фертшалу» сетрой устроилась, да в питейном заведении по ут¬рам уборку делает. Из Прекрасной в рабыню превратилась, но не в киношную Изауру ( эта то «жильтмена» охомутала, не дурака), а в нашу совершеннешую бабу российскую, что по положе¬нию часто гораздо ниже рабского.
Даже у такой бесслвесной рыба, как наша русская баба, терпенью конец приходит. А Елене мало, что Прекрасной была, еще и Премудрой оказалась. Выпроводила Федюню (так сла¬дила все, что по его хотенью) к родственникам на три дня а сама за дело.
По соседству мужик молодой - Данилка - дом строил. Чтобы денег на него заработать, несколько лет в Заполуншьи работал. И построил избу. Не уложился правда малость в «смету». И стоит изба его - новая и ладная в укор не только Федюне, но и прочей ленивой да опойной братии крюкинской. Крыша есть, а печки в дом е нет. И живет Данилка со своей семьей и двумя детками в родительской избе, как в муравейнике - друг за друга спотыкаются в тесном жилище.
Елена к нему.
- Ты, Данилка, избу в доме своем засколько дней слепить сможеш?
Тот не знае, мнется:
- Не думал… Да что думать - все равно до лета теперь не сделать ничего.
- А, если материал есть и мастера тут же, - не отстает баба
- Если… Если… Кирпича нет - так чего голову ломать.
- А, если и кирпич есть?
- Ну… Не знаю… За неделю, наверное, можно управится.
- А за три дня смог бы управится?
- Как…
- Друзей позови, еще кого - толковых да мастеровитых из мужиков.
- Так ведь кирпича… - начал снова Данилко.
Но Елена прервала.
- И кирпич есть и все остальное…
Столковались. За три дня печь из избы Федюни в Данилкину перебралась, как по щучь¬ему веленью вопреки дурашкиному хотенью. Это в сказке дурак на своей печи - куда захотел, туда и порулил. А в жизни то она и впрямь может с места тронуться. Но при этом так взлягнет, что ду¬рак на ней не усидит и в канаве окажется.
Возвращается через три дня Федюня В Крюкино. Первое, что увидал - у соседа над крышей труба появилась печная и дым из нее, клубясь матовым пузырьем, к небу поднимается.
- Молодец, Данилко, - вслух молвил Федюня.
После слов этих и на свое берложище глянул. У него то куда труба дымоходная де¬лась? Глазами моргнул - не забельмило ли их после гостевания. Нет. С глазами полный порядок. Но трубы нет. Где она раньше кособочилась от конька, теперь заплата из свежих досок наколо¬чена.
В избу прибежал. А там еще дивней - и печи нет.
- Ничего себе… Как это так, - дивится Федюня.
Холодина в избе, как на улице. И хозяйки нет. Туда, сюда - нет и все тут. Наконец уви¬дал на столе бумажку. Подбежал. Схватил, будто испугался, что и она виденье. К глазам поднес, прочитал. «Уехала к маме. Построишь новую избу - вернусь. Лена». А ниже еще приписка - «Или хотя бы новую печку».
- Вот подлая баба…. Как я жить то без печки буду…
И еще после паузы
- И без Елены…
Сел на табурет. Но долго не просидел - холод под фуфайчонку пробираться стал. Мысли чехардой в голове скачут и ни одна не цепляется. Хотел бежать сперва печку назад требо¬вать. Но прогнал мысль такую - печку не отберешь, а людей насмешишь, по гроб жизни изгаляться будут - на это в Крюкине всяк горазд. О чем не думает, а все сводится к тому, что надо печь класть, чтобы Елену воротить. А потом и об избе подумает. Когда така сметлива баба рядом, лю¬бой олух орлом себя почувствует. Мыслей иного, но все сводятся к одной - какой же первый шаг сделать. Когда уж совсем продрог, пришла эта мысль.
- А первый шаг то сделан, печка разобрана. Так и второй сделается.
Встал и к двери. Из избы вышел, палкой дверь подпер и к дороге. Метров десять ото¬шел, обернулся. Палка, что дверь подпирает, наклонена - того и гляди упадет. Вернуться хотел и поправить ее, но остановился - примета нехорошая ворочаться. Рукой лишь махнул:
- А, гори, ты, горе ясно…
И зашагал по ночной улице. Только несонливые собаки вослед полаяли не зло, будто желали пути доброго…
05 июня 2004 г.»
Общество с ограниченной ответственностью открыл, а сам, как предприниматель. Продолжаю работать. Заказы на работу валом прут. Но все же и в «ГеоИзе» своем копошусь. Организации с предпринимателем не хотят заключать договора. Приходится некоторые объекты через ООО пропускать. Две бухгалтерии вести надо. Причем, обе не подпольные. Часть работы на Лариску перевалил, бухгалтера нанял, потому что декларации о доходах надо каждый квартал подавать.
Дёма (Дамиан по паспорту) в другой конторе работает. Жалуется, что платят мало. Перетащить бы к себе его, но уверенности нет, что и дальше работа будет в том же объеме.
Встретил его на улице с девушкой. Остановился. Девушка у Дёмы в нашей системе работает, межевые дела на компьютере набирает. Зовут Машей.
Разговорились. Дёма посетовал, что с Лехой, напарником своим, сделали дело межевое, Маша на компьютере набрала. Если через их контору пропустить, то обдерут, как липку.
- Так, давай я свою печать поставлю и распишусь в деле вашем. Пропустите, как мое.
- А можно?
- Ну а почему нельзя. Взять к себе на работу тебя пока не решаюсь. Сегодня работа есть, а завтра неизвестно что будет. Сорву тебя с места, и здесь дела не будет….
Сделали ребятки дело межевое свое. Прошло оно. Через некоторое время снова с подобной просьбой обращаются. Шабашничают ребятки, что в этом такого. В конторах, по себе знаю, платят не сколько человек заработал, а сколько директорам не жалко о себя оторвать.
Чтобы вопросов у их заказчиков не возникало, дал Дёме копию лицензии. Так и пошло. Каждый месяц ребяткам пару-тройку дел подписываю. Они довольны. И мне не накладно.
В марте они первое дело сделали, а к осени уже дел по пять стали приносить на подпись. Я им намекаю, что узаконить надо этот процесс. Заказчикам квитанции давать за полученные за работу деньги, корешки их мне для отчета. И, конечно, процент пора начинать платить. Налог то я не из своего же кармана должен платить и, еще, некоторые дела возвращаются для исправлений. И возвращаются ко мне. Исправлять их мне легче, чем Дёму отыскать. Потому вопрос этот радо решать.
Когда в других фирмах подшабашивают, знаю, тридцать процентов платят за работу от стоимости работ. Иногда сорок, но это уж самый «потолок». Но я то палец о палец не ударяю, потому предложил Дёме аж 80 процентов, если через меня, как предпринимателя, дела оформлять. Если через банк, то есть через «ГеоИз», то там 70 % им, тридцать мне. Получается, что в роли «Фирмы» они, а я работника. Дёма выслуша меня. Что-то пробурчал насчат того, что 70 процентов маловато.
Маловат, так маловато. Больше об этом не говорю с ним. Тем более и Дёма больше с просьбами, печать в «деле» поставить больше не обращался. Ну, думаю, где-то другую лазейку нашли. И, ладно.
Мы с Лариской все лето не делали межевые дела. Заказ нашли хороший. Восемь деревень под газификацию снимали все лето. Не до межевыфх дел. Если и делали их, то в деревнях, которые под газификацию снимали.
Все лето без выходных-проходных работали. В сентябре последнюю деревню отсняли, решили отдохнуть. Я Лариске говорю:
- Бежим. Ларис….
- Куда?
- Я в деревню на месяц, а ты куда хочешь.
Так и сделали. Лариска на юг, я в деревню. Целый месяц «прятались». В середине октября приехал, девки без нас уже прижились. На плите борщ стоит, не хуже Ларискиного. Оказывется, девчонки и расстарались. В холодильнике котлеты замороженные. Тоже сами налепили. Только фарш, сознались, из магазина. Но они в него лука и чеснока добавили, от домашних котлеты не отличишь.
Через пару дней и Лариска прикатила. Снова в «ярмо». Девки, пока мы «партизанили», целый список из телефонов заказчиков нам приготовили, кому межевые дела надо делать.
К тому же и с деньгами туговато стало после месячного безработья. Надо начинать работать не с «завтра», а со «вчера». Обзваниваем сперва тех заказчиков, у кого земельный участки в районах. Там они быстрее «проскакивают» и, соответственно, деньги быстрее за них получаем.
Одно только исключение, Ларискиной подруге, которая риэлтером трудится в собственной фирме, сделали. Участок находится в городе. Но начали работу с него. Так получилось, что быстро подписали и скомпоновали его. Одну подпись осталось получить, в городском земельном комитете.
С утра Лариска пошла в этот комитет. Через час возвращается злющая. Ничего не говорит.
- Что случилось то?
- Где девчонки?
- С институтов еще не пришли.
- Ты, знаешь…. Не знаю, что и говорить….
- Говори, что знаешь.
- Они межевые дела за нас делают и в комитете подписывают земельном.
- Ты что, мать, спятила? Когда им их делать? Одна «межмент» учит, другая «психологию».
- Не знаю, кто им делает дела, но на подпись их Машка носит.
- С чего ты взяла?
С того…. Весь земельный комитет завален «твоими» делами. А принесла их Машка.
- Наша Машка?
- Конечно. А чья же еще?
- Но их ведь много в городе. Вон, соседка тоже Маша….
- Так то уж пенсионерка, бабушка Маша. А приносит молодая. И говорит, что наша дочь.
- Какая?
- Маша? Наша Маша. Или, может, у тебя их не одна?
- Вроде одна…
- Вро - дде…. Од - нна…. Одна и носит.
- Ничего не понимаю, Ларис. Дай соображу. И девок, давай подождем.
Первой из «школы» явилась Машка.
- Привет, мухоморчики!
- Привет, - буркнул.
- Маша…. Маша….
Та смутилась вдруг.
- Что, мама?
- Расскажи про свою работу.
- Я же учусь, мама.
- А ты про работу нам с отцом расскажи.
Слов за слово. Вижу, не понимает одна, что хотят от нее, другая это непонимание за упрямство принимает. Еще немного и мне разнимать их придется. Обе в слезах. Машка клянется, что и не знает, где этот комитет находится.
Успокоил баб. Сидим, головы ломаем, что бы все это значило.
На следующий день идем с Лариской в городско земельный комитет. Фотографию дочери взяли. Посмотрели, успокоили, не она наши дела носила.
Стал я дела «мои» смотреть. В основном гаражи. Еще с вечера я уже предположил, а теперь удостоверился окончательно, «откуда уши растут». Посчитал и на листочке записал , в каком гаражном кооперативе, какие дела прошли. Больше трехсот насчитал. Подивился этому «изобилью». А меня еще и «успокоили», мол, в архиве этих дел вдвое больше.
- Что же их около тысячи, - ахаю.
- Не меньше….
Сразу же дальше свой «арифмометр» в башке кручу. Ай да Дёма, ай да Дёма. Как он развернулся. Даже при моей производительности, которая примерно равна все их троице «Дёма, Леша и Маша», потребуется времени на эти дела года два, не меньше. Следовательно, создал Дёма «артельку, но не дураков» в количестве десятка человек. И, самое главное, что вся нынешняя техника, будто специально, для такой прохиндиады создана. Прогнали чистые акты и титульный лист, где печать моя ставится в делах, через сканер, распечатали на цветном принтере и осталось только фамилии вписать заказчиков и их соседей.
Понял «кухню» Дёмину. Что делать? Шум поднимать? А чего добьешься? Ничего. Для начала собрал все дела, которые еще неподписаны руководителем и домой.
Из дома Дёме звоню:
- Как это понимать? - спрашиваю.
- А что? - невинный агнец писк издал.
- Как что? Дёма, вы же столько наворотили, что ни в какие ворота не лезет! Так, чтоб шума не было, для начала разберемся с участками, которые не утверждены и находятся у меня. Я их пропущу через свое «ЧП» только после того, как ты за них переведешь деньги, собранные у заказчиков на расчетный счет «ГеоИза». А потом будем думать, как с остальными участками быть, которые уже прошли кадастровый учет.
- Заплатим. А по остальным-то какая проблема? Они же уже все….
- Какая проблема? Вы же доход получили, а за это надо налоги платить. Или снова мне это делать из своего кармана. Я понимаю Дёма, что вы меня за старого дурня считаете….
- Ничего мы не считаем….
- Считаете. И Бог с вами, не спорю. Я, старый дурень. Но, Дёмушка дорогой, не идиот. А ты к тому же еще и на юриста учишься. Или теперь вас учат не законы блюсти, а только плевать на них? Плевать на законы, на людей. Ну, уголовного вы можете сколько угодно творить, меня это не касается. Но вот подлость по отношению к людям, это Дёмушка по моим меркам и есть самое главное. Поэтому разбирайся сам с налогами. С работой по чужой лицензии.
- И что?
- А то, что с уголовным правом ты можешь, все чего тебе заблагорассудится, но есть еще законы совести. А к ним со взяткой да слезами не подъедешь.
Дёма сколько то заплатил за «арестованные» мною дела. Я их довел до ума, людям раздал. Надо решать, как дальше с Дёмой дела ладить. А какие могут быть дела с человеком, который едва начал работать. А уже в «химию» его понесло. Никаких дел с таким человеком. И никогда! Об этом и сказал ему. А, чтоб это в жизнь воплотить, надо Дёмушке из моего ООО выйти. На это парень ответил яростным отказом:
- Это почему же я должен выходить из «ГеоИза». Я должен сперва с балансом за прошедший год ознакомиться, уж потом.
У меня и вовсе челюсть отвалилась. Ничего себе заявки. Сначала разделим то, что вы, дескать, заработаете, а потом каждый свое в свои закрома положит. Лариска стала узнавать по всяким каналам, сколько же Дёма с бригадой нахапали. Немало. За лето паренек новую «девятку» справил….
Что с людьми происходит? Дела не освоят, а уже требуют, чтоб деньги «манной небесной» к ним вылились на головы. Неужели главное это? Деньги-то, по сути, бумажки цветастые, фантики. Без них плохо, согласен. Но менять на них все - честь, дружбу - зачем? Я потерял деньги в этой истории. Даже не потерял, я не работал, если честно, под моей «маркой» другие молотили по-стахановски целое лето. Бог им судья. Купил Дёма себе «девятку» и ладно. Но сожрет ее со временем ржа, рассыплется на части, а бесчестье навсегда. Деньги он получил, но потярял дружбу с человеком, который ему верил, как себе. Часто ли встречаются такие на питии жизненном?
Да и юристом он никогда не будет настоящим, ибо начал свой путь на этой стезе не с того, как закону сослужить, а как обойти его. Жаль. Поймет ли он, что был у него шанс начать свое дело с «нуля» - живое и нужное с человеком, который многое бы дал ему не материального, но более ценного.
Валились на меня деньги упомянутой «манной» и не раз, но в последний момент то меня от них шибало, то они проносились стаей птичьей разношерстной. И, кажется мне. Что этот «пролет» мимо денег не единожды спасал меня. От чего? Думаю, от погибели.
Про дыни я потому и вспомнил, что это один из уроков мне. Все сладкое быстро в жижу поганую превращается. Лишь успеешь посластить во рту, глядишь, уже и «не дыня», а квашня говенная. И разгребать да убирать ее тебе приходится…
Последнее время вспоминаю из далекого детства деда Степана и его странные (или странную) песни.
… не стелись по полю с плачем вьюгушка,
пожалей рябину у плетня.
Не хлещи лицо моей голубушки,
что встречает у ворот меня…
Мне лет десять было, когда он объявился в нашей деревне. Могучий старец с седой гривой, белой бородой. Мужик в деревне не хлипкие вроде, а ему по плечо. Прямо исполин.
Сколько ему лет мало кто знал. Но даже старики его называли дядей Степаном. Когда они пацанами были, Степан уже в самой мужицкой силе пребывал. Старики рассказывали, как они на реке. Когда купались. Просили:
- Дядя Степан, подкинь…
Он не отказывал. Нагнется под воду, пацан ему руки на плечи положит, а он за икры схвати малого и метнет через себя. Летит бедолага и кувыркается. Как в воду войдет, какой «ласточкой» никому и дела нет. За то дух-то как захватыват! На секунду или две птицей взлетишь над водной гладью, а небо то сверху, то сбоку синевой взыграет. А потом вода принимает у этого сначала голову, у того брюхо; третий спиной или задницей шваркнется так, что на миг покажется, об лед, на секунду от мороза по коже, будто покрывший зеркало речное, садануло, уж очень крепко.
Говорят, были у Степана еще братья и сестры. Он старший. Семья крепкая. Степан даже головой сельским был. Им и остался, когда коллективизация пришла. Только назывался уже председателем Совета. Ему, как главному в селе, пришлось и задачу нелегкую решать, кого записать в кулаки. А как ее решить, если все, кто побогаче от работы продыху не знают. Вот бы пьяниц всех деревенских да лодырей-пустозвонов собрать, тогда бы и думать не надо.
Собрал братьев вечером к себе, семейно то, может, и надеется решение. До утра прикидывали, как поступить. Нашли решение. Дурацкое, но по сути святое. Всей родней записались в кулаки. Решили, что, если всем гамузом поедут в Сибирь, то там, держась, друг за дружку, любую беду одолеют.
Не получилось с молохом справиться. Один Степан и вернулся из далекой Сибири. Еще кое кто из родни его выжили, но одни прижились и для них Сибирь стала родной сторонкой, другие еще куда-то укатили в поисках вечных доли лучшей по странам и весям.
Поселился дед Степан у троюродной сестры, одинокой старухи. Избу, как смог, починил. Забор да ворота подправил. И зажили они тихо, по стариковски.
Но в гулянья деревенские, которые в пору моего детства еще были развеселыми и массовыми, любил дед с мужиками и горькой выпить и даже иногда в пляс пускался. Но иногда вдруг веселье останавливалось, будто придавливало его какой то силой магнетической. Тогда просили спеть деда Степана его песню. Откуда он ее взял? Может, сам, может, другие отверженные в каторжансих краях люди сложили эту песню-балладу, неизвестно. Но по мне так это сам дед Степан сложил ее. Потому что нигде и никогда, поизездив по Северу и Сибири, я ни разу не слышал нигде слов песни. Жалко, что мало слов помню из нее. Долгая она, как срок каторжный….
… запоет, бывает, и соловушко
так, что слезы выступят из глаз,
коли в клетке он, а не на волюшке
трель выводит, как в последний раз….
Поет дед Степан, как батюшка в церкви. Такое сравнение мне и пришло в голову, когда в первый раз услыхал эту былину. Так же, как в церкви люди, слушая ее, скорбными делаются, друг к другу жмутся будто. Сначала у баб слезами платки пропитывались, после и мужики тайком слезы смахивают. Что это было? Призыв ли к чему? Но к чему? Никто даже не шевельнется, с места не сдвинется. Будто окаменели все, но настанет миг и сорвется эта каменная махина и покатит снежным комом. А песня рвет тишину. Уже и не верится, что гулянье развеселое только что будоражило деревню.
Нам, пацанам, скучно взирать, как мужики и бабы куксятся. В слова не вслушиваемся, не вдумываемся в смысл этой песни-плача. У нас то другая жизнь впереди, уверены. Знать бы простую истину. Что каждое время свои каверзы людям строит.
Мы не слушаем этих «причитаний», уносимся по своим делам. А в след нам слышится:
…как сладка бы ни была чужбинкшка,
но душе не в радость рай в раю,
ей, сердешной, вечной сиротинушке
пусть нужда, но пусть в родном краю….
Другое нам интересно. Говорит дед Степан, золото мыл в Сибири. Намыл его, мы так считали не одну тонну, а потому был, верно, богат. Но как выяснить это?
Мне велосипед купили в то время. Целый день катался я на радостях. Сначала по деревне, пока не влетел со всей скорости в соседку бабу Марью. Она сама виновата, я ей кричу, что отвернуть не могу, а она идет, будто глухая и слепая. В итоге все мои коленки разодраны, а у бабы Марьи ведра - одно в крапиве, за другое она споткнулась и кувыркнулась через него. Так потешно сальто она выписала в воздухе, что я засмеялся, не обращая внимания на боль в содранных ногах. Баба Марья вскочила и за мной с коромыслом: «Я, тебе, падежонок… Я тебе….»
А мне что? Я вскочил и на пед-дали. Фырк и нет меня. Но из деревни укатил. На реку приехал. А там дед Степан с удочками сидит. Не клюет, он носом поклевывает вместо рыбы. Я по сторонам огляделся, никого. И у деда спрашиваю:
- Дедушко Степан, вы, говорят, золото мыли в Сибири?
Дед дернулся, оглянулся:
- И золото мыл, и лес валил, и дороги строил….
Меня всякая чушь, вроде леса и дорог, не интересуют.
- А золота много намыли?
- В деревне болтают, что не одну тонну. Преувеличивают. Но центнер, другой, пожалуй, намыл.
- А у вас оно есть сейчас?
Дед задумался:
- Честно скажу, нет. Зачем он мне?
- Как зачем…. Как зачем….
- Ну и зачем?
Я смутился, не знаю, что и сказать. Ничего, себе, не знает, зачем людям золото. Руками вокруг головы развел:
- А вы бы это…. Ну….
Нашелся таки:
- Вы бы велосипед новый купили….
Дед засмеялся. Даже поклевку редкую зевнул. Подсек, но поздно, обмишулил старого окунишко. А дед удочку бросил и дальше смеется. Слезы аж выступили из глаз. А он еще и приговаривает, будто слово впервые услыхал:
- Велоспед…. Велосипед….
Потом затих, задумался.
- Никто золото на велосипеды не тратит. А то, что намыл много и себе не взял золотинки, так не я его сеял в землю, не мой и урожай…
Сорок лет прошло. И слова те деда Степана про то, что не покупают на золото велосипеды, вдруг всплыло его с напевом про чужбину. И каша в голове образовалась каким то замудреным вопросом: «А почему же не покупают на золото велосипеды?» Никто же его не сеял в землю, а почему принадлежит единицам? Почему бы на это золото и впрямь не купить каждому ребенку Земли велосипед, когда исполнится ему 10 лет? Много ли это? Нет, уверен. Останется еще немереное его количество и на бомбы, и на украшения разнузданные и на всю похабную нынешнюю роскошь. Но зато в детях какой заряд доброты вложится, если в этом малом они будут равны. Глядишь, и в ином попытаются неравенство ликвидировать. И не надо ни революций, ни учений разных, ни войн…
Я уже студентом был, когда умер дед Степан. В мыслях моих он остался, как последний гусляр, хотя и не было у него никакого инструмента музыкального под рукой, кроме души, конечно. Но песня его, чем не гуслярская баллада?
… окропят в апреле землю дождики
и омоют полою водой.
Расцветет земля и также ходики
Будут мерно тикать за стеной.
Дёма из моего «ГеоИза» выйти напрочь отказался. А, напившись со своей компанией, целый вечер насиловал мой телефон. Обзывал «конем», который на него «пхать будет», если он пожелает. И еще много гадостей было сказано змеиным шипом. Да мне-то что до того. Не удачен оказался мой опыт по созданию фирмы, в которой бы дело было на первом месте, а уж потом деньги и прибыль. Не по науке это, говорят. Не знаю, что это за наука, которая ставит цветные фантики выше всего человеческого. Пещерная эта наука.
Чтоб совсем мне насолить, открыл Дёма свое ООО и назвал его «ГеоИз-2» («ГеоИз с хвостиком»). В учредители еще и тетку взял, Рукосуйскую и Машу. Работают той же компанией. Но, чувствуется, кодло у них настоящее. И «кинет» всех их, премилая Машенька. Ох, Дёма, кинет. Сочувствую.
А проблему решил просто. Взял и вышел из состава учредителей созданного мною ООО «ГеоИз». Теперь их у Дёмы целая охапка.
Заморочили меня межевые дела. Чем дольше работаю, тем меньше понимаю, что и зачем делаю. Что такое кадастровый учет и для чего он нужен, понимаю. Но что вокруг него, никак в толк не возьму. А тут еще новое убожище придурь выдумала под названием «Роснедвижимость». Я сразу же на свой манер переиначил – «Рожнедвижимость». Почему? Да потому, что ничего в этих «рожах» подвижного нет. Все кругом меняется. Земля скоро во вселенскую парную превратится, катаклизмы расколют планету на мелкие кусочки, Россию уже начали делить меж собой разного рода бусурмане. А до этих «недвижимых», будто все мимо проходит и пройдет. Насела эта «недвижимость» на нужное дело, кадастровые палаты под себя подмяла массой своего неподвижного места. Совсем тяжко стало делом заниматься. Ладно сами сидят «недвиженцы», так они и всю родню за собой приволокли, каждому по «столу» и должности приклепали. А это уже стопроцентная придурь. Ничего не смыслят, а везде свой нос суют. Ну если уж нельзя без родственников, то платите им зарплату за то что сидят. За то же, что не лезут никуда, еще и премию положите квартальную. Толку от приблуди мало, точнее никакого. Они потому и придумывают всякие заковыки, чтоб свою «кчемность» показать. И получается: как Путин скажет, что надо упростить вопросы приватизации земельных участков, так, будто грибы, появляются новые упростители. За два года работы «Рожнедвижимость» так запутала все, что работа, на выполнение которой требуется неделя, растянулась на полгода.
Ткнусь в районный отдел «недвижимости», а там Балерина сидит – тетка невообразимых размеров. Смотрит на людей и на межевиков, неугодных ей (в число коих и я угодил, ибо не пожертвовал ей сколько то на что то), как будто на быдло рогатое. Доказать ей что либо бесполезно. Попытался ей однажды Постановление правительства российского показать и свое отстоять. Куда там! Послала меня служительница «передового на планете всей». Над ней начальник еще самодурашней. Каждый месяц какие то «новшества» вводит. И тоже совершенно невменямый на предмет заона и здравого смысла. В России много законов, которые со здравым не дружат. А тут вроде и законы понятны, и здравый смысл в них есть, но придурь на то и придурь, чтоб всякое полезное в дерьмо обратить.
В последнем очень преуспевают. Четыре года занимался межеванием. Первые десять месяцев года со скрипом, с плевками да матюгами еще можно работать. А как ноябрь и декабрь, так и , будто канализацию в головах «недвижимых» прорывает, начинают «борьбу» за «чистоту рядов». Столько дерьма из них тогда изливается, будто весь год копили, чтобы перед Новым годом «кишку» освободить для притока новых нечистот.
Смотрю на Балерину и не могу понять, за что же ее люди так окрестили. Сначала думал, что у нас в России обычное дело протвоположным награждать – за подвиг опалой, за подлость орденом; тостого Кащеем окрестить, а худобу «жириком». Однако посмотрел, как эта мадам над людьми глумится, а после юлой вертится перед начальником своим и понял – «глас народный – глас божий. В точку попали. Сделав же такое «открытие», сразу же и «либретту» сочинил балета-оперы «Лебезинное озеро».
ЛЕБЕЗИННОЕ ОЗЕРО
Действие спектакля происходит на озере, круглым зеркалом теряющимся среди кочкарника и камышей. По озеру. Вернувшись после зимовки в далеких южных землях, носяится радостные лебеденки. Отдохнули после долгого перелета и теперь у них задача важная – создать семью, свить гнездо и выпестовать потомство. Пока они беззаботны и веселы: пляшут, танцуют, скачут, кричат и гогочут. Но вот беспорядочное кружение лебеденков приобретает некую направленность. Они уже не носятся сами по себе, а движутся степенно парами. Семьи созданы, теперь нужно вить гнезда в камышах, как делелось это во все времена. Но ныне все по иному: у кочкарника, камышей и озера появился хлзяин _ «Болотнедвижимость». Места для гнездовий выделяет начальница Камышового отдела «Болотнедвижимости». Матушка, - так зовут начальницу - такая же лебедиха, только массой в пятеро больше других лебедей. На юг она из-за своей массы летает только самолетом на недельку в Турцию, а после возвращается и зимует под своей кочкой. С прилетом лебеденков она занимает свой пост на крыше соей кочки.
Определившись с парами, лебеденки отводят своих суженных на край озера, а сами устремляются к Матушке:
- Матушка! Матушка! Одели нас сженями камышей для гнездышек….
Матушка морщится недовольно:
- Нет, в камышах места ныне для гнездовий, идите в кочкарники, там и лепите свои гнезда.
- Помилуй, Матушка! Всегда в камышах гнездв мы вили. У каждого Свидетельство есть на две квадратные сажени от самого Царя-Батюшки.
- Вот у Царя и просите. А здесь я царь и бог.
- Смилуйтесь, Матушка. Как же нам в кочкарнике ютится? Там и тростник для гнезда таскать надо из далека. К тому же лиса по кочкарнику шастает. Сколько же подлая лебедят наших погубит-растерзает?
Лебедушки у края озера плач затевают:
- Не гони нас, Матушка.
Не гони, родная.
Мы ждля вас стараемся,
в камышах рожая
Матушка раздражена инедовольна:
- Кыш, пернатые профуры,
гадкие утёны.
Камыши находятся
в водоохраной зоне.
Лебеденки и лебедки сбиваются в кучу. Что то лопочут, галдят. Один лебеденок отделился от общей массы, куда то уплыл. Через некоторое время лебеденок возвращается с ротаном в клюве:
- Матушка, позволь угостить вас рыбешкой?
Матушка обрадовалась было, но, разглядев чумазое чудище, брезгливо отмахнулась:
- Мог бы и карася принести.
- Так нет в нашем озере карасей. Всех вашей милости перетаскали. А молодые не нарастают. Всю икру подлые ротаны сжирают.
- Ну ладно, - меняет гнев на милость правительница камышей. Берет ротана, кидает его под свое крыло. Лебеденку притащившему ротана разрешает свить гнездо на краю камыша со стороны болта.
Остальные лебеденки начинают роптать:
- Несправедливо…
- А с нами как же?
- Мы чем хуже…
- На болото! На болото! А мсне с вами валандаться некогда, - удаляется под кочку.
Плачут лебедки, виновато топчутся лебеденки, не зная, что предпринять. Тут небо над озером темнеет, но грома нет. Это не туча набежала, прилетел Коршун – начальник «Болотнедвижимости».
Матушка высунулась из под кочки, увидала подлетающего начальника, выпорхнула на озеро. Носится по его глади, колотит крыльями разгоняя лебеденков, орет на них
- Кыш,пернатые! Кыш! Али не видите Батюшка наш пожаловал. Встретить его – дело святое. А вы кроме тухлого ротана для встречи родителя-спасителя ничего и не удосужилисб принесть.
- Так другой то рыбы нет….
- Предупредили, мы бы на лругое озеро слетали за карасями…..
Не слышит их Матушка. Коршун на кочку опустился. Лебеденки в камыши забились, затихли. Но не долго затишье это продолжалось. Не пристало молодым в камышах прятаться. Зашевелились заросли. Пока начальники меж собой сговариваются, камыши без присмотру оставлены. Засуетились лебеденки, гнезда ладят. Уж когда лебедки на гнездах будут сидеть, никакая власть их оттуда не сгонит.
Батшка первым делом шпыньков Матушке натолкал. Пока его умаслит она, лебеденкам покой. Коршун на кочке восседает, камышовая царица овцой перед молодцом крутится. Шею свою жирную вытягивает при этом: то к воде загнет, так, что чуть клюв в воду не топит; то вывернет его, но шея по глади водной стелется:
- Ой, Батюшка! Как я рада вашему прилету. А как я готовилась к этому торжественному моменту. Ведь событие это важнейшее в году. И встретить вас – дело пресвятое…..
- За святость благодарю. Но почему порядка у тебя нет. Почему лебединое отродье в камышах, а не кочках гнездуется?
- Не обращайте внимания на то, Батюшка. Это временно они аренду оформили камышей, а как только птенцов высидят, так их и турну в кочкарник.
- Турни, Матушка. Непременно турни. С этим планктоном только строгостью да батогами и можно справиться.
- Верно. Батюшка, вы сказали. И насчет планктона, и насчкет батогов.
- Вот и действуй. Бери батог и – вперед на камыши!
- Помилосердствуйте, Батюшка! Как же я в камыши то влезу. Запутаюсь в них и пропаду. Эти лебеди даже руки не подадут, коли тонуть начну или давиться в зарослях диких?
- Зажралась ты. Мать. Зажралась. А не посадить ли на твое место кого из молодых?
- Не поймут они вашей милости, батюшка. Я же не зажралась вовсе. А масс моя от того, что я вся заботами о нашей «Болотнедвижимости» пекусь денно и нощно….
- Да от черной зависти, - крикну кто-то из камышей.
Коршун услыхал:
- Смотрю. Мать, ты тут демократию развела ненужную.
- Никакой демократии. Батюшка. Вы ведь знаете, я пятнадцать лет на этой кочке сижу и ни один пикнуть не смеет. Я розберусь, ужо, с ними.
- Разберись, матушка. Ты их распустила, ты их и в стойло загоняй. И чтоб к следующему моему прилету не одного лебеденка в камышах не было.
- Да как же…..
- Я сказал – закон, - и взлетел.
- А подарочки то, Батюшка, - кинулась было за ним камышовая начальница. Но только и смогла на свою кочку взлететь.
На кочку взгромоздилась, отдышалась. Коршун еще и за горизонтом не скрылся, а Матушка уже вернувшимся к ней командирским рыком потрясает камыши:
- А ну, лебединое отродье, вылазьте из камышей. Буду вам харахири делать.
Стихло в камышах, но не надолго.
- А ты, дура напыщенная. Сама к нам иди сюда. Мы тебе эту «хирю» сделаем, - «послали» ее из камышей.
Шум, гам стоит в камышах. Это жизнь там идет. И никакая ей придурь не помеха. Вылупятся лебедята, поставят их на крыло родители. Улетят они в жаркие страны, чтоб тосковать по соеим далеким камышам.
Дура же, что на кочке сидит,не помеха этой жизни. В камыши она не полезет. Потому, что боится запутаться и «хири» обещанной. К тому же и кочку нельзя без присмотру оставить, желающих занять ее среди родни много. Каждый рад сковырнуть благотельницу. Посидит-покукует на кочке да и свалится или свалят ее – торбу жирную….
А мне дальше по своей стезе дурацкой идти. Как это дивно, когда с воза у дурака что-то падает. Ему от этого маленький передых. А возу вреда мало. Он у ДУРАКА до того велик, что, сколько с него не падай груза, легче не становится….
18 апреля 2005 г.
Хождение по граблям - продолжение
© Copyright: Сергей Шелепов, 2007
Свидетельство о публикации №207050200368
Свидетельство о публикации №207050200368
Рецензии