Банальные истории

Часть 1

ОТГОЛОСКИ ВТОРОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ

ВЕЧНОЕ ОТРОЧЕСТВО

 Шел 1941 год. Михаилу Попову было 15 год. Молодой, но изнуренный недоеданием организм, сдерживал его рост. Его мать отдала на заработки, так как прокормить четырех детей она была не в силах. Непогодам рослый и плечистый паренек, хотя плечи как будто от непосильной ноши тяжело свисали вперед. От этого он казался сутулым и угловатым. Его отец погиб в финскую компанию и семья, состоящая из четырех детей и матери, в которой он был старшим ребенком. Жизнь в деревне была во время войны обременительным бременем. Скудным по военным меркам урожай, заработанный на трудодни, был основным пропитанием. Короткое северное лето давало мало запасов на зиму. Содержать крупный рогатый скот было тяжелой ношей, но коровы были порой основными кормильцами. Мать Клавдия стала замкнутой и ворчливой вдовой, всю свою силу и энергию она вкладывала в пропитание семьи. Мужа она потеряла в 1939 году, в Финскую войну. В это тяжелое время она была за отца и за мать. В голосе все больше звучали грубые нотки в наставлении детей. Требовала от них послушания и смирения. Молилась в домашние образа, прося защиты и покровительства от Бога. Проходя возле сельского клуба, бывшей церкви, проклинала в душе всех, кто наслал злобу на Бога, в этом она видела знаменье за надругательство над Божьим храмом. Учила детей молитвам и священному писанию, просила, а затем требовала смирения, но дети впитали новые нравы, которые ее пугали. Оставаясь одна, она тихо и долго плакала, и вдоволь наплакавшись, вновь занималась мирскими заботами. Все это чувствовал и понимал Михаил. Старался не злить маму, всячески старался угождать и помогать ей. Он больше походил на заботливого нюню, который игрался с малой сестрой и как мог помогал по дому.
 Михаил всей душой тянулся к отчему дому, к своим родным. Вот он уже почти год работал на пилораме в качестве подсобного рабочего. Заработанных средств едва хватало на скудное пропитание. Постоянный вой пил, резкий запах опилок, древесная пыль доводила его до дурноты. В чужом селении ему доставалось от местной шпаны. Часто его жалкую провизию крали, а иногда отбирали насильно. Он не жаловался и жаловаться было не кому. От скудного питания и непосильной работы он начал слабеть. Весна дала ему небольшой духовный заряд надежды. Как только сошел снег Михаил нес свое ослабевшее тело по лесной извилистой дороге к своему родному очагу. Именно несла его душа, а не тело. Сорок верст показались нескончаемым мигом. Перед ним пробегала его сознательная жизнь, где только он мог себя чувствовать человеком. Он упоенно рисовал художественными красками на холсте, которые достались ему в наследство от отца. Предавался светлым и заветным неизбалованным мечтам. В душе он был крестьянин. Любил уединенную и размеренную жизнь. Жизнь на станционном поселении, где располагались депо, лесопилка, сортировочный транспортный узел тяготили его от бесконечных железнодорожных движений поездов, в одной из которых ушел в вечность его отец. Иногда он ночью просыпался от призывных паровозных гудков и надрывного стука колес. Бесконечные эшелоны везли солдат на северный фронт. Он ждал приближения чего-то неизбежного. Иногда с поездов снимали умерших раненных, где из деповских рабочих создавали целые похоронные бригады для захоронения умерших.
 Забрали на фронт помощника пилорамщика, ему пришлось занять его место. Зимой приходилось часто менять пилы для заточки при пилке мороженного леса, где он мог немного отдохнуть от непосильно для юноши физического труда. Весной работы прибавилось. Приходилось ворочать тяжелые бревна. Порой ему казалось, как что-то отрывалось у него внутри и судороги скручивали от резкой боли живот. Ему давали отлежаться и опять гнали на работу, грозясь дисциплинарно наказать его, а это могло грозить тюремной ссылкой. Страх быть обузой и клеймом для родных гнал его на работу, но он чувствовал с каждым днем себя хуже и хуже. Собрав все свои силы и волю, он стремился еще раз увидеть своих родных.
 Дома мама встретила его сдержано, лесной дорогой он не смог собрать или лучше сказать, не мог собрать из-за плохого самочувствия ничего съестного, только младшие сестры встретили его с искренней привязанностью и не давали ему покоя до вечера. Северным летним вечером, в пору светлых ночей он дописал маслом причудливую картину из какой-то сказки, видимую только его воображением, сложил краски в сундук. Вот и все, - сказал он себе, как будто бы закончил дело всей своей жизни. Всматриваясь в свое творение, он незаметно уснул. На утро его торопила мать. Опоздание на работу в районах, стоящих на военном положении было подобно смерти или каторги. Он посмотрел на безмятежно спящих худых сестер с такой тоской, как будто бы прощался с ними навсегда. Мать его проводила с крестным знамением и причитаниями. Он не помнил, как добрался до своей временной коморки и лег стать. На утро его как солдата разбудили зычным грубым окриком. Как будто бы во власти незримого рока он в беспамятстве дошел до работы, уже не в силах принять пищу, или не думая о жалкой пайке. По команде подошел кантовать бревно на тележку и рухнул на землю. Сколько прошло времени, он уже не помнил, только впадая в горячку, снова и снова вспоминал своих сестер и мать. Мама, мама, - невнятно молил он. Иногда у его кровати подходил фельдшер, удрученно кивал головой и распорядился вызвать мать. Он уже не мог двигаться, слезы о несбыточных мечтах перехватывали дыхание. - Мама, прости, я тебе не помощник, побудь со мной еще часочек. У мамы Клавдии на время оттаяло ледяное сердце, от бессилия ее глаза стали мутными. - Ма, не плачь. Возьми меня за руку, мне холодно и страшно. Грубые материнские руки старались согреть обделенного лаской своего первого сына. Больше он не говорил. Его образ исправлял картину, которую он недавно закончил. Краски не слушались и растворялись в подвижной туманной белой бездне, пока полностью не исчезли. Затем белый туман замер и краски превратились в черную мертвую ночь… Мать Клавдия только теперь осознала, что потеряла не только свою главную опору, но и самого любящего ее ребенка и на всю оставшуюся жизнь эти тяжелые минуты стали ее невольным прозрением. Как и многие из нас осознают свою духовную сокровенную близость, когда ее уже не вернуть.

 


СЛЕПАЯ МЕСТЬ

 В 1939 году Советский союз восстановил старые имперские границы России, где часть Государства Польского оказалась вновь у старых хозяев. Война с фашисткой Германией не успела внести свои коррективы в политическую власть. Польша оказалась оккупированной фашисткой Германией. Оккупационные войска до 1944 года землевладельцев облагали налогами. За убийство на своей земле немецкого солдата или офицера землевладельца и его семью расстреливали. Совершеннолетних незамужних и неженатых людей, не имеющих своей семьи или хозяйства, отправляли в Германию на трудовую повинность. Молодая тетя Мария отбывала трудовую повинность в Германии. После года работы она смогла получить отпуск с выездом на Родину и откупиться с помощью родных от трудовой повинности. Молодой дядя Кастусь и в дальнейшем мой крестный женился, чтобы избежать данной повинности. Самым большим потрясением для семьи – это были предупредительные очереди над головами дедушки Михала, отца и старшей его сестры-тетушки Марии, было настоящим чудом, когда солдат Вермахта, вовремя, объявился и их не расстреляли. Соседей по хутору бросили в колодец, а затем расстреляли за убитых солдат на их земле. Свидетелем данной расправы был мой отец, будучи еще ребенком, оказался невольным свидетелем. Его товарищ из данной семьи кинулся к своим родным в эмоциональном порыве и разделил с ними их судьбу. Отец в оцепенении затаился в пристройке на сеновале напротив дома. После расправы над семьей немцы обстреляли сеновал и все подозрительные места, где еще могли прятаться люди. Отец при выстрелах не пустился в бегство, после пережитого его тело и разум находились в оцепенении, будто бы его вместе с другом лишили жизни, с которым он недавно придавался детским играм. Смерть друга, отрывистые выстрелы и немецкие выкрики отделили его душу от тела; он носился по двору, бросался на обидчиков, но неведомая сила в бессильной злобе растворяла его в темноте. Только поздно ночью он пришел в себя, выбрался из укрытия и невредимый, но до смерти напуганный вернулся домой. Дедушка Михал застал Первую Мировую войну и имел определенный опыт, когда отступали рядом стоящие Советские войска, то он забил почти всех свиней и схоронил солонину и другие припасы в разных тайниках. И в самые тяжелые дни выручали запасы, хотя голодовать приходилось, когда фашистские солдаты останавливались на жилье. Последний скот не забирали в Польше. В это время их, попросту, выгоняли из дома, жить временно приходилось во вспомогательных постройках и на сеновале. В военной комендатуре им выдали паспорта немецкого образца, но при этом бабушку Еву сильно напугали, после чего она пряталась с младшей дочерью Ниной в тайниках при разъездах патруля. Рядом проживал богатый еврей, который выдал свою дочь за поляка, чтобы спасти ей жизнь. У жениха-поляка сдали нервы и он выдал свою жену немцам. При переправе на лодке он причалил прямо на военный пост. При окрике, - “Wie heist Juda“? Он оттолкнул лодку с еврейкой-женой, показывая на жену, закричал, “Juda“; автоматные очереди изрешетили беззащитное тело? Через некоторое время дедушка на своей земле встретил еврейскую семью, которые прятались в березняке до заморозков. Пока они не ушли для дедушки и всей семьи были томительные дни, но предать оккупантам для них было большим грехом. В ожесточенных боях между противоборствующими сторонами при освобождении Польши фашистских оккупантов один из снарядов упал на земельные владения семьи Калиновских. От взрыва погиб дядя отца, отец Александр получил тяжелую контузию. Не считая насмехательств, неопределенностей, унижений, контузии отца, а иногда холода и голода война закончилась для них с малыми потерями, чем пришлось многим пережить. Оставаясь между двумя враждующими лагерями, данные люди стали изгоями после войны. Большая политика использует все средства в достижении своей цели, где небольшие народности и отдельные семьи не в счет. Была борьба за социалистический лагерь особенно в восточной Польше, которая ранее была Прусской территорией. Изгонялись все по религиозным и национальным признакам. Месть была настолько лютой, что превысила численность депортированных за все военные годы. Особенно люто относились ко всем земельным разобщенным собственникам. С одной стороны ненависть рассжигалась советской пропагандой, с другой стороны батраками и всеми завистниками в предвкушении легкой наживы. В первую очередь это произошло с иноверцами и гражданами с сомнительными польскими корнями, особенно немецкими, таких именовали «мазурами». Шли все методы, самый простой – это подбросить огнестрельное оружие, похищение документов на право собственности землей. Постоянные угрозы физической расправы и их исполнение заставляли людей бросать свои земли. С северо-восточных рубежей Польши невозможно было добраться до границ Австрии или Германии. Дорогой беженцы становились легкой добычей бандитских группировок на польской территории. Беженцы, истерзанные от побоев, ран, мародерства, издевательств и голода умирали или сами прерывали свою жизнь от невозможности больше бороться за свою жизнь. Самый простой метод – это броситься в любой водоем, так в основном поступали изнеможенные старики, где умирать под ударами прикладов и сапог конвойных казалось более унизительным и ужасным. (Эти события мне дополнительно описал Николай Семенович Миколуцкий, вывезенный в Германию в 14 летнем возрасте и прошедший от Германии пешком при возвращении на Родину.) Насилие рождает насилие, с чувством эйфории мщения ко всем слабым, не умеющим постоять за себя, где все новые и новые жертвы депортации – вот трехлетняя послевоенная эпопея в Польше. Дедушку неоднократно жестоко избивали на глазах у детей и жены. Запугивали, более ужасной, расправой, если он не покинет Польшу. Когда у дедушки отобрали часть земли, то среди депортированных оказался и мой дедушка с бабушкой, отец и мои две тетушки, также близкие родственники по бабушкиной линии, которые относились к «литвинам». Часть родных остались в Польше и смогли со временем вернуть часть своих земель, но эта уже другая история. Только по рассказам знаю, что прадедушку отравили, а брата дедушки убили в Польше – вот такую цену они заплатили за свою землю.
 Философ от злосчастной судьбы, которая не давала скучать в жизни деду, его необузданный характер – все это отложилось в моем детском сознании. Многие тайны он унес с собой, как место и дату своего рождения, так как при запросе через исторический архив, у Ивана-прадеда Францевича (Johann) записан только один сын Осип (Jozef). Хотя родные (Baran, Kalinowski) в Польше подтверждают факт родства. Воспоминания, о прежней жизни в Польше, вызывали у дедушки приступ негодования, поэтому в семье эта тема была запретной. В шестьдесят третьем году отобрали частную землю, а в колхозе не смог ужиться. Хутор еще в Советской Беларуси пришел в упадок, ранее ухоженные земли оскудели, дети разъехались по городам бывшего Союза. Сохранилась частичка детских ярких воспоминаний и отрывистые воспоминания тетушек и крестных, которые с неохотой, но иногда делились своими прошлыми воспоминаниями, храня тайну своего рождения и далеких своих предков. Даже истлевший эвакуационный лист, выданный на членов семьи и перечень крестьянского имущества дает недвусмысленную информацию о том хозяйстве в Польше, которое смог вывести при эвакуации, а скорее депортации в после военное время:
Гражданин Калиновский М.И. в собой перевозит: лошадей 1 , крупного рогатого 3 , свиней 1 , овец 8 , коз - , инвентаря: борона 1 , воз 1 , самокосилка 1 , продовольственных продуктов 25 центнеров, зерна и зерновых продуктов 8 центнеров, вещей домашнего обихода 2 центнера.





СУДЬБА ОДНОЙ ПЛОКАДНИЦЫ

 Огромные жизненные мега полюсы, где концентрируются два мощных заряда с положительным и отрицательным потенциалом, где у человека два выбора, примкнуть к одному из полюсов или остаться нейтральным, то есть не удел. Здесь правят инстинкты каменных джунглей, где нет места слабым и беззащитным.
 Люсю эвакуировали 1943 году в 3-х летнем возрасте из Ленинграда и ее приютили дальние родственники. Туманные детские воспоминания о тяжелых воспоминаниях молодой разум гнал, как тяжелый сон. Учеба, а затем работа скромной служащей давали независимость в самостоятельной жизни. Она познакомилась на вечере с интеллигентным парнем Виктором. Он был немногословным и замкнутым. Люси он безумно нравился, он для нее был единственным близким человеком, с которым она могла быть откровенной; зачастую многие люди создают сами своих идолов.
 Приемные родители желали спокойной жизни для себя и Люся стала им в обузу. Они торопили ее выйти замуж за Виктора, советовали, - Не упускай своего счастья. Советовали ей найти ей своих родителей или близкие родные, которые, может еще, они живы.
 Добровольно или по принуждению Люся ушла жить в общежитие. Ее любовь к Виктору переросла в одержимость, где она надеялась обрести свое счастье. Родители Виктора не жаловали Люсю. Виктор утешал Люсю, - Вот будет у нас ребенок, куда они денутся.
 Все так и произошло, Люся родила девочку. Виктор встретил ее, обещал все устроить, помог ей переселиться в семейное общежитие. Утешал ее, как мог, все время. Люся сама пришла к его родителям, но ее выставили за дверь, как гулящую девку, какое ее было разочарование, когда Виктор не пошел с ней. Родители его пообещали от него отказаться, если он пойдет к своей дочери. Между ними выросла стена отчуждения. В ее глазах он был безвольным человеком, но она любила его. Оставалось только ждать. Ее окружала стена отчужденности и наговора. Оградившись от всех незримой стеной, она ждала Виктора. Денег на питание и жилье не хватало, но надо было кормить малыша. Мысли ее путались, жизнь потеряла для ее смысл и только чувство материнства давало ей силу. Медленно или быстро тянулись дни, для нее все смешалось. Ослабевший организм не выдержал душевной пытки за истекшие полгода. Мысли ее побежали вспять, она отчетливо слышит голос своей родной мамы, - папа у нас сильный, он придет и спасет нас, только его надо дождаться, кушай дочка, кушай. Она с мамой идет по безжизненной улице, кругом безжизненные серые дома, кто-то ее забирает из рук матери, она начинает плакать, - мамочка, мама… Так они провожали отца и его тоже не стало. Папа Витя тоже погибнет, если мы не будем с ним. Ее преследовала навязчивая мысль. На улице выпал снег, морозный воздух еще отчетливее пробудил ее детские забытые воспоминания. Люся собрала малютку-дочь и направилась к дому Виктора. Стучала им в дверь, звала Виктора, но двери ей никто не открыл. Обессилев, она легла возле подъезда на снег, обхватила свою дочь и постоянно причитала, вот дождемся нашего папу и пойдем домой. Под утро ее с ребенком доставили в больницу, где она потеряла реальность происходящего, в горячке все бредила. Искала свою дочь, но уже никто ее не мог убедить, что ей требуется лечение. Весной она умерла.
 Родителям Виктора под оглаской общественности или от раскаяния приняли Люсю на воспитание. Вскоре Виктор ушел от родителей, не в силах с ними больше жить. Виктор устроил дочь в круглосуточный детский сад, там дочь Оленька по ночам тихо плакала и как все дети в такой момент зовут свою единственную дорогую маму. Затем ее маму заменила приемная мама. Связь с родными первой мамы не сохранилась. Происхождение мамы, где частица наследия стерлась жестокой историей бытия в каменных джунглях.
 



СКИТАНИЯ НИКОЛАЯ МИКОЛУЦКОГО


I. Предыстория.

 Заполярье, портовый маленький городок, еще советское время, короткое полярное лето.
 В нам на работу поступил Николай Семенович Миколуцкий в качестве сторожа, бывший бригадир бензорезчиков, Ему до пенсии не хватило полгода после пересчета. Вот и устроился дорабатывать. Бравый дед, седой, как лунь, ростом под метр девяносто, холостой или лучше сказать разведенный.
Собрались старые портовые рабочие в “такелажке” после аванса и засиделись. На улице моросил нудный полярный дождь, под навесами грызла до крови мошка. Такелажка была идеальным местом для мужской компании. Пришел хмурый дядя Коля, так его все звали уважительно, Он всем своим видом намекал, что их присутствие нежелательно. Нашелся один его земляк, который знал слабость дяди Коли, болтать по пустякам он не любил, но его мучили воспоминания, с которыми он хотел поделиться, как бы излить душу – исповедаться. Дома дочери, а ранее жена слушать его не могли. – Дядя Коля вот мы об Отечественной войне спорим и о жизни в оккупации. Рассуди нас. - Что вы о войне знаете, - язвил дядя Коля, - тяжело вздыхая. Перед ним стоял уже наполненный стакан водки. Он потупил взгляд на стакане. – Для красноречия, - напутствовал его земляк. После выпитого стакана дядя Коля даже не поморщился, степенно закусил консервной закуской и сдобным хлебом, взглянув на него оценивающе перед поглощением и начал повествовать свои сокровенные воспоминания. Тем временем слушатели налили себе и приготовились к длительному повествованию, которое хочу пересказать Вам, как новеллу о человеке, который заложил в меня частичку производственного мастерства и помог на жизнь взглянуть по иному. В повествовании я буду называть дядя Колю – Никола - Николай, как его звали в детстве.


II. Дорога в Германию.

 Уже второй год шла война. На Брянщине активизировалось партизанское движение, в связи данных обстоятельств и других причин стали вывозить молодое и детское население. Забирали всех, кто был ростом больше метра, особо это касалось мужского пола. Родители в сельских районах прятали своих чад в землянках – схоронах. Вызывали их на питание стуком о пустые котелки. Данную хитрость узнали немцы и под стуки котелков выявляли схороны, кто пытался в бегстве прятаться в глубоких лазах, получали вслед смертельный свинец из автоматной очереди или осколки от разорванной гранаты.
 Согнали их на станцию, безутешные родные в основном женщины и в слезах передавали своим детям последние припасы на дорогу и последние напутствия. Их охрана отгоняла безжалостно ударами прикладов карабинов и тычками вороненых стволов автоматов.
 Напуганный и растерянный Николай стоял босой среди таких же детей, но он был на голову выше своих сверстников. От матки он получил узелок варенной бульбы – это все, что сумели ему собрать из еды, вдобавок он получил старый отцовский пиджак.
 Без дальнейших церемоний их растолкали по вагонам. Из-за своего роста он попал в вагон со взрослыми. Эшелон уже состоял из взрослых мужчин, женщин и теперь добавили еще детей. Перед посадкой им раздали по черной полбулки хлеба, испеченного наполовину с опилками. Кормили один раз в трое суток. Женщины обычно растягивали свое питание на несколько дней. Мужская братия, глядя друг на друга, съедали свою пайку в считанные минуты. Три дня тянулись вечность. От голода, удушья от тесноты многих мутило, порою обморочное сознанье погружало в небытие. Так прошло три дня. Поезд сопровождали конвойные-отпускники, если доводили свой эшелон без беглецов, мертвые не в счет, то отгуливали в отпуск, если нет, то их ждала снова передовая. Поэтому любые попытки к бегству жестоко пресекались. Их выводили по очереди из каждого вагона, быстро обследовали внешний вид и внутренности вагона. Больных и немощных уводили и расстреливали. Более крепким ссыльным давали вволю, но быстро напиться, опять получали пайку знакомого хлеба и в дорогу. Наставление конвойных были более короткими, где все реже звучали русские слова. Любое неправильное понимание команды сопровождалось жестокими ударами.
На третью остановку им сообщили ломанном русском языке, что прибыли на границу Великой Германской империи. Их заставили раздеться в одном бараке до нога и погнали в следующий барак на врачебный досмотр. Кто врачам не нравился по каким-то признакам, то ему на лоб ставили клеймо, одевали бумажную накидку с вырезом для головы и уводили в заводской цех, где возвышаясь над цехом курилась черная труба. Только возле вагонов пытливый молодой и неопытный ум задал вопрос у немецкого переводчика, - где они. - А вот видишь, их прах стелится над землей, сожгли их, как заразу. Германия - здоровая нация и ней не нужен заразный народ. Ужас и удивление заставили Николу раз и навсегда забыть о своих болячках и недомоганиях, которые могли погубить его жизнь. Так их встречала фашистская Германия. Еще один переезд к западной части Берлина.

III. Жизнь и быт сосланных в фашистскую Германию.

 Из-за внешнего его полураздетого вида его не взяли в батраки к богатым хозяевам. Определи в трудовой лагерь, где были почти все национальности Европы. Одни в данной зоне, другие на рядом стоящих территориях. Руководители Советского союза не вступали в Международный красный крест, поэтому кормили советских только брюквенной похлебкой и тем же хлебом с опилками, только в меньшем количестве с содержанием зерновых и еже один раз в день. Другие нации кормили разными овощными похлебками, в том числе и морковной. Разносолов, конечно, не было, но им могли приходить посылки от родных еще вдобавок, которые даже немцы не могли их конфисковать, если они брали от сосланных посылки и об этом узнавали, то их ждала высылка на фронт. Трудовой лагерь это все же не военнопленный лагерь, еще часть поселенцев были привезены на принудительные работы, у которых было больше свобод и лучших условий жизни, чем у вышеперечисленных.
 Здесь было много наций, но самой шумливой и проблемной казались итальянцы, их были целые бараки как мужского, так и женского пола. Была у них одна красавица, прямо мадонна. Хоть лагерь, а по ней многие мужики сохли, итальянские мужчины устраивали сцены ревности к своей мадонне на весь лагерь и угомонялись, когда их обидчика за один взгляд или фразу, обращенную к их мадонне, не ссылали в лагерь смертников. Для Николая не было опасней нации, чем итальянцы. Когда итальянские мужики испортили свою мадонну так, что она не могла нормально передвигаться, ее постигла учесть многих, бесследно пропала. Женщины, отбывающие трудовую повинность, старались забеременеть, звала женская сущность или какое-то послабление, они вступали в связи с мужчинами, а мужчины в свою очередь получали от них хлеба. Это расценивалось как преступление, за что грозил виновным лагерь смертников; пересекать территорию соседних трудовых лагерей было под запретом.
 Все трудовые лагеря были живым щитом Берлина. Когда сирены предупреждали о бомбежках, то наступал тревожный, но все же отдых для всех наземных трудовых лагерей. В период бомбежки немецкая охрана пряталась почти вся в бомбоубежищах. Над лагерями вывешивали красные кресты, но иногда их тоже по чьей-то команде или ошибке бомбили. Отряд Николы числился в разнорабочих, они разгребали завалы после бомбежек, производили выгрузку вагонов, засыпали воронки на дорогах и выполняли любую неквалифицированную работу.


IV. Злоключения Николая в Германии.

 Казарменная жизнь Николы держала его в постоянном страхе, везде были осведомители, которые за какой-то проступок мог навлечь беду, самым страшным было попасть в лагерь смертников. Поэтому он на расчистке разрушенных домов боялся присвоить себе какую-либо одежду, это расценивалось воровством. Молодой организм стремился к росту, всегда хотелось есть. Сон был короткий и чуткий. Организм быстро уставал, но молодой организм быстро восстанавливался. Наказания за нерасторопность в выполнении тех или иных команд охраны ускорили обучение разговорного немецкого языка. Весь мир он видел, как в живом кино, в котором ему выпала непонятная роль; он рефлекторно выполнял команды, для избежания физического наказания. Во время одной бомбежки начальник лагеря впопыхах оставил свой портфель в машине, а дверь осталась не закрытой. Он каким-то волчьим обаянием почувствовал съестное. Никого не было рядом, он открыл грязными мозолистыми руками портфель, увидел маленький бутерброд с маслом и повидлом.. Какой он оказался на вкус он не успел почувствовать, так как был проглочен в один присест. Забившись в темный угол он ждал своей участи, но все обошлось. Только угрюмый взгляд начальника лагеря заставлял сторониться от него как можно дальше.
 Шли годы, раньше их один раз в неделю водили в баню, затем стали водить один раз в месяц. Бомбовые удары по Берлину стали регулярными. Николай от работы валился с ног. Старую охрану отправили на фронт, на смену им пришли полицейские, которые были более бесцеремонные и деспотичные. На расправы были более изощренные, чем предыдущая охрана, любое послабление или невыполнение приказа каралось отправкой на фронт. Завалы уже не успевали разбирать, на станциях горели целые составы. Так в последний год войны Николаю пришлось особо тяжело. Это событие произошло в декабре 1944 года. При выгрузке вагонов с тлеющим углем через нижние люки, где после открытия люка поток раскаленной золы опалил его лицо и ноги, дымящие ботинки пришлось выбросить. Его поднесли для к костру в полуобморочном состоянии, но резкие пинки кованных сапог подняли его со скамейки. Он ковыляя быстро оказался на рабочем месте. Лицо пылало, но глаза были целые; в последний момент закрыл их рукавом, ноги были черные как угли. То ли горячая зола, стелящаяся по земле их согревала, то ли холодный морозный воздух снимал частично боль, об этом Николай не думал. Он старался выстоять, чтобы не быть расстрелянным на месте или отправленным в лагерь смертников, куда можно было попасть за болезненный внешний вид или за невыполнение приказов. Николай прятал свои ноги под низко спущенные штаны и старался как можно дальше держаться от охраны. Ботинок больше он не получил. С приближением советских и союзных войск сосланные стали дружнее. Они уже не верили гитлеровской пропаганде. В один из весенних дней их не вывели на работу. Расходиться из лагерей они еще боялись, освободителями стали союзные войска, которые объявили о капитуляции Германии. Союзники до решения их проблем требовали их оставаться в своих бараках. При этом организовали их быт, одели в американское военное обмундирование, кормили кашами с тушенкой, давали горький шоколад и табак листовой. Николаю быстро все пресытилось, от шоколада было плохо, табак был очень крепкий, хотя ароматный, но больше всего он был доволен ботинками, таких у него и дома не было.
 Осмелев, рабочие из принудительных лагерей делали вылазки в жилые районы и занимались мародерством или сбором трофеев, а может быть, таким образом, они хотели получить свою компенсацию за труды, на это на совести каждого. Бараки заметно стали походить на промтоварные склады, где уже производился бартерный обмен товарами. Николай тоже набил себе полную наволочку табаку.
 Американцы советских граждан с документами быстро передали советским представителям, которые устроили им пешую экскурсию по части Европы. Сопровождала их пехотная рота. Цель их охранять мало им подходила. Они так же имели трофеи, которые приходилось охранять от своих. Трофеи разыгрывали на карты, обменивали на еду и выпивку. Николай проиграл свой табак и ботинки. Кто добром не расставался с проигрышем, с теми быстро расправлялись по опыту нацистов. Как приехал в Европу без обуви, так и возвращался назад.
 На Польской территории встретили немецких беженцев, которые из последних сил тянули свои вещи. Они становились легкой добычей банд, где среди бела дня у беженцев вырывали вещи и скрывались в лесных зонах. Безоружные и бесправные депортированные немецкоязычные граждане несли ответ за фашистскую Германию – строй, который сеял насилие и теперь они были разменной платой за его. Их никто не кормил, но и не сопровождал, только был единственный документ о депортации. Среди длительных переходов советские миссии как-то старались организовать питание и постой.
 Перед переходом через Советскую границу число охраны увеличилось, свободные перемещения были запрещены. Все проходили проверку длительную проверку. Почти все имущество оказалось конфисковано. Николаю повезло, ему предложили службу строительных войсках. Ему пришлось сразу согласиться под убедительные доводы работников НКВД, когда основная часть вернувшихся на Родину были сосланы в советские лагеря как враги народа. Николай отбывал службу в качестве газорезчика, где он резал бронированную технику на бывших полях сражения. После трех лет службы он не ждал, когда его пошлют куда-либо, сам поехал на Таймырскую землю.


V. Заключение.

 Утро, чуть надрезанные головки рельс, по совету дяди Коли и под него контролем выглядели, как пародия на заготовку металлолома. Пришел мастер участка и недружелюбно смотрел на горе-бригаду. Все, дождались, если сегодня металлолом к сдаче не предоставите, бригадира снимаю, бригаду расформировываю, хватит с меня ваших гулянок. В дверях показался сонный дядя Коля с кувалдой и подошел к злополучным рельсам. С раскачкой снизу ударил по рельсу. Рельса после глухого звона рассыпалась на несколько частей, нам оставалось только выставлять под искусные удары дяди Коли. Но все теперь машите сами. Получалось не у всех сразу, но заметно росла гора наломанных рельс по нормативной длине на сдачу. После завершения планерки мастер участка вел начальника района для экзекуции бригады. К его удивлению вся площадка была завалена нормативными отрезками рельс для сдачи. От неожиданного видения мастер остолбенел, теперь на него недружелюбной ухмылкой смотрел начальник района. – Бригаду представить к премии, а жар чужими руками, Григорьевич, я не позволю загребать, это их заслуга, - проговорил начальник и зашагал по направлению к причалам. Мастер под шумный гогот бригады погрозил им кулаком и заспешил вслед за начальником, пытаясь ему что-то объяснить. – Не надо делать работу ради работы, надо делать дело и чем меньше затрат, тем больше пользы. “Дело делает мастера”, - промолвил дядя Коля. Только от этого мы плохо в Росси живет, что делаем работу ради работы, а завершенного дела не видно, так как не ценим хороших мастеров. Для воплощения полезного и нужного дела уходят десятилетия через бесчисленные ненужные затраты. Но с досадой вспоминаю причитания Николая Семеновича, - босой уехал и босой вернулся, знать такая судьба, не обидно ли?




ЧАСТЬ 2

В СОВЕТСКОЕ ВРЕМЯ

ОТДЫХ В СВАДЕБНОЕ ПУТЕШЕВСТВИЕ


I. Знакомство с продолжением.

 Странное время. Жизнь за плотным занавесом от Дальнего зарубежья. Смешные по нынешним временам цены. Умеренная номенклатура чиновников в сравнении с Новыми временами, умеренная заработная плата, умеренно все, но только нероссийская смекалка.
 Все началось с отпуска после четырех летней работы в Заполярье. Благодаря личной смекалке и сложению обстоятельств мне Судьба преподнесла две путевки: в Дом отдыха ЦК ВЛКСМ «Елочка» и туристическую путевку в Югославию.
 Апрель месяц восьмидесятых годов провожал с Заполярья ненастной погодой. Пыжась в легкой синтетической куртке и катясь как коньках летних туфлях, спешил на электричку. Затем пересадка на полустанке на встречную электричку, формальная регистрация и досмотр. Москва встречала весенними дурманящими запахами и теплом.
 Пусть простят меня все мои друзья и другие дорогие близкие, но романы писать нет времени, поэтому ограничусь сжатым повествованием.
 Поездка в Подмосковье в «Елочку». Множество активной молодежи, организация досуга, множество экскурсий, встречи с артистами и прочими знаменитостями проходило, словно шоу, от которых остались многочисленные черно-белые фотографии и улыбающиеся лица знакомых и малознакомых людей. В этом круговороте судьба свела с девушкой, которая заметно отличалась от окружающих. Немногословная, с выразительными серыми глазами, одета скромно, но опрятно. После короткого знакомства и неожиданного отъезда, когда сумел только обменяться адресами и коротким поцелуем. Ее звали Ольга.
 Эта встреча глубоко запала в сердце. После поездки в Югославию должен был ехать в город Грозный. Решено было ехать через Ульяновск. Редкие избалованные двойной таксой таксисты и более сговорчивые частники дали возможность сделать выбор в пользу вторых извозчиков. Долгая поездка окружными дорогами в конце концов доставили к дому Ольги. Ольга оторопела на породе. – Можно зайти? – Пожалуйста, - недоуменная с конфузом улыбка мелькнула на ее лице. Затем сидели обнявшись, придаваясь воспоминаниям и занимательной болтовне. Пришли родители, брат Ольги; их сдержанные улыбки и оценивающий взгляд наводил на вывод, что она о Михаиле не рассказывала, это было ее сокровенной тайной. Мама все вздыхала, называла Ольгу партизанкой. Наконец, деловая мама Ольги и скорей всего была лидером в семье, поставила вопрос ребром. – Миша, какая Ваша цель приезда, туризм или еще что-либо, - начала она вкрадчиво расспросы, пытаясь вызвать его на откровенность. Я приехал жениться на Ольге и хочу просить ее руки, - прямая откровенность заставили мамочку врасплох, а Ольгу залиться в пунцовом румянце. Дамы выразительно переглянулись. Мама Ольги округлила глаза, задумалась и по-матерински стала учить уму-разуму. – Вы мало знаете друг друга…, но вариант замужества и прямого напора ей видно импонировал. Папа Оли больше отмалчивался, задавал только наводящие вопросы для поддержания беседы, но не более того. Прошла неделя смотрин и бесконечных поездок по ее родственникам, где побыть наедине с Ольгой оставалось совсем мало времени. Но пора было знать меру гостеприимства, через две недели Михаил улетел на Норильск. Шло время, ответы на письма не приходили, ремонт дома не ладился. Так прошло почти два месяца. Затем переговоры, где заключительное слово многозначительно произнесла мама Оли. – Если не хочешь потерять Ольгу, то приезжай. – Хорошо, недоуменно пробормотал Михаил.

II. Женитьба.

 Быстрые сборы. Покупка отреза на костюм, свадебного платья, сбор денег, превращенных в аккредитивы (ценные бумаги) и выезд. Дорога по известному маршруту и известным пунктом назначения прошла без особых проблем. Не наступил еще пик приезда северян на Таймыр, где северяне своеобразные перелетные птицы, только наоборот, когда весной птицы прилетают на гнездовье в Заполярье, то они с таким же рвением рвутся на юг.
 Ольга встретила сдержанно. Короткие по вечерам ухаживания, большей частью под чутким надзором родителей, которые творили приготовления к свадьбе. Женский ум работал с постоянной непредсказуемостью. Михаил стал подмечать странности в поведении Ольги. Толи сказывалось давление родителей или еще каких-то скрытых сил. Утром он провожал ее на работу или на выходных, она старалась бежать чуть вперед, как будто бы боялась с кем-то встречи. Особенно, когда это были курсанты. Михаил решил обсудить данную тему, чтобы не было недомолвок. Выяснилось, что она дружила до последнего времени с курсантом, который ей нравился. - Но после Вашего приезда, Михаил и рассказа о Вашей встрече с Ольгой, где он устроил скандал, - призналась Ольгина мама. И резонно добавила, - нам таких скандалистов в семье не надо. - Грозился выдернуть ноги всем нам и Вам тоже, - тактично добавила. Скорее всего ситуация была более скандальной. Ольгина мама ловила взгляд Михаила. Она ждала в его выражении бурю ответных эмоций, но Михаил ответил спокойным взглядом, далее лаконично добавил, - вот, таких боевых офицеров готовит наша страна, значит, врагов со стороны бояться нечего. Данный ответ успокоил будущую маму, - не ревнивец. Ее лицо озарила одобрительная улыбка. – Так-так, - в ответ подумал Михаил, - придется вести дипломатические переговоры с мамочкой!!! Мама Ольги все больше выведывала у Михаила о его жизни и увлечениях. Проверяла, умеет ли он танцевать. Очень осталась довольной, когда он вальсировал как галантный кавалер ее времени. – Да, молодежь так уже не танцует, - со вздохом промолвила она.
 Второй преградой была ее работа и ее подруги-доброжелатели. – Он, видно, еврей Оля, а евреи народ ненадежный, где там найдешь работу по своей специальности. - Любовь с первого взгляда быстро затухает, подумай хорошенько, - советовали подруги. Новое сомнение закралось в ее сердце. Но девичье сердце и непредсказуемость женского мышления отгоняли темные мысли. Женское любопытство возобладало, теперь уже Ольга читала зависть в глазах подруг. Михаилу, скорее всего, требовалось набраться терпения и ждать решения всех новых проблем.
 ЗАКС расписывал молодоженов только через месяц после подачи заявления или военных, потребовались связи, чтобы обойти данные формальности советских или российских законов. Обещали расписать на следующие выходные. Свадьбу с коротким сроком подготовки решили провести дома у Ольги, свободных в ресторанах, кафе и столовых не было, только в данном случае Ольгу отпускали с благословением. Шел август. Взят на прокат дополнительно холодильник, закуплены необходимые продукты. Куплены кольца. Купленное свадебное платье даже не пришлось перешивать. Пошит костюм в короткие сроки, заказаны туфли на заказ. Заказано такси для церемонии. Делалась заключительная примерка свадебных костюмов. Ольга подошла к разодетому Михаилу в свадебном наряде и разглядывала отражения в зеркале. Она величественно возвышалась над Михаилом в высоких каблуках и фате. Отражение Ольги в зеркале отразилось в плаксивой гримасе. Она сорвала фату и убежала в спальню. Затем вышла и заявила, что в замуж не пойдет. – Ну, вот что милая, - теперь уже перешла в атаку мама Ольги, - хватит заниматься ребячеством, то пойду, то не пойду. - Все уже приглашены, а она тут капризы строит. – Михаил, я же говорила, что это мероприятие ваше скоротечное к добру не приведет. Взяла и увела ее в соседнюю комнату. Михаилу оставалось, как всегда, ждать. Через некоторое время мама Ольги вышла и сказала, что свадьбы не будет. Михаил невозмутимо пожал плечами и медленно начал свои сборы домой. В доме наступило затишье. Брат Ольги Андрей сочувственно смотрел на Михаила, отец Ольги удалился в свою мастерскую, где пережидал тяжелые семейные передряги. Молчание нарушила мама Ольги. – Что так и уедите, - перешла она снова на Вы. – Это решение зависит от двух сторон, а насильно люб не будешь, - собираясь с мыслями, промолвил он. Мысли его были уже далеко, гоня все неприятности. Ольгина мама настаивала остаться его до утра. – Нет, я и так уже загостился, - тактично парировал он. Сборы уже заканчивались. Андрей ушел готовиться к вступительным экзаменам в институт. Папа Ольги в связи измененными планами ушел в гараж подальше от сантиментальных вздохов. Только мама металась между Ольгой и Михаилом. С души Михаила сошел груз ожидания и бесконечных проблем. В комнате послышался Ольгин плач. – Это слезы ни о чем, - сделал мысленное заключение Михаил и двинулся на выход. – Я ухожу, закройте за мной двери, - это обращение прозвучало сигналом в душе Ольги. Она выбежала попрощаться или что-то сказать. В пытливых заплаканных глазах Ольги не было ответа. Она стояла и крутила на своей туфле каблук, и молча смотрела ему вслед. Затем, посмотрев на маму, вымолвила, - Я пойду за тебя в замуж и опять заплакала. Немая сцена затягивалась. На выручку поспешила Ольгина мама, -Михаил, ты же мужчина, сделай что-нибудь; надо укоротить каблуки, а фату я перешью, чтобы так не возвышалась. На все про все оставался один день. – Хорошо, - со вздохом вымолвил Михаил.
 Рано утром он беседовал уже со знакомым сапожником о срочной работе. Весь день он пробыл в близи мастерской. Туфли после переделки выглядели прилично, но что скажет Ольга. Она примерила туфли со свадебным нарядом, Михаилу пришлось тоже переодеться и предстать с капризной невестой вновь перед зеркалом. По счастливой улыбке Ольги можно было догадаться о чудесном перевоплощении, где Михаил был всего приложением девичьей радости. – Вот и славно, а теперь дети идите погуляйте, побудьте вдвоем, - напутственно проговорила мамочка, где ей не возможно было возразить. Теперь Ольга, чувствуя себя виновницей последних событий, старалась быть более тактичной с Михаилом. Михаил порядком устал от выдуманных женских проблем, теперь больше полагался на судьбу. Вмешиваться насильно в судьбы других людей, значит, поставить перед собой неразрешенные проблемы.
 Михаил будто бы участвовал в спектакле, где ему отводилась роль в массовке. Конвейер бракосочетания работал по заданной программе. Бесчисленное количество невест и свидетельниц в зале с зеркалами, которые увлечены только собой. Снующие женихи, ищущие, в замешательстве своих невест, от количества пышных нарядов и отражений в зеркалах рябило в глазах. Пары одна за другой под повторяющийся свадебный марш Мендельсона, принимали напутствия, одевали друг другу кольца, целовались, расписывались в книге регистрации и выполняли общепринятый свадебный ритуал: поездка по достопримечательностям, свадебный стол. Запомнились родительские пожелания, затянувшиеся застолье. Утром дедушка Оли повез на свою дачу на берегу Волги. Спокойствие, где мог побыть наедине с Ольгой. Ольга наелась ягод в саду, на что дедушка досадовал, - Забыл предупредить, надо мыть ягоды после опрыскивания. На другой день Ольги стало плохо. В дороге и по приезду домой ее рвало. Тут уже напустилась на Михаила мама, - Ольгу я с тобой не отпущу, она еще ведь девушка, все Вы мужики такие. Ольга с кровати вступилась за Михаила, - мама, я ягодами после опрыскивания отравилась. Поездку пришлось отложить. С билетами на Север начались проблемы. Имея на руках временный вызов в пограничную зону, не решало всех проблем. Забронировать билеты не удалось в Норильск. Время массовых отпусков заканчивалось и все, как перелетные неправильные птицы, стремились на свои зимовья.
Решено было ехать в Москву поездом. Короткие проводы, затем аэропорт Внуково. Всевозможные методы приобретения билетов ни к сему не привели. Норильчане безрезультатно осаждали начальника аэровокзала. До крайностей не доходило, но кассы осаждали круглосуточно. Основной проблемой – это был солидный багаж из восьми крупных мест на восемьдесят килограмм. Камеры хранения переполнены и багаж удалось сдать на центральном аэровокзале. Решил лететь на Красноярск. Время выхода на работу поджимало, а с Красноярска можно было добраться водным речным путем пассажирским или грузовым транспортом. Переезд в аэропорт Доиодедово. Затем аэропорт Северный в городе Красноярске. Здесь же такая проблема. На ближайшие авиарейсы и пассажирские суда билеты приобрести Михаил не смог. Мест в гостинице нет. Вещи сдали на речном аэровокзале, так как в аэропорту мест не было. Михаил подбадривал Ольгу, которая порядком устала. Устроились в гостинице в студенческом городке, где после дневным мытарств моно было отдохнуть. Через знакомого в крайкоме ВЛКСМ Михаил пытался купить билет, но безрезультатно, но тот подсказал, что после очередной партийной сессии депутатам продают билеты. Михаил с небритым лицом и в джинсах был мало похож на депутата, но молодая жена могла сойти за жену депутата. – Войдешь и сразу к дежурному, узнаешь, где продают билеты, сошлешься на срочность. Михаил ожидал с нетерпением Ольгу почти час. Результаты оказались похода оказались неутешительными. То ли Ольга неубедительно просила или здесь тоже были сложности с бронью, то ей посоветовали прийти мужу с удостоверением депутата краевого собрания. Вторая попытка оказалась неудачной. Не беда, - говорил Ольге Михаил и уже организовывал сбор подписей о выделении дополнительный рейсов в адрес Первого секретаря крайкома партии Колесникова, который ранее был директором Норильского комбината!?
 Чем бы закончилась данная эпопея, но тут Михаил встречает своего друга и земляка Сергея. После недолгих переговоров Сергей свел Михаила с экспедитором транспортных перевозок города Игарки, которая поставила свои условия, - билеты на грузовой рейс я Вам помогу приобрести, но вы должны организовать охрану яблок, проконтролировать их погрузку. - В трехдневный срок будете в Игарке, билеты приобретаете через меня, - пришлось согласиться; от Игарки до Дудики рукой подать. В первые сутки груз – яблоки не доставили. Ночевали двумя молодыми семейными парами на одном диване у двоюродной тетушки Сергея. Девочки устали и быстро уснули, мы с Сергеем еще поделились планами на новый день.
Ну, вот наши яблоки, - облегченно констатировал Сергей. Первую партию яблок начали с подвоза грузить в самолет. Миша, я за нашими девочками, а ты пока здесь покрутись один, - выпалил Сергей… Охрана аэропорта не пропускала Сергея с чемоданом. Только можно ручную кладь, - категорично говорила контролер. После неудачных переговоров Сергей бежал с тяжелым чемоданом к самолету. Контролер пыталась его остановить, но как-то не уверено и он прорвался к самолету. После недолгих объяснений и невольных всхлипов жены Веры Сергея их взяли на борт. Самолет вышел на взлетную полосу и поднялся тяжело в небо. Наш компаньон – товаровед облегченно вздохнула и посмотрела внимательно на Михаила. Теперь ваша очередь грузиться, погрузка начнется в 21.00 часов, а пока требуется охранять яблоки. – Хорошо, Т.А., все будет хорошо. Михаил проинструктировал Ольгу и уехал на речной вокзал за багажом. Багаж Михаил решил не нести через проходную, учитывая опыт Сергея. Багаж Михаил с помощью таксиста перетаскивал через бетонный забор, затем с помощью грузчиков перенес в склад с яблоками. Так же багаж грузчики умело погрузили в самолет. Ящики было решено грузить без поддонов ввиду заметной разницы грузового места при контрольном взвешивании и заявленного веса по документам. Михаил на правах экспедитора груза принял данное решение, а поддоны оставил с оставшимся грузом. Командир в свою очередь затребовал промежуточную посадку для дозаправки в Подкаменной Тунгуске, на что претензий не последовало. Концу погрузки появилась Т.А.. Она с виду была возмущена, но после короткого разговора с Михаилом приняла добродушный вид. Вылет был намечен на 5 часов утра. Короткий сон в диспетчерской с ключами от самолета. Вот долгожданный вылет. Полет на грузовом «АН»26, наполненный ароматом свежих яблок можно было сравнить с экзотическим экстремальным путешествием. Самолет тяжело оторвался от полосы и начал медленно набирать высоту. Михаил облегченно вздохнул, сознавая всю авантюрность данных перевозок. После взлета вышел помощник командира. – Да, заставили Вы нас поволноваться, самолет перегружен, хорошо, что затребовали дозаправку, - беседа носила шантажирующий характер, в которой Михаил поделился содержимым «своего» груза, предупредив, что количество мест не должно уменьшиться ни на один ящик. Из опыта работы в порту работа экспедитора для него не была в диковинку. Часть груза перешла в собственность аэрофлота. В Подкаменной Тунгуске. Пришлось поделиться с диспетчером, который готовился стать отцом, которому Михаил безвозмездно небольшое количество яблок для роженицы. Этим он мало был похож на экспедитора, что вслух заметил все то же помощник. Полет в грузовом самолете не сравнить с пассажирским самолетом, здесь нет звукоизолирующей обшивки, одно маленькое сиденье, больше похожее на лавку в предбаннике. Все это вызывает неизгладимое впечатление после посадки в течении длительного времени: в ушах стоит гул, а отекшее тело требует длительной разминки. Передача груза прошла благополучно, после предварительного взвешивания первого числа мест соответствующая поддону все остальной груз не было смысла перевешивать. Товаровед осталась довольной после сдачи всех мест и пожурила в сердцах Сергея, который не дождался конца выгрузки, и чем-то ее подвел. На этом и расстались. Опять зал ожидания, если его так можно назвать в городе Игарке. Камеры хранения нет, туалет на улице, скамейки сталинских времен… Вылеты с Игарки на Норильск производятся только на «АН»-2, где вес допускается не более 10 килограмм. Других рейсов на Норильск нет, если только по метеоусловиям не примет Норильск, подсадят самолет в Игарке, будет наличие свободных мест, то появляется возможность оказаться в Норильске. Задача с несколькими неизвестными не входила в планы Михаила. Переезд в гостиницу с таким количеством багажа и назад, а та же остаток средств уже не позволяло разгуляться на широкую ногу. Ольгу Михаил оставил в аэропорту, а сам поехал в речной порт автобусом, затем речным паромом, билетов не было. Теплоход на Дудинку ушел утром и будет только через три дня; четвертых класс, то есть на палубе, оставался утешительным шансом. Оставалось попытать счастья пока в аэропорту. Пока Михаил ездил, мольбы молодых супругов были услышаны. Посадили один самолет, затем второй. На вокзале не было не только свободных мест, но и проходов. Ольга как опытный путешественник пыталась отстаивать скамейку, где она могла по очереди спать в полный рост, то теперь она со всем своим имуществом ютилась на краю бывшего ложа. Встретила Ольга Михаила извиняющим усталым взглядом. Ольгу при народно отчитывали две тетушки. – Какая барыня выискалась, малым детям присесть некуда, с она всю скамейку занимает, на чемодане посидит. – Позвольте, - в разговор вмешался Михаил, - кто вам дал право беременную девушку так третировать, ее только недавно рвало. Женщины недоуменно переглянулись, глядя на ее фигуру, но заметно успокоились. Таким образом часть скамейки удалось сохранить за собой. Идея с беременностью Михаилу пришлась по вкусу и он отправился к диспетчеру в надежде найти два свободных места на данных залетных самолетах. Все так и получилось. После объявленной долгожданной посадки он бежал на полусогнутых ногах от непосильной ноши, навьюченных на него со всех сторон. К удивлению, его вещи не приняли в багаж, поэтому ему с Ольгой пришлось их расставлять в проходах и закутках самолета. - Восемь больших мест на восемьдесят килограмм не считая двух сеток и сумки, - про себя считал Михаил. После посадки Михаил валился с Ольгой на свободные места, казалось, нет более счастливых людей на целом свете после двух дней томительного ожидания и поездки, которая продолжалась уже вторую неделю. Сорок минут вместе со взлетом и посадкой, пограничная проверка паспортов в самолете у пассажиров. Теперь Михаил уже короткими перебежками переносил уже не такой уж тяжелый, но объемный багаж. Посадка в электричку и поездка в течение двух часов с частными полустанками в полярный город Дудинку. Конечная остановка. Пассажиры слились со встречающимися родными и знакомыми, затем быстро стали растворяться среди крохотных улиц. Михаил поймал грузовую машину и довез Ольгу до нового места жительства. На этом свадебное путешествие заканчиваю, чтобы не утомлять современных читателей пустыми формальностями. С другой стороны хотел поведать о жизни ЛЮДЕЙ восьмидесятых годов двадцатого столетия, которые остаются заложниками заполярья.



ЧАСТЬ 3

ВРЕМЕНА ПЕРЕСТРОЙКИ

ПРОСТО МУЖЧИНЫ

I. Вступление.

 Судьба наделяет нас определенным сроком жизни и нам трудно, порою, что-либо изменить. Здесь не властны наши побуждения и желания. Есть что-то выше нашего сознания, что мы привыкли называть роком.

II. Виктор – значит победа.

 Поволжских немцев ссылали во Второю Мировую войну в Сибирь и в Заполярье. Так родиной для многих стал Таймыр. Судьба наделила Виктора Крауса хорошими физическими данными и ко всему этому завидной работоспособностью в достижении цели. Жизнь вывела рано его на улицу, где самым доступным в формировании своего имиджа были кулаки. Армия дала немного другое представление о силе. Неоднократно становился победителем края, приобрел определенный вес вреди таких же крутых парней. Далее спортивная карьера не сложилась. В это же время, появилась семья, дети. Жизнь требовала коррективов: кулаки быстро разбиваешь, а знание дает возможность получить определенное положение, где интеллект и взаимоотношения делают новую почву для роста. В рабочем коллективе он признавал роль лидера и стремился к совершенствованию и к самоопределению. Таким сделал его спорт.
 Обучение в юридическом университете на грани фола, стажировка. Здесь феноменальная работоспособность и общение ранее с парнями с крутой репутацией позволили психологически просчитывать ход их мыслей, общаться с ними, а порою ставить их на путь исправления. Желание помочь данному контингенту помогло ему стать востребованным адвокатом. Жизнь Виктора, казалось, состоялась…
 В одной из оздоровительных тренировок он получил травму. В игровой ситуации получил подножку и упал на опорную тумбу спиной. Находился некоторое время в гроговом (бессознательном) состоянии, затем превозмогая боль, отказавшись от помощи друзей, ушел домой самостоятельно. Прошло около года, боль между лопатками становилась нестерпимой. Пришлось обратиться к врачам. Произвели вскрытие и забор проб, после диагностики поставили диагноз – рак. Дополнительные операции в Москве и Новосибирске от болезни не спасли. Болезнь все быстрее после операций прогрессировала. Но он все после операционное время он продолжал работать. Когда ему становилось очень плохо, он звал кого-либо из своих родных, что бы его сопровождали до дома.
 Последняя поездка в Германию принесла неутешительный диагноз, вскрытие произведено преждевременно, а только ускорило развитие заболевания. Опять через стиснутые зубы работа. Временами приходилось брать отпуск за свой счет, чтобы откачать зной. Так продолжалось 3 года. Для моральной поддержки его друзья организовали в честь его турнир. Где он на время забыл о своей болезни. К осени Виктор слег и уже три месяца был прикован к кровати, где и во сне бредил прошлыми боями. Физически он был сломлен, но дух еще боролся и боролся. От физической боли не спасали уже наркотики. Все, мой бой за жизнь окончен, я ухожу, поверните меня от окна, - были его последние слова. Он ушел из жизни, не мучая своих родных и детей. Сыновья с чувством особого уважения к отцу берегут о нем память, где он им был примером до последнего дня жизни. Быть настоящим мужчиной может стать только тот, кто сумел себя физически воспитать, закалить свое сознание и оставить после себя добрую память в делах, среди своих близких родных и друзей. Прошло десять лет, но турнир по боксу Памяти Виктора Крауса проводит на Таймыре, значит, жизнь не прошла бесследно.

II. Мужское сердце.

 Жизнь нам дает определенный резерв жизнедеятельности. Наследственность, а может образ жизни сокращает нас век. Владимир Белоус из казачьего рода родился на Таймыре. Участвовал в легкоатлетических и во всех прочих соревнованиях производственных коллективов. Сменная работа и постоянные подработки пошатнули здоровье. На работе потерял сознание. Присвоили диагноз – микро инфаркт. После медицинского осмотра присвоили вторую группу инвалидности. Сердце все больше и больше жгло. Иногда было невыносимо двигаться. Поступил учиться на заочное отделение. Два курса обучения позволили восстанавливаться физически и морально. Это давало дополнительный заряд к жизни, где стрессовые и нестандартные ситуации производили выброс адриалина, который давал дополнительные жизненные ресурсы. Будучи человеком эмоциональным и ранимым многое воспринимал близко к сердцу, поэтому был хорошим ответственным работником. После медицинской комиссии ему дали направление на операцию по шунтированию сосудов сердца. Дополнительный диагноз в Москве и Краснодаре требовал замены сосудов с трансплантацией. Но надо было устроить сына на учебу в данном году. Прием лекарств помогал избавиться от боли. Давление было хорошее, но без нагрузок, тестирование на велотренажере он не мог пройти. Был субботний день. Вызов в десять часов утра навстречу тепловоза для него оказался последним. Владимиру стало плохо, его подняли на тепловоз, вызвали скорую и в двенадцать часов дня констатировали его смерть. Оставалось два года до пенсии. После вскрытия обнаружили обширное поражение сосудов на сердце, которые уже не работали. – Значит, операция не могла дать положительного результата, - так сказал доктор, который очень поздно приходит к пациентам. Так уходят настоящие мужчины, отдавая своим детям свою жизнь до последнего издыхания.

 

III.Неизвестная судьба.
 
 Все началось с безобидной истории, Сергей Кунишников познакомился с Новым русским, у которого было много денег на счету, но и сам был многим должен. Дикий бизнес – это борьба по жестким правилам, которые менялись с бесконечной быстротой. Выстоять мог только тот, кто вошел во власть или пользовался ее покровительством. Только здесь был противоположный случай. Случай и старые знакомые помогли вытащить из трудной ситуации бизнесмена и раскрутить его. Сергей помог свести бизнесмена с деловыми людьми. Сергея и бизнесмена уже совместные дела заставили переехать в большой город, где их приняли, помогли сделать выгодные капиталовложения. Затем долгие ожидания возврата прибыли обещали перерасти в бесконечность. Кинутые предприниматели из благополучных семей запаниковали и легли на дно конспиративных квартир пригородных районов. Сергей тоже имел свою долю, которую он хотел получить и потратить, как компенсацию за потерянные сбережения советского строя. Бизнесмен стал сторониться Сергея, показывая, что он его использует в личных целях, а не как сопредседатель финансового капитала, то есть он стал ему не уместен или у него появились более могущественные покровители. Шло время, Сергей сбился с ног, чтобы восстановить пошатнувшееся дело. Ему все чаще приходилось выезжать на бесконечные телефонные звонки.
 Все произошло мгновенно, на развилке дорог работала следственная группа. Грузовой автомобиль протаранил легковую машину «Тайоту», водитель погиб на месте. Нашелся случайный свидетель, который констатировал невнимательность водителя «Тайоты». Так закончил жизнь еще один предприниматель, где его дорогу перешли более влиятельные особы или госпожа случай. Когда меняются государственные приоритеты и не работают законы, то человеческие ценности устоев и традиций не работают, тогда люди попадают в бурлящий водоворот, где приспосабливаются лучше те, у которых животные инстинкты преобладают над разумом. Все же живет смутная надежда, что их дети очеловечатся и станут достойными гражданами своей страны, эволюция продолжается.
 Теперь Сергея прах покоится на кладбище с бывшими декабристами, которые желали лучшей доли своему народу, но потеряли все. Так и Сергей тоже мечтал о лучшей доле, только скромнее – своей семье, но и его мечтам не суждено было сбыться, как и для миллионов российских граждан!