Под знамением Бога Грозы часть третья

1

 

 …Передо мной не вставай!
 Стала душа моя злою.
 Мертвых я видел своими глазами
 На Темной Земле,
 Праху подобны они…
 «Из песни об Улликумме».



 Суппилулиума решительным движением откинул тяжелую занавесь, скрывавшую вход в покои Татухепа. Уже наступила глубокая ночь, и прекрасная таваннанна готовилась ко сну. Небольшую, но богато убранную спальню наполнял завораживающий аромат благовоний. Серебряные лампадки с тоненькими язычками желтого мерцающего пламени бросали мягкий свет на стены, обтянутые нежно-розовой тканью. Посреди спальни находилось просторное ложе, украшенное золоченой резьбой. Постель скрывал роскошный балдахин из тонкой ассирийской льняной ткани спокойного голубого цвета. В одном из углов находилась небольшая золотая истанана. На ней стоял лев, вырезанный из голубого мрамора. На спине у льва стояла богиня Сауска. Черты лица и тела правдоподобно сотворил великий резчик из серебра. В другом углу находился туалетный столик со множеством глиняных флакончиков, маленьких серебряных баночек, золотых гребешков, туалетных ложечек и других предметов, необходимых красивой женщине.
 Перед столиком на низенькой скамеечке сидела сама Фыракдыне. Две девочки-невольницы готовили правительницу ко сну. Татухепа уже облачили в тонкую ночную хубику с широкими рукавами до локтей. Одна из невольниц расчесывала ее черные жесткие волосы, плащом укрывавшие плечи и спину. Широкий гребень из электрона исчезал вместе с кистью невольницы в густой копне. Другая невольница поправляла хубику на тонкой талии правительницы. В
руках Фыракдыне держала зеркальце из полированного серебра с затейливым узором на ободке и любовалась своим нежным лицом.
 Заметив вошедшего Суппилулиуму, она невольно вздрогнула, отложила зеркальце и подала знак прислужницам. Те накинули на плечи таваннанны красную накидку и, склонившись до земли, попятились из спальни.
 - Мог бы предупредить перед приходом. Скоро полночь, - упрекнула его Татухепа, слегка смутившись.
 Суппилулиума промолчал. По его мрачному лицу и гневному сверлящему взгляду, она поняла, что лабарна пришел не для выполнения супружеских обязанностей, а для тяжелого разговора.
Таваннанна ждала, что скажет лабарна. Он же продолжал безмолвно жечь ее взглядом. Наконец Фыракдыне не выдержала и воскликнула:
 - В чем ты меня хочешь обвинить? Я в заговоре не участвовала. Наоборот, предупредила тебя перед походом. Хоть Иссихасса и является мне родственником, однако, никаких тайных дел я с ним не вела. Все мои мешеди взошли на стены и готовы были погибнуть, защищая тебя.
 - Я знаю. Если б ты участвовала в заговоре, я бы давно приказал тебя схватить и посадить в темницу, - наконец вымолвил лабарна. – Меня волнует другое. Иссихасса пришел с войсками свергнуть меня и не побоялся гнева Богов. Когда я попытался его укорить, он напомнил мне про лабарну Арнуванду, моего брата. Назвал меня братоубийцей и обвинил в том, что я подослал убийцу зарезать Арнуванду. Это ложь. Фазарука хотел пробраться в покои Арнуванды и прикончить его, но я не разрешил. Мало того, я собирался покинуть Хатти, чтобы не мешать брату управлять страной.
 - Я верю тебе, - сдержано, глухим голосом, сказала Татухепа.
 - Но не это главное, - продолжал Суппилулиума. – Почему Иссихасса, в связи с самоубийством лабарны Арнуванды, вспомнил тебя?
 Фыракдыне побледнела и плотно сжала губы. Она дрожащей рукой взяла со столика серебряное зеркальце, затем со злостью швырнула его на место и раздраженно произнесла:
- Ты же знаешь, и все знают, что Арнуванда сам покончил с собой. Сколько грязи намешали вокруг его смерти! Зачем вновь все ворошить?
- Эта грязь попала на нас, и нам не отмыться, - ответил Суппилулиума, затем пристально посмотрел таваннанне в глаза и спросил: - Нас никто не слышит?
 - У меня на страже сейчас стоят лувийцы. Говори на древнем хаттском. Они плохо понимают этот язык.
 - Тогда я поделюсь своими сомнениями, - уверенней и тверже продолжил лабарна. – Я прекрасно знал своего брата. Ты тоже прекрасно помнишь все его слабости. Могу сказать с уверенностью, что Арнуванда не мог убить себя, да еще таким образом. Он был труслив и малодушен. Я бы еще как-то поверил, что он смог бы пересилить себя и выпить чашу отравленного вина, но воткнуть кинжал себе в сердце – сомневаюсь. Ему не хватило бы смелости и хладнокровия. Его убили! И это сделал кто-то из окружения лабарны. Но к нынешнему времени из тех вельмож мало кто остался в живых.
 Татухепа резко встала. Лицо ее совсем обескровилось и вытянулось. Глаза испугано блестели.
 - Что ты хочешь этим сказать? – выдавила она из себя, сжимая кулачки.
 Суппилулиума схватил ее за плечи, грубо усадил обратно на скамеечку и, дыша прямо в лицо, произнес:
 - Я по твоим глазам вижу, что тебе известно, как он погиб. Ты первая обнаружила его мертвым. И еще одно странное обстоятельство: он зарезал себя почему-то в твоей спальне.
 Глаза Фыракдыне становились все шире. Лицо ее сделалось похожим на кусок мрамора. Но она вдруг воскликнула властным голосом:
 - Убери руки!
 Суппилулиума невольно отпрянул. Сам не сознавая, он подчинялся этой властной женщине, где за красивой внешностью пряталась огромная сила воли и хладнокровие. Фыракдыне не страшен никто. Даже при виде Ярри, ее сердце не дрогнет.
 - Тебя мучает совесть? – тихо, но очень твердо сказала она, встала и повернулась спиной к лабарне, чтобы он не видел ее лицо. – Твоя совесть чиста. Ты боишься, что будешь держать ответ перед Богами за смерть Арнуванды? Но Боги-то знают истинного убийцу. Так чего ж ты мучаешься? Зачем врываешься ко мне среди ночи, шумишь. Неужели ты думаешь, что панкус поверит словам Иссихассы?
- Я хочу знать правду, - настойчиво требовал лабарна. – Я невиновен, но неизвестность гнетет меня и не дает спокойно спать.
 Таваннанна повернулась к нему всем телом. На ее бескровном лице сверкали глаза волчицы, загнанной в угол. Она решительно сказала:
 - Ну, знай же правду! Хоть я не уверенна, что, познав ее, ты сможешь спокойно уснуть. Пусть волосы твои поседеют от услышанного. – Она вся напряглась и, чеканя каждое слово, произнесла металлическим голосом: - Лабарну Арнуванду убила я!
 - Что? – лицо лабарны перекосилось от ужаса. Словно через какую-то завесу прозвучали эти четыре слова. Его мозг отказывался принять смысл услышанного.
 - Да, я, таваннанна Татухепа, великая правительница Хатти, твоя старшая жена и мать твоих детей.
 - Нет! О Боги! – воскликнул Суппилулиума и грохнул кулаком по туалетному столику. Заколки, броши, баночки – все посыпалось на пол.
 Тут же в спальне появились два здоровенных лувийских охранника, привлеченные шумом. Но, увидев, что все в порядке и их помощь не требуется, моментально исчезли.
 Лабарна отсутствующим взглядом смотрел на упавшие баночки и разлитые по полу ароматные масла. Его взгляд медленно переместился на лицо таваннанны. Как бы удивляясь, он спросил:
 - Тебе все это время не было страшно? Ведь ты пошла против воли Богов. Нарушила священный закон Телепину. Совершила страшный, тяжелый грех. – Суппилулиума сел на скамеечку и сжал руками виски.
 - У тебя дурная привычка: когда злишься, все время стучишь кулаком по столу, - ровным голосом упрекнула его Татухепа. Ее лицо приобретало нормальный цвет. – Ну, как? Тебе стало легче оттого, что ты узнал? Ты сам кричал на Большом Собрании. Что Арнуванда проклят Богами. Еще пару лет его правления, и от Хатти осталось бы несколько городов подвластных Митанни. Я бы стала рабыней и мыла ноги какому-нибудь финикийскому купцу. – Он подошла к изголовью ложи и достала откуда-то кувшин с вином. Не соблюдая никаких приличий, великая таваннанна приложилась прямо к горлышку. Отпив несколько крупных глотков, она продолжала: - Я его зарезала, и рука моя не дрогнула, а душа не испытывает угрызения совести. Это говорит о том, что руку мою направили богини Истустая и Папия, прядущие в подземном мире нить жизни лабарны. А совесть мою охраняет Богиня Солнца Вурусему и святая мать Сауска.
 - По закону, я обязан отдать тебя на высший суд панкуса. Панкус должен осудить тебя на смерть, - удрученно произнес Суппилулиума.
 - Только попробуй! – прошипела Татухепа, превратившись в тегрицу, готовую прыгнуть и разорвать обидчика на куски. – Я тут же объявлю панкусу, что убила Арнуванду по твоему уговору. А впрочем…- Она мгновенно расслабилась и пожала плечами. – Никто не сможет доказать мою вину. Разве только Иссихасса.
 - Опять Иссихасса! – прорычал Суппилулиума, сжимая руки в кулаки. – Расскажи все. Я должен знать!
 - Хорошо. Я расскажу. А ты потом решай: осуждать меня или простить. Запомни: я не говорю: казнить или помиловать, потому что Арнуванда, действительно, проклят Богами, и его кровь не запачкала мои руки. На его совести много грязных убийств. Он бы и тебя прикончил, если б Фазарука не перерубил хребет этому гнусному одноглазому старику.
 Татухепа еще глотнула вина и поставила кувшин на стол. Суппилулиума содрогнулся, вспомнив сырое подземелье Цапланды и сгорбленного одноглазого старика с кинжалом в руках. А таваннанна продолжала:
- Мне исполнилось пятнадцать, когда я стала женой лабарны Арнуванды, хотя перед Богами, меня обещали другому юноше. Он служил телепурием в городе Арина. Арнуванда приметил меня во время праздника Пуруллия. Я ему так понравилась, что он наплевал на всех Богов. Моего жениха убили. Ты помнишь эту историю? Телепурий выпил много вина, пошел ночью проверять посты на крепостной стене и случайно свалился вниз. Глупее ничего нельзя придумать.
 - А кто был отцом этого юноши? – поинтересовался Суппилулиума.
 - Его отцом был жезлоносец Хухулилла. Теперь ты понимаешь, почему он все время защищал тебя и впоследствии привел в Хаттусу войско Вурусему. – Суппилулиума утвердительно кивнул головой. – Так вот, когда меня сделали женой этого ужасного человека, я ничего к нему не чувствовала, кроме отвращения. Став супругой лабарны, я невольно оказалась возле государственных дел и вскоре поняла, что Хатти делает последние вздохи. Бездарный правитель, тем временем, заключает какие-то нелепые договоры с Митанни и Арцавой, тем самым, приближая гибель государства.
 Я не могла долго выносить общество лабарны и попросилась в Цапланду к Таваннанне Никламати. Арнуванда долго кричал, но все же отпустил меня. Как раз через неделю нагрянули каскийцы. Этот жалкий трус сбежал, оставляя на сожжение великую столицу. Я пришла в отчаяние. Хоть я и Хурритка чистых кровей, но мои предки еще при Лабарне служили в Хаттусе и в Арине, ходили в походы вместе с Мурсили. Мой отец командовал войском Бога Зерна при лабарне Тудхалии и погиб под Удой, защищая город.
 Я безумно любила Великую Хатти, и вдруг осознала, что скоро здесь вместо цветущих долин будет степь, поросшая сорной травой; вместо могущественных городов останутся жалкие поселения полудиких скотоводов. Со всех сторон будут приходить враги, чтобы набирать себе рабов. Самое ужасное, что никто из окружения лабарны не разделял мои опасения. Все, как один, старались быть глухими и слепыми. Отчаявшись, я начала бредить о том, как бы самой захватить власть и спасти хоть какую-то часть от бывшей огромной державы, хоть несколько городов. Но вокруг я не видела ни одного воина, способного набраться смелости и поддержать меня в заговоре. Я видела только трусов и льстецов.
 И вдруг, все заговорили о Суппилулиуме. Будто огненный меч Бога Солнца прорезал свинцовые тучи. Нас оповещали обо всех твоих победах. Я поняла, что наши стремления совпадают, только ты уже действуешь, а я бессильна что-либо предпринять для спасения Хатти.
 Наконец объявился Арнуванда. После разгрома Каски и Арцавы, у него, наконец, хватило смелости спуститься с Бычьих гор. Он ходил злой, ни с кем не разговаривал. Когда же узнал, что ты взялся за восстановление Хаттусы, его чуть не хватил удар. Запершись со своими преданными сановниками в тайной комнате, строил планы, как тебя скорее убить. Они решили вызвать тебя на Большое Собрание, обвинить в нарушении закона Телепину, затем казнить или подослать убийцу. Я поняла, что это конец не только для тебя, но и для всей Хатти. Тогда я решила настроить против Арнуванды некоторых сановников, которые еще сохранили разум и не потеряли совесть. Да, это я подговорила жезлоносца Хухулиллу поддержать тебя. Каков ты был на Большом Собрании! Я глаза не могла оторвать. Но эти трусливые шакалы по прозвищу «Великий род» сидели и молчали. Только Хухулилла что-то мямлил в твое оправдание. Потом тебя вместе с Цулой увели в подземелье. Я ушла с Большого собрания, посмеявшись над панкусом. Арнуванда не особо на меня злился. Ему было важно то, что с тобой покончено. Я пыталась хоть что-нибудь придумать, чтобы вытащить тебя из подземелья. Хотела с мешедями прорваться в темницу и освободить тебя. Правда, не была уверенна в успехе. Фазарука оказался проворнее.
 Арнуванда пришел в бешенство, когда узнал о твоем побеге и раздавал пощечины направо и налево. Когда же нашли в темнице тело старика, лабарна потерял сознание и долго не мог придти в себя.
 Арнуванда решил наказать всех бунтарей и принялся готовить войска для похода на Хаттусу. Я поняла, что может произойти страшное кровопролитие, после которого некому будет защищать даже Цапланду. Я решила любой ценой предотвратить сражение. Мне удалось поговорить наедине с Хухулиллой. Он и без того впал в немилость у лабарны. А тут я ему сказала, что он не будет стоить и кусочка женской хасгалы, если не уведет войско Вурусему в Хаттусу. Он колебался, но я крикнула ему в лицо, чтобы он вспомнил своего убитого сына. Я сказала: если он не сможет этого сделать, то пусть прыгнет с башни и расколет себе голову о камни, но не позорит память сына. Хухулилла смог переманить на твою сторону войско Вурусему. В то время, это был основной костяк армии Арнуванды.
 Если б ты видел, что произошло с Арнувандой, когда он узнал об измене. Он орал и топал ногами. Все от него разбегались и прятались. Арнуванда не знал, на ком бы сорвать злость и направился ко мне. У него в душе накопилось много гнева. Он припомнил все: как я оскорбила панкус, как смеялась над ним, как смотрела на тебя и многое другое. Сначала меня забавлял его истерический визг. Я никогда не боялась этого дурачка. Вскоре он начал мне надоедать. Еще через некоторое время – злить. Этот болван распалялся все больше и больше. В конце концов, обнаглел и ударил меня по лицу. – Таваннанна перевела дыхание. – Мой род начинается от знатных хурритов. Никто безнаказанно не смеет бить человека из такого рода по лицу, словно жалкого раба, даже сам лабарна. В голове у меня затуманилось. Я сама не поняла, как это произошло. Как будто это был кто-то другой, я же стояла и наблюдала со стороны.
 Я всегда носила с собой тонкий ахеявскай кинжал. Он оказался в руке. Арнуванда мучился недолго. Даже ничего не успел понять. На мой крик сбежалась стража. Я же притворилась, будто падаю в обморок. Все осталось бы тайной, если бы ты сразу не приехал хоронить Арнуванду и Никламати вместе с Иссихассой. Тогда я растерялась, и мой кинжал остался торчать в груди Арнуванды. Хитрый Иссихасса вынул клинок из тела лабарны и спрятал. Он прекрасно знал, кому принадлежит кинжал.
 - Иссихасса мог заставить тебя делать все, что захотел бы, – удивился Суппилулиума.
 - Пытался. Но я ему объяснила: один его писк – и он уже никогда не сможет наслаждаться прелестями жизни, - усмехнулась таваннанна. – Тогда хитрец принялся строит свои тайные планы и так умело скрывал, что даже я не могла ничего прознать о заговоре.
 - Где же теперь кинжал? – поинтересовался Суппилулиума.
 - Его носит одна из твоих жен – дочь Иссихассы. Он подарил нож ей, надеясь, что я затрепещу, увидев проклятое оружие, и соглашусь на все, лишь бы тайна не была раскрыта. Он ошибся.
 Наступило гнетущее молчание. Фыракдыне стояла и бессмысленно глядела на пламя светильника. Ее тело приняло гордую и независимую позу. Суппилулиума уставился в пол, переваривая услышанное. Этот неожиданный рассказ потряс его до глубины души. Лабарна поднял голову и спокойно сказал:
 -Прости меня. Я был груб. Ты очень много сделала для меня и для страны.
 - Пустяки, - устало ответила Фыракдыне. – Надо же было кому-то это сделать. Боги выбрали меня.
 - Никто не узнает про настоящую смерть лабарны Арнуванды. Я возьму твой грех на себя.
- Зачем? Лабарна не должен быть грешен, иначе гнев Богов падет на всю страну. – Таваннанна глубоко вздохнула. - Ты узнал все, что хотел. Теперь можешь идти и спать спокойно. Твоя совесть чиста. Мне же надо остаться одной и поговорить с Богами.
 Суппилулиума тяжело поднялся, собираясь направиться к выходу. Но тут таваннанна бросилась к нему, упала на колени и, обхватив его ноги, судорожно зарыдала. Суппилулиума нагнулся и поднял ее легкое тело. Фыракдыне всхлипывала. Ее лицо было мокрое от слез. При всем самообладании и воинственности, она оставалась слабой женщиной, которую нужно защищать. Ее припухшие губы, как у обиженного ребенка, сквозь всхлипывания шептали:
 - Не уходи. Мне страшно. Я не смогу уснуть. Я боюсь его мести. Он придет во сне, и будет мучить меня.
 Суппилулиума растерялся. Он совершенно не умел утешать детей, а тем более женщину, которая вдруг из грозной львицы превратилась в пугливую лань. Он, как можно мягче произнес:
 - Я не уйду. Останусь с тобой. Ярри не посмеет приблизиться к твоему ложу.


 Большое Собрание началось поздно вечером. Члены панкуса сидели мрачные. Сановники разделились на две группы. Одна, более многочисленная состояла из верных слуг Суппилулиумы. Они восседали гордо, словно победители. Другая состояла из слуг Иссихассы. Приспешники опального жезлоносца выглядели, словно затравленные лисицы. В душе они проклинали Иссихассу, и готовы были упасть к ногам Суппилулиумы и молить о пощаде. Сановники не знали о готовящемся подлом заговоре. Но кому теперь докажешь. Иссихасса удрал, и оставил их в глупом положении. Теперь они искали любой путь к спасению. Пусть, даже, их выгонят из халентувы, отнимут все земли с полями, садами и лесами, лишь бы только кара не коснулась их жизни и жизни их детей. Воздух в зале накалился, словно перед грозой. Косые взгляды сверкали, словно искры из-под кресала, готовые разжечь пожар.
 Вошел лабарна в сопровождении мешедей и горцев. Панкус шумно поднялся и склонил головы. Верные слуги лабарны сделали это уверенно и с достоинством; бывшие приспешники Иссихасы – медленно и боязливо. Следом за лабарной вошла таваннанна. Правящая чета уселась на троны. Разрешили сесть панкусу.
 Суппилулиума обратил в зал усталое лицо с синими кругами у глаз. Его тяжелый испытывающий взгляд прощупывал каждого, заставляя краснеть и бледнеть. Твердым спокойным голосом лабарна обратился к присутствующим:
 - Великие мужи Хатти. Вы являетесь опорой нашего государства. От вас зависит состояние торговли, армии, политики и многое другое. Но если опору начинает точить червь зависти и жадности,
то здание неминуемо рухнет, придавив своими обломками порочного червя. Я не хочу в чем-то обвинять вас или оправдывать себя. Да, я слишком горд и самонадеян. Но разве я пекусь о собственном благе? Для меня важнейшая цель в жизни – возродить великую Хатти. Объясните мне: неужели я чем-нибудь вас обидел?
 -Нет! - единогласно ответил панкус.
 - Может, что-то делал не так, совершал грубые ошибки, кому-то из вас нанес смертельную обиду? Или мое правление тяжким бременем легло на плечи народа, и я не достоин, после смерти стать Богом? Припомните все хорошенько.
 - Мы довольны тобой! – единодушно возвещал панкус.
 - Может быть, кто-нибудь обвинит меня в смерти лабарны Арнуванды?
 - Никто не посмеет! – отвечали сановники.
 - Почему же тогда меня предал человек, которому я доверял больше всего? Мой верный слуга, - взорвался Суппилулиума, вновь обводя всех тяжелым взглядом. – У него было все: серебро, земли, невольники, огромные поместья. Может быть, еще кто-нибудь жаждет власти? Мало кому-то золота и серебра достается? Кто-то из вас голодает? Ходит в рванье? Или мечтает стать Богом?
 - Солнце наше, - воскликнул один из сановников, вскакивая с места, - не вини всех. Предатели – это сторонники Иссихассы. Вон они в том углу. Их всех надо схватить и отправить в темницу!
 - Кто это сторонник? – вскочил один из вельмож, сидевших в углу. – Хочешь сказать, что мы предали лабарну? Чтоб у тебя язык отсох! Ты сам брал у Иссихассы серебро на постройку своего дома. Я видел собственными глазами и слышал собственными ушами.
 - Ложь! – завопил первый, густо покраснев. – Ты хочешь очиститься от грязи, вытирая ее об другого.
 - Их надо судить по древнему закону! – вскричал еще один вельможа из сторонников лабарны. – Пусть предателей бросят в воды Марассантии. Боги решат их судьбу. Если они выплывут, то судить их и казнить; если потонут, то снять с них вину.
 - Тебя самого надо бросить с башни, - раздался возглас с другого конца зала. – Если не разобьешься, то казнить. Может напомнить, как ты помог Иссихассе купить подешевле апантес для строительства крепостных стен? После этой сделки ты стал одеваться в ассирийские одежды.
 В зале поднялся дикий шум. Все повскакивали с мест и кричали, надрывая глотки. Обвиняли друг друга в страшных изменах. Пламя факелов бешено плясало. Телохранители напряглись и внимательно следили за беснующимися ораторами. А все кричали, размахивая руками и брызгая слюной.
 - Тихо! – перекрыл гвал громкий властный голос лабарны. Все тут же смолкли и расселись по местам. Наступила, непривычная для уха, тишина. Даже было слышно потрескивание пламени, да учащенное дыхание самых ярых крикунов.
- Что вы разорались, словно грязные торговцы из-за сикеля меди, - укорил их лабарна. – Вы же панкус великой Хатти. Что подумают о вас души предков? Что скажут потомки? Вы, как шакалы, готовы перегрызть друг другу горло, лишь бы самим выжить. Где ваше единство Великого Рода? С меня одного Иссихассы довольно.
 Все пристыжено опустили глаза.
 Суппилулиума приказал позвать кантикини Танри. Вошел младший брат Хемиши в желтой жреческой одежде со стопкой глиняных табличек в руках.
 - Что изволит услышать великий правитель? – спросил Танри, склонив голову.
 - Прочти-ка нам, что написал великий лабарна Хатусили более двухсот лет назад, - попросил Суппилулиума жреца. – Пусть разум вновь вернется в наши головы, сердца успокоятся, а души забудут обиды. А вы внимательно слушайте! – крикнул он панкусу, - и поразмыслите, о чем писал великий муж в своем завещании.
 Танри низко поклонился лабарне, затем панкусу, поднес к глазам первую табличку и стал громко читать:
 «Так сказал великий правитель Собранию, войску и сановникам:
Я заболел. И тогда позвал я юношу лабарной и сказал: - «Пусть он сядет на трон». Я, правитель, объявил его своим сыном. Я обнял его и возвысил. Я постоянно окружил его заботами. Он же оказался недостойным того, чтобы на него смотрели. Он слез не уронил, не выказал сочувствие. Он холоден и невнимателен!
 Тогда я приказал его схватить и доставить к своему ложу. И что же? Пусть впредь никто не возвеличивает сына своей сестры. Слову правителя он не внял, зато слушал свою мать, эту змею. Он слушал братьев и сестер своих, которые шептали ему враждебные слова. Я, правитель узнал об этом. На вражду я отвечаю враждой.
 Довольно! Он мне больше не сын! Мать его завыла подобно корове: - «У меня, живой еще, сильной коровы, вырвали чрево. Его погубили, и ты его хочешь убить!» Но разве я, правитель, причинил ему какое-нибудь зло? Разве я не сделал его жрецом?
 Я всегда отличал его на благо ему же. Он воле правителя не отнесся сочувственно. Разве после этого он сможет в глубине своей души питать доброжелательность по отношению к городу Хаттуса.
 Мать его змея. Он вновь будет слушать слова матери, братьев и сестер. Чтобы добиться возмездия, приблизится и скажет сановникам и подданным, поставленных на свои должности правителем: «Смотрите! Из-за правителя они умрут!» После придет он к ним и будет их убивать. Начнет творить кровавое дело. И не будет знать он страха.
 Он приблизился к сыновьям города Хаттусы, чтобы увести быков и овец, кому бы они ни принадлежали. Внешних врагов своих я поразил молотом, и страну свою я держал в спокойствии. Так пусть не приходит и не нарушает мир в моей стране.
 Но отныне, да не спускается он беспрепятственно вниз. Куда ему вздумается! Смотрите! Сыну своему, Лабарне, я дал дом, много полей, много быков, много овец. Пусть он ест и пьет вдоволь. Если он будет себя хорошо вести, то разрешаю ему подниматься вверх и остаться в моем доме.
 Смотрите же! Мурсили – мой сын. Признайте его правителем! Посадите его на трон!
 Ему многое Богами вложено в сердце. Только настоящего льва Боги могут поставить на львиное место. Подданные и сановники, когда начнется война или восстание, будте опорой сыну моему!
 Только во истечении трех лет разрешите ему идти в поход. Я хочу уже теперь сделать его властителем-героем. Вам он правитель – отпрыск моей солнцеликости. Если же поведете его в поход несовершеннолетним, приведите его обратно невредимым. Ваш род да будет единым, как волчий. Да не будет в нем больше вражды. Его подданные рождены от одной матери. У вас одно сердце, одна грудь и один и тот же дух в вас. Среди вас не должно быть вражды. Никто не должен нарушать заповедь. То, что сделали города Синахува и Убария, вы не должны повторить! Злонамеренность да не будет в вас. Иначе сын мой сделает вам то, что я сделал с теми.
 Никто не должен говорить: «Правитель делает тайком то, что его сердцу мило, но я ему прощаю» Так будет или не так, но зланомеренности не должно быть. Вы же, кто знает мои слова и мою мудрость, сделайте моего сына мудрым.
 Один другого не должен сталкивать, один другого не должен продвигать вперед. Старейшины не должны говорить с моим сыном для собственного благополучия. С тобой, сын мой, не должны говорить старейшины Хатти, люди города Куссары, Хеммуваса, Тамалкияса, Цалпаса – никто из местного населения.
 Посмотрите на сына моего Хуццияса. Я сделал его телепурием города Таннасанды. Жители этого города схватили его. Они со мной враждовали, говоря ему: «Восстань против власти своего отца! Халентуву города Таннасанды, которые не очищены им. Ты должен очистить».
 Я сместил Хуццияса. Тогда в Хаттусе затеяли вражду сами сыны Хатти. Они схватили мою дочь, потому что у нее были сыновья, и говорили ей: «Для трона твоего отца нет наследника! Простой подданный сядет на трон. Простой поданный будет властвовать!» И она посеяла мятеж в городе Хаттусе и в самой халентуве. Сыновья дворца и сановники стали со мной враждовать. Моя дочь восстановила против меня всю страну. Сыны Хатти умирали.
 Дочь моя обесчестила мою голову и имя мое. Я схватил ее в городе Хаттусе и приказал привести к себе. Она не слушала слова отца и пила кровь сыновей Хатти. Я выслал ее из города. Но если вновь она появится в моем доме, то вновь поднимет мятеж. Ей постройте дом вне города. Пусть она ест там и пьет вдоволь. Но вы ей зла не делайте. Она делала мне зло. Но я злом на зло не отвечаю. Она меня не называет отцом, и я ее не называю дочерью своей. До сих пор никто из моего рода не следовал моей воле. Ты же, Мурсили, сын мой, внемли моим словам. Храни в себе слова отца. Если последуешь моему слову, ты будешь есть только хлеб и пить только воду. Когда же достигнешь зрелого возраста, то ешь по три раза в день и насыщайся вдоволь! Когда же придет старость, пей вволю! И только тогда ты сможешь пренебречь словами отца.
 Вы – мои первые подданные! Храните слова мои. Ешьте хлеб и пейте воду. И город Хаттуса будет возвышаться, как моя страна в мире и спокойствии. Если же слова мои хранить не будете, то в будущем вам не жить – вы погибнете! Кто нарушит слово отца, тот тотчас должен умереть. Он не может быть моим посланником, он не может быть моим первым подданным. Пусть ему отрежут член! Так было со словами моего деда. Разве его сыновья не отложились от него? Мой дед своего сына Лабарну в город Санухуритта отметил, как своего наследника. Но потом его подданные нарушили слово и посадили на трон Пакахулиму. Сколько лет с тех пор прошло, и сколько из них уцелело? Дома сановников – где они? Разве они не исчезли?
 Вы должны хранить слова великого лабарны и правителя. Если вы их будете хранить, тогда город Хаттуса будет возвышаться, и страну свою вы будете умиротворять. Тпк ешьте хлеб и пейте воду. Если вы слова правителя не сохраните, то страна ваша попадет под чужеземное владычество! Будте осторожны в делах, касающихся Богов: в их доле хлебов и возлияний. Их блюда из хлеба и их крупа должна быть поставлена на стол. И ты, Мурсили не должен быть нерадивым ни медлить. Иначе зло вновь придет. Да будет так!
 Великий правитель, лабарна, говорил сыну своему Мурсили: Я дал тебе свои слова. Пусть эти таблицы тебе читают из месяца в месяц. Запечатлей в сердце своем мои слова и мою мудрость и милостиво управляй моими подданными и моими сановниками. Если ты увидишь чей-либо поступок, или кто-нибудь какое-нибудь слово скажет, то в каждом случае спрашивай панкус. И каждый раз речь обращай к панкусу. Что в сердце твоем, то и делай.
 Великий правитель сказал Хаспаяр: Ты же обо мне не забудь. Да не скажут о тебе правитель и сыновья дворца: «Смотрите! Она все время спрашивает жриц». Правитель пусть о тебе не говорит: «Спрашивает она жриц, я о том не знаю». Ты обо мне потом не забудь! Спрашивай меня, и я тебе поведаю слова свои. Обоими вельможам: - Пройдемте в сад. Аллунита нам расскажет о сражении между Тушраттой и Суппилулиумай.
 Правитель, а за ним сановники спустились в огромный зеленый сад. Под развесистыми пальмами их ждал накрытый стол. Рабы разлили по чашам охлажденное пальмовое вино.
 - Мы слушаем тебя, – напомнил правитель.
 - Сражение проходило кровавое и жестокое, - начал Аллунита. – Самого боя я не видел, так, как скрывался от дозорных Тушратты, но слышал звон мечей и крики атакующих. Проезжая на следующий день место схватки, я поразился множеством убитых и числом изломанных колесниц. Это ужасающее зрелище.
 - Конечно. Где ты еще такое мог видеть, - усмехнулся Ашшурбалит. – Твои подвиги в Сухи над вавилонянами и над каситами не приносили стольких жертв. Однако, почему ты не напал на Тушратту? Неужели его армия намного превосходила хеттскую.
 - Я был верен твоему наказу и выжидал момент, когда какая-нибудь из сторон ослабнет. У Тушратты войск оказалось намного больше, чем у хеттов. Но Суппилулиума действовал хитро и дерзко. Ему удалось уничтожить все колесницы Тушратты. А дерзкие атаки всадников оставили митннийцев без легкой пехоты.
- Да, я читал твои донесения, - кивнул головой правитель. – Но как ты оцениваешь силы Тушратты?
 - Митаннийская армия уже не та, что была при Сауссадаттаре.
 - Почему же Тушратта одержал верх?
 - Все шло, как ты задумал, и я бы помог хеттам разгромить митаннийскую армию, а затем занять Вашшукканни. Но дело испортили посланецы Эхн-Атона: жрец Эйя и номарх Кадеша Сети. Они прибыли с войсками и скрытно маневрировали возле поля боя. Как только стало понятно, что ни одна из сторон не может одержать верх, египтяне тут же обрушился на Суппилулиуму.
 - Жаль, что так вышло, - огорчился Ашшурбалит. – Я бы предпочел видеть Тушратту поверженным.
 - Прости меня недостойного, мудрейший, - с упреком заметил туртан, - но в том есть и твоя вина. Не надо было давать Тушратте наших копьеносцев.
- Мне нужно было как-то отделаться от него, - оправдывался властитель. – Я обязан посылать ему солдат. Но я дал ему войско набранное из хупшу. – Правитель вновь повернулся к Аллуните. – Но как же там Тушратта? Поведай нам о его планах.
 - Правитель Митанни зол на тебя. Он насторожился, словно пес, почуяв опасность, - ответил Аллунита. – Ты слишком рано выгнал его соглядателей из Ашшура. Скорей всего, он догадывается о твоих замыслах, или кто-нибудь ему нашептал про это. Он давно собирался направить сюда своих копьеносцев, да хетты не дают ему покоя. Ему часто снится кошмар, что он бежит от колесницы Суппилулиумы и никак не может спрятаться. Я сам слышал, как он кричит во сне. Тушратта решил собрать огромную армию и навсегда покончить с Хатти. Его военачальники формируют войско из кочевников и, даже, из крепких рабов. Ловят нищих бродяг и ставят их под копье. Но если собрать много винограда, это еще не значит, что вино получится хорошее. Армия Митанни походит на стадо баранов.
 - Он просто выжил из ума! – воскликнул Ашшурбалит. – Кормить бродяг только за то, что они носят копья – непозволительная роскошь. А при первой же битве они разбегутся или наделают паники.
 - Это так, мой господин. – Подтвердил туртан.
 - Но как же тебе удалось вырваться из его лап?
 - Он послал меня с поручением. Если я его выполню, тогда обещал щедрую награду.
- Интересно, какую же?
 - Обещал отдать под мое командование три тысячи копьеносцев.
 - О-го-го, - покачал головой Ашшурбалит. – высоко он тебя ценит. - Глаза его похолодели. – И ты принял предложение?
 - На словах – да, - честно признался Аллунита, но тут же горячо воскликнул: - Великий Ашшур свидетель! Пусть лучше я буду жалким рабом на твоих полях, чем вельможей в Вашшукканни.
 - Я верю тебе, - улыбнулся сквозь бороду Ашшурбалит. – Но что за поручение он тебе дал?
 - Он требует прислать к нему в Вашшукканни все пять тысяч «Бессмертных». Меня он обязал передать тебе его послание и возвратиться с «Бессмертными».
 С этими словами Аллунита протянул правителю глиняную табличку. Ашшурбалит пробежался глазами по клинописи, затем гневно швырнул ее на стол и воскликнул:
- О Боги! Неужели этот дурак еще надеется, что я ему отдам своих лучших воинов! Он хочет отнять у меня руку с мечом, чтобы потом обезглавить. Хватит! Он больше не получит от меня ни сикели меди. Мы долго платили дань митаннийским правителям. Теперь приходит время Ассирии показать свою силу. Пусть Ашшур натягивает лук. Я припомню Вашшуканни поход Сауссадаттара. – В довершении своих слов правитель стукнул крепким кулаком по глиняной табличке. Табличка треснула на несколько черепков. – Чем он мне грозит, в случае невыполнения его воли. Неужели решит возглавить поход на Ашшур? Мы б его хорошо встретили.
 - Он грозит отдать Ассирию на разграбление хурритам.
 Ашшурбалит вопросительно посмотрел на наместника страны:
 - Что у нас с хурритами?
 - Многих вождей мы подкупили, - ответил тот, - Но хурриты – народ ненадежный. Для них договор – пустой звук.
 – Если даже хурриты решат вторгнуться в наши земли, до Ашшура им живыми не дойти, – вмешался туртан.
 - Еще что расскажешь, - продолжал расспрашивать Ашшурбалит Аллуниту.
 - Еще Тушратта взбесился, узнав о твоем союзе с Эхн-Атоном.
 - Это был мой смелый мудрый шаг, - похвалил себя Ашшурбалит, и чиновники одобрительно закивали. – Я послал Эхн-Атону своих отборных воинов, много лазурита, конные упряжи и колесницы. Фараон с удовольствием принял мои дары и заключил союз. А как был взбешен Баранубиаш в своем Вавилоне. Он посылал в Та-Кемет гневные письма, даже не подозревая, что его писцы давно куплены мной. Слушай, что он пишет. – Ашшурбалит пальцем поманил одного из писцов. Тот приблизился к правителю со шкатулкой из черного дерева, украшенной лазуритом. В шкатулке лежал папирус. Ашшурбалит развернул свиток, Поискал глазами нужное место и, улыбнувшись, прочитал: - «Зачем они приехали в твою страну. Если ты расположен ко мне, не вступай с ними в сношения. Пусть они уходят, ничего не добившись». И далее он перечисляет свои жалкие подарки. Еще один глупец, решивший меня обставить. – Ашшурбалит небрежно швырнул свиток обратно в шкатулку, гневно сдвинул брови и грозно произнес: - Я решил твердо: хватит Ассирии быть подвластной. Скоро Митанни и Вавилон станут нашими провинциями.
- Славься! Славься великий! – воскликнули вельможи.
 После трапезы, сановники раскланялись и удалились заниматься делами. Алунита, оставшись наедине с правителем, робко опустил глаза и произнес:
 - Прости меня, недостойного. Я бы хотел тебя, наше сияние, кое о чем попросить.
 - Проси. Тебе трудно в чем-либо отказать. Я вижу печаль в твоем взоре. Уж не приглянулась ли какая-нибудь митннийская девушка. Забудь ее. Лучше наших красавиц нигде не найти.
 -Ну что ты, солнцеликий, как я, воин Ассирии могу думать о чужеземных девушках.
 -Тебе, просто, надо отдохнуть. Развейся, поохоться. Или ты желаешь награды? Проси!
- Благодарю тебя, добрейший и мудрейший. Но я хорошо отдохнул при дворе Тушратты. А награды я не заслужил, ведь ничего не сделал героического.
- Тогда поведай, О чем печаль твоя. Раскрой сердце свое. Тебя слышит только я и Ашшур.
- Я благодарен моей родной Ассирии, которая вскормила меня. Вырастила из меня смелого и сильного воина. Я безумно люблю ее густые леса, синие горы и быстрые реки. Нет земли лучше. Но все же она мне мачеха.
 -Вот ты о чем! – Брови правителя поползли сердито вниз. В голосе послышались совсем другие металлические нотки. – Я чувствовал. Я не хотел посылать тебя в Митанни. Знал, что встреча с хеттами на тебя плохо повлияет. Мне доложили, как ты скупал хеттских пленников и отправлял их обратно в Хатти. Это, конечно, благородный жест. Ашшур и Иштар благоволят к тем, кто помогает несчастным. Но всему знай меру. Потом, откуда ты знаешь про свои племена? Может быть, их давно истребили. Время, какое неспокойное.
 - Я видел их. Слышал их боевой клич. Они мчались от меня в двух полетах стрелы на крутобоких конях, сильные и отважные.
 Ашшурбалит не на шутку рассердился. Глаза его метали молнии.
 - Аллунита, я разрешил тебе носить хеттское имя. Я не заставляю тебя снимать этот старый дешевый пояс с медными бляхами. Я тебе многое разрешаю. Но я не позволю тебе уйти в Хатти. – Ашшурбалит понизил голос. – Да, ты много сделал для меня и для Ассирии. Ты отвоевал у Вавилона Сухи со всеми крепостями. На тебя я могу возложить самые опасные и трудные поручения, но я не могу с тобой расстаться. Ассирия наливается силой, приобретает утерянное могущество, начинает вновь становиться на ноги. Долг каждого – отдать все силы и всю кровь во имя страны. Скоро мы станем величайшей державой, и нам не будет равных. А ты собираешься бросить все и уехать в неизвестность. Кто тебя там ждет? Пусть Ассирия для тебя мачеха, но разве не добрая? Ты имеешь все: земли, дома, рабов, ты можешь в любое время появиться перед правителем. Все это ты теперь хочешь променять. На что? Роскошные дома на убогую лачугу где-то в холодных горах. Тонкие льняные одежды на грубые из вонючей шерсти. Веселые пиры на изнурительную работу пастуха или плугаря. Я этого не допущу! Ты опозоришь своего покойного отца. Да и всю Ассирию. Тебе никто не смеет напоминать, что ты приемный сын старшего охотника.
 - Об этом болтают все тамкары на базарах, - с горечью возразил Алунита.
 -Плюнь на них! Они сегодня скажут – завтра забудут. Человек служит Богам, а его язык – злым духам. Неужели те северные горы лучше наших?
 - Я сам не знаю, великий. Но меня что-то мучает и тянет туда.
 - Это просто плоть твоя истомилась от одинокой жизни и долгих походов, - пробовал успокоить его Ашшурбалит. – Тебе надо жениться на какой-нибудь красивой девушке из знатного рода. Немного семейного счастья и домашнего уюта приведут тебя в порядок. И вот еще, наш главнокомандующий стар, хотя хочет казаться крепким. Но годы отнимают у него силу. Он скоро уйдет на покой. Я думаю тебя поставить на место туртана. Под твоим командованием будут «Бессмертные». Представляешь, какая силища!
- Великий, я не знаю, как благодарить тебя за щедрость, - Алунита вздохнул, - но не надо мне этого. В твоем войске есть воины более достойные.
 - Надо! – почти крикнул Ашшурбалит и часто задышал. – Никуда ты не уйдешь из Ассирии. Будешь делать, то, что я повелю. Прикажу быть туртаном – будешь. Другой бы ползал в ногах, вымаливая эту должность. Ты мне нужен, чтобы завоевать Вавилон и Митанни. Ты должен мне помочь вернуть Золотые Ворота Ашшура, увезенные в Вашшукканни Сауссадаттаром. Как только их повесят на место, так кончатся бедствия Ассирии. Ты разобьешь хурритов, а если понадобится, то и Суппилулиуму. Не опускай глаза! Сколько у тебя телохранителей? Четыре. Я дам тебе еще десять из своих, самых сильных. Они тебя сохранят от меча и от стрелы, но если вздумаешь бежать, - глаза Ашшурбалита коварно сузились в змеиные щелки, - они же тебя и прикончат.
 Алунита вскинул взор.
 - Ты мне уж не доверяешь, ишшакум?
 Ашшурбалит изменился в лице. На смену злости пришла растерянность. Сам даже не заметил, как далеко зашел в гневе. Он попытался исправить оплошность:
 - Прости. Я бываю груб с тобой. Я со всеми бываю груб. Народ почему-то думает, что ты у меня в опале.
 Ашшурбалит потупил взор, о чем-то размышляя. Глухим голосом он продолжил:
 - Твой отец был мне верным слугой. Нет, больше – он был мне другом. Настоящим другом. Мы с ним охотились на львов в одной колеснице. Во время сражений он прикрывал меня щитом. Жаль мне его. Бог Ашшур отнял у меня преданного товарища. – Правитель горестно вздохнул, затем решительно вскинул голову. – Хорошо! Слушай. Как только ты поможешь мне расквитаться с Митанни и заполучить обратно Ворота Ашшура, я отпущу тебя в Хатти.
 Алунита не верил собственным ушам.
 - Я сделаю невозможное для тебя, великий!
 -Погоди же. После войны всегда наступает затишье. Я намерен в это время отправить торговцев в Каниш к Суппилулиуме. Раньше в Канише существовало большое поселение ассирийских тамкар. Надо восстановить торговлю. Тебя я назначу старшим. Ты сможешь еще больше разбогатеть, заодно поищешь свою родню. – Ашшурбалит остановился, чтобы перевести дух, но, увидев, что Алунита готов рассыпаться в благодарностях, опередил его. – Но учти! Ты останешься ассирийским воином и моим верным подданным. Если я позову, ты должен немедленно лететь на крыльях орла в Ашшур.
 - О благодетель! Я не знаю доли лучшей! – Выпалил Алунита.
- До чего ты глуп, - пробормотал Ашшурбалит. – Не для торговли я тебя пошлю, для наблюдения. И еще одно условие: ты должен перед этим жениться и родить мне настоящих воинов, которые продолжили бы твой род. Как не тяжело это для тебя – сменишь имя. Оно мне не нравится. Не спорь!
 Алунита опустил глаза и молчал.
 - Вот и хорошо! Теперь, иди. Отдохни с дороги. Я не буду тебя беспокоить три дня. А после готовься в поход. Пойдешь через месяц на границу с Хурри. А мне надо подготовить ответ Тушратте.
 Алунита с поклоном удалился. К Ашшурбалиту гордой уверенной походкой подошел его сын Эллиянаррарри.
 - Великий правитель, ты всегда слишком много времени уделяешь этому хетту. Сановники открыто не смеют выражать свое неудовольствие, но в душе они возмущаются.
 - Придержи свой глупый язычок, - оборвал его Ашшурбалит. – Он такой же ассириец, как и ты. Если хочешь стать мудрым правителем, не имей привычку повторять то, что болтают между собой грязные торговцы,
 - Хорошо, я буду повторят слова вельмож, – дерзко ответил юноша. – Они говорят, что ты больше всех его любишь.
 - Больше всех я люблю тебя, сын мой, - ответил ему на это Ашшурбалит. – Здесь дело не в любви. Никогда не верь чиновникам, у которых в сердце зависть. Их устами говорит алчность, а не разум. Слушай своего отца. В будущем, когда я покину сей мир и окажусь в царстве Ашшура, Алунита будет твоей надежной опорой. Если все сановники, и вообще весь свет ополчится против тебя, и некому будет встать на твою защиту, Алунита закроет тебя грудью.
 - Если он такой верный и честный, почему же до сих пор командует только тысячей? – недоверчиво спросил Эллиянаррарри.
 - Всему есть свое время. Хорошую собаку можно закормить, и она станет ленивой, - поучительно ответил правитель и добавил: - Но я знаю точно, что он никогда не захочет залезть на престол и никому не позволит этого сделать. А все те, кто окружают меня, выходцы из древних родов, с великими предками... – Ашшурбалит вздохнул. - Большинство этих льстивых рож спят и видят себя на троне.
 - Отец, ты говоришь страшные слова, - призадумался юноша.
 - Привыкай. Хочешь быть у власти – не доверяй никому. Вот подумай: правитель Египта попросил к себе в охрану моих воинов; у правителя Вавилонв служат каситы, покой Тушратты охраняют воины Куши. Алунита чужих кровей. Сановники его недолюбливают, потому что боятся. Когда я его поставлю туртаном, я не буду опасаться за твою жизнь.
 - Почему же ты сейчас кричал на него?
 - Львенка можно принести домой из леса и вырастить ручным. Но если он хоть раз услышит грозный глас своих сородичей, то его ничем не удержать.


4

 Огненная колесница Бога Солнца с каждым днем все быстрее проносилась по небу. Из-за гор по ночам наведывался холодный ветер, принося прохладное дыхание. Золотые колосья уже скосили, и черные проплешины полей смотрелись уныло и сиротливо. Природа желтела и краснела, чтобы сверкнуть красотой и умереть до нового тепла.
 Хемиша сопровождал в столицу обоз с продовольствием из Верхней страны. Урожай в этом году собрали на редкость богатый, не то, что в прошлые годы. Волы еле тащили телеги, доверху нагруженные зерном, тюки с тонкой овечьей шерстью и выделанной кожей. Следом гнали разжиревшие стада быков и баранов.
 Хемиша все время сновал вдоль каравана, торопя погонщиков. Ему хотелось успеть к празднику Нунтариясхе. Наконец показался великий город. В Львинные ворота выстроилась целая вереница груженых телег. Торговые площади забиты до отказу торговцами. Торг вели даже за пределами города. Телепурии со всех городов и поселений везли в Хаттусу зерно и фрукты, чечевицу, шерсть и кожу, пригнали скот. Повозки с рудой перегоняли в специальное хранилище под охраной. Столица бурлила. Так всегда случалось перед великим праздником урожая Нутарияской.
 Хемиша передал все добро казначеям. Усталые писцы дотошно пересчитали все добро, записали подсчет на глиняных табличках и передали все казначеям. Словно гора с плеч упала! Хемиша тут же направился к Фазаруке. Увидев горца, тот бросился к нему в объятия и долго не отпускал. Затем, друзья решили сходить куда-нибудь повеселиться. Заодно позвали с собой Цулу.
 Они попали в обширный двор богатого торговца. Хозяин славился хорошим вином. Здесь собралось много народа, жаждущих выпить по чаше веселящего виноградного сока или пальмового вина. Тут же на кухне варили пиво, пекли лепешки и жарили мясо.
Возле входа сидели нищие бродяги в грязных лохмотьях. Несчастные пили из треснутых глиняных кружек дешевую кислятину и закусывали объедками, которые им выносили невольники, служившие у торговца.
 В самом дворе за длинными деревянными столами сидели горожане и торговцы. Все о чем-то громко и оживленно беседовали, некоторые, выпив изрядно, пели песни. Дальше в саду стояли круглые столики, предназначенные для богатых господ.
 Сам хозяин, раздобревший круглый финикиец встретил Фазаруку, Цулу, Хемишу и двух его сыновей. Лицо его расплылось в широченную улыбку. Он долго кланялся, затем отвел их в сад и усадил под раскидистой яблоней. С дерева свисали спелые красные плоды. Тут же появились серебряные начищенные кубки, вазы с фруктами, лепешки с хрустящей сарамой и кувшин с лучшим вином. Вино весело полилось прозрачной рубиновой струйкой и кубки. Подошел невольник с жертвенным сосудом. Гости совершили возлияние и произнесли молитву. Цула предложил выпить за здоровье и счастье великого лабарны Суппилулиумы. Все покорно выпили кубки до дна. После завели разговоры о прошлом. Вспоминали былые сражения и прошлые походы. Иногда о чем-то вздыхали. Цула невзначай сказал Хемише:
 -У тебя хорошие сыновья. Из них вырастут великие воины. Мне не так спокойно было с сотней мешедей, как с ними. Младшего Барбишу обязательно оставь в Хаттусе. Пусть он воспитывается среди сыновей дворца. Да и старшего можно взять в охрану солнцеликого.
 - Бврбишу оставлю. По горам набегался, пора науки познавать. А у старшего иная судьба, - возразил Хемиша. – Я когда-нибудь состарюсь и не смогу больше водить в походы лихих всадников. Тогда он меня сменит. Верно, Улия?
 - Правда, отец. Я постараюсь быть достойным воином нашего рода, - искренне ответил юноша. Но, по лицу было видно, что сейчас он думал о другом и плохо воспринимал происходящее вокруг.
 -Какой невеселый нынче Улия, - заметил Фазарука. – Взор его совсем погас. Во время похода глаза блестели, словно крупные алмазы, а сейчас больше походят на выцветшую морскую гальку. Послушай, Хемиша, если хочешь из сына сделать хорошего телепурия, обязательно жени его.
 - Надо, - согласился Хемиша. – У нас в горах много хорошеньких девушек, которые родили бы ему много крепких сыновей. Есть невесты из знатных родов с огромным приданным.
 - Так в чем же дело стало! – обрадовался Фазарука. – Нет лучше времени для свадьбы, чем на празднике Нунтариясхи.
 - Было бы отлично. – Хемиша помрачнел и с упреком поглядел на сына. – Да он сохнет по девчонке из свиты таваннанны. Сегодня я ее видел в халентуве. Заметила Улию - так сразу слезы ручьями. А у него, смотрите, женское колечко на мизинце.
 Улия густо покраснел и спрятал руку с кольцом под стол.
 - Не стесняйся, - засмеялся Цула. – Скажи нам, кто разжег пламя в твоем сердце? Ничего, что она из свиты Таваннанны. За такого героя любой отец отдаст свою дочь.
 - Не приставай к парню, - оборвал его Фазарука и сочувственно добавил: - Я догадываюсь, кто лишил его сна – юная Асмуникал. Она стройна как лань и красива, словно распустившийся цветок. Не так ли, Улия?
 Юноша покраснел еще гуще.
- Так это дочь повара Судхабии – презренного лувийца, - нахмурил брови Цула.
 - Она, - подтвердил Фазарука, - его младшая и самая прелестная дочь.
 - Тогда, Улия, забудь про нее, - безнадежно махнул рукой Цула и громко стукнул по столу пустой чашей.
 Хозяин, с перекошенным от страха лицом, рысцой подбежал к их столу и дрожащим голосом спросил:
 - Великий гость чем-то недоволен?
 - Недоволен, - прорычал великан в ответ. – Хоть молодое вино у тебя чудесное, но я не привык пить такую кислятину. Принеси мне выдержанного вина, да чтоб весь кувшин мхом порос.
 - Слушаюсь, мой господин, - залебезил торговец.
- Пришли сюда еще музыкантов и танцовщиц, - приказал ему, в свою очередь, Фазарука. – Мы к тебе пришли повеселиться, а не напиваться.
 - Будет исполнено, - горячо заверил их торговец и умчался за вином.
 - Расскажи, почему мне надо забыть Асмуникал? – несмело попросил Улия у Цулы. - Ее отец жаден, я знаю. Но если ему заплатить хороший выкуп, разве он устоит?
 - Вот пристал, - рассмеялся Фазарука. – Видно, сильно присох парень. Погляди вокруг: мало ли красивых девушек?
 - У меня есть племянник, сын моего старшего брата, - начал Цула. – Сейчас он служит телепурием в маленьком городке вблизи Киццуватны. Когда он был еще незрелым подростком, и сражался со сверстниками деревянным мечем, этот самый Судхабия, отец Асмуникал, служил мелким сборщиком зерна. У него росло пять
хорошеньких дочерей. Младшую звали Асмуникал. Старшие дочери уже достигли возраста невест, но хитрый лувиец отвергал все предложения. Да и кто к нему сватался? Такие же мелкие чиновники. Судьба свела Судхабию и моего старшего брата. Тот тогда занимался сбором податей. Презренный лувиейц стал подлизываться к нему: присылал жене брата подарки, на праздники приглашал в свой дом. Он восхвалял моего племянника. Говорил, что ему будет прекрасная пара его младшая дочь. Мой брат – человек открытый - поддался на лесть и составил с Судхабией брачный договор, даже внес большой выкуп за невесту. Осталось ждать, когда дети подрастут, и тогда их можно будет соединить перед Богами узами брака.
 Вскоре об этом договоре стало известно во всей Хатти. Еще бы, мелкий сборщик зерна сосватал свою дочь за племянника старшего над мешедями лабарны. Мы с братом даже не думали, что этот негодяй хочет с помощью своих детей пробиться в сановники, а не добиться места честным трудом.
 - Да, - продолжал Цула, отхлебывая из чаши вина. – Он был мелким сборщиком зерна. Блоха, которую можно раздавить одним щелчком. Но брачный договор поднял его в глазах знати. Он выдал всех своих старших дочерей за знатных людей с титулами. Все зятья имели положение при лабарне. Презренный лувиец влез, втисался со своей немытой рожей в Великий Род. Все новоприобретенные родственники принялись усиленно продвигать его по службе вверх. И я, дурак, старался. Вывел его в повара лабарны. Так этот наглец задумал выдать свою дочь Асмуникал не за моего племянника, а за лабарну Суппилулиуму. Да будет наш правитель здоров и счастлив.
 Брачный договор Судхабия расторг. Выплатил, как полагается, выкуп в двойном размере. Я тогда сильно разозлился. Хорошенько намял ему бока. Чуть не убил. Но этот наглый упрямец стоял на своем. Так презренный лувиец опозорил моего брата. Со своей обидой я пришел к лабарне и рассказал ему все. Восхваляюсь мудростью и благородством повелителя! Он мне пообещал, что никогда не женится на дочери повара. А если Судхабия такой нечестный, то будет изгнан из халентувы. Суппилулиума прогнал бы этого наглеца, но родственники Судхабии остудили гнев правителя. Сейчас этот подлец подмазывается к женам Суппилулиумы и к самой таваннанне. Он хочет, чтобы таваннанна уговорила лабарну взять Асмуникал в жены.
- Что ж мне теперь делать? – Улия схватился за голову.
- Не умрешь, если подыщешь себе невесту в родных горах. У нас девушки ничем не хуже, - сердито ответил Хемиша.
 - Да, тебе с Судхабией не договориться, - покачал головой Цула. - Уж если он что вбил в свою тупую башку – обратно не выбить. Скорее он дочь придушит, чем откажется стать родственником лабарны.
 - Послушайте, друзья! Зачем договариваться с этим скупердяем? Надо просто украсть невесту, - предложил находчивый Фазарука. – В наше время женихи нередко крадут своих возлюбленных. Всего лишь на всего – не получишь приданного. Зато и выкуп платить не надо. Покаешься перед Богами, принесешь в жертву годовалого бычка – и Всемогущие простят.
 - Я так и сделаю! – обрадовался Улия. Свет надежды вспыхнул в его глазах, взгляд прояснился, лицо ожило.
 - Не вздумай, мальчишка! – гневно прикрикнул Хемиша. – Это тебе не пастушка какая-нибудь, а дочь дворца из свиты самой таваннанны. Не из хижины надо красть, а из халентувы. Тебе любой ее родственник шею свернет. Они боялись тебя трогать, когда халентуву горцы охраняли, терпели твои ухаживания. Теперь, если ты еще раз к ней подойдешь, тебя прирежут, как глупого барана и выкинут в реку.
- Надо поговорить с самой таваннанной, - не унимался захмелевший Фазарука, продолжая давать мудрые советы. – Не ругай парня. Воин он или кусок женской хасгалы. Если что - мы с Цулой поможем.
 - Верно! – подтвердил Цула.
 - Да вы совсем сдурели! – рассердился Хемиша. – Думаете, таваннанна поможет украсть свою девушку? Крадут бедняки, которым нечем заплатить выкуп, да и то по согласию родителей.
 - Я сам поговорю с звездоподобной и украду Асмуникал. – решительно произнес Улия и встал. – Разреши, отец!
 - Не мешай сыну обрести счастье, - поддержали юношу Цула и Фазарука.
 - Как знаешь, - сдался Хемиша. – Но если Судхабия со своими слугами надает тебе по шее, я тебе нос вытирать не буду.
 - Пусть только попробует, и я ему отрежу уши, - огрызнулся Улия, поклонился всем и ушел быстрой походкой.
 Барбиша также собрался уйти.
 - Ты хоть не лезь в это дело! – попросил Хемиша.
 - Но он же мой брат, и рассчитывает на мою помощь. – Возразил Барбиша. – Как я могу предать брата. Это не по закону гор. Тем более, я знаю в халентуве все тайные ходы, а многие мешеди – мои друзья.
 - Не слишком ли много я вам даю свободы? – взорвался Хемиша. – Другие отцы своих детей держат в строгости.
- Отец, мы тебя любим и уважаем – Еникей тому свидетель, - оправдывался Барбиша, в почтении склонив голову. – Но нельзя идти против воли великой матери Сауски. Улия и Асмуникал очень любят друг друга. Если Боги позволят их разъединить, то две жизни на этой земле останутся несчастными. Великая мать Сауска не простит.
 - Во, наговорил, - насупился Хемиша.
 -Но отец, - Барбиша решил зайти с другой стороны, - Асмуникал самая красивая и самая добрая девушка во вселенной. Когда я был ране, она ухаживала за мной: поила отварами, промывала рану. У нее очень нежные руки, как крылышки птички.
 -Вы оба совсем потеряли голову из-за этого цыпленка, - сердился Хемиша. – Отца вы кое-как уговорили. Но что скажет мать?
 - А мама обо всем знает. – Барбиша ехидно улыбнулся. – Не гневайся, отец. Разреши привести ему невесту в дом.
 - Разреши! Разве не ведешь, как парень страдает. Он настоящий воин и поступает, как мужчина, - навалились на него Цала и Фазарука.
 - Пусть будет так, - сдался Хемиша. – Но если Еникей разгневается, и Асмуникал не принесет ему сына, - Улия не станет во главе племен Хауси. Так ему и передай.
 - Я понял тебя, отец! – обрадовался Барбиша и побежал вслед за братом.
 Хемиша сердито уставился на дно кубка. Цула понимающе похлопал его по плечу. Фазарука решил разрядить обстановку.
 - Хотите, я вам расскажу интересный случай? – оживленно спросил он.
 - Давай, - нехотя согласился Цула.
 - Хемиша. Ты помнишь, как мы прорывались из западни, расставленной митаннийцами. Меня везли связанным на повозке. Вы с Топекой прикинулись табунщиками, а твои воин дерзко напали из засады.
 - Припоминаю, - ответил Хемиша, - но не помню, что в этом было интересного.
 - Помнишь, ты кинулся ко мне на помощь, а я в то время уже успел освободиться от пут и прикончить охранников.
 - Да, и это припоминаю. Я даже немного удивился твоей ловкостью.
 - А все потому, - хитро улыбнулся Фазарука, - что один ассириец подарил мне кинжал.
 - Каким же образом? – удивился Цула.
 - На пиру у Тушратты. – объяснил Фазарука. – Митаннийцы праздновали победу. Меня, как почетного пленника, усадили перед входом в пиршественный зал и кормили объедками. Тогда прибыла конная тысяча Ашшурбалита. Их командующий в золоченых латах предстал перед Тушраттой. Его осмеяли за то, что он явился слишком поздно. Когда он выходил, то остановился возле меня и что-то спросил - что, я уже не помню – а затем незаметно сунул мне нож.
 -Ты говоришь: ассириец? Командующий тысячей всадников? – Хемиша сверлил Фазаруку горящим взглядом. – Ты его хорошо разглядел?
 - Я, даже, не посмотрел на него. Какое мне дело до них. Они веселились, а я готовился к смерти. Да и лицо ассирийца скрывала полумаска. Но за нож я ему благодарен. Если еще раз его встречу, назову братом.
 - Вспомни, о чем он тебя спрашивал, - умолял Хемиша.
 - Вспомни! Легко сказать. Что-то… - Фазарука от удивления сам чуть не свалился со скамейки. – Постой же! Он спросил про племена Хауси.
 - Ну! – взревел Хемиша. – Где нож!
- Я ношу его с собой. – Фазарука вынул из-за пояса тонкий кинжал и положил его на стол. Обыкновенный бронзовый нож с обоюдоострым лезвием. Такие же ножны с незатейливым узором. Костяная рукоять с головой оленя. Хемиша дрожащими руками положил на стол другой точь-в-точь такой же кинжал.
 - Что это? – в один голос воскликнули Цула и Фазарука.
 - Это кинжал моего брата, - сквозь стиснутые зубы ответил Хемиша. Он еле себя сдерживал, чтоб не разрыдаться, как ребенок.
 - Но то был ассирийски воин в высоком чине, - возразил Фазарука. У него все доспехи украшали позолоченные пластины.
 - Это он, - твердо повторил Хемиша. – Вот здесь на лезвии, - он обнажил кинжал, - видите, еле заметная надпись. Она гласит: «Алунита, сын племени Хауси. Мне покровительствует Еникей».
 - Значит, твой брат жив! Ты должен радоваться, а в твоих глазах слезы, - удивился Цула.
 - Он отдал кинжал, - вместо ответа произнес Хемиша. – Он знал, что рано или поздно кинжал попадет в мои руки. Алунита грустит о родине. Тоска невыносимая. Если воин Хауси расстался с кинжалом или с поясом Еникея, значит – он готовится к смерти.
 - Да что ты такое говоришь! – возмутился Фазарука.
 - Это так. У каждого воина Хауси есть кинжал, пояс и амулет из черного камня. Воин носит все это с самого рождения. Если что-нибудь утеряешь, Еникей наказывает смертью.


5

 Вершины Бычьих гор побелели от снега. В тот же день Старший кантикини объявил начало праздника Нунтариясхи. Хатти зашумела, радуясь наступлению последнего праздника лета. Ведь скоро начнутся холода, и потянутся однообразные короткие дни и длинные вечера.
 Последний праздник теплого сезона справляли особенно пышно и весело. В первый день праздника длинная праздничная процессия выехала из Хаттусы и направилась в город Катабе. Там состоялось праздничное Большое Собрание и великолепный пир. На следующий день старший сын Суппилулиумы, он же наследник престола, Арнуванда совершил долгий ритуал для хаттского божества защиты Цитхарри. Он принес ему щедрые дары полей и садов, а так же многочисленные жертвы: быков, баранов и птиц. На следующий день вся Хатти совершала обряды с жертвоприношениями для Бога Грозы. Вечером Арнуванда отправился с символом Цитхария в долгую поездку к городу Хакмару, а оттуда в город Татасуну.
 На четвертый день с восходом Бога Солнца лабарна и таваннанна в сопровождении знати оправились вдоль излучины великой реки Марассантии по городам: Тахурна, Арина, Татисга, Харан, Цапланда, Катепу. В каждом городе проходили праздничные богослужения и веселые пиры. Из Катепу их путь лежал обратно в Хаттусу.
 Солнце клонилось к западу, перекрашивая горы в оранжевые и красные тона. Усталые кони еле плелись. Цветы, украшавшие повозки, завяли от жары. Сановники дремали в своих колесницах. Ни у кого не осталось сил и желания веселиться, после столь продолжительных праздников.
 - Я устала от дороги, - пожаловалась Татухепа лабарне, - и девочки мои утомились.
 - Выпей немного холодного вина. Оно правит силы, - предложил Суппилулиума. – К ночи будем в Хаттусе.
 - Я за праздники столько его перепробовала, что теперь смотреть не могу без отвращения на чаши и кувшины, - ответила Татухепа, обиженно надув губы.
 - Хочешь, я прикажу остановиться. Мы разобьем лагерь возле дороги. А утром продолжим путь.
 - Пожалуй, не надо этого делать из-за моего каприза. – Таваннанна устало закатила глаза. – Лучше отпусти меня к реке искупаться. Вечер жаркий. Я обмою свое уставшее тело в живительных струях Марассантии. Великая река восстановит мои силы.
- Хорошо. Но не долго, - разрешил Суппилулиума. – Солнце скоро сядет. После заката не купайся, иначе разгневаешь речных духов.
- Я очень быстро, - пообещала таваннанна. Она пересела в легкую колесницу. – Не останавливайтесь. Я вас догоню.
 Четверка стройных высоких лошадей быстро понесла колесницу к реке. За ней последовали еще несколько повозок со свитой таваннанны и ее мешедями. Высокая пожелтевшая трава расступилась, и впереди показалась голубая манящая гладь широкой реки. Повеяло прохладой. Запахло тиной. Копыта коней увязли в мягком белом песке. Из густых камышей выпорхнула испуганная птица.
 Таваннана выбрала хорошее место для купания. Мешеди расположились широким полукругом в камышах и внимательно следили за тем, чтобы ни зверь, ни птица не помешали бы правительнице наслаждаться.
 Татухепа с удовольствием скинула, отяжелевшую за день, хасгалу, сняла массивные браслеты и украшения, оставаясь совершенно нагой. Ее прекрасное сильное тело задрожало от сладостной истомы, почувствовав свободу и легкость. Легко ступая босыми ногами по теплому песку, она вошла в прозрачную прохладную воду. Возле ее ног тенью метнулись в разные стороны маленькие рыбки. Татухепа, затаив дыхание, легла на воду и заскользила вперед.
 На нее вдруг нахлынули воспоминания о далеком радостном детстве, когда она была маленькой черноглазой тоненькой девчушкой. Ее все любили. Отец, могучий воин, покупал ей дорогие хасгалы и накидки, приносил из далеких походов украшения. Мама в ней души не чаяла. Мама должна больше любить ее братьев. Девочки в семье – обуза. Мальчики – вот будущие кормильцы и продолжатели рода. Но почему-то к маленькой Фыракдыне все относились по-другому. Ее почти никогда не наказывали за шалости и часто баловали.
 Ей до безумия нравилось купаться в речке на закате. Летом она часто выскальзывала из дома, обхитрив бдительных служанок, бежала за город, забиралась в камыши и плавала. Мать гневалась и ругалась: нельзя купаться вечером и сердить речных духов. Когда-нибудь они утащат тебя на дно. Странно, но маленькая Фыракдыне никого не боялась. А вода вечером в реке такая теплая и ласковая, словно руки матери, бережно держащие ребенка.
Девушки из свиты таваннаны поскидывали свои хасгалы и бросились в воду. Им тоже не терпелось искупаться после утомительной дороге, несносной жары и едкой сухой пыли. Они плескались и резвились. Над рекой, соловьиной трелью разливался их звонкий смех.
 Таваннанна с сожалением заметила, что край огненного круга скоро опустится за горы. Татухепа неохотно вышла из воды, подставляя тело горячему ветру. Девушки обтерли ее мягкой тканью и одели в свежую хубику. Она взошла на колесницу. Возничий щелкнул плетью, и кони, не спеша, побрели по песку.
 Вдруг в зарослях залились громким лаем сторожевые псы, почуяв зверя. Закричали мешеди. Что-то огромное ломилось сквозь камыши. Огромный секач выскочил на берег прямо возле колесницы правительницы. В его сером, поросшем грязной щетиной, теле торчали три пики. Кровь стекала красными струйками на песок. Кабан хрипел и мотал головой. Девушки испуганно завизжали, похватали свою одежду и разбежались кто куда. Кабана окружили высокие сторожевые псы, и не давали сдвинуться с места. Они злобно лаяли, брызгая слюнной. Один из мешедей подскочил к зверю и рубанул секирой по хребту. Кабан испустил отчаянный предсмертный визг и повалился на землю. Тут же псы ринулись рвать его на части.
 Кони, запряженные в колесницу таваннаны, испуганно заржали и рванули с места. Возничий кувырком слетел в песок, выпустив вожжи из рук. Таваннанна в последний миг успела вцепиться в поручни повозки. Напуганные животные, почуяв свободу, и подгоняемые страхом, понесли, не разбирая дороги. Берег поднимался вверх и заканчивался крутым обрывом. Вожжи упали на дышло. Их невозможно было достать. Колесницу высоко подкидывало на ухабах. Таваннанна еле держалась. Она с ужасом почувствовала, что ее пальцы слабеют, лицо окаменело, воздуху не хватало. А кони бешено мчались прямо к обрыву. Единственное, что оставалось – это спрыгнуть с колесницы, рискуя покалечиться.
 Таваннанна мысленно молила богов и уже готовилась к худшему, как вдруг краем глаза заметила всадников. Они нагоняли колесницу с обеих сторон. Всадники лежали на холках коней, слившись с ними в единое целое, и пытались приблизиться к обезумевшей упряжи. Вот они поравнялись с несущимися конями. Наконец один из них ловко перепрыгнул на холку правого коня, другой, заехав немного вперед, принялся хлестать лошадей плетью по мордам, заставляя их перейти на шаг. Колесница остановилась почти на краю обрыва. Лошади ржали, били копытами землю, пытались укусить наглых всадников, но, в конце концов, почувствовали крепкую руку и успокоились.
 Таваннанна не сразу пришла в себя и осознала, что спасена. Она еле разжала посиневшие пальцы и распрямила спину, при этом чуть не потеряла сознание. Но все же устояла. Немного отдышавшись, она, наконец, обратила внимание на своих спасителей. Воины стояли перед ней на коленях. Один – коренастый стройный юноша с хищным горбатым носом и большими горящими темно – карими глазами. Борода и усы только начинили пробиваться на его лице. Другой – еще мальчик, чертами похожий на первого.
 - Кому я обязана своим спасением? – спросила таваннанна не совсем твердым голосом.
 - О звездоподобная, будь всегда счастлива и красива, - воскликнул старший. – Неужели твои сиятельные очи не узнают нас. Мы твои верные слуги, сыновья телепурия Верхней страны.
 - Теперь вспомнила, - виновато улыбнулась таваннанна. – Сама богиня Сауска послала вас на помощь.
 - Мы лишь сделали то, Что нам велели Боги, - скромно ответил младший и горячо добавил: - Если бы мы не успели и допустили твою гибель, то сами бы покончили с собой.
 При этом выражение лица у него было такое по-детски доверчивое, что таваннанна невольно рассмеялась. Барбиша даже покраснел от обиды.
 - Встаньте же, славные воины! Ваш отец должен гордиться такими сыновьями.
 Сзади послышался страшный грохот. Это мешеди на двух колесницах мчались помочь своей госпоже. Страх и ужас перекосил их лица. Они думали, что таваннанна разбилась или покалечилась. Не сносить им головы! Но, увидев свою правительницу целой и невредимой, слуги немного успокоились. Они упали перед госпожой на колени и принялись лбами бить о землю и стонущими голосами молить о прощении.
 - Замолчите! – прикрикнула не них Татухепа, как хозяйка на провинившихся псов. После взгляд ее немного смягчился. – Во время праздника грешно поднимать руку на человека. Но в следующий раз готовьте ларцы для ваших отрубленных голов. Теперь идите прочь и не стоните возле меня. Прикажите подать другую колесницу с сидением.
 Мешеди вскочили и, со всех ног, бросились выполнять приказание. Вскоре привели легкую двухколесную повозку, запряженную парой мулов. Мешеди помогли таваннане устроится на мягких подушках.
 Улия и Барбиша шли рядом с колесницей. Их кони преданно следовали за хозяевами.
 - Милые юноши, - заговорила таваннанна. – Боги, конечно, мудро поступили, что послали вас спасти меня. – Брови тавананы сердито сдвинулись. – Но скажите честно: что вас привело сюда? Уж не собирались вы поглазеть на дочерей дворца, когда они купались. Вы совершили великий грех.
 - Нет, звездоподобная! – воскликнул искренне Улия. – Неужели ты думаешь, что честный воин способен на такой поступок. Боги сразу бы нас лишили зрения, и мы ходили бы по дорогам в лохмотьях, выпрашивая милостыню. Мы ехали сюда, чтобы увидеть тебя, солнцеподобная, упасть к твоим ногам и, не смея поднять глаза, просить о снисхождении.
 - А в другом месте, разве нельзя было предстать передо мной? – удивилась таваннанна. – Я никогда не отказываю, если хотят со мной говорить.
 - Но великая, ты всегда занята, - оправдывался Барбиша. – Твои мешеди не допускают нас.
 - Действительно, во время праздников ко мне на прием попасть не просто, - согласилась таваннанна. – Но сейчас я вас слушаю.
 - Мне бы хотелось получить одну жемчужину из твоего ожерелья, - дрожащим от волнения голосом начал Улия.
 - И всего-то? – удивилась таваннанна. Она сняла со своей высокой гибкой шеи нить искрящегося крупного жемчуга и протянула юноше. – Выбирай любую. Или хочешь – возьми все.
 Улия поцеловал ей руку, но украшение не взял. Его уши стали красными. На щеках загорелся румянец.
 - Прости великая, но не об этой жемчужине я говорю. Зачем мне мертвый камень.
 Таваннанна, поняв, в чем дело, кивнула головой. Глаза ее хитро прищурились.
 - Я знаю, о ком ты говоришь. От меня ничего не скроешь. Ты давно приглядываешься к Асмуникал, дочери повара Судхабии. То-то я вижу знакомое колечко на твоем мизинце.
 - Да, солнцеликая, ты всегда можешь угадать мысли смертных.
 - Но зачем же ко мне пришел? – снова удивилась правительница. – У нее есть отец. Он решает судьбу дочери. Заплати ему хороший выкуп. А я, так и быть, отпущу ее из свиты. Хотя, мне и жалко расставаться с ней. Она очень хорошенькая и умная девушка. Веселая и красивая. Вышивает тонко-тонко, и ниточку прядет, как волосок. А как чудесно поет – заслушаешься! Я думаю, такой смелый воин, как ты, достоин взять ее себе в дом.
 - Благодарю тебя, мудрейшая, - поклонился Улия. – Я с радостью бы отдал повару Судхабии все, что имею. Упал бы перед ним на колени и молил до тех пор, пока он не даст согласия. Но Судхабия готовит иную судьбу для своей дочери, и я остаюсь в стороне.
 - Я об этом ничего не слышала, - призналась таваннанна. – И что за судьба ее ожидает.
 - Он хочет выдать ее за лабарну.
 Тонкие брови Фыракдыне удивленно поползли вверх.
 - Вот наглец! – рассмеялась она. – Теперь я поняла, почему он увивается вокруг меня. Неужели этот осел думает, что Суппилулиуме недостаточно девяти жен, и солнцеликому больше нечего делать, как только жениться, да еще на четырнадцатилетней девочке. Да как он посмел, даже, предположит об этом. Я люблю ее, как дочь, а он… - Фыракдыне резко остановила мулов.
 - Но это действительно так, - горячо подтвердил Улия, чувствуя, что Татухепа становится на его сторону.
 - С другой стороны, - задумалась Фыракдыне. – Если Суппилулиума согласится на его уговоры, да еще родственники надавят, тогда даже я не смогу противиться воле правителя. Ты хочешь, чтобы я поговорила с Судхабией?
 - Нет! Не смею просить о таком у великой женщины Хатти, - испугался Улия.
- Тогда что?
 - Разреши мне ее украсть, - бледнее выпалил Улия.
- Что! – Тутахепа нахмурилась и хлестнула Улию плеткой по спине. – Украсть? И с этим ты пришел ко мне? Воруют невест юноши, у которых за душой ничего нет. Они делают так, чтобы не платить выкуп. Достоин ли будет такой поступок сына телепурия? А что на это скажет лабарна? Ты подумал?
 - Но великая! – взмолился Улия. – Воровать невест – древний хеттский обычай. К тому же у меня нет другого выхода. Повар упрям. Если даже великий лабарна Суппилулиума не согласится взять в жены его дочь, он будет настаивать на том, чтобы выдать ее за Арнуванду или за Мурсилию – старших сыновей лабарны.
 Таваннанна задумалась, потом крикнула мешедям:
 - Позовите Асмуникал!
 - Их догнала колесница, разукрашенная цветами и лентами. Из повозки выпорхнула стройная девушка. Она поправила на ходу хасгалу небесного цвета, легко подбежала к таваннане и склонила голову, сложив руки на груди.
 - Вы звали меня, госпожа, - прощебетала она тонким нежным голоском.
 Таваннанна ласково погладила ее по голове. Фыракдыне, как и все женщины, очень хотела иметь красивую дочь. Но у правительницы рождались только сыновья. Да и тех воспитывали наставники – старые знаменитые воины и мудрые жрецы. Ей предоставляли только дочерей дворца. Дочерей знатных вельмож из Великого Рода. Поэтому Татухепа всю любовь свою перенесла на Асмуникал. Таваннане очень нравилось ее красивое гладкое личико с большими карими глазами и нежными пухлыми губками. Острый подбородок делал лицо немного вытянутым, но розовые щечки с ямочками, когда она улыбалась застенчивой обворожительной улыбкой, скрывали этот недостаток. Из всех девушек, у Асмуникал, была самая тонкая талия и самые длинные ноги. Таваннанна часто глядя на свою воспитанницу, вспоминала себя такой же юной. Только характер у Асмуникал был спокойный и кроткий. Чувствовалась лувийская кровь. Хетты и особенно хурриты вспыльчивые и горячие, а лувийцы всегда спокойные.
 - Я звала тебя, птичка моя, спросить: цело ли твое горячее сердце?
 - Мое сердце и душа всегда принадлежит вам, моя госпожа, - не задумываясь ответила девушка.
- Спасибо, - Татухепа улыбнулась улыбкой, полной любви и нежности. – А куда делось твое золотое колечко?
 Девушка залилась краской. Ее глаза беспокойно забегали. Она заметила Улию, испугано воскликнула и закрыла лицо полупрозрачной головной накидкой.
 - Не дрожи, - пожалела ее таваннанна. – Я знаю все твои сердечные тайны. Признайся мне: любишь ли ты этого юношу? Не красней же! Отвечай. Он мне верный слуга. Я ему многим обязана.
 Асмуникал подошла еще ближе к таваннане и уткнулась лицом в складки ее длинной хубики.
 - Да, госпожа, - сквозь слезы стыда еле слышно произнесла она.
 - Согласилась бы ты перед Богами стать его верной женой?
 - Согласилась, - еще тише ответила девушка.
- А если надо пойти против воли отца? – допытывалась Татухепа.
 - Я боюсь отца, - со страхом призналась Асмуникал.
 - Отцов надо бояться и уважать, - согласилась Фыракдыне. – Ну, а все же?
 Бедная Асмуникал не знала, что сказать. Слезы вновь сверкающими капельками показались в ее глазах.
 - Смелее! – подбадривала ее таваннанна. – Вспомни, как я тебя учила: говори все, что на сердце, и Боги тебя поддержат. Страх унижает и губит человека. У дочерей дворца два оружия: острый кинжал и честное смелое сердце.
 Асмуникал вытерла слезы краем головной накидки и улыбнулась детской чистой улыбкой. Ямочки заиграли на розовых щеках.
 - Пойду против воли отца! – лицо ее стало серьезным. – И пусть Боги меня рассудят, - как можно тверже выговорила она.
 - Тогда слушай меня внимательно, моя маленькая пташка. Я бы так хотела видеть тебя счастливой! Так, как твоего отца не уговорить, этот юноша решил тебя украсть. Но что ты так задрожала?
 - Мне страшно. Ведь если не удастся сбежать, родственники убьют меня.
 - Пусть только попробуют тронуть хоть волосок на твоей голове, - возмутилась Татухепа.
 - Нет, не губи их тогда. Ведь они вправе наказать меня и тем самым смыть позор с нашего рода.
- У тебя доброе сердце. Но пока я жива, дочь дворца никто не посмеет обидеть, - успокоила ее таваннанна. – Я была еще моложе тебя, когда один красивый черноглазый юноша решил меня украсть.
 - Правда! – воскликнули удивленно все трое слушателей.
 - Да, но это было так давно. – Взгляд таваннаны затуманился. На губах заиграла чуть заметная улыбка. – Мне исполнилось всего двенадцать. И я согласилась. Так хотелось, чтоб меня не выкупали, словно овцу на базаре, а дерзко украли среди ночи и увезли на быстром коне, сжимая в крепких объятиях.
 - Ну и как? – сорвалось у чрезмерно любопытного Барбиши. Он слушал раскрыв рот, и давно забыл, что перед ним великая правительница.
 - Никак, - Татухепа горько усмехнулась. – Наш заговор раскрыли. Меня заперли на три месяца в храм Вурусему в Арине и кормили только хлебом и водой, заставляя часами замаливать грех. А смелого черноглазого юношу высекли и отправили подальше, телепурием в Куссару.
 - Добрая госпожа, неужели ты так несчастна, - пожалела ее Асмуникал. – И вы больше ни разу не виделись?
 - Почему же! – Таваннанн озорно поглядела на свою любимицу. – Я вижу его, чуть ли не каждый день. Это лабарна Суппилулиума! – ответила Фыракдыне и рассмеялась, увидев, как у всех от удивления округлились глаза.
 - Лабарна Суппилулиума? – с сомнением произнес Барбиша. – Я в это никогда не поверю.
 - А тебя никто и не заставляет верить, - ответила Татухепа. – Ты думаешь, он всю жизнь был степенным и мудрым правителем?
 - Таванана Татухепа! – послышался издалека голос глашатого.
 Уже спустились густые сумерки. Таваннанна с провожатыми выбрались на дорогу и увидели впереди цепочку огней. Лабарна приказал выстроиться мешедям с факелами вдоль дороги, чтобы Фыракдыне не заблудилась в темноте.


 Стражники преградили дорогу.
 - Кто такие? Зачем идете?
 - Я сын телепурия Верхней страны Улия. А это мой брат Барбиша. Звездоподобная ждет нас. Мы принесли разноцветную шерсть, крашенную лучшими красильщиками в Самухе и железные иголки для шитья, сделанные нашими ювелирами.
 Появился старший мешед таваннаны, оглядел братьев с головы до ног и разрешил юношам пройти. Улия и Барбиша оказались на женской половине халентувы. За плечами они несли плетеные корзины с крашеной шерстью.
 Некоторое время спустя к стражникам подошел полный важный вельможа в расшитой красивой одежде. На ногах его нежно поскрипывали новенькие красные сапожки с загнутыми узкими носами. На голове поблескивала золотыми нитями круглая шапочка. Черная намасленная борода тщательно завита и уложена ровными колечками.
 - Кто такой? Зачем идешь? – встретили его стражники обычными вопросами. При этом их каменные лица ничего не выражали, будь то перед ними нищий или высокий сановник.
 Вельможа выкатил вперед толстую нижнюю губу и важно представился:
 - Я, Судхабия, повар солнцеликого лабарны Суппилулиумы. Пришел к великой правительнице по важному делу.
 Просторный круглый зал украшала лепка из алебастра. Посредине струился фонтанчик. На низеньких скамеечках сидели жены лабарны и дочери дворца. Все занимались своими обычными делами: одни вышивали золотыми и серебряными нитями на дорогих тканях; другие пряли; равномерно постукивал небольшой ткацкий станок. Под сводами звучала музыка, и звонкие высокие голоса пели грустную песню. Невольницы обходили всех с подносами и предлагали фруктами.
 Возле стены на высоком стуле восседала сама звездоподобная и внимательно читала свитки, доставленные ей только что из Та- Кемет. Напротив сидел смуглый вестовой в пыльной одежде и ждал приказаний.
 - Как долго ты был в пути? – допытывала его Фырвкдыне.
 - Я мчался, словно ветер, но до города Атона путь не близкий, объяснял вестовой. – Пятнадцать раз всходило солнце, прежде чем я добрался до Хаттусы.
 - Помимо того, что здесь пишет Анхесенамун, ты сам что слышал?
Его земное тело совсем иссушила болезнь. Все насторожились. Никто никому не доверяет.
 - Как считаешь, превратится ли эта благодатная страна в сплошное поле битвы.
 - Трудно сказать, повелительница. Кто-то обязательно пострадает. Но есть сильные влиятельные люди, которые смогут удержать государство от гибели. Хотя могущество Та-кемет сильно ослабнет.
 - Иди, отдохни. Завтра я напишу ответ. Помчишься обратно. Если тебя перехватят, умри, но уничтожь послание.
 - Все сделаю, великая, - пообещал вестовой, и, тенью, скользнул в потайную дверь.
 - Звездоподобная, - отвлек ее от размышлений старший мешедь. - К тебе прибыли двое юношей с крашеной шерстью.
 - Пусть войдут. Я их ожидаю, - разрешила Татухепа и вложила свиток папируса обратно в деревянный чехол.
 Появились братья. Они низко поклонились правительнице и поставили у ее ног корзины с шерстью. Она наклонилась и, с видом знатока, стала рассматривать и перебирать тонкие пряди, сама же незаметно шепнула Улии:
 - Иди. Она тебя ждет.
 Затем Татухепа подала знак одной из девушек. Та оторвалась от вышивания и юркнула в полутемный коридор.
 - Следуй за ней, - указала таваннанна.
 Пройдя за провожатой по узкому проходу, Улия очутился возле низкой двери. Девушка стукнула три раза, затем скрипнула засовом, впустила Улию в комнату и шепотом произнесла:
 - Я посторожу снаружи.
 Огненный язычок масляной лампадки слабо освещал маленькую комнату. В небольшом окошке, под самым потолком, виднелся кусочек вечернего неба. Стены украшали тяжелые ковры с хеттскими и лувийскими орнаментами. Узкая кровать с резными ножками аккуратно убрана под пестрое льняное покрывало. На небольшом столике, в керамической, немного кособокой вазе стоял букет садовых цветов. Рядом лежала неоконченная вышивка. В углу низенькая скамеечка и тазик для умывания.
 Улия не сразу заметил Асмуникал. Она сидела посреди комнаты на шерстяном ковре, поджав под себя ноги. Ее плечи чуть вздрагивали. Розовые щеки намокли от слез. Улия осторожно приблизился к ней, опустился на колени и поцеловал душистые черные волосы.
 - Почему ты плачешь? – как можно мягче спросил юноша.
 - Как не плакать, если птица должна покинуть родное гнездо и лететь неизвестно куда, - услышал он в ответ слова полные грусти.
 Асмуникал заплакала еще сильнее. Улия старался утешить девушку, как мог.
 - Посмотри, что я тебе принес. – Улия достал из дорожной сумки тонкий головной обруч. – Такие обручи носят все наши девушки. Видишь: черный камень в середине. Он убережет тебя от несчастья. Этот камень встречается только у нас в горах. Он обладает волшебной силой. Говорят, такие камни вылетают из под копыт оленя, на котором едет Еникей.
 Улия осторожно надел на голову девушки обруч. Всхлипывания потихоньку стихали.
 Старший мешедь вновь подошел к таваннанне и сообщил, что к ней просится повар лабарны. Почтенный Судхабия.
 - Что ему нужно? – поинтересовалась таваннанна, а в глазах ее промелькнул испуг.
 - Сказал, что идет по очень важному делу, - ответил мешедь
 - Не пускай его, великая! – взмолился Барбиша.
 - Не могу, - беспомощно развела руками Татухепа. – Может быть, он пришел по поручению лабарны. Пусть войдет, - приказала она, а когда мешедь удалился, шепнула Барбише: - Беги, предупреди брата, спрячьтесь на время. Я постараюсь поскорее выпроводить Судхабию.
 Барбиша бросился на поиски брата. В освещенном проеме, вдалеке, он увидел, как старший мешедь приказывает стражником пропустить толстого Судхабию. Барбиша завертелся на месте, не зная, куда бежать. В боковом проходе, он увидел девушку, которая склонилась к двери и подслушивала. Она заметила несущегося Барбишу, хотела его задержать, но тот проскочил между ее рук и с грохотом растянулся на полу, до смерти напугав влюбленных.
 - Улия, прячься! Сюда идет повар, - задыхаясь выложил он.
 Судхабия, действительно, не сразу направился к таваннанне, а решил заглянуть в комнату дочери. В коридоре послышались его грузные шаги и мерное поскрипывание новеньких сапог.
 Выскочить незаметно братья уже не успели бы. Улия, не долго раздумывая, схватил Барбишу за шиворот и вместе с ним нырнул под кровать. Асмуникал поправила покрывало, вытерла с лица слезы, присела на скамеечку возле столика, взяла в руки иголку с нитью и сделала вид, будто занята рукоделием. Улия и Барбиша затаились, словно мыши и не смели дышать.
 За дверью послышался протестующий голос стражницы. Но его оборвал грубый сочный бас. За тем тяжелая рука осторожно постучалась в дверь.
 - Войдите, - робко откликнулась Асмуникал.
 Судхабия протиснулся в комнату. Его красные новые сапоги остановились прямо перед носом Улии.
 - Здравствуй дочка, - приветливо сказал он и погладил своей широкой ладонью ее по голове. Асмуникал, по обычаю, поцеловала ему руку.
 - Почему сидишь одна, скучаешь? – спросил Судхабия, не зная, с чего начать разговор.
 - Мне не здоровится, - слабо ответила девушка. – Голова кружится.
 - Скоро она у тебя еще больше закружится от счастья. Ты у меня станешь самая счастливая и самая богатая. Это, конечно, трудно будет уладить, но я обязательно своего добьюсь!
 - О чем ты говоришь, отец?
 - О твоей судьбе, - Судхабия самодовольно засопел. – Я сейчас иду к звездоподобной обговорить одно дельце: как лучше выдать тебя замуж за сына лабарны Арнуванду. Ведь Арнуванда – наследник престола и станет впоследствии лабарной, а ты, как старшая жена, взойдешь на трон таваннанны.
 - Ну что ты, отец, - слабо возразила Асмуникал. – Не получится из меня таваннанны. Правительница должна быть сильная, властная. К тому же, я старше Арнуванду, а Боги не любят таких браков.
 - Что ты за ерунду несешь! – Разозлился Судхабия и топнул ногой. – В своем ли ты уме? Вся Хатти будет у твоих ног. Ты будешь пра-ви-тель-ни-ца, - протянул внушительно он. Затем в сердцах воскликнул: - Дура! – Смачно сплюнул на ковер, не зная, как более ярко выразить свои чувства. – Ты что не хочешь быть похожей на Татухепу? Править страной? Сидеть во главе стола на всех праздниках? Все будут ползать перед тобой на коленях и ловить каждое твое слово! Будешь грозной великой правительницей.
- Отец, я не умею быть грозной. Я не хочу, чтобы передо мной ползали на коленях.
- Замолчи! – Судхабия затряс кулаками. – Все мое дочери безропотно подчинялись воле отца – и смотри, как счастливо живут. Одна ты смеешь возражать. Жалкая тварь. Готовь себе свадебный наряд. Будешь делать все, что я скажу, иначе изобью, как собаку.
- Но отец! – попробовала возразить Асмуникал. Ее глаза наполнились слезами, а в сердце закипела обида.
- Думаешь, я не догадываюсь, отчего тебе не здоровится? – наступал на нее Судхабия, все больше распаляясь, и размахивая в воздухе толстыми руками. – Все этот оборванец – сын Хемиши – лишил тебя покоя. Забудь о нем! Не он ли подарил тебе эту безделушку? – Судхабия грубо сорвал с головы дочери золотой обруч с черным камнем и, со злостью, бросил его на пол.
 Улия весь задрожал от гнева. Он готов был выскочить из укрытия и зарезать грубияна. Барбиша понял его порыв и крепко сжал руку брата, давая понять, что не время для сведения счетов. Еще усеется.
 - Отец, что ты делаешь! – закричала Асмуникал и попыталась поднять обруч. Но Судхабия оттолкнул ее легкое тело своей массивной ногой. Девушка полетела в угол и сжалась в комочек от страха.
 Судхабия немного поразмыслил, поднял обруч и промурлыкал себе под нос:
 - Что я делаю! Это же золото. Обруч много стоит. Так, - протянул он и любовно погладил желтый искрящийся металл, ощупал пальцами чеканный узор. – Камень какой-то? Надо будет его выковырять и вделать аметист. Настроение его заметно улучшилось. Он, уже громче, обратился к дочери: - Давно моя варасама не ходила по твоей спине. Да что я с тобой разговариваю? Я отец – и вправе решать твою судьбу. Ты выйдешь замуж за Арнуванду. А про своего чумазого горца забудь. Зятья будут следить за каждым твоим шагом. Если этот оборванец приблизится к тебе – ему обрежут уши.
 Он стремительно вывалился из комнаты и громко хлопнул дверью, оставляя в темноте рыдающую дочь. Улия с Барбишей вылезли из своего укрытия.
 - Скорее! – Крикнул Барбиша.
-Чего скорее? – Рассердился Улия и принялся утешать вздрагивающую девушку.
– Отлично! – удовлетворенно воскликнул он. – Мы с ней одного роста.
 - Успокойся, не кричи, дай подумать, - одернул его Улия.
 - Я уже все за тебя придумал, - отмахнулся Барбиша. Нерешительность брата злила его. – Ты будешь ее воровать или нет?
 - Но как?
- Тебе пастухом надо быть. А не воином, - разошелся Барбиша. В другое время, Улия надавал бы ему по шее за такие слова. Но в этот раз понял, что брат придумал, действительно, что-то хитрое. Тем временем глаза Барбиши озорно загорелись. – Иди, посторожи за дверью, а мы с Асмуникал переоденемся. Она вместе с тобой в моей одежде выйдет из халентува.
 - Нет! …Я не могу…Не хочу! – Ужаснулась девушка, представив себя в мужской одежде.
 - Ничего страшного, - уговаривал ее Улия. – По-моему, очень здорово придумано. Иначе нам не выбраться. Ты же слышала, что за тобой будут следить. А горцев стражники никогда не останавливают.
 В то же время Судхабия предстал перед очами таваннанны. Он грузно опустился на колени и с жаром принялся целовать край ее одежды.
 - С чем пожаловал слуга лабарны? – спросила таваннанна, позволив ему встать.
 - О великая и перкраснейшая, твоя неувядаемая красота затмевает само солнце. Позволь преподнести тебе небольшой подарок с берегов Хаппи.
 Судхабия протянул таваннанне изящную золотую шкатулку для благовоний, усыпанную драгоценными каменьями. Таваннанна знала о жадности Судхабии, и была удивлена такой щедростью. Шкатулка стоила сикелей двадцать пять серебром.
 - Я пришел, недостойный. Чтобы припасть к ногам твоим и спросить: довольна ли ты моей дочерью? Отцовское сердце всегда болит за детей.
 - У тебя хорошая дочь, - ответила Татухепа, сразу поняв. О чем пойдет разговор. – Она умна, и что особенно ценно для девушки – скромная. Любая работа в ее руках идет быстро и ладно. Я очень люблю слушать, как она играет на инницинаре и поет.
- Спасибо, звездоподобная, что так отзываешься о моем ребенке. Нет больше радости для старого отца, чем слышать похвалы о собственных детях. А я наблюдал, какой у тебя славный сын Арнуванда. Он умен и смел. Настоящий сын лабарны. И еще ему передалась твоя красота.
 - Вот как! – удивилась таваннанна.
- Правда, правда, - уверял Судхабия с серьезным выражением лица.
- Но ты забыл, что Арнуванда не мой сын. Он от другой жены Суппилулиумы. Мои сыновья: Мурсили, Пиясили и Алувамна, - поправила его тавваннанна.
 - Разве? – Смутился Судхабия, сознавая, что наплел чего-то не то. Тут же выкрутился: – Но это не важно. Они все тебя любят, как родную мать. Хочу сказать о другом. Я долго приглядывался, рассуждал и, вдруг, подумал: как удивительно Арнуванда и моя дочь Асмуникал подходят друг другу.
 Таваннанна при этих словах гневно сдвинула тонкие брови. Судхабия побледнел и, заискивающе, преданным взглядом посмотрел в огненные глаза повелительницы.
 - Чего ты хочешь, льстец? Женить Арнуванду на своей дочери?
 - Но, могущественная, я же не предлагаю ничего дурного, - нагло оправдывался Судхабия. – Ты же сама своими мудрыми устами сказала, что Асмуникал лучшая из дочерей дворца. Разве она не достойна стать женой сына лабарны?
 - Зачем же ты ко мне обращаешься с подобными предложениями? Прекрасно знаешь, что Суппилулиума должен искать невест для своих сыновей, а не я.
 - Знаю, знаю. Но у великого лабарны, да будет он счастлив и здоров, столько дел, столько дел.., - сочавственно пропел Судхабия. – Ты ему просто подскажи, что моя дочь такая спелая ягодка! И ничего страшного, что она старше Арнуванды.
 - Тебе очень хочется увидеть свою дочь на моем месте, - съязвила таваннанна.
 Кравчий вновь побледнел, словно пойманный вор, но справился с собой и ответил:
- Ну что ты, солнцеликая. Я и подумать бы не посмел о таком. Пусть у меня глаза вытекут и язык отвалится, - пролепетал вельможа, а сам с опаской ощутил, как там язык и глаза – вроде бы, все на месте.
- У тебя и без того все дочери замужем за знатными чиновниками. Чего же ты еще желаешь? Быть тестем самого лабарны?
 - Я и посметь такого не могу! Хотя, у меня знатный древний лувийский род, - соврал Судхабия. – Что для меня чины и награды! Главное – честно служить солнцеподобному лабарне.
 Таваннанна была бесконечно удивлена, услышав столь откровенную наглую ложь. Она еле сдержала себя, чтобы не рассмеяться и, с искренним выражением лица, ответила:
 -Хорошо. Я вижу, что ты честный и преданый слуга нашего правителя. Я просто обязана поговорить о твоем деле с лабарной.
 Судхабия весь расцвел от счастья. Он не знал, как благодарить правительницу и, ничего лучшего не придумал, как только упасть на колени и лобызать кончики ее остроносых туфель.
 - Улия, заходи! – позвал брат.
 Юноша вошел обратно в комнату. Увидев Барбишу в женской хасгале, чуть не лопнул от смеха.
 - Таким чучелом только детей пугать.
 Синяя накидка обрамляла носатое смуглое лицо и спускалась до пояса. Хасгала оказалась узкая в плечах. Ткань натянулась в подмышках, и, от этого, руки неестественно болтались. На груди же материя топорщилась, показывая, что там абсолютная пустота.
 - Хватит смеяться, - обиделся Барбиша. – Уходи скорее. Меня не жди. Я сам выберусь.
 - Нет! – решительно ответил Улия. – Я не могу тебя бросить. Если тебя поймают?
- Меня вся митаннийская армия ловила и не поймала, - смело усмехнулся Барбиша. – А тут кучка сонных мешедей.
 Улия увидел Асмуникал и обомлел. Короткая хубика не закрывала колени. Стройные точеные ноги, обутые в высокие узконосые сапоги никак не походили на мужские. Куртка Барбиши из шкуры лани была широка в плечах. Пояс Асмуникал решила не одевать, иначе сразу будет заметен обман: у юноши не может быть такой тонкой талии и таких крутых бедер. Длинные толстые косы еле поместились под мохнатую овечью шапку. Она густо покраснела под взглядом Улии.
 - Не смотри на меня так, - попросила девушка, смутившись.
- Эх, какая у тебя будет красивая жена! – вздохнул Барбиша. – Если тебя убьют, то я женюсь на ней по наследству.
- Я тебе сейчас так врежу! – разозлился Улия, размахнулся кулаком, но затем крепко обнял брата.
 - Будь осторожен, - попросил Барбиша. – Довези Асмуникал живой.
 - И ты будь осторожен. Смотри, чтобы Судхабия тебе уши не обрезал.
 - Не беспокойся, - самоуверенно ответил Барбиша. – Скорее я ему что-нибудь отрежу. Хранят вас Боги!
 Улия и Асмуникал вышли из халентувы, озираясь по сторонам.
 - Ей! Идите скорее сюда! – позвал их Фазарука, показавшись из-за угла. Он вел под уздцы высокого черного жеребца с длинными ногами и широкой грудью. На груди скакуна красовался широкий пестрый платок. Когда Фазарука увидел Асмуникал, то даже присвистнул: - Ох какой у тебя брат красивый, - зацокал языком, еще больше вводя девушку в краску. – А я для вас все приготовил. Коня подобрал самого быстрого. Ковер постелил на спину мягкий. Грудь платком повязал и купил тонкую ткань, в которую невесту увернешь.
 - Спасибо! – поблагодарил Улия. – Я в огромном долгу.
 - Ерунда! Сажай невесту и скачи в Арину. Таваннанна распорядилась, чтоб вас там приняли и спрятали. Вот, возьми. – Фазарука протянул ему две глиняные таблички и пояснил: - На одной письмо таваннанны к телепурию Арины, на другой охранная грамота. Тебя по ней будут везде беспрепятственно пропускать. Это Цула постарался.
 -Ой! – испугано воскликнула Асмуникал и спряталась за круп коня.
 К ним не спеша, в развалочку, подходил надсмоторщик над снедью лабарны, один из зятьев повара Судхабии. Улия с надеждой взглянул на Фазаруку. Тот только весело подмигнул в ответ.
 - Мир вам! – Поздоровался надсмотрщик, поравнявшись с заговорщиками.
-Хранят тебя Боги, - ответили Фазарука и Улия.
 Надсмотрщик остановился и внимательно, взглядом знатока, осмотрел скакуна. Похлопал коня по крутой холке, затем спросил:
 - Послушай, Фазарука, зачем ты платок нацепил на грудь коню? Неужели собрался свататься?
 - Угадал, - кивнул Фазарука.
- Что-то я не слыхал об этом. И на кого же пал твой выбор?
- Скоро узнаешь.
 Надсмотрщик не спешил уходить.
 - Ты хотел еще о чем-то спросить? – попытался быстрее избавиться от него Фазарука.
 - У меня есть вопрос к этому юноше, - он кивнул головой в сторону Улии, да так презрительно, что у того закипела кровь в жилах, а страх уступил место ненависти и жажды крови. – Долго он еще собирается оставаться в Хаттусе?
 У Улии вот-вот готовы были сорваться с языка дерзкие слова, но более выдержанный Фазарука положил ему руку на плечо и ответил:
 - Он уезжает прямо сейчас. А тебе он очень нужен?
 - Он, мне? Нет, - с ухмылкой ответил надсмотрщик над снедью, явно, удовлетворенный таким ответом. – Просто, мой тесть Судхабия жаловался, что этот щенок пристает к его младшей дочери. Асмуникал вскоре предназначена роль таваннанны, и не хотелось бы, чтобы потом ходили какие-нибудь кривые слухи.
 -Неужели Татухепа собралась умирать? – шутливо изумился Фазарука.
 - Нет! Упаси нас Боги от такого. Но Асмуникал готовят в невесты Арнуванде. Мужчины нашего рода должны оберегать ее от всяких сопливых мальчишек.
 Улия крепко стиснул зубы и потянулся за кинжалом, но Фазарука крепче стиснул его плечо, не давая совершить глупость.
 - Ну, мне пора, - наконец сказал надсмотрщик над снедью и отправился дальше. – Не забудь на свадьбу пригласить. Фазарука.
- Обязательно, - крикнул вдогонку жезлоносец. – Без тебя никак нельзя.
 Улия выругался шепотом, щелкнув в ножнах кинжалом. Фазарука вывел из-за коня всю дрожащую Асмуникал. Надсмотрщик не обратил на нее внимание. Подумал, что это Барбиша.
 Улия запрыгнул на коня, посадил перед собой Асмуникал, обернул ее куском ярко-красной дорогой ассирийской материей с ног до головы, нежно прижал к своей груди и тронул скакуна. Конь пустился в галоп, отбивая копытами мерную дробь. Сердца влюбленных сладостно забились от мысли, что им уже никто не сможет помешать быть вместе. Прохожие шарахались в разные стороны и прижимались к стенам домов. А когда всадник проносился мимо, неистово вопили во все горло, не то от радости, не то сердито: «Воры! Невесту украли! Держи!» Конь ураганом промчался по торговой площади, перевернув несколько корзин, и уронив прилавок с горшками. Все зеваки, покупатели и торговцы кинулись за ним вслед с криками и вигами. Разве можно было упустить такой редкий случай: посмотреть, как смелый юноша украл свою возлюбленную из-под носа жадных родичей. А конь пролетел арку городских ворот и вырвался на простор. Только пыль клубилась позади.
 Повар Судхабия довольный, что уговорил таваннанну, шагал по коридору. Его лицо сияло. Блаженная улыбка растянула губы до ушей. Он любовно похлопывал себя ладонями по брюху и мурлыкал под нос веселую песенку. В его узколобой голове строились великие планы, заодно подсчитывались расходы и доходы от сделки. Конечно же, он станет жезлоносцем. А как иначе. Он же тесть лабарны! Звучит: Жезлоносец Судхабия! Все на колени! Трепещите! Простой лувийский сборщик зерна… Нет, надо придумать себе что-нибудь посолиднее: там дед был великим воином, или еще что-нибудь.
 Так размышляя, он дошел до покоев дочерей дворца. Решил зайти, обрадовать Асмуникал.
 В это время Барбиша осмотрел комнату и нашел большой кувшин с маслом для жертвоприношения. Он водрузил его на плечо, закрыл накидкой лицо и собрался выйти. Если у стражников возникнут вопросы, то он, тое есть она, идет по поручению таваннанны в храм Богине Вурусему отнести жертвенное масло. Вдруг послышались грузные шаги с поскрипыванием и довольное мурлыкание. Барбиша весь похолодел. Волосы на голове встали дыбом. Он поставил кувшин на пол, а сам упал на ложе лицом вниз.
 Повар, продолжая мурлыкать, без стука вошел в комнату и надменно взглянул на тело обманщика, притаившегося на кровати. Поучительным отцовским тоном Судхабия произнес:
 - Радуйся, несчастная! Твой добрый и мудрый отец сумел договориться со звездоподобной, да даруют ей Боги долгие лета и неувядаемую красоту. – Он выдержал паузу, ожидая реакцию дочери – но безрезультатно. Его рука потянулась к поясу за варасамой. – Ты не рада? Чего молчишь?
 Барбиша не знал, что делать. Он задергал плечами и заскулил, изображая рыдания.
- Снова заныла, - разозлился повар и презрительно смачно сплюнул опять прямо на ковер. Сам про себя подумал: «Ох, и ноги у нее кривые. Раньше, вроде, не замечал. Но ничего, на смотринах надо будет одеть хасгалу попышнее для укрытия дефекта».
 Судхабия прошелся по комнате взад-вперед. Непрекращающееся вытье начало его раздражать.
 - Ну-ка успокойся! – прикрикнул он, топнув ногой. – Беги и поблагодари звездоподобную. Кинься ей в ноги, глупая девчонка. Не каждой выпадает такое счастье – быть женой сына лабарны, а потом таваннанной.
 Судхабия не выдержал, грубо схватил Барбишу, тряхнул его хорошенько в воздухе и поставил перед собой. Накидка соскользнула с головы обманщика, и повар увидел перекошенное от страха лицо мальчишки. От неожиданности он попятился и с грохотом сел на пол. Рот его скривился, накладная борода съехала в сторону, а рука пыталась вытащить из-за пояса, зацепившуюся за что-то, кожаную варасаму.
 Барбиша понял, что ему несдобровать и решил спасаться бегством. Он, не долго думая, схватил кувшин, с которым собирался выходить, и, со всего размаху, огрел им повара по голове. Черепки разлетелись в разные стороны, а толстый вельможа оказался весь облит маслом. Мальчишка ловко перепрыгнул через его тушу и устремился к выходу. Судхабия взвыл, словно бешеный бык. Его глаза налились кровью. С плетью в руках, он ринулся за Барбишей. Тот с перепуга забыл, в какой стороне выход, и влетел в круглый зал с фонтанчиком посредине, в котором отдыхали жены лабарны и дочери дворца. При виде мальчишки в женском наряде, который задрал подол хасгалы и, сверкая голыми коленками, бежал вприпрыжку, а за ним гналась огромная туша, лоснящаяся от масла, женщины подняли отчаянный визг. Таваннанна инстинктивно выхватила кинжал. Но когда пригляделась и поняла, в чем тут дело, неудержимо расхохоталась.
 Судхабия, увлеченный погоней, споткнулся и упал прямо в корзины с крашеной шерстью. Когда он вновь поднялся, то напоминал собой огромного разукрашенного барана. Таваннанна, не способная больше сдерживать себя, давилась от смеха.
 Барбиша, найдя единственный путь к спасению, распахнул окно и спрыгнул вниз. Судхабия не успел схватить мальчишку и, свесившись в окне наполовину, ругался последними словами, пока мешеди таваннаны не выволокли его за ноги из зала.
 Барбиша приземлился удачно: прямо на спину садовника, который ковырялся возле розового куста. Садовник был опрокинут, и полетел лицом прямо в кучу свежего навоза, которым, он же, хотел удобрять кусты. Дальше Барбиша пустился без оглядки по цветникам, сквозь кусты. Но вдруг его остановили и оторвали от земли крепкие руки.
 - Ты чего натворила, что так прытко удираешь? – услышал он над собой грубый голос и, подняв глаза, увидел надменное лицо старшего надсмотрщика за снедью. – Что? – удивился тот, – Барбиша! Что это ты в женской хасгале? Постой, постой. – Глаза надсмотрщика округлились. – Это же хасгала Асмуникал. – Барбиша мысленно прощался с жизнью. – А с кем это, интересно, ускакал твой брат?
 Дальше надсмотрщик над снедью помнит только звон в ушах, щебетание птичек и радужные круги перед глазами. Мощный удар в ухо откинул его на пять гиппесар в сторону. Мальчишку сгреб в охапку Цула и поспешил скрыться со своей ношей за угол.
 
 Суппилулиума и несколько телепуриев сидели за общим столом, попивали вино и вели разговор о том, что на следующий год привозить в столицу; сколько плугарей посеют ячмень и пшеницу; сколько руды можно будет добыть; какое количество скота требуется для армии и для храмов и о многом другом. Вошел мешедь и сообщил, что повар Судхабия просит разрешения упасть к ногам повелителя.
 - Что-нибудь случилось? – удивился властитель, ведь повар может входить к лабарне без доклада.
 - Его невозможно понять, - ответил мешедь. – Он рыдает, рвет на себе одежду. Весь в масле и в шерсти.
 Услышав столь странное описание, Суппилулиума разрешил впустить повара. Тот на четвереньках приполз к ногам лабарны. Вид его был ужасен: весь в грязи, липкий, с клочьями крашеной шерсти. Он невнятно бормотал, ревел на взрыв, что-то пытался объяснить, затем стал бить лбом об пол, да так сильно, что лабарна побоялся за его здоровье. Ему дали выпить крепкого вина и усадили на стул. Судхабия немного успокоился. Вытер тыльной стороной ладони слезы, размазывая грязь по лицу, и запричитал плачущим голосом:
 - Ой, горе! Ой, позор! Ой, украли!
 - Объясни толком: что случилось! – Суппилулиума начал беспокоиться. – Что-нибудь украли у тебя с кухни? Может из казны или из храма?
 - Украли, украли, - причитал Судхабия и опять облился слезами. – Дочь мою украли. Мою маленькую Асмуникал. Опозорили на весь город, на всю Хатти, на всю вселенную.
 - Твою дочь! – успокоился Суппилулиума. – Так бы сразу и сказал. Кто украл? Разбойники? И требуют выкуп? Так я пошлю мешедей по их следу.
- Нет, не разбойники. Жених украл! – плакал Судхабия. – Да не жених, а оборванец. Вон, его сын. – Он указал на Хемишу. – Совсем распустились эти горцы.
 - Но ты, жирный баран, мешок с дерьмом в золоченой одежде. Я же могу подрезать твой поганый язык, - прошипел Хемиша и сделал угрожающее движение вперед.
 Судхабия отпрянул назад и перевернулся вместе со стулом, производя сильный грохот. Он весь затрясся и, в надежде на спасение, подполз к ногам правителя.
 - Успокойтесь! – прикрикнул лабарна. – Опять я вижу раздор между своих слуг. Обоих посажу в яму на месяц. – Затем обратился к повару: - Чего дрожишь, как овца перед истананой? Небольшая беда в том, что жених похитил твою дочь. Наверное, ты заломил за нее чересчур высокий выкуп. Так теперь радуйся – тебе не придется приданное отдавать. И зачем оскорблять горцев, если скоро вступишь с ними в родство.
 - Что! – Хемиша привстал от негодования. – Чтобы этот выскочка из блохастых пастухов вступил со мной в родственные связи? И с чего ты взял, что мой сын украл твою дочь?
 -Знаю! – И Судхабия, надеясь изобличить преступника, рассказал все, как было, включая и то, что Барбиша переоделся в женскую одежду и чуть не искалечил его.
 Но вместо того, чтобы пожалеть бедного опозоренного отца, все покатывались со смеху. Наконец Суппилулиума приказал разыскать и привести Барбишу.
 Мальчик смело вошел в зал, не обращая ни на кого внимания, и встал на одно колено перед властителем, причем, лицо выражало спокойствие и безграничную преданность своему властителю. Даже Суппилулиума на миг усомнился в его причастности к воровству. Но лабарну не так просто провести. Он глянул на Барбишу в упор пронзительным взглядом и потребовал:
 - Рассказывай!
 - Солнце мое! Повелитель вселенной! От тебя ничего не скрыть. Расскажу все, как было, - начал Барбиша с наглой самоуверенностью. – У одного осла была сикель серебра. Он решил поменять ее на мину золота. Пока длинноухий ходил и уговаривал богатого льва, в это время хитрый лис стащил его драгоценность. Осел и есть – осел! – закончил Барбиша под дружный смех присутствующих.
 Только Судхабия не смеялся. Он долго соображал, о чем идет речь в притче, затем округлил глаза и взвизгнул:
 - Это я – осел?
 - Разве я сказал, уважаемый Судхабия, что вы осел? – удивился Барбиша, при этом состроив невинную рожу. – Но вы сами признались…
 Все расхохотались еще громче.
 - Ну, мальчишка! – сквозь смех вымолвил Суппилулиума. – За смелость и находчивость получишь от меня коня, а за дерзость и оскорбления старших – двадцать ударов варасамой.
 Хемише тоже было не до смеху. Он сидел мрачный.
 - Солнце наше, разреши, я сам его выпорю, – попросил он глухим голосом, весь кипя от гнева. – Я покажу этому дерзкому ягненку, как дразнить волков. И братец его старший получит свое. Что вы натворили? Хотите кровной вражды?
 - О какой кровной вражде ты говоришь! – возмутился лабарна. Веселость тут же улетучилась из зала. – Я не позволю проливать кровь из-за девчонки. И чего плохого в том, что украли невесту? Это древний хеттский обычай. Во все времена воровали невест, и никогда из-за этого не вспыхивало никакой вражды. Чего молчишь? – Накинулся он на Судхабию. – Если ты оскорблен – требуй суда.
 - Требую суда, - несмело подал голос повар.
- Позвать сюда Старшего кантикини Танри. Пусть он рассудит спор. Позвать писцов. Пусть принесут таблички с хеттскими законами, - отдал распоряжение мешедям повелитель.
 Вскоре появились писцы со стопками глиняных табличек. Вошел старший жрец, мудрейший Танри.
 - Ты звал меня, великий – я пришел, - смиренно, но с достоинством произнес он.
 - Рассуди дело, и пусть Боги тебе помогут в этом, - сказал лабарна. – Юноша украл невесту. Что ему грозит по священным законам Хатти?
 Писцы разложили на столе перед Танри глиняные таблички. Старший кантикини выбрал нужную, пробежался по строкам иероглифов глазами, затем сказал:
 - В законе сказано, мой господин, что если отец не согласен отдать невесту за выкуп, или назначил слишком большую цену, то жених может ее украсть. Но воровать невесту равносильно изнасилованию. Невеста считается обесчестчена.
 - А что там написано про изнасилования? – забеспокоился Суппилулиума.
 - Здесь написано: если мужчина изнасиловал женщину, то ему грозит смертная казнь. Но если женщина была изнасилована в комнате, из которой можно было позвать на помощь, то казнить надо обоих.
 Наступило тягостное молчание.
 - Здесь какое-то недоразумение, - произнес Суппилулиума. – Выходит, что за кражу невесты надо казнить? Но я ни разу не слышал о таком страшном исходе. Все потом женятся и живут долго и счастливо. Неужели они нарушают закон?
 - Не совсем так мой повелитель, - продолжал Танри. – Здесь указано, что если жених перед тем, как украсть невесту, вручит подарок ее отцу, пусть даже стоимостью в пол сикеля медью, и если тот, по глупости или по умыслу, его примет, то значит – отец и жених в сговоре. Подарок является залогом согласия родителей на воровство. В этом случае никто не наказывается. Далее сказано, что по истечению семи дней, жених должен вернуть невесту отцу для подготовке ее к свадьбе. Отец имеет право не давать приданного за невесту, а жених может не платить выкуп. Это все.
- Казнить его надо! Казнить! – завопил Судхабия. – Он мне никакого подарка не делал.
 - Постой же! – Гневно прервал его лабарна. – О чем плетет твой глупый язык. Твою дочь похитили из халентувы. Она могла позвать на помощь. Значит и ее должны подвергнуть смертной казни.
 - Пусть и ее казнят, - согласился Судхабия поникшим голосом. – Все равно она опозорила меня и весь наш род.
 - Подумай! Хорошо подумай! – настаивал лабарна. Но повар безнадежно махнул рукой. – Значит, решено! – Суппилулиума оглядел помрачневшие лица. Хемиша сидел мрачнее тучи. Губы плотно сжаты. Глаза горели. Лабарна понял, что если допустит казнь Улии, то горцы вырежут весь род Судхабии. Этого еще не хватало. А жирный дурак болтает, даже не задумываясь о последствиях. Лабарна с надеждой взглянул на Барбишу. Тот прибывал в растерянности. Но вдруг глаза его засверкали.
 - Солнце наше, погоди выносить приговор, - взмолился мальчик. – Позволь сказать слово в защиту, те тебе не придется посылать на смерть две юные жизни.
 Все невольно с облегчением вздохнули. Суппилулиума сам обрадовался, но строго сказал:
 - Говори!
 - Повар Судхабия лжет. Он принял подарок от Улии, - выпалил уверенно Барбиша.
 - Что? Я! Когда? – заорал возмущенно повар.
 - Готов подтвердить перед ликом всех Богов, что у него на голове золотой обруч с черным камнем, который, по заказу Улии сделали наши ювелиры.
 Тут все заметили, что, действительно, на большой голове Судхабии, поверх расшитой круглой шапочки сверкал золотой обруч, явно, узкий для такой объемной тыквы. Судхабия и сам про него забыл. Идя от таваннанны, он примерял его на себе, да так усердно. А обруч не налезал. Но Судхабия добился своего – надел все же, хоть и виски больно сжало.
 - Хемиша, - спросил Суппилулиума, - тебе знакомо это украшение?
 - Обычно такие обручи носят у нас в горах женщины, чтоб головная накидка не спадала.
 - Решено! – Воскликнул лабарна, не слушая слабые протесты Судхабии. – Невесту украли «По закону». Никто наказание не несет. У отца невесты оказался залог в виде золотого головного обруча с черным камнем. Значит, отец и похитителем были в сговоре.
 Писцы еле поспевали наносить палочками на сырую глину слова лабарны. Затем они поднесли таблички властителю, и тот скрепил печатью свое мудрое решение.
 Барбиша сиял от счастья, хотя понимал по косым взглядам отца, что порки не избежать. Судхабия сидел поникший и, отсутствующим взглядом, уставился на пол. Впрочем, он долго не расстраивался и к ночи напился вместе с Хемишей, Цулой и Фазарукой. Повар не соблюдал меры и сильно перебрал. Его пришлось отмачивать в реке, а после тащить домой. На следующий день Судхабия уже не вспоминал о своих обидах, потому что его мучила несносная головная боль.
 А юный похититель, прижав к сердцу возлюбленную, погонял взмыленного коня. Копыта отстукивали мерную дробь. Мимо проносились широкие поля и виноградники, сады и дикие пролески. У Асмуникил дух захватывало от быстрой езды. Она спрятала свою голову на груди у Улии и слушала, как колотится его горячее сердце. И не было на свете счастья большего, чем стремительно нестись на лихом коне, прижавшись друг к другу, чувствовать биение своих сердец и ничего не бояться.
 По обычаю, из Хаттусы последовала погоня. Все мужчины из рода невесты выехали на ослах в полном боевом вооружении. Смешнее зрелища нельзя было увидеть: воины в тяжелых доспехах со щитами и копьями, верхом на осликах. Поглазеть собралась, чуть ли не вся Хаттуса. Судхабия, правда, среди преследователей отсутствовал. Его обмякшее тело, в это время, нес домой Цула, потому, как повар сам не в состоянии был идти от большого количества выпитого вина. Отдав стражникам три сикеля серебром, за то, чтобы они показали дорогу, по которой умчался похититель, родственники поскакали в другую сторону, поднимая воинственный шум. К ним, еще, присоединился Фазарука, пьяный и веселый, с сотней таких же подвыпивших друзей. Все это сборище на ослах в боевых доспехах подняли за городом невообразимый шум. Стражники на башнях забили в деревянный колотушки, решив, что приближается враг, и этим переполошили весь город. В общем, погоня удалась на славу. Вскоре, потешное войско вернулось в Хаттусу и направилось праздновать «горе» - на том и закончили.
 Через семь дней горцы вкатили в город двухколесную повозку, запряженную дикими ослами. В повозке сидела Асмуникал, закутанная в черную ткань. Подкатив повозку к роскошному дому в два этажа с большим садом, горцы постучались в ворота. Открыл старый невольник. Вышел повар лабарны, сухо поздоровался и передал Хемише острый нож, в знак того, что если с невестой что-нибудь случиться до свадьбы, жених может прирезать ее отца. Только после этой короткой церемонии, повозку вкатили в обширный двор.
 Невесту отвели на второй этаж в маленькую комнату с узким одним-единственным окошком. Окошко прикрывала узорчатая решетка. Подруги и сестры заперлись с невестой и начали готовить ее к свадьбе. Они шили наряды из дорогих тканей и пели грустные песни. Таваннанна прислала чудесные ахеявские украшения и ассирийский лазурит. Татухепа очень сожалела, что должность не позволяет ей готовить вместе с подругам Асмуникал к свадьбе.

 Кучерявая голова Барбиши с озорными глазами показалась над верхушкой забора. Он осмотрел двор и заметил Судхабию, ходившего по двору с увесистой палкой в руках. Чтобы свадьба состоялась, жених должен был пробраться в комнату невесты. Отец и другие мужчины не должны ему мешать, но имеют полное право колотить его палками, пока он пробирается к заветной двери. Ох, Судхабия оторвется за все обиды!
 - Мир твоему дому, почтенный Судхабия, - поздоровался Барбиша.
 - Привет,- пробурчал повар. – Спускайся во двор, я угощу тебя дубиной.
 - За что, дядя? – Барбиша состроил удивленное испуганное лицо. – Разве я тогда вас больно ударил кувшином?
 - Ах, щенок, ты еще издеваешься! – начал свирепеть Судхабия. – Надел девичьи тряпки. А еще воином себя считаешь.
 - Другого выхода не было, - оправдывался Барбиша. – Но вы здорово испугались. А взвыли, будто дикий кабан. А как бежали, как бежали… Таваннанна до сих пор хохочет, вспоминая тот вечер.
 - Ах, молокосос! Ты как со мной разговариваешь! – совсем распалился повар. Он попытался достать мальчишку палкой, но забор оказался слишком высокий, и ему никак не удавалось дотянуться.
- Да, дядя, - издевался Барбиша, - мал ты ростом. Я подожду, а ты сбегай за лестницей.
 Чаша терпения Судхабии переполнилась.
 - Эй вы! – Крикнул он своим зятьям, охранявшим двор и сад. – Глядите, чтобы Улия не пробрался в дом. Я выйду на улицу и намну бока этому ягненку.
 Судхабия выскочил из калитки и погнался за Барбишей, грозя ему дубинкой. Когда он пробегал мимо двух нищих, сидевших у забора, то даже не заметил их. Серые грубые плащи почти сливались с дорожной пылью. Грязные головные платки скрывали чумазые лица. Нищие поднялись. Высокий, сгорбленный старик повел за собой слепого юношу. Они направились прямо во двор.
 - Чего надо, попрошайки? – заорал на них слуга, загораживая дорогу.
 - О, добрый человек, - простонал нищий. – Я и мой слепой сын долго шли в этот город. Мы очень проголодались, нас мучает жажда. Подай нам немного хлеба и воды, и Боги возблагодарят тебя.
 - Убирайтесь вон, шелудивые свиньи, пока я не спустил на вас собаку, - ответил слуга. – Идите к храму, там и побирайтесь.
 - Но добрый человек, мы же просим только кусочек хлеба, - молил нищий, чуть не плача.
 Слепой юноша упал на колени и подполз к слуге, выдавливая из себя хриплые звуки:
 - Дай пить. Дай пить.
 Слуга подумал, что будет лучше поскорее отвязаться от этих попрошаек, пока не вернулся хозяин и не отругал его. Судхабия терпеть не мог нищих бродяг.
 - Сейчас принесу, - сказал он недовольно и пошел в дом.
 Слепой юноша тут же прозрел и тенью проскользнул вслед за ним. Вскоре слуга появился вновь. На ладони его лежал кусок проплесневелой ячменной лепешки. Он брезгливо кинул ее нищему под ноги, прямо в пыль. Затем слуга поглядел вокруг и, не увидев слепого юношу, с беспокойством спросил:
 - Эй, попрошайка, а где второй? Не дай Боги, сворует что-нибудь – убью обоих.
 - Сейчас услышишь, - ответил Тоопека с ехидной ухмылкой.
 На втором этаже раздался треск выломанной двери и пронзительные женские визги. Улия ворвался в комнату, где заперли невесту. Он подбежал к Асмуникал, поцеловал ее и надел на пальчик маленькое колечко. Одним ударом ноги вышиб узорчатую решетку на окне и закричал:
 - Невеста моя!
 Все сторожа сбежались к дому, но было уже поздно. Судхабия переломил об колено свою палку и с сожалением произнес:
- Вот же лисица! Все-таки пробрался. А я хотел хоть разок огреть его по-отцовски.
 Тоопека схватил слугу за горло цепкими пальцами. Тот от боли упал на колени и открыл рот, пытаясь позвать на помощь. Преобразившийся нищий запихнул ему в глотку кусок проплесневелой лепешки со словами:
 - Жри, скотина. Как подашь страннику, так боги тебя и отблагодарят. А в следующий раз не отворачивайся от голодного.
 Слуга послушно сжевал лепешку и с трудом ее проглотил. Он морщился, корчил невообразимые гримасы, но деваться было некуда.
 К дому подъехали несколько колесниц, украшенных разноцветными лентами и цветами. Даже лошадям нацепили венки и в гривы вплели ленты. Невесту вывели и усадили в первую повозку. Ее тело облегала красивая хасгала небесно-голубого цвета. Розовая головная накидка скрывала лицо. Множество украшений сияло и переливалось. В другую повозку посадили Улию. Он скинул нищенские лохмотья и теперь был облачен в короткую белую хубику и куртку из шкуры тигра. Зверя он сам недавно убил на охоте. Колесницы, а за ними огромная толпа родственников и приглашенных, двинулась узенькими улочками в Верхний город к священной самшитовой роще. Под ноги лошадям кидали черепки, били посуду на счастье. Среди зеленых зарослей самшита шла ровная ухоженная дорожка. Молодые вышли из колесниц и, рука об руку, направились по дорожке к белому храму. Их встретили Старший кантикини и Сестра Богов. Они провели их в храм. В темной прохладной целле горел священный огонь на рогатом алтаре. Весело плескался священный источник. Молодые принесли в жертву Богу грозы и Богу Солнца хлеб с жиром и кусочками сарамы, кувшины с напитками валахи и марува. Затем они принесли в жертву хлеб Богу окна Хасамили, Богу двери Апкиуу, Богу мужской силы Инару, Богине охоты Румесе и Богу плодородия Телепину. Жрецы обмыли их лица водой из священного источника. Дали выпить священного вина из ритуальных сосудов. Их руки связали гирляндами из цветов и провели вокруг рогатого алтаря. После, молодых вывели во двор, где запрягли в упряжку для волов. Жрец, одетый Богом судьбы, взялся за плуг. Улия и Асмуникал, под всеобщее ликование, протащили ярмо по кругу. Плуг взрыхлил землю и завершил линию, точно попав в начало борозды. Это считалось хорошим знамением.
 Старший кантикини громко произнес:
 - Отныне вы муж и жена, как два ствола дерева с единым корнем, как два крыла у птицы, как два вола в упряжи! – Он воздел руки к небу и продолжал: - Боги вас соединили навеки в земной жизни и после смерти. Будете счастливы!
 На них посыпались лепестки цветов, а под ноги полетели черепки битой посуды.
 После торжества все поспешили на веселый пир, который не утихал три дня и три ночи, не давая спокойно спать жителям Хаттусы. Одни музыканты сменяли других. Виночерпии еле поспевали к погребам. Повара не отходили от котлов и жаровен.
 А через тир дня невесту, под заунывный плач подруг и сестер, повезли в Верхнюю страну, в далекие синие горы.


6

 После бесславного похода в Митанни, Боги оберегали Хатти три года. На удивление благодатных три года без воин, засух, ранних заморозков. Урожай вызревал богатый. Ячмень и пшеница колосились высокие, крепкие. Травы на лугах росли сочные. Деревья в садах ломились от множества плодов. Давно никто не видал столь обильного урожая винограда. Стада тучнели. На торговых площадях трудно было развернуться от обилия товаров. Нескончаемые караваны тянулись из далеких стран в Каниш и Хаттусу. Хатти набирала силы и зализывала раны.
 Но мир все же оставался шатким. Лабарна хитрил и изворачивался, как мог. Он посылал богатые дары неспокойным соседям, сам принимал послов, кормил их, поил, заводил беседы о вечном мире, иногда подкупал их. Фазарука, в то же время, ссорил иноземных посланников между собой, чтобы среди них не случилось сговора.
 Оружейники в эти спокойные дни работали без устали. Оружейные комнаты халентувы наполнялись отменными мечами, хорошими копьями и крепкими доспехами. Тарсиньялы мастерили колесницы из лучших сортов дерева. Большую часть войска Цула тайком отвел в Верхнюю страну. Среди гор, скрытые от вражеских лазутчиков, войска усиленно обучались и совершенствовались. По городам сосредоточили лишь небольшие отряды. Послы же думали, что армия хеттов очень мала.
 Таким образом, Суппилулиума притупил бдительность врагов. Сам же по вечерам созывал торговцев, прибывших из дальних стран. Они, за неплохое вознаграждение, выкладывали ему на стол свитки пергамента, на которых зарисовывали дороги и планы крепостей.
 Лишь только немного отступили холода, и вот-вот должен был начаться сезон хамесха – сезон грома и дождей, как вдруг лабарна Суппилулиума серьезно заболел. Свинцовые тучи заволакивали непроницаемой пеленой небо. Бог Грозы метал в землю молнии, гремел раскатистым громом. Люди в страхе прятались в дома и молились Богам. Все с нетерпением ждали, когда вылетят пчелы и разбудят спящего Бога плодородия Телепину. А лабаран с восковым лицом лежал в своих покоях в окружении магов, жрецов и лекарей. Из его побелевших сухих уст временами вылетали слабый хриплый стон. Тогда он закатывал глаза и впадал в обморочное состояние. Халентува, да и вся Хаттуса, наполнилась тревогой за жизнь правителя. Во всех храмах приносили жертвы за здоровье повелителя. Но все напрасно.
 Множество иностранных послов собралось в халентуве перед покоями лабарны. Разговаривали шепотом. Когда какой-нибудь лекарь выходил из покоев повелителя, они тут же обступали его, не давая прохода, и задавали один-единственный вопрос о здоровье правителя. Все врачеватели до единого горестно вздыхали и безнадежно разводили руками. Послы сочувственно причитали, цокали языками, а в душе радовались, что, наконец, такой опасный правитель, как Суппилулиума покинет этот мир. В последнее время повелитель внушал соседям серьезные опасения, хотя разговоры вел только о мире и торговле. Но еще свежи оставались воспоминания о дерзких победах над Каски и Арцавой. Хоть Тушратта, в свое время, и разбил хеттов, но всем было известно, как дорого ему обошлась эта победа. Суппилулиума поднял былую славу войска Великой Хатти.
 Теперь же, если этот строптивый правитель перейдет к Богам, то на престол взойдет не столь мудрый и решительный наследник Арнуванда. Вот тут-то Хатти и прижмут все разом.
 Лекари, жрецы и маги долго совещались, вопрошали у Богов, гадали на внутренностях жертвенных животных, наконец, решили, что необходимо совершить ритуал «Замены правителя». На этот ритуал они возлагали последние надежды.
 Утром привели невольника в халентуву. Его вымыли в серебряной купели правителя, помазали священным маслом, одели в лучшую андули с золотой вышивкой, в уши вдели золотые серьги, а на голову водрузили тиару с крылатым солнцем. Затем его, под приветственные возгласы вельмож, вывели из халентувы и повели за город. Старший кантикини воздел руки к каменной стеле Богов и воскликнул:
 - Смотрите! Это лабарна. Мы бремя правления на него возложили, в одежду правителя его облачили, диадему на него возложили, а вы, о Боги, отметили его дурным знамением, укороченными годами, укороченными днями и направьтесь к этой замене.
 - Двое мешедей взяли под руки невольника-лабарну и увели его по дороге на запад, туда, где закатывалось солнце. Суппилулиуму подняли с постели, обмыли в той же серебряной купели, одели во все белое и чистое, после повезли в храм. Там властитель трижды принес жертвы Богам, а после молился:
 - Смотрите же! Небесный Бог Солнца, могущественный Бог Грозы и вы, земные божества. Я вместо себя дал замену. Ее вы возьмите, а меня отпустите.
 Суппилулиуму опять привезли в халентуву и уложили в постель. Вновь его покои наполнились лекарями и магами. Больного посетила таваннанна, и вскоре вышла вся в слезах. Послы не отходили ин на шаг от дверей.
 Около полуночи лекари и маги со скорбными лицами стали покидать покои правителя. Появился Фазарука. Его глаза были грустными, лицо серое от горя. Он мрачно отчетливо произнес:
 - Тот, кто подобен Солнцу, скоро станет Богом. Лабарна разрешил вам, иноземные послы, попрощаться с ним. Пожалуйста, побыстрее. У него отпущено мало земного времени, а ему еще надо попрощаться с панкусом и с сыновьями.
 Послы по очереди входили в полумрак спальни. На широкой кровати с резными ножками лежал лабарна, укрытый пестрым шерстяным одеялом. Его лицо застыло в восковой маске. Скулы выпирали. Ничего не выражающие глаза смотрели неподвижно в потолок. Грудь еле вздымалась. Желтая холодная кисть руки выглядывала из-под одеяла. Перед постелью лежала небольшая подушка. Каждый посол с печальной миной на лице подходил к умирающему, приклонял колени на подушку, прикладывался к холодной руке лабарны губами и лбом, затем отходил, скорбно пуская слезу. После этой недолгой процедуры, они неслись в свои уединенные домики и строчили послания своим властителям.
 После того, как последний посол убежал, чуть не задыхаясь от радости, умирающий Суппилулиума, как ни в чем не бывало, поднялся с постели. Вошел Фазарука, неся в руках тазик с водой и полотенце. Лабарна смыл с лица краску, хорошенько вытерся и преобразился вновь в живого и румяного Суппилулиуму. Теперь глаза его горели прежним огнем.
 - Кажется, все в порядке: ослы ни о чем не догадались, и сейчас, наверное, рассылают гонцов, с сообщением о моей безвременной кончине, - весело сказал он, разминая затекшие, от долгого неподвижного лежания, мышцы.
 - Все замечательно придумано, - согласился Фазарука.
 Выражение лица у Суппилулиумы вдруг сделалось озабоченным.
- Ты его привел? – спросил он.
- Да, мой повелитель.
- Зови его сюда. Ты думаешь, никто не заметит подвоха?
 - Сейчас убедишься сам. – Фазарука открыл потайную боковую дверь и ввел человека, в точности похожего на лабарну. – Вот он. Наш немой брадобрей неплохо поработал над ним.
 Суппилулиума даже рот раскрыл от удивления. Перед ним стояло его зеркальное отображение. Тот же крутой лоб, тот же хищный нос с горбинкой, черты лица такие же строгие, только во взгляде не чувствовалось гордыни.
 - То, что надо, - наконец вымолвил он. – И долго ты его искал?
 - Главное, что нашел, - ответил Фазарука.
 Копия лабарны встала перед своим оригиналом на колени.
- Ты кто, и чем занимаешься?
 - Я торгую выделанной кожей. Родом я из Нерика.
 - У тебя будет трудная задача, - предупредил его лабарна, накидывая на плечи дорожный плащ. – Постарайся выполнить все в точности. От этого зависит судьба Хатти.
 - Я сделаю все, что ты прикажешь, Солнце мое, - поспешил заверить его двойник.
- Тогда ложись на мое место и, изо всех сил, прикидывайся умирающим. Ешь, пей, что хочешь и сколько хочешь, но не вздумай вставать и улыбаться. Ты – наполовину мертвец. Не вздумай с кем-нибудь разговаривать, кроме Фазаруки. Когда вернусь, то назначу тебя на какую-нибудь должность в халентуве. Хотя бы водоносом. Но если не выполнишь то, что я тебе сказал – тебя ждет смерть.
 - Я все выполню, - робко согласился торговец.
 - В потайном проходе показался Цула, укутанный в серый дорожный плащ.
 - Повелитель, повозка готова, - заговорщицки шепнул он. – Кони резвые. По дороге будем их менять. Я еще два дня назад выслал людей с лошадьми вперед.
 - Погоди, - остановил его повелитель и обратился к Фазаруке, который помогал укладываться торговцу в постель лабарны. – Позови моих сыновей.
 - Они ждут за дверью.
 В покои вошли два старших сына Суппилулиумы: Арнуванда и Мурсили. Арнуванде шел уже четырнадцатый год. Он рос грузный, ширококостный, с безвольным расплывшимся лицом. Арнуванда родила дочь Иссихассы, и с возрастом в его облике начинали проявляться черты опального деда. Он были ленив, но славился изворотливость ума. Суппилулиума иногда задумывался о том, что лучше бы Мурсили сел властвовать после его смерти, нежели старший Арнуванда.
 Мурсили был на год младше и меньше ростом, худой и крепкий. Но в нем слились две части: одна от таваннанны, его матери, другая от Суппилулиумы. Когда Мурсили правил колесницей, стрелял из лука или сражался со своими наставниками деревянным оружием, Суппилулиума, глядя на него, вдруг узнавал себя. Те же движения, тот же взгляд. Но когда Мурсили совершал богослужения или участвовал, в какой другой церемонии, он преображался и становился похож на свою мать: та же гордая и непринужденная осанка, грация в движениях. Вот кому надо править после Суппилулиумы.
 Повелитель вспомнил старшего брата. Тот, тоже, не подходил для престола. Боги всегда выбирают мудрое решение. Может быть, и в этот раз они изберут Мурсили. Единственный недостаток этого двенадцатилетнего мальчика, так это то, что он немного заикался.
 - Дети мои, - подозвал их повелитель. Они подошли к отцу и встали на колени. Суппилулиума положил им руки на головы и продолжил: - Отныне вы не братья. А лютые враги. Ваш отец умирает, и вы стремитесь каждый захватить власть. Бегите к послам, плачетесь у них на груди и просите о помощи.
 - Но отец, зачем так унижаться? – спросил Мурсили.
- Так надо, - ответил властитель. – Пойми: лучше склонить голову, чем упасть на колени. Вы все поняли, дети мои?
- Да, отец, - ответили они разом.
- Тогда идите, - выдохнул Суппилулиума. – Да помогут вам Боги!


 Гром раскалывал небо и сотрясал горы. Оглушающее эхо металось по ущельям, пугая зверей. Молнии вонзались в землю яркими иглами, на короткий миг, озаряя мокрые скалы. Холодный весенний дождь лил с неба, будто горный водопад. Реки в ущельях набухли, грозно шумели мутными потоками и, взбунтовавшись, выворачивали, с неистовой силой из берегов огромные валуны. То и дело, селевые потоки срывались с гор и, с жутким грохотом прокладывали себе дорогу вниз, увлекая за собой шлейф камней.
 Хемиша приказал развести в очагах пожарче огонь. В доме становилось сыро и прохладно. Ослепительно сверкнула молния. Гром ударил совсем рядом. Хемиша невольно вздрогнул. Помолившись Богу Грозы, он решил чем-нибудь занять себя. Ему было досадно. Что из-за грозы он не может выехать в долину. Надо попасть в Самуху по важным делам. Но разве в такую погоду проедешь по горной дороге.
 Он прошелся по дому, заглянул на женскую половину. Мамурудит и Асмуникал сидели на коврах и, вместе с прислужницами, перебирали мытую шерсть. Хемиша привык к этой нежной пугливой девушке. Маморудит ее очень полюбила. Горы Асмуникал пришлись по вкусу. Она девушка хоть и робкая, зато любая работа у нее идет быстро и гладко. Вот даже сейчас она так быстро перебирает шерсть, - приятно смотреть. Хемиша тихонько прикрыл дверь и пошел посмотреть, что делают сыновья.
 Улия разложил вокруг себя старые доспехи, инструменты, конские сбруи и пытался что-то починить. Три младших брата вертелись возле него: подавали инструменты, стучали бронзовым молоточками.
 «Эх, как там Барбиша?» - вздохнул Хемиша. Из Хаттусы давно не приходило вестей. Не проехать в горы по такой погоде.
 Опять близко громыхнуло. Хемиша снова вздрогнул. Гроза всегда ему внушала страх. Надо успокоиться и не слоняться без дела. Он достал меч, точильный камень и принялся равномерно чиркать по клинку.
 Мягкими шагами вошел слуга и доложил:
 - К тебе прибыли гости из Хаттусы.
 - Из Хаттусы? – Не поверил своим ушам Хемиша. – Как они пробрались по размытым дорогам. Позови их. Они настоящие герои или сами Боги, если смогли до нас добраться.
 Слуга удалился, а Хемиша занервничал. С какими вестями прибыли путники? Неужели Суппилулиума умер! Весть о его тяжелой болезни давно долетела до Верхней страны. Хемиша сильно переживал и, даже, отправил в Хаттусу Тоопеку, чтобы тот попытался вылечить правителя.
 Опять громыхнуло в горах. Пламя факелов заметалось. Хемиша увидел, как вошли два человека, закутанные в мокрые дорожные плащи. С них тонкими струйками стекала на пол вода. Один высокий и плечистый, другой пониже и коренастый.
 - Мир тебе и твоему дому. Добрый человек! – Поздоровались путники, и что-то знакомое послышалось в их хриплых простуженных голосах.
 - Хранят вас Боги. Снимайте одежду и садитесь к огню. Сейчас вас накормят.
 Путники скинули в угол свои мокрые плащи. Хемиша открыл рот от удивления. Перед ним предстали Цула и Суппилулиума. Он вскочил с места и радостно воскликнул:
- О Боги! Солнце наше! Тебя ли я вижу? А мне сказали, что дни твои сочтены. Да как же вы в такую погоду решились ехать? О Боги! Ведь вы могли погибнуть.
 Суппилулиума улыбнулся, присаживаясь поближе к пылающему очагу.
 - Ничего страшного, - ответил он, протягивая озябшие руки к огню. – Бог грозы сопровождал нас и не дал бы нам погибнуть.
 - Скорее! – Крикнул Хемиша слугам. – Несите побольше сухих дров, лучшего вина, мяса, хлеба – все, что есть в доме самое лучшее!
 Слуги разбежались выполнять приказания. Хемиша сам принес две выделанные медвежьи шкуры и накинул их на плечи лабарне и Цуле. Вскоре появились блюда с закуской и кувшины с напитками.
 - Принесите еще пива и свежего сыра, - не унимался Хемиша.
- Не беспокойся так за нас, - усадил его лабарна. – Прикажи лучше найти какого-нибудь пастуха, который бы знал все дороги и тропы через Хайясы и Исуву.
 - Но Солнце наше, - взмолился Хемиша, - отдохните немного, обогрейтесь, поешьте, как следует. Я ума не приложу, как ты отважился в такое время ехать в Верхнюю страну. В такие грозовые дни ни один путник не посмеет высунуть носа из хижины. Нередки случаи, когда целые караваны смывало селью. Погибали все: и люди, и животные.
 - Боги бы не допустили моей гибели, - ответил на это лабарна.
- А недавно по всей Хатти поползли слухи, что ты умираешь.
- Просто, я придумал маленькую хитрость, чтобы обмануть врагов. Да не гневаются Боги на меня за это! Умирающий Суппилулиума и сейчас лежит в Халентуве. Он стонет, дергается в конвульсиях, но никак не может покинуть этот мир. А его сыновья: Арнуванда и Мурсили прикидываются дурачками и, рыдая горькими слезами, просят у иноземных послов поддержки для возведения их на трон. Ну, а послы уже делят Хатти. Тем временем мы спокойно подготовим хороший удар.
 - Я бы до такого не додумался, - восхитился Хемиша.
 -Почему же? Посидел бы четырнадцать лет на троне – еще не такое бы изобрел, - заверил его Суппилулиума. – Но как там мое войско?
 - Твое войско ждет тебя, - ответил Хемиша. – За три года я постарался сделать из него грозную силу. Когда их ровные ряды разворачиваются в боевой строй, ощетинившись копьями, у меня у самого дух захватывает.
- Я верю тебе, - без всякой напыщенности, по-дружески сказал Суппилулиума. – Скоро выступаем. Митанни за все ответит. – Лабарна нахмурился. – Только, вот погода мне не нравится. Надо попросить Бога Грозы успокоиться и прекратить метать молнии. Я слышал, что у вас в горах особый способ умилять Бога Грозы.
 - Верно. Я уже приказал подготовить все для жертвоприношения.


 В храме мерцали масляные светильники. В просторной целле пахло сыростью, и гулял холодный сквозняк. Жрец Бога Грозы сосредоточенно готовился к ритуалу. Он бережно раскладывал на длинной каменной истанане предметы, служившие ему инструментами в ритуале: медный нож, ручку которого венчала голова быка с толстыми рогами, медный топор с резной самшитовой рукоятью, клочки белой и черной шерсти, тонкие серебряные и медные гвозди, ветки благородного лавра.
 Люди заходили в целлу, клали на истаннану круги хлеба и рассаживались на полу, подстелив под себя козьи шкуры. В полумраки целлы не различишь лиц. Перед Богами здесь все равны. Никто не знал, что рядом с пастухами и ремесленниками сидит предводитель племен Хауси и сам лабарна. Светильники отбрасывали свет лишь на истанану, рогатый алтарь со священным огнем и на бронзовую статуэтку быка на постаменте из черного камня хуваси.
 Все затихли. Церемония началась. Жрец Бога Грозы подошел к алтарю, бросил в огонь горсть туххессары, затем обернулся к собравшимся людям, воздел руки к небу и приготовился рассказывать. Из темного угла зазвучал печально иницинар. Жрец вкрадчивым голосом начал:
 - Большой и сильный вол плывет неустанно в безбрежном синем океане. Рога его огромные и крепкие. На рогах держит он землю, по которой мы ходим. Внизу правит Бог подземного мира – большой и мудрый змей. Вверху, в чистом небе властвует могущественные Боги со светлыми ликами и строгими глазами. Ничего не утаить от них. А посредине, на поверхности земли живем мы – недостойные и жалкие их рабы. Нас с небесными Богами связывают великий лабарна и мудрые жрецы, как корни дерева связаны с кроной крепким стволом. Великий Бог Солнца правит днем, объезжая на огненной колеснице небосвод. Но, вот, Бог Грозы приходит, когда захочет. Зорко он следит за порядком. Жестоко наказывает провинившихся.
 Однажды божество луны Каску свалился на землю и перестал светить ночью. Увидел Бог Грозы и говорит Каску: - «Поднимайся обратно на небо. Ночью пастух не видит, куда гнать скот. Волки выть перестали. Даже звезды не могут осветить дорогу затерявшимся путникам». Но не хочет луна возвращаться. На земле хорошо лежать. И наслал тогда на него Бог Грозы дожди и ливни. Гром гремел, и молнии сверкали. Страх и Ужас кружились в небе, высматривая беглеца. Испугался Каску и возвратился на небо. А чтобы он опять не сбежал, Бог грозы прибил его к небу серебряными и бронзовыми гвоздями. На этом гнев его остыл, и воцарилось на небе и на земле спокойствие.
 С этими словами жрец взял в руки молоточек и гвозди. Его помощники прилепили тестяную лепешку на стену над головой быка, а жрец прибил лепешку гвоздями. Затем он принес в жертву Богам козу и овцу, перерезав им горло на истанане. Собравшиеся произнесли молитву и разошлись.
 После полуночи гроза постепенно начала стихать. Гром гремел где-то вдалеке. Молнии сверкали все реже и не так ярко. Тяжелые тучи стали нехотя расходиться, обнажая бездонную черноту звездного неба. Умытая спокойная земля источала еле уловимый аромат приближающейся весны. Весело зазвенели разбухшие ручьи, неся свои мутные воды с гор в долину. С грохотом срывались вниз подмытые камни, увлекая вслед за собой шуршащую щебенку.

 Суппилулиума сидел, склонившись над картами. Возле него устало мерцал язычок пламени масляного светильника. Лабарна и не думал ложиться спать, хотя время близилось к рассвету. Хемиша напрягал всю свою силу воли, чтобы подавить очередной зевок или разомкнуть глаза, когда тяжелые веки непослушно опускались. Цула в углу клевал носом. Но, как только его подбородок касался груди, то тут же вздрагивал и вскидывал голову. А Суппилулиуме, хоть бы что, даже глаза не покраснели.
 Напротив лабарны, на узенькой скамеечке сидели древние седые старцы из дальних горных ущелий. Годы сморщили их лица и убелили бороды. Куртки из овчины, наброшенные на иссохшие плечи, пропахли потом и вольным ветром. Старики поясняли правителю: как и где лучше пройти к Исуве. Впереди обитают полудикие племена. Но они разрознены и почти не общаются ни с кем, не торгуют, разве, только сходятся в спорах и увечат друг друга. Эти племена не представляют собой грозную силу. Их можно легко покорить. Но, вот, почти возле границы с Исувой, где дороги поднимаются высоко в горы, а скалы торчат, как рога быков, живет могущественное и воинственное племя Хайясы. Их набеги не дают покоя Исуве, Алеше, Хурри, Ацци и даже Ассирии. Торговцам приходится нанимать большую охрану или платить огромную подать, чтобы уберечь свое добро во время перехода через горы. Воины Хайясы сильные и храбрые. Они ничего не бояться, знают все тропы в горах и мастера устраивать засады.
 Заслышав о них, Хемиша очнулся от дремоты и заскрежетал зубами от злости.
 - Они постоянно нападают на наши торговые караваны, - сказал гневно он. – Сколько раз я зажимал этих бандитов в горах. Казалось все – им пришел конец. Они никуда не денутся. Бери за горло и души. Так нет же: хоть половина их, но ускользнет. А когда их отряд окружаешь, погибают все до единого, но в плен не сдаются. Пробовал я на них набеги устраивать, пощипать, как следует. Но Хайясы врагов чувствуют издалека, как бы скрытно к ним не подбираться. Селения оставляют пустые и прячутся в непроходимых горах. Там у них много маленьких крепостей прямо на отвесных скалах, будто орлиные гнезда.
 Старики затрясли бородами и закивали, подтверждая справедливость слов Хемиши. Суппилулиума внимательно выслушал горца, затем спросил:
 - Сколько понадобится времени, чтобы покорить Хайясу? И сколько на это надо людей?
 - Хайяса, в последнее время, ослабли. Их силы уже не те, что раньше, - произнес Хемиша и задумался. – Но все же, времени понадобится: года три, а людей, - он прикинул в уме вражеские силы, - не меньше десяти тысяч, причем, половину мы потеряем в боях. – Затем со злостью добавил: - Резать их всех надо до единого – не щадить. Иначе месть их страшна и жестока. Как тигр мстит за убитую тигрицу, так люди Хайясы мстят за братьев.
 Лабарна помрачнел.
 - Три года, - тревожно произнес он. – Так долго мы воевать не сможем. Да и каждый воин сейчас дороже всей Хайясы, будь она проклята! – Он начал напряженно думать, барабаня пальцами по столу. Вдруг в глазах его сверкнула искорка надежды. Он оживился: - А кто сейчас правит страной?
 - Старый правитель, Злая лиса, недавно покинул этот мир и отправился в поля блаженства, - проскрипел один из стариков. – На его место встал сын, отважный олень, еще безусый воин. В Исуве его зовут Хитаса.
 - Вот как! – Суппилулиума заерзал на месте и повеселел. – У него есть жена?
 - Его женили на первой супруге, когда он еще сосал материнскую грудь. Она на двадцать лет старше его и уже на пути к старости. Теперь его хотят женить на родной сестре по отцу.
- Какой ужас! – возмутился лабарна. – Надо бы успеть. – Он выразительно посмотрел на Хемишу сверлящим взглядом, затем решительно сказал: - Тебе придется ехать к Хитасе.
 Хемиша вскочил на ноги. Его глаза сверкнули жестоким огнем.
 - Я его разрублю на части, даже если придется погибнуть.
 - Не то, - улыбнулся Суппилулиума и достал свою золотую печать в виде цилиндрика.
 Разыскали в храме писца. Он явился с табличками из свежей глины и остро отточенными трехгранными палочками для письма. Лабарна уселся поудобнее и начал диктовать:
- Великому властителю Хайясы. Ты благородный сын своего непобедимого народа. Отважный олень родных гор. Солнцеподобный Хитаса. Прослышал я о твоей храбрости и величии рода твоего. Ты подобен Богам. Но странные совершаются обычаи в твоей стране. Где же это видано, чтобы брат брал в жены свою сестру. Боги за это наказывают, и дети появляются с пороками. Никакое волшебство и никакие мольбы, а так же, заклинания не помогут избежать их или исправить. Неужели ты хочешь, чтобы сыновья твои родились уродами, а дочери слабоумными?
 Внемли лучше слову моему: женись на дочери или сестре своего соседа. У меня есть молодая сестра. Она красива и умна. – Он на мгновение отвлекся. – Цула! Помнишь ту девицу, что представили мне сестрой по отцу? Ты ездил в Цапланду ее смотреть.
 - Она же от невольницы, - удивился Цула.
 - Значит надо сделать ее мать вольной, а ее саму ввести в Великий Род.
 - Если так угодно, Солнце – сделаем!
 - На чем мы закончили? – обратился снова к писцу повелитель. – Она молода, красива и умна. Цула! Она молода?
- Ну, если считать двадцать пять молодостью…
- Пусть усвоит, что ей шестнадцать, - решил повелитель. – А она красива?
 - Не простой вопрос, - улыбнулся Цула сквозь бороду, пожав плечами.
- Ну, хоть умна? – допрашивал Суппилулиума.
- Умнее козы – это точно.
 - Сойдет! – махнул рукой повелитель. – Фазарука ее подготовит в лучшем виде. Пиши дальше, - кивнул он писцу. – Она будет тебе ласковой и послушной женой, а твоему народу мудрой и доброй правительницей. И еще об одном прошу: чтобы сестра твоя не была обижена, выдай ее замуж за меня. Вместе с нашим родством породнятся и наши державы. Тогда два врага станут братьями, и не будет им равных.
 Великий лабарна, Солнце Суппилулиума, повелитель великой Хатти. Мне покровительствуют Бог Грозы и Небесный Бог Солнца.
 Писец закончил выводить ровные ряды иероглифов и передал табличку Суппилулиуме. Лабарна прокатил по ней печатью, оставляя рисунок на глине.
 Хемиша все понял. Но удивление и возмущение боролись в его душе с покорностью. В конце концов, он вспылил:
 - О Солнце наше, неужели ты хочешь породниться с этими чумазыми баранами, которые даже не знают, как мыть лицо. У них же халентувы, что мои овчарни.
- А что ты можешь предложить взамен? – жестко прервал его правитель. – Три года кровопролитной войны и пять тысяч убитых сынов Хатти? В тебе говорит злоба и жажда мести. Пересиль себя и посмотри на этот вопрос с другой стороны. Если все пройдет гладко, то нам открыт путь на Исуву с ее оловянными и медными рудниками. К тому же, мы приобретем дополнительные силы. Неужели воины Хайясы откажутся от похода на Митанни?
 Хемиша промолчал, понимая справедливость слов лабарны.
 - Ехать придется тебе. Ты знаешь их язык и обычаи. Я в тебе уверен. Жаль, конечно, что нет с нами Фазаруки. Он хитер и может куропатку сосватать за орла. Но ты должен постараться. Забудь давние обиды. Нам нужен этот мир.
 - Я сделаю все, как ты прикажешь, Солнце мое, - выдохнул Хемиша. – Но мне понадобится множество безделушек: золотые чаши, ожерелья с камнями и, особенно, богато украшенное оружие. Хайясы любят красивую чеканку на оружии и на латах.
- Все это получишь, заверил его Суппилулиума, а так же дорогие ткани, тростниковый сахар и дорогие вина. Я сейчас же распоряжусь, чтобы все это, как можно быстрее собрали в Сумухе и в ближайших городах. Самое дорогое привезут из Хаттусы. Ты понимаешь, какую ответственность я на тебя возлагаю?
 - Все сделаю! – ответил Хемиша и встал перед лабпрной на одно колено.
 - Боги тебя будут охранять и помотать. Я буду молить их об этом, - произнес Суппилулиума, благословляя горца.


7

 Дорога – если это можно было назвать дорогой – вилась неширокой лентой по краю отвесных скал. Того и гляди, конь оступится на шатком камне и свалится вниз. А лететь долго. Речка внизу, словно тоненькая змейка; могучие деревья по ее берегам выглядели травинками, заросли кизила и боярышника – клочки мха.
 Усталые ослики еле передвигали свои кривые ножки под тяжестью вьюков. Конь под Хемишей сипло дышал, широко раздувая ноздри. Сам Хемиша весь взмок. Суппилулиума заставил его нарядиться в тяжелую раззолоченную андули из прочной ткани. В ней невозможно даже пошевелиться. Он не привык носить такие наряды, годные лишь для торжественных трапез в халентуве или, в крайнем случае, для небольшой увеселительной прогулке на колеснице. Но на коне, по горам в этих тряпках!.. Он ехал и удивлялся: как только вельможи могут носить такую одежду в длинные дни праздников? Сопреть можно!
 Впереди ехал на низеньком ослике проводник. Перед глазами у Хемиши постоянно маячила его сгорбленная худая спина. Он завидовал старику. У того на голое тело была надета только куртка из овчины.
 - Скоро приедем? – нетерпеливо окликнул его измученный Хемиша.
 - Уже почти добрались, - ответил старик, - слегка обернувшись. – Вон за тем перевалом, - он показал высоко вверх, - начинается горная долина. Она принадлежит племенам Хайясы.
 Хемиша огляделся и смутно начал припоминать, что уже бывал здесь, когда в очередной раз гонялся за грабителями – хайясами. Но дальше перевала их не пустили. Эти сволочи тоже умеют защищать свои земли.
 Дорога, наконец, стала шире и положе. Пропасть отступила в сторону. Ослики зашагали бодрее. Вдруг конь Хемиши настороженно повел ушами, громко фыркнул и застыл на месте. Чутьем воина, Хемиша понял, что тут что-то неладное. Он потянулся за мечом, но не успел. Метко брошенная веревка с петлей на конце крепко стянула ему плечи. Со всех сторон, с дикими возгласами посыпались вооруженные люди, одетые, в козьи шкуры, вперемешку с одеждами всех народов. Они, в один миг, разоружи и связали всю охрану и принялись потрошить тюки с добром.
 К Хемише подскочил здоровенный воин в засаленной дорогой хубике. Ассирийский кожаный нагрудник с бронзовыми пластинами еле закрывал необъятное тело. Огромные кожаные сапоги обтягивали толстенные икры. На шее болталось женское ожерелье. Тщательно выбритая голова блестела на солнце. Одно ухо было наполовину срезано. Узкие глаза сверкали с нескрываемой радостью. Черная борода давно не видела расчески и ножниц брадобрея.
 - Не сплю ли я, о Боги! – сипло заорал он. – Неужели сам Хемиша пожаловал ко мне в петлю? Вот это улов!
 - Ты угадал, лысый болван, - огрызнулся Хемиша.
 - Как странно видеть тебя связанным и беспомощным. Но ничего, я тебя скоро прикончу, - пообещал здоровяк, копаясь в дорожной сумке своего пленника.
 Он вытащил несколько серебряных брусков в один сикекль и несколько железных колец. Кинул все это со спокойной совестью себе в сумку, затем извлек лепешку с сыром и с кусочками сарамы, принялся жадно есть, при этом громко чавкая.
 - Что, свинья, проголодался? – с презрением спросил Хемиша. – Когда жрешь, хоть закрывай свое поганое рыло.
 - Ага, простодушно ответил тот и перестал чавкать. – Три дня здесь сидим в засаде. Так, не одного каравана не прошло. Митаннийцы, чтоб им всем передохнуть, перекрыли все дороги в Хатти и никого не пускают.
 - Так шел бы поохотился в Уру-арат, - предложил ему Хемиша.
- Далеко. Да и снег еще в горах, - объяснил разбойник, продолжая уплетать лепешку с сыром. Только уши ходили ходуном. Затем он бросил взгляд на золотые одежды Хемиши и спросил: - С каких это пор, ты, вдруг, стал торговцем? Из тебя купец, как из меня египетский плотник.
 - Не торговцем я еду, а послом, - устало ответил Хемиша.
 - Вот как, - не сильно удивился разбойник и опрокинул себе в глотку дорожную флягу с вином. Когда последняя капля упала к нему в желудок, спросил: - К кому же ты едешь?
 - К твоему господину – Отважному Оленю Хитасе.
 Лысоголовый переменился в лице.
 - А эти товары?.. – испугался он, указывая на развороченные тюки с добром, которые делили между собой его воины.
 - Это подарки Отважному Оленю от лабарны Суппилулиумы, - с дурацкой ухмылкой объяснил посол.
 - Эй! – громко крикнул одноухий и влепил хорошую затрещину первому, попавшемуся под руку. – Я вам говорю, свиньи немытые, бараны тупоголовые. Быстро кладите все на место, не-то, я всем головы попроламываю.
 Разбойники, ничего не понимая, испуганными глазами глядели на своего предводителя.
 - Ну что вылупились, как ослы на палку! – Заорал он, приходя в ярость. – Уложите все на место, как было. Иначе я разукрашу ваши толстые зады своей варасамой.
 Разбойники принялись нехотя укладывать вещи обратно в тюки. Уже не было радости на их лицах, только сожаление и недоумение. Толстяк, с озабоченным выражением на лице вернулся к Хемише, сосредоточенно почесывая волосатой пятерней свой лысый череп. Он о чем-то подумал, и в глазах его засияла радость, как у человека, нашедшего выход из трудного положения. На лице расцвела глупая улыбка, и разбойник произнес:
 - Ты, наверное, меня обманул, скотина. Неплохо придумал. А я, дурак, поверил.
 - Ты всегда был дураком, - процедил Хемиша. – Развяжи меня, и я покажу тебе послание от лабарны Суппилулиумы к правителю Хайясы, тупорылый кабан.
 Улыбка сползла с губ разбойника, а в глазах холодком промелькнула злоба. Он еще немного поразмыслил и задумчиво произнес:
 - А может тебя выкинуть в пропасть – и дело с концом. Никто не узнает, как погиб отважный посланец. Пожалуй, я мудро придумал.
 - У осла больше мозгов, - не сдержал восклицания Хемиша. – Неужели ты думаешь, что все останется в тайне при стольких свидетелях? Тебе придется перерезать всех своих воинов. Или они так тебя любят, что сразу же не побегут ябедничать?
 - Предводитель грабителей нехотя освободил пленника из петли.
 - Какие это воины. Один сброд, - тяжело вздохнул разбойник. – Почти все сильные воины погибли. Тяжелые нынче времена наступаю на Хайясу.
 - Что произошло? – удивился Хемиша.
 - Да, все этот проклятый Тушратта, чтоб его ослы затоптали! Разрешил нам и хурритски племенам грабить северные земли Ассирии. Вот мы обрадовались такой щедрости!
 - Ну и как?
 - Там нас так радушно встретили и гнали до самого Ефрата. – Разбойник погрозил кулаком в сторону Митмнни, затем махнул рукой. – Ладно, довезу тебя к Отважному Оленю, - пробурчал он. – Ты, хоть бы мне диадему отдал. Она у тебя такая красивая.
 - Не дам! – категорично заявил Хемиша. – Ты, без того, сожрал весь мой обед, осел безухий.
 - Что! – взорвался толстяк, хватаясь рукой за свое отрубленное ухо. - Ты еще смеешь издеваться надо мной. Это – твоя работа, - кричал он, брызгая слюной. Весь его череп побагровел от злости. – Меня раньше называли Лысый бык, а теперь кличут Безухим Кабаном. И все из-за тебя!
- Чего злишься, - засмеялся Хемиша. – Скажи спасибо Богам, что я тебе не снес пол черепа. С половиной уха жить можно. А вот с половиной головы – никак.
 - Вина мен! – заорал толстяк, - не то, я разорву его в клочья.
 Один из разбойников принес кувшин с вином. Безухий Кабан одним махом отправил содержимое себе в брюхо. После так тряхнул пустой кувшин, что глиняная ручка осталась в его волосатой лапе, а сам сосуд полетел на землю и разлетелся на черепки. Это его немного успокоило.
 Воины Хайясы вывели из укрытия своих лошадей. Караван вновь двинулся в путь, теперь под охраной местных головорезов.
 - Я тебя все равно прибью, - не унимался захмелевший Одноухий Кабан. – Когда поедешь обратно, я тебя поймаю и с живого сдеру кожу. Из нее я сделаю отменный галгатури.
 Он громко икнул. Взгляд его скользнул по Хемише, как бы оценивая: хороший ли получится галгатури, и вдруг заметил великолепный железный меч в серебряных ножнах, чудесной мелкой чеканки, со множеством драгоценных камней. Глаза его засверкали, словно алмазы, а язык сам по себе продолжал нести чепуху:
 - Знаешь, какие звонкие галгатури получаются из человеческой кожи. Особенно из кожи молодых девушек или детей. Только кожу надо обязательно сдирать с живых, еще теплых, тогда она будет мягкой и упругой.
 - Заткнись, дурак! – грубо оборвал его Хемиша. Его мутило от этих советов. Он еле сдержал себя, чтоб не въехать кулаком по обрубленному уху. – Зачем ты мне все это рассказываешь? Хочешь, я сделаю садовую черпалку для дерьма из твоего глупого черепа?
 Но толстяк даже не обиделся. Как может кошка обижаться на пойманную мышку?
 - Послушай, Хемиша, отдай мне свой меч. Он все равно тебе не нужен – ведь ты же посол, - Сказал мягче Одноухий Кабан. При этом лицо его выражало детскую наивность. С таким выражением, ребенок выпрашивает кусочек сахара.
 - Зачем он тебе? – зло спросил Хемиша.
 - Как зачем? Я же воин!
- Хочешь получить меч, и им будешь резать, как овец, хеттских женщин и детей, а из их кожи делать звонкие галгатури?
 - Я же пошутил, - обиделся толстяк. – Просто, хотел тебя позлить. Неужели ты поверил, что я, благородный воин, Одноухий Кабан, хоть пальцем трону женщину или ребенка.
 Хемиша презрительно усмехнулся и отвернулся в сторону. Но вскоре неожиданно предложил:
 - Послушай, Толстый Кабан, давай так: услуга за услугу. Я тебе меч, а ты мне поможешь.
 Недоверие промелькнуло в узких глазах Одноухого Кабана:
 - Подкупить меня хочешь? Воины Хайясы не продаются, - гордо ответил разбойник, но меч так притягивал взор. Ножны сияли на солнце. Каменья переливались яркими разноцветными искорками. Он не смог побороть столь великое искушение и согласился:
 - Сделаю все, что захочешь. Говори.
 - Уговори Хитасу жениться на сестре Суппилулиумы.
 - Ну, нет! – наотрез отказался Одноухий Кабан и нахмурил брови. – Он должен взять в жены свою сестру. Таково решение старейшин. Против воли старейшин я не буду его настраивать.
 - Тогда прощайся с мечом. – Хемиша отцепил оружие от пояса. – Ни мне – ни тебе. Я выкину его в реку.
 -Эй, эй, постой, - ужаснулся разбойник. – Не надо, не бросай. Давай так…
 - Как?
 Толстяк не знал, что придумать, чтобы без особого труда выманить меч у Хемиши.
 - Давай побоимся, - наконец предложил он. – Если я тебя уложу – меч мой, если ты меня – я буду уговаривать Отважного Оленя.
 Хемиша прикинул: Безухий кабан, не смотря на полноту, был силен, но не поворотлив, к тому же, он выпил много, и будет еще медлительнее. Он решил рискнуть.
 - Согласен!
 - Вина мне! – радостно проревел Одноухий Кабан.
 После перевала перед глазами путников открылась, продуваемая всеми ветрами, горная долина, поросшая низенькими и корявыми деревцами. Куда не кинешь взгляд, везде вырастали зубчатые хребты синих гор. Хемиша, хоть и вырос в горах, но на такой высоте, все же, чувствовал себя чужаком.
 Караван остановился на привал. Уставших, от долгого подъема, осликов развьючили и отпустили пощипать скудную травку. Тюки с подарками сложили в кучу и выставили охрану. Все остальные расселись кругом и приготовились к интересному зрелищу.
 В центр круга вышел Хемиша и Одноухий Кабан, обнаженные по пояс. У Одноухого Кабана свисал огромный живот, волосатая грудь ходила ходуном, на боках колыхались складки сала, руки большие и пухлые. Напротив стоял Хемишу сухой, жилистый и широкоплечий.
 -Значит так, - предупредил Одноухий Кабан, - не кусаться, не щипаться, коленями между ног не бить.
 - Согласен! – ответил Хемишк. – Начнем.
 Они сошлись. Большие руки Одноухого Кабана обхватили твердое тело Хемиши. Жилистые руки горца, стальными тисками впились в мягкие телеса разбойника. Они качались из стороны в сторону, топтались на месте, старались согнуть противника. Одноухий Кабан считал себя сильным и думал, что одолеет Хемишу в мановение ока, однако вскоре почувствовал, что того не просто сломить. Толпа начала их подзадоривать. Все хлопали в ладоши и кричали.
- Меч мой, меч мой! – хрипел Одноухий Кабан, наваливаясь всей тушей на Хемишу.
 - Сначала одолей, - огрызался тот.
 Так они долго раскачивались, обливаясь липким потом. Суставы хрустели от перенапряжения. Затем противники резко расцепились и отпрянули в разные стороны.
 - Сдавайся! Меч мой! - чуть отдышавшись, воскликнул Одноухий Кабан.
 Хемиша постарался унять частое дыхание и ответил:
 - Когда положишь меня на землю, тогда и ори о победе, - сам же прикидывал, как такую тушу удержать. Надо как-то похитрее действовать, противопоставить силе ловкость.
 - Вина мне! – Заорал толстяк. Опрокинул поднесенную чашу в рот, кинул ее, не глядя, через голову и ринулся на Хемишу.
 Но когда кольцо его больших рук начало смыкаться, Хемиша изловчился, вывернулся и оказался у противника за спиной. Он ухватил Одноухого Кабана за пояс, тяжело приподнял и швырнул на землю.
 - Победа! - Крикнул он.
- Это не честно, - запротестовал Одноухий Кабан, поднимаясь из пыли. Он обвел всех зрителей свирепым взглядом и прорычал: - Кто скажет, что честно – откручу башку.
 -Хорошо. Продолжим, - согласился Хемиша. Придется наказать этого упрямца.
 Они вновь сошлись. Но Одноухий Кабан опять обнял пустоту. Хемиша присел, обхватил соперника под колени, с неимоверными усилиями оторвал от земли и уронил на спину. Лысый череп стукнулся о камни, а вокруг поднялось целое облако пыли. Одноухий Кабан взвыл от боли - видать, здорово шарахнулся.
- Теперь честно? - спросил Хемиша, становясь одной ногой на волосатую грудь поверженного.
 - Честно, - нехотя пробурчал тот.
 - Уговор помнишь?
 - Помню.
 - Не выполнишь – отрежу второе ухо и язык заодно.


 Впереди, среди узких расщелин и высоких отвесных скал показались мрачные стены городской крепости. Внутри теснилось множество маленьких домиков. Они поднимались уступами, как лестница. Крыши нижних домов упирались в фундамент верхних.
На вершине этой беспорядочной лестницы находилась еще одна маленькая крепость, внутри которой располагалась халентува правителя Хитасы.
 Залаяли собаки, почуяв чужаков. Смуглые жители, одетые в куртки из козьих и овечьих шкур, в мохнатых шапках высыпали на крыши домиков, поглазеть на караван. Одноухий Кабан ехал впереди на своем буром коне с нечесаной гривой. У него был такой важный вид, словно это он захватил караван с бесчисленными сокровищами. Его воины расчищали дорогу от любопытных плетками и орали, что есть мочи: «Посланник от лабарны Хатти Суппилулиумы к великому и непобедимому Хитасе, Отважному Оленю, правителю Хайясы».
 В просторном дворе халентувы разместился весь караван. Здесь все было просто и уныло: ни цветников, ни садика с фонтанчиком, только голая вытоптанная желтая земля с узкими каменными дорожками. Кое-где, в уголках пыталась прорасти чахлая трава. Стены халентувы, из грубо сложенных камней на глине, напоминали собой продолжение скал, на которых стояла сама халентува.
 Посла встречала толпа вельмож, разодетых, как попало, но во все дорогое и пестрое. Даже раззолоченная андули Хемиши казалась бледной медью, по сравнению с роскошными нарядами местной знати. По их дорогим одеяниям можно было судить, из какой страны шел караван, который они грабили. Вся эта пестрая толпа разбойников смотрела на посланника Хатти с недоверием и враждебностью. Хемиша сразу понял, что с ними договориться о чем-то будет нелегко. Тем более, со многими здесь присутствующими он лично встречался в стычках. Даже, вдруг, на мгновение пожалел, что согласился ехать в это осиное гнездо. Но отступать поздно.
 Наконец, появился и сам Хитаса. Ему недавно исполнилось девятнадцать. Невысокий ростом, с большой головой неправильной формы, широкими плечами и маленькими кривыми ногами. Некрасивое скуластое лицо с большим горбатым носом поросло мягкой юношеской щетиной. Слуги принесли подобие трона. Он уселся на него, надменно смерил Хемишу взглядом, холодно поприветствовал и соизволил осмотреть подарки.
 Хемиша подал знак своим слугам, и перед правителем Хайясы расстелили толстые ковры с замысловатым ярким орнаментом. На ковры выставили золотую и серебряную посуду. Взгляд Хитасы потеплел. Прямо в чаши и подносы посыпались красивые браслеты, серьги с драгоценными каменьями, ожерелья тонкой работы. Отважный Олень расплылся в довольной улыбке. Он заерзал на троне, когда к его ногам положили щиты и мечи с редкой тонкой чеканкой, острые кинжалы, украшенные лазуритом, воинские пояса и перевязи. Правитель чуть не подскочил, когда перед его взором предстали, сверкающие золотом, латы и золотой шлем с высоким гребнем из крашеных конских волос. У его придворных загорелись глаза и сами собой открылись рты.
 Все тут же забыли, что Хемиша их давний враг. Вельможи смекнули, что коль так щедро одаривают их молодого правителя, значит и им, старым воинам, перепадет немного. Отважный Олень высказал Хемише свое удовлетворение дарами и пригласил посла на ужин, где и намерен выслушать предложение лабарны.
 В небольшом зале с низким потолком и земляным полом стояла нестерпимая вонь козлятины и винного перегара. Со стен свисали шкуры животных, кое-где, дорогие ковры. Смоляные факела трещали, поднимая вверх струйки черной копоти. Пол застилали толстые ковры и вытертые козьи шкуры. На низком деревянном столе слуги расставили чаши для вина и посуду. Властитель устроился во главе стола. Вся свита расселась по обеим сторонам прямо на полу, выбирая позу поудобнее. Скамьями они не пользовались. На другом конце стола, напротив правителя, усадили Хемишу. Место считалась почетным.
 Слуги принесли мясо, жареный ячмень. Лепешки, вино и пиво. Все набросились на еду. Ели руками, набивая полный рот, при этом громко чавкали. Куски мяса не резали ножом, а разрывали руками так, что брызги жира летели во все стороны. Если надо было кому-то вытереть руки, подбегал слуга с длинными волосами, и его шевелюра служила салфеткой.
 У Хемиши тут же пропал аппетит, глядя на все это. Но он постарался пересилить себя: съел пару кусков жесткого недожаренного мяса, громко чавкая. Знал, что чем громче чавкаешь, тем больше к тебе уважения. Затем запил мясо отвратительным вином.
 Когда Хитаса нажрался и немного окосел, то отвалился назад, прислонившись спиной к стене и довольно похлопал себя по животу. Протяжная отрыжка выскочила из его утробы. Это означало, что правитель насытился, и все прекратили жевать. Отважный Олень решил, что пора заняться государственными делами и обратил свой властный взор в сторону посланника.
 - С чем пожаловал к нам посол от великого лабарны Суппилулиумы?
 Хемиша с достоинством склонил голову и ответил:
 - Отважный Олень, самый сильный и смелый среди смертных. Твоя храбрость и отвага не знает предела. Слух о тебе дошел до самых отделенных уголков вселенной. Солнце наше отослал меня к тебе с дорогими подарками и велел передать слова восхищения, а вместе с ними это послание. – Хемиша подал знак своему мешедю, и тот поднес глиняную табличку. – Соблаговоли прочесть и принять мудрое решение.
 Тут же появился толмач, который бережно принял табличку из рук Хемиши, вгляделся в ровные строчки хеттской клинописи и стал излагать послание на своем языке. Чтец закончил и, с поклоном, передал табличку Хитасе.
 Вельможи сидели молча, переваривая услышанное. Потом начали что-то бубнить, высказывая свои соображения. Вскоре начали спорить и возмущаться. Через некоторое время спор поднялся до криков. Один из разбойников, пожилой с дикими глазами и короткой шее – голова почти уходила в плечи – заорал:
 - Как это так? О Боги! Разве так можно? Отказаться от своей сестры! Связь между родней божественна. Да и какой нам толк с этих хеттов?
 - Баран! Осел! – крикнул на него Одноухий Кабан, сотрясаясь всеми складками своего необъятного торса. – Подумай своей тупой башкой. Тушратта нас предал. Ассирийцы скоро откинут нас от торговых путей. Что мы будем делать? Пасти овец и жрать пресные лепешки?
 - Уж не продался ли ты хеттам? – ехидно спросил собеседник, прищуривая глаза. – Наверное хочешь выкупить свое отрубленное ухо?
 - Что! Ослинный желудок. Чтобы я продался! Всего золота мира на это не хватит. Сам-то ты золото брал у посланников Тушратты, чтобы на Хатти делать набеги, так не отработал его – вот и стараешься. Это ты звал всех пойти на Ассирию. И что из этого вышло? До сих пор задница болит от ассирийских копей. Ты за золото и правителя нашего готов продать, грязный шакал!
 - Я?! – возмутился тот и метко плюнул Одноухому Кабану прямо в лицо. Толстяк не остался в долгу. Он схватил со стола обглоданную кость от коровьей ноги и, перегнувшись через стол, треснул по голове обидчика. Тот взвыл, схватил глиняную кружку и метнул в Одноухого Кабана. Кружка угодила прямо в глаз. Началась драка, в которой приняла участие вся свита. Хемиша еле успел отскочить в угол. Стол перевернули. Вся посуда полетела на пол, а вельможи били друг другу морды, рвали одежду, таскали за волосы.
 Хитаса подал знак. Вбежали мешеди с огромными кувшинами и окатили дерущихся ледяной водой. Все тут же успокоились и расселись по своим местам. Слуги поставили стол на место, разбросанную посуду и черепки убрали. Стольники поспешили принести блюда со свежей закуской и кувшины с вина. На вельможах заменили порванную мокрую одежду. Вновь все зачавкали, как будто ничего не случилось.
 Отважный Олень опять первым закончил трапезу, испустил еще более громкую и выразительную отрыжку. Затем обратился к Хемише:
 - Я выслушал мудрые речи своих сановников, но еще не пришел к окончательному решению. А что по этому поводу скажет уважаемый посланник?
 - О величайший из правителей. Здесь говорить много не надо. Скажу лишь, что дружба во все времена ценилась выше вражды.
 - Коротко и умно, - восхитился Хитаса. – А правда ли, что сестра лабарны красива? – допытывался он, мысленно склоняясь на сторону Хемиши.
 - О да, она красивая и толстая, - подтвердил Хемиша, зная вкусы местных жителей. Он сам не видел сестру Суппилулиумы, но по рассказам Цулы, красотой там и не пахло. Но приходилось врать ради Великой Хатти. А вот, что она была упитанная – с этим повезло. Фазарука, вдобавок, сейчас ее усиленно откармливал.
 - Я должен подумать и поговорить со старейшинами.
 Правитель поднялся. Вельможе повскакивали с мест и застыли в учтивом поклоне. Хитаса, гордо задрав подбородок, вышел из пиршественного зала.
 Как только затихли его шаги, Одноухий Кабан грохнул по столу огромным кулаком и заорал, перепугав слуг: - Вина-а-а!!!
 Тут же появились высокие кувшины, потопшие мхом, и пир возобновился. Потасовок и ругани больше не возникало. Впрочем, вскоре все напились до бесчувствия и попадали на пол. Заботливые слуги растаскивали сановников по домам, словно мешки с драгоценностями.
 Хемиша не смел пить. Он только подносил кубок к губам. После пира посланник тут же кинулся обходить всех жен вельмож. Он одаривал их украшениями, восхищался их красотой. Женщины особенно приходили в восторг, когда Хемиша подносил им крохотные кувшинчики с ароматной жидкостью для тела, привезенные откуда-то из далекой Финикии. Аромат был до того нежный и завораживающий, что толстые жены вельмож чуть не падали от счастья. А Хемиша, тем временем, осторожно нашептывал им на ушко, как надо поговорить с глупыми мужьями. Жен сановников абсолютно не интересовала политика, но они обожали разные безделушки. За брошь искусной работы, за пару чудесных браслетов или за кувшинчик ароматной жидкости, они согласны были уговорить самого Ярри.
 Хемиша посетил дома старейшин. Подарил старикам меховые шапки и теплые одежды. Переговорил с каждым, выказывая им свое уважение и почтение. Не забыл он и о пьяных сановниках. Все они проснулись после шумной оргии с больной головой и опухшими лицами, а слуги им поднесли редкое ароматное вино в золотом кубке. Откуда такая прелесть? Подарок хеттского посланника. И еще великолепный кинжал ахеявской работы. Слуги все преподнесли умело, с улыбкой, так, как и их посланник не забыл одарить.
 Хемиша ходил по городу со слугами от дома к дому и замечал кругом запустение и нищету. Он знал, что племена Хайясы в упадке, но не думал что в таком глубоком. Это уже была не та грозная сила, что лет двадцать назад, когда они дерзко нападали на его города. Многие дома стояли пустые, когда-то цветущие садики засохли. В былые времена здесь находился красивый шумный город. Теперь же вид грязных улочек с разваливающимися стенами домов, наводил уныние.
 Закончив свои дела поздно ночью, Хемиша еще долго молился Богам, прежде чем растянулся на ложе и забылся глубоким сном.
 На следующее утро к посланнику в покои вошел мешедь и сообщил, что его ожидает величайший правитель Хитаса. Хемиша постарался скрыть волнение, придал своему лицу выражение холодной любезности и направился вслед за мешедем в халентуву.
 Его привели в тот же зал, наполненный не выветриваемой вонью. За тем же грязным столом, в том же порядке сидели вельможи. По довольному лицу Одноухого Кабана с подбитым глазом, Хемиша понял, что дело улажено. Правитель торжественно объявил о согласии вступить в брак с сестрой великого лабарны Хатти, солнцеликого Суппилулиумы, а свою сестру, соответственно, выдать замуж за вышеупомянутого правителя. На этот раз никто не возражал.
 Весь день прошел в шумном пиршестве и закончился умопомрачительной попойкой. На этот раз и Хитаса и Хемиша не смогли подняться со своих мест. Еще через три дня, Хемиша, опухший и пожелтевший от пьянства, двинулся в обратный путь. Он вел с собой караван ответных даров для Суппилулиумы от правителя Хайясы. Ослики везли тюки со шкурами диких животных хорошей выделки, награбленное золото, чудесные ковры и тонкие ткани, так же, отнятые у торговцев.
 До перевала их сопровождал Одноухий Кабан со своими людьми. Толстяк ехал хмурый, обиженно выкатив мясистую нижнюю губу. За всю дорогу не промолвил ни слова. Но Хемиша старался не замечать его настроения; у самого голову ломило от трехдневного пьянства. Когда же дорога побежала вниз, Одноухий Кабан остановил своего коня.
 - Дальше иди без боязни. Это ваша земля, - сказал он.
 - Спасибо, друг, - поблагодарил его посланник. – Пусть Боги удачи всегда будут за твоими плечами.
 Толстяк не спешил поворачивать коня. Он хотел еще что-то сказать, но все не решался. Наконец несмело заговорил:
 - Послушай, Хемиша, я честно выполнил уговор. Сделал все, как надо. Ты доволен?
 - Да, - сухо ответил Хемиша.
 Одноухий Кабан замялся, но все же продолжил: - Теперь наши народы будут жить в мире. Я не буду нападать на ваши земли и грабить караваны хеттских торговцев, наоборот буду охранять их.
 - Я очень рад, - без особого восторга произнес Хемиша, понимая, что Одноухий Кабан своей просторной речью о дружбе хочет выклянчить у него меч.
 А толстяк, бледнея и краснея, продолжал:
- Ваши караваны большие. Охрана для них нужна крепкая и сильная. У меня должно быть добротное оружие. Так подари мне свой меч. Подари! Видишь, я даже забыл нашу старую вражду, и то, что ты мне ухо отрубил.
 Хемиша медленно отцепил с пояса меч, любовно погладил ножны с тонкой чеканкой и, испустив тяжелый вздох, произнес:
 - Запомни: есть только два таких меча. Их выковали умелые оружейники в наших горах. Один меч носит великий лабарна Суппилулиума. Он ни разу не уронил своей чести и не осквернил драгоценный клинок кровью невинного. Второй меч носил я. Могу сказать и о себе: это острие соприкасалось только с оружием или латами противников. Посмотри, его клинок блестит, словно зеркало. Когда ты вынимаешь меч из ножен, сам Небесный Бог Солнца отражается в нем. Он выкован из драгоценного благородного железа. Если его осквернить кровью невинного или беззащитного, то лезвие покроется бурой ржавчиной и сломается. А того, кто осквернил оружие, Небесный Бог Солнца покарает очень жестоко. Ты понял мои слова, воин?
 - Клянусь хлебом, который я ем, клянусь горами, в которых мое сердце, что буду обнажать его только при виде равного мне врага, - торжественно ответил Одноухий Кабан. При этом глаза у него выражали искренность.
 Хемиша протянул ему драгоценное оружие. Одноухий Кабан, дрожащими от волнения руками, принял меч, еще не совсем веря, что он теперь принадлежит ему, осторожно вытянул лезвие из ножен. Увидев в клинке свое отражение, воин расплылся в детской улыбке. Пухлое лицо Одноухого Кабана и, даже его лысая макушка сияли от радости. Он, в порыве чувств, обнял Хемишу со словами:
 - Ты мой брат. Будет трудно – приходи ко мне; негде будет жить – я уступлю свой дом; нечего будет есть – я отдам свой последний кусок хлеба.
 - Спасибо. Буду помнить твои слова. А теперь, прощай.
Хранят тебя Боги.
 Караван спускался все ниже и ниже по извилистой дороге, а на перевале оставался стоять Одноухий Кабан и провожал путников взглядом, пока цепочка груженых осликов не скрылась из глаз. Конь Хемиши почуял запах родного ущелья и пошел веселей.



8


 Дальнейшие события развивались быстро, как и планировал Суппилулиума. Сестра лабарны, в полной тайне, сопровождаемая самыми надежными мешедями и несколькими верными вельможами, покинула Хаттусу и отправилась в Верхнюю страну. Отважный Олень пришел в восторг от невесты, восхищался ее пышными формами и высоким ростом. Прошел шумный пир. Позднее тайно появился и сам Суппилулиума. Сестру лабарны перед Богами объявили женой Хитасы, а сам Суппилулиума сочетался браком с молодой горянкой, сестрой Хитасы. Тут же скрепили печатями договор о вечном мире.
 А мнимый лабарна все так же умирал в Хаттусе. Его сыновья: Арнуванда и Мурсили все так же прикидывались дурачками и плакались у послов, жалуясь, как им придется туго. Послы их утешали и уже делили Хатти. Но в то же время чужеземные посланники недоумевали: почему Суппилулиума так долго не может перейти к Богам?

 
 Благородный почтенный Синайя, задыхаясь взобрался на самую высокую башню Малатьи и, прищурив свои карие потускневшие глаза, глядел печально вдаль на уходящие ряды митаннийских копьеносцев. Воины шли быстро, налегке. За ними следом тянулся обоз с оружием. Синайя погладил седую бороду сморщенной крепкой ладонью, и вознес свои мысли к Богам. Помолившись, он решил еще немного постоять на башне. Почему-то заныло тревожно сердце. О чем-то недобром предупреждали его Боги.
 Сзади подошел страший над мешедями, такой же древний, но все же еще сильный старик. Он ступал по камням мягкими кожаными сапогами, с задранными к верху носами. Откашлявшись, произнес:
 - Благородный Синайя, прошу тебя спуститься вниз. Здесь сильный ветер.
 - Погоди, - отмахнулся Синайя. – Ветер – сын степей, мой лучший друг. Разве он может мне причинить зло?
 -Ты подорвешь здоровье, мой повелитель. Подумай, годы уже не те, чтобы в такую холодную погоду разговаривать с ветром.
- Что мне здоровье? Я стар и чувствую, как смерть спешит ко мне на черной колеснице, взмахивая черными крыльями, чтобы закрыть мои глаза.
 - Не кличь ее, - испугался Халлала и схватился рукой за амулет, висевший на шее.
 Наступило молчание. Синайя все так же вглядывался в даль, где скрылись последние повозки митаннийцев. Порывы ветра трепали его белую бороду, пытались сорвать, расшитую золотыми треугольниками длинную андули. Островерхая тиара из голубой шерсти вот-вот полетит вниз.
 - Тушратта оставил нас без защиты, - горестно вздохнул старик. – Три сотни копьеносцев покинули Малатью.
 - Не беспокойся, властитель. Нашей державе ничего не угрожает. Тушратта собирает войска, для того, чтобы окончательно покорить возгордившуюся Хаттусу. Суппилулиума скоро покинет этот мир. После покорения Хатти, мы будем в полной безопасности.
 - Ты так уверенно говоришь. А мне почему-то тревожно. Вспомни, что мы совершили клятвопреступление. Мы клялись над священным огнем вместе с лабарной Тудхалией, отцом Суппилулиумы в вечной дружбе и мире. Сами же, после нападали на хеттские земли, и перешли на сторону Митанни. Топор греха тяготеет над нашими головами.
 - Но, мой властитель, - возразил Халлала, - мы поступили мудро, отдавшись в руки сильнейшего. Нельзя же было допустить, чтобы Тушратта огнем и мечом прошелся по Исуве. У нас много оловянных и медных рудников, у нас много самые умелые оружейники, наши торговцы самые уважаемые во всех землях, но при всем этом воины Исувы никогда не славились отвагой и громкими победами. Мы не смогли бы отстоять свою свободу.
 - Твои слова справедливы. Но грех этим не снять. Придет час, быть может уже скоро, и надо будет расплатиться сполна.
 - Не говори так, мой повелитель. Отгони невеселые мысли.
 - Какое послание пришло вчера митаннийскому полководцу, что он так спешно покинул нас?
 - Вести темные. В послании сообщалось, что Ассирия вышла из повиновения Вашшукканни. Тушратта велел хурритам пройтись войной по всему междуречью, превратив страну Ашшура в пустыню, наполненную трупами и развалинами. Но под Ниневеей, ужасно сказать, хурриты были наголову разгромлены и обращены в
позорное бегство. Таких поражений хурритские племена еще не знали.
 - Даже после этого, Тушратта, все-таки, решил идти сперва на Хатти?
 - Да. Такова его воля. Хотя мне не понять его тактики. Чуть не забыл тебе сказать, повелитель. На наших дорогах вновь появились разбойники-хайясы. Надо бы вооружить землепашцев, а из ремесленников составить дозоры охранять дороги.
 - Опять они пришли грабить, - разгневался правитель.
 - Но ведут себя странно: не нападают на селения, а лишь перекрывают все пути.
 - Это меня настораживает. – Брови Синайи сдвинулись.
 Он заметил всадника, мчавшегося по направлению к городу. Сердце болезненно сжалось. Предчувствие, что недобрая весть летит по следам всадника черной птицей, возникло в душе. Гонец проскакал сквозь ворота. Копыта его задыхающейся лошади гулко застучали по узким улицам. Измученное животное споткнулось и повалилось на землю. Всадник кувырком полетел через голову. Лошадь дергала ногами, пытаясь подняться, но смерть уже душила ее.
 Синая видел, как к всаднику подбежали мешеди и наклонились над распростертым телом. Он чувствовал, как черная птица перепорхнула с гонца на плечо мешедю. Мешедь с черной вестью поспешил к правителю. Сердце у Синайи все больнее и больнее сжималось; все внутри похолодело. Вот ноги мешедя в кожаных сапогах зашуршали по лестнице. Синайя захотел убежать, заткнуть уши и ничего не слышать. Но разве этим спасешься? Мешедь поклонился и, не спрашивая разрешения, выпалил:
 - Тегерама сдалась без боя.
 Синайя почувствовал, как тело немеет и становится невесомым. Он увидел, как лицо Халлалы перекосилось от гнева и ужаса. Седые кустистые брови сошлись к переносице. Срывающимся голосом старший над мешедями спросил:
 - Кому?
 - Гонец не успел сказать. Умер, - виновато ответил слуга.
 - Правитель, не верь. – Халлала обратил на Синайю испуганный взгляд. – Там же высокие стены и много воинов. Откуда может взяться такое большое войско, которое заставило бы сдаться без боя Тегераму?
- Это правда. Тегерама пала, - четко произнес Синайя. Его лицо напоминало гипсовую маску. Он показал глазами вдаль. – Смотри, черная весть ненамного опередила возмездие за клятвопреступление.
- Что это? – Халлала внимательно вгляделся туда, куда был обращен взор правителя. – Черная туча надвигается. Будет гроза.
 - Но пусть она не разразится над Малатьей. – начал бредить правитель. – Прикажи выйти навстречу грозе старейшинам с зелеными веточками самшита и дарами. Тогда гроза стороной обойдет эти стены.
 Синайя подошел к краю башни. Его взгляд упал вниз на острые камни. Ему захотелось прыгнуть и разбиться. Он бы так и сделал. Но его голова закружилась, все поплыло перед глазами, и правитель без сознания упал на руки мешедям.


 Армия Суппилулиумы неожиданно свалилась с гор и победным маршем прошла по Исуве. При виде огромного, хорошо вооруженного войска, наместники сдавали города без боя. Навстречу Суппилулиума выходили старейшины с дарами и молили не грабить города. Суппилулиума не задерживался под стенами. Исува – не главная цель его похода. Он лишь принимал клятву верности от старейшин и телепуриев, пополнял свои запасы продовольствием, а воинские ряды местными ратниками и двигался дальше.
 Наконец, перед его взором показался сверкающий Ефрат. Армия дошла до Малатьи – столицы Исувы. За городом находилась переправа через могучую реку и прямая дорога на Вашшукканни.
 Суппилулиума остановил войско и приказал разбить лагерь недалеко от стен города. С несколькими мешедями лабарна осмотрел местность возле дороги и вскоре обнаружил большое каменное изваяние Бога Таккеха – хранителя покоя Хатти. Гранитное изваяние валялось свергнутое с пьедестала, наполовину ушло в землю и заросло травой. Лабарна приказал позвать людей и водрузить статую на место. Вскоре все было сделано. Огромное чудовище с телом льва и крыльями орла грозно взирало на жалких людей. Помимо львиной морды, растущей прямо из груди, на мощной шее возвышалась человеческая голова, увенчанная высокой тиарой.
 Божество Таккеха когда-то здесь поставил лабарна Мурсили, возвращаясь после вавилонского похода. Оно бдительно охраняло переправу через Ефрат. Митанийцы боялись чудовища, и когда они захватили Исуву, то повергли колосс на землю, сотворив над ним проклятие. Но теперь Таккеха вновь поднял свою гордую голову над степью.
 Суппилулиума зарезал перед божеством черного барана и совершил возлияние вином. Затем он приказал вырыть перед пьедесталом глубокую яму и разжечь в ней костер.
 Лабарна наблюдал, как яму наполняют поленьями. Его окликнул Цула, сказал, что послы из Малатьи идут в лагерь. Старейшины и богатые горожане не шли, а ползли на коленях, неся в руках веточки самшита и дары. Ворота Малатьи стояли распахнутые настежь. Почти все жители высыпали из крепости и упали ниц, ожидая страшной участи или избавления.
 Суппилулиума быстрым шагом направился к посланникам и приказал им подняться. Они сложили дары у ног повелителя и смиренно ждали своей участи, опустив головы. Один из древних старцев произнес слабым голосом:
 - Мы рады тебя видеть, Великое Солнце наше, непобедимый лабарна Суппилулиума. Пощади наш город. Твои воины сильные. Жажда мести сверкает на остриях их пик. Но в городе не осталось ни одного митаннийца. Они ушли сегодня на рассвете в Вашшукканни.
 - Я знаю, - невозмутимо ответил лабарна. – Их телами сейчас ужинают шакалы.
 Услышав эту страшную весть, посланники, в один голос, взмолились о пощаде.
 - Я не трону ни единого жителя, - согласился Суппилулиума. – Но вы должны дать мне клятву в верности, признать меня своим правителем, а, так же, выдать предателей: Синайю и Халлалу.
 Посланники согласились. Им раздали по кусочку жертвенного воска. Каждый слепил человечка, произнес страшную клятву перед ликом грозного Таккеха и бросил человечка в яму, где уже занималось пламя.
 Послы вернулись в город с радостной вестью. Народ ликовал, узнав, что избежали резни и грабежа. Вскоре из Малатьи к лагерю поспешили торговцы, музыканты, блудницы. Город вместе с воинским станом наполнился музыкой и весельем. Один Суппилулиума не пригубил вина и не принимал участия в веселье. Он остался стоять возле пылающей ямы. Наступила глубокая ночь.
 Вскоре музыка постепенно смолкла. Лабарна ушел отдохнуть, а утром вновь стоял возле изваяния Таккеха. Он кратко помолился, пожертвовал божеству хлеба и вина, и приказал подбросить дров в яму, откуда исходил нестерпимый зной. Бой галгатури заставил войско подняться. Шатры свернули, и армия двинулась к переправе. А Суппилулиума все ждал.
 Наконец, он увидел, как из ворот Малатьи, не спеша, вышел высокий старец в желтой одежде правителя Исувы в сопровождении двух мешедей. Синайя предстал перед Суппилулиумой. Он посмотрел отсутствующим взглядом в очи лабарне, затем с опаской покосился на статую Таккеха. Правители долго молчали, стоя друг против друга. Суппилулиума жег его огненным взглядом, а Синайя глядел в пылающую яму.
 Подскакал Хемиша с двумя горцами. Они тащили за собой связанного Халлалу.
 - Хотел удрать из города, - объяснил Хемиша.
- Развяжите его, - приказал Суппилулиума.
 Горцы развязали веревки и кинули пленника к ногам Синайи. Халлала затрясся и застонал.
 - Правитель Исувы Синайя и ты, его правая рука, Халлала, - произнес Суппилулиума жестким голосом. – Вы давали страшную клятву моему отцу, лабарне Тудхалии в верности. Нарушив ее, вы, тем самым, обрекли себя на гнев Богов. – Суппилулиума показал на серебряную табличку. – Вот договор, скрепленный печатью моего отца и твоей, Синайя. Ты узнал?
 - Да, узнал, - ответил правитель Исувы безразличным тоном, протягивая Суппилулиума вторую, точно такую же табличку.
 Лабарна сравнил обе, затем бросил их в огненную яму со словами:
 - Таккеха вновь пришел в эти степи. Он принес гнев Богов и ждет ваши души, дабы препроводить их на страшный суд. Здесь в яме горит ваш уктури. Через его пламя вы отправитесь к Богам, они решат дальнейшую судьбу ваших преступных душ. Вот нож Таккеха. – Лабарна протянул Синайе медный кинжал с рукоятью в виде лежащего льва. – Я ухожу, оставляя вас наедине с совестью и с гневом Богов.
 Лабарна повернулся и пошел к своей колеснице. Возничий тронул коней, и повозка умчалась.
 - Мы спасены! – радостно воскликнул Халлала, утирая грязной ладонью слезы.
 - Молчи, несчастный! – прикрикнул на него Синайя и метнул гневный взгляд. – Неужели ты до того поглупел, что не понимаешь: нам, предавшим клятву, не спастись на земле. Куда ты убежишь от Богов? Подумай лучше о спасении своей души.
 Халлала с ужасом наблюдал, как Синайя медленной стариковской походкой направился к краю пылающей бездны. Он расправил плечи, готовясь достойно встретить смерть. Жар исходил из ямы настолько сильный, что края его длинной одежды начали тлеть. Но правитель Исувы не обратил на это внимание. Он приставил острие ножа Таккеха к груди, смело взглянул в лицо каменному чудовищу и пронзил себе сердце. Безжизненное тело рухнуло в яму. Сноп искр вырвался наружу. Пламя взметнулось вверх, радуясь добычи.
 Халлала вспотел от ужаса. Вдруг он почувствовал прикосновение металла к руке. Обернувшись. Он увидел, что один из мешедей, сопровождавший Синайю, протягивает ему нож.
 -Ты что! – завопил он, холодея от страха. – Я! Нет!
 Халлала отбросил нож в сторону и попытался бежать. Но сильные мешеди схватили его и безжалостно швырнули извивающееся тело в яму. Предсмертный крик потонул в шуме пламени. Мешеди приклонили колени перед изваянием, произнесли молитву и побрели обратно в город.


 Тушратти сдавил голову руками и постарался не застонать от невыносимой боли. Вчерашний буйный пир давал о себе знать. Митаннийцы шумно отпраздновали четвертую годовщину победы над Суппилулиумой. Большие праздничные костры пылали, как раз в том месте, где были повержены хетты. Пиршественные столы ломились от яств и вина. Властитель щедро угощал свое доблестное войско. Много серебра и золота пришлось выложить торговцам за угощения. Но это - капле в море, по сравнению с тем, сколько они захватят в Хатти.
 А ночью снова приснился этот страшный кошмар: Тушратта старался бежать, но ноги его не слушались, а сзади он чувствовал дыхание разгоряченных коней. Кони мчали колесницу Суппилулиумы. Лабарна занес над Тушраттой топор и вот-вот расколет его голову. И никак не убежать, никуда не спрятаться. Правитель Митанни постарался отогнать ночные воспоминания. Голова трещала, словно переспелый арбуз.
 Подбежал невольник с полотенцем и тазиком холодной воды для умывания. Тушратта пнул его ногой и прорычал:
 - Вина неси слабого, дурак!
 Раб быстро уполз. Тушратта, превозмогая боль, прошелся по своему походному шатру. Он приказал мешедям собрать полководцев. Наконец, раб принес слабого вина. Правитель, морщась, отпил противной кислятины. Чуть не стошнило. Боль постепенно уступала место слабости. Дышать становилось легче. Вскоре в шатре появились опухшие полководцы и вельможи. Глядя на их заплывшие лица, мятую одежду и нечищеные доспехи, Тушратта подумал, что надо бы побыстрее перевалить через Бычьи горы в Хатти, иначе армия совсем распустится без дела. Чуть ли не треть войска составляли всякого рода наемники, преступники, бродяги и невольники. Хоть армия огромная, а присмотреться – сплошной сброд. Тысячники стали полукругом против правителя и приготовились слушать.
 - Повеселились на славу, - сказал правитель, теперь пора приступать к делу. Поднять лагерь. Вперед на Хатти!
 Военачальники тяжело разбежались. Лениво загрохотали галгатури, строя войска. У Тушратты возникло впечатление, что колотят по его голове. Скорее на воздух. Подали колесницу. Правитель взглянул на нее и опять с содроганием вспомнил ночной кошмар. Перед ним возникло круглое лицо Иссихассы.
 - Что слышно из Хатти? – спросил правитель, усаживаясь в повозку.
 - Суппилулиума все умирает, - ответил тот.
 - Долго же он не может покинуть эту землю, - усмехнулся Тушратта. Затем ткнул пальцем в грудь Иссихассы. – Ты поведешь суту. Первый спустишься по ту сторону гор.
 - Повелитель, это трудная задача для меня. Одной суте не справиться.
 - Почему же? – недовольно спросил Тушратта, начиная сердиться
 - Ночью, когда мы пировали, хеттские отряды выбили нашу охрану с перевалов и сами заняли оборону.
 - Каким образом? Откуда они здесь? – не понимал Тушратта. – послать вперед ассирийских собак. Пусть они очистят перевалы.
 К полудню войска начали подходить к подножью гор.
- Где эти аккадские шакалы? – бешено кричал Тушратта. – пропустить их вперед!
 - Великий! – к нему подбежал один из военачальников. – Ассирийцы предали тебя и ночью тайком покинули лагерь. Вели послать погоню. Надо их вернуть, а военачальников публично казнить.
 - Как они посмели? Кто их отпустил? – глаза Тушратты засверкали гневом. – Ассирийцев больше трех тысяч. Надо их всех перерезать. Поворачивай назад.
 - Может в погоню послать легкие колесницы? – предложил военачальник.
 - Да! Колесницы! И поскорее! – заорал правитель, и тут же опять ему вспомнилась колесница Суппилулиумы из ужасного сна. Он содрогнулся и постарался не думать об этом. Тушратта подозвал старшего писца. – Срочно отослать приказ хурритским наместникам: пусть уничтожат ассирийцев по дороге.
 - Наш всемогущий повелитель, это невозможно, - возразил один из вельмож. – Хурриты больше не желают тебе служить. Они решили, что ты их предал, послав на копья аккадцев.
 - Кто ж виноват, что эти свиньи разучились воевать.
 - Они еще больше разозлились, прознав, что ты без них идешь грабить Хатти. Наших наместников выгнали из городов. Кого побили камнями, кому вспороли брюхо.
 - Ну, я им покажу! – совсем разошелся Тушратта. – После Хатти полетят головы в Хурри и в Ассирии.
 К закату их нагнал посланец из Та-Кемет.
 - Сюда его! – приказал Тушратта. – Где обещанная поддержка от Эйи?
 Посланник поклонился, но начал с другого.
 - Фараон Эхн-Атон стал Богом, - скорбно произнес посланник. Все присутствующие тревожно переглянулись. Вестовой продолжал. – Эйе нужна твоя армия, дабы утвердиться с помощью ее копей на престоле.
 - Он с ума сошел! – взорвался Тушратта, побагровев от злости. – Я должен идти в Египет через пустыню, когда у меня за спиной взбунтовался Ашшурбалит.
- Но, всемогущий, тогда у нас не будет поддержки со стороны Та-Кемет, - несмело возразили сановники. – Ассирия не посмеет напасть. От хеттов никакой угрозы. Поможем Эйе, затем вернемся с еще большими силами и разгромим врагов.
- Хорошо! – согласился Тушратта. – Остановить войска. Пусть ассирийцы уходят. Не до них сейчас. Завтра утром идем к Кадешу.
Ночью Тушратте опять не давали спать кошмары. Опять он убегал от колесницы Суппилулиумы, и опять не мог нигде спрятаться.
 Наконец утро. Тушратта вскочил в холодном поту. Еще солнце не разогнало туман, а он уже приказал двигаться вперед.
 - Великий!
 - Что там еще? – недовольно крикнул Тушратта на военачальника.
 - Войска Алепо и Алалаха, узнав, что ты направляешься в Кадешь, а не в Тувануву, покинули лагерь. Вожди не желают сражаться на берегах Хапи.
 - Предатели! Предатели! Кругом одни предатели! – Тушратта задыхался от гнева. Он не знал, что ему делать. Куда идти? Всех уничтожу! Всем достанится!
 Повелитель шагал по шатру. Войска ждали, а правитель все не выходил.
 - Повелитель! – раздался крик. Двое мешедей приволокли в шатер человека в рванной пыльной одежде. Он тяжело дышал. Его рука судорожно сжимала жезл вестового.
 - Откуда?- крикнул Тушратта. И что-то недоброе изнутри схватило жесткой рукой за сердце.
 Вестовой подполз на животе ближе к правителю, постарался унять дыхание и ответил:
 - Из Вашшукканни.
 Среди вельмож пронесся сдержанный ропот. У Тушратты холод спустился с головы до самых пяток.
 - Говори, не медли! – прошипел он и не узнал свой голос.
 - Столица занята врагами и разграблена, - произнес вестовой.
 - Кем? – Тушратту начало лихорадить. Он сильно стиснул зубы, чтобы они не стучали.
 - Войсками Суппилулиумы. Его колесницы мчатся по моим следам и скоро будут здесь.
 - Что ты несешь! – заорал правитель и в ярости пнул вестового ногой в лицо. Он оглядел испуганные лица вельмож, как бы ища поддержки. – Это неправда. Он сумасшедший. Суппилулиума в Хаттусе, корчится в предсмертных судорогах. Как он мог оказаться здесь?
 Но, заметив страх в глазах своих сановников, правитель взмок от нервного пота. Опять вспомнился ночной кошмар. Колесница с огромными конями и топор Суппилулиумы над головой.
- Надо спасаться! – перед его лицом возникла жирная рожа Иссихассы.
 - Куда? – У Тушратты появилось страстное желание задушить его.
 - Надо бежать, правитель. Суппилулиума не пощадит никого. Если пал такой город, как Вашшукканни, то нашей армии не устоять.
 - Моя армия непобедимая! – заорал Тушратта. – Ты же говорил, что Суппилулиума уже почти мертв! – Он не выдержал и обхватил цепкими пальцами толстую шею Иссихассы. Тот начал хрипеть. По его лицу разлилась синева.
 - Правитель, надо что-то делать, - услышал он военачальников.
 Тушратта выпустил Иссихассу. Тот упал на землю, заливаясь хриплым кашлем.
 - Встретим врагов и разобьем их! – ответил он.
 Вдруг он почувствовал, как страх закрался в его душу и не хочет отпускать. А что, если его разобьют. Что тогда? Позорный плен. Мучительная смерть. Ему показалось, что Суппилулиума видит его и целится топором прямо в голову. Его колесница резво мчится, не встречая преград; мчится прямо на него – на Тушратту. Он вскочил с места и выбежал из шатра. Перед ним предстала великое множество воинов.
 - О Боги, - засмеялся он над своей слабостью. – Чего я трясусь, словно затравленный волк? У меня сильная армия. Но Вашшукканни, - вспомнил он. Надо спешить. Вперед на хеттов!
 Солнце светило как-то странно, или это ему показалось. Горы как-то не так отражали его лучи.
 - Бодрее шагайте! – кричал Тушратта. – Разве это воины. Вас всех перережут. - Его плеть засвистела в воздухе, раздавая удары направо и налево.
 Вдруг все войско разом встало и затаило дыхание. Тушратта взглянул вверх. Глаза его чуть не вылезли из орбит. Язык прилип к небу, не в силах пошевелиться. Что он увидел – было, всего лишь ведение, не редкое в горах Киццуватны. Но кто мог за это поручиться. Мираж? А не сами ли хеттские Боги пришли отомстить за поруганную землю и оскверненные храмы. С неба спускались огромные копьеносцы. Они шагали по горам, и горные пики едва достигали их колен. Острые копья подпирали небосклон. Казалось, одно неосторожное движение, и они проткнут тоненькую нежную пелену. Их суровые бородатые лица грозно взирали на ничтожных митаннийцев огненными очами. Копьеносцев двигались нескончаемыми шеренгами. Их было так много, что они заняли четверть неба. А сзади огонь. Боги! Да это на небе горит Вашшукканни!
 Тушратта чуть не терял сознание. Его била нервная дрожь. Пот ручьями стекал по телу. Сердце вот-вот готово было разорваться на части от страха. Вельможи с криками разбежались прочь, пытаясь спрятаться за холмы. В войске поднялась паника. Обезумевшие воины стреляли из луков по призракам, бросали оружие и разбегались.
 Правитель ничего не слышал и ничего не понимал. Только огромные копьеносцы приковали его взгляд. Вдруг по горам промчалась огромная колесница. Это он! На ней стоял призрак самого Суппилулиумы с калмусом лабарны в руке.
 Тушратта судорожно сглотнул воздух, пытаясь закричать, но голос пропал. А Суппилулиума правил коней прямо на него. Правитель вышел из оцепенения, развернул свою раззолоченную повозку, запряженную белыми конями, дико заорал и помчался прочь, опрокидывая по пути обезумевших воинов. Хлыст его безжалостно стегал коней, сдирая белую шерсть вместе с кожей. Затылок свело судорогой. Мозги отказывались соображать.
 Тушратта стал приходить в себя, когда уже ночь начинала накрывать непроницаемым покрывалом засыпающую землю. Один из коней пал. Другой встал, как вкопанный, и захрипел, готовый свалиться замертво. Тушратта спрыгнул на землю, схватил под уздцы коня и попытался заставить его идти вперед. Конь тяжело раскачивался, сделал два шага и рухну.
 Тушратта огляделся кругом. На сколько хватает глаз, простиралась унылая степь с чахлой выжженной травой. На горизонте бесконечная равнина сливалась с прозрачным звездным небом, - и вокруг никого, никаких признаков жизни. Великий правитель остался один: без слуг, без армии, без страны. Силы и разум его покинули. Он покатился по земле, в отчаянии разрывая на себе одежду, и громко зарыдал.
 Наутро его нашли Ибисаха и Иссихасса. Полуживой, с расцарапанным лицом, в лохмотьях, он лежал без сознания на голой земле, но дышал. Армия Митанни сильно поредела. Многие воины, набранные насильно, разбежались. Остатки, некогда могущественного войска, последовали в Керкемиш за своим опозоренным правителем, где нашли убежище от хеттских колесниц.


 Армия хеттов неожиданно появилась под стенами Вашшукканни. Всадники Хемиши и Хитасы ворвались в город. Стражники не успели закрыть ворота, побросали оружие и разбежались. За всадниками ворвались колесницы. Сначала никто из горожан ничего не понял. После город объяла паника. Вашшукканни захватили хетты без сопротивления. Захватили те, кому плевали в лицо на базарных площадях, унижали, ругали самыми грязными словами. Они пришли карать за нанесенные обиды.
 У Суппилулиумы не входило в планы уничтожение столицы Митанни. Вашшукканни был слишком красивый и богатый город. Он пожалел предать его безжалостному огню. Но остатки охраны засели в халентуве правителя и попытались защитить сокровища Тушратты. Лабарна послал Фазаруку предложить охранникам сдаться. В посланца предательски пустили стрелу. Она угодила жезлоносцу в плечо, но удачно: не пробила наплечник из толстой кожи. Этот выстрел переполнил чашу гнева. Лабарна приказал разграбить и сжечь город, как когда-то сожгли Хаттусв. Впрочем, Вашшукканни не так сильно пострадала. Тысячи рабов, на протяжении сотен лет возводили здесь крепкие каменные дома. Огонь причинил строениям лишь незначительный ущерб. Но халентуву разрушили почти до основания, а всех защитников перебили. Суппилулиума забрал сокровища Тушратты и отправил их в Хаттусу. Столько золота и серебра он еще ни разу не видел. Не хватило повозок. Пришлось отбирать у торговцев. Но хетты не знали о более богатых кладовых. Тайные комнаты располагались в подземельях халентувы. Там хранилось золото, награбленное в течение многих лет правителями Митанни. Среди груд золоти, серебра, драгоценных камней находились золотые ворота Ашшура, которые мечтал заполучить Ашшурбалит. Но рухнувшие своды завалили вход в подземную сокровищницу.
 Расправившись с Вашшукканни, лабарна направил свои войска на встречу с армией Митанни. По дороге он узнал о странных обстоятельствах, при которых войско Тушратты разбежалось, а сам правитель обезумел. Идти и брать штурмом Керкемиш, где скрывались остатки армии противника, лабарна не решился. Слишком много сил противостояло. Керкемиш - крепкий город с высокими стенами. Войско Астата и войско Митанни, укрывшееся за стенами города могло выдержать любую осаду. Поэтому, Суппилулиума не стал вторгаться в Астат, а решил отрезать эту местность от южных дорог. Хетты вновь перешли Ефрат и направились к Хальпе – еще одному могущественному союзнику Митанни.


 Тушратта ходил нервными шагами из угла в угол по маленькой комнатке, заложив руки за спину. После своего позорного бегства он осознал всю безнадежность своего положения. Ведь была возможность отстоять страну – сойтись с армией Суппилулиумы в честном бою. Ведь войско Митанни было огромное. Какой позор!
 Тушратта остановился и поглядел бессмысленно в узкое окошко с решетчатыми ставнями. Полуденное горячее солнце радостно светило на безоблачном небе. Кругом все цвело и зеленело. Пели птицы. А он в этой тесной комнатке, на грани отчаяния и безумия. Тушратте вдруг показалось, что он уже никогда не выберется из Керкемиша; что за стенами города его караулит смерть. Она ходит вокруг и поджидает его. Злость на самого себя и на весь мир закипела в душе властителя. Он ногой опрокинул столик. Ваза с фруктами полетела на пол, а Тушратта принялся топтать ни в чем не повинные плоды.
 Вошел мешед и пригласил его к правителю Керкемиша. Тушратта ринулся из комнаты. Мешедь попытался поправить на нем андули, но Тушратта грубо оттолкнул его.
 В то время правитель Керкемиша был не очень богат. Халентува его выглядела далеко не роскошно: никакой тонкой лепнины на потолках, стены без росписи, лампадки простые медные или керамические, слуги в простых андули из выбеленного грубого льна.
 Тушратта нашел правителя в небольшом тронном зале. Он восседал на невысоком каменном троне без всякой отделки. Вокруг толпились немногочисленные вельможи. Тут же находились некоторые митаннийские сановники, бежавшие вместе с Тушраттой.
 Тушратта стремительно ворвался в зал, задев плечом стражника, и уверенно прошел прямо к трону. Он остановился и недовольно огляделся, в ожидании, что ему поднесут стул. Тушратта все еще чувствовал себя могучим правителем. Властитель Керкемиша Ахата решил не ущемлять самолюбие гостя. Он подал знак слугам, и те подставили под зад правителю Митанни стул с мягкой подушечкой и высокой резной спинкой. Тушратта грузно опустился на него. Его левая рука, привыкшая держать жезл власти, теперь, лишившись его, беспокойно ощупывала пояс. Наконец, поверженный правитель смог уложить руки на колени, царственно взметнул вверх брови и заговорил первым:
 - Вот уже месяц, как я укрываюсь в стенах твоего города. Сейчас Суппилулиума ушел далеко на юг. Я намерен вновь отбить Вашшукканни. Когда он задумает возвращаться обратно в Хатти, то напорется на пики моих доблестных воинов. Ты дашь мне продовольствие и своих солдат, - почти приказным тоном закончил Тушратта. Он все еще считал Керкемиш своим подвластным городом.
 Ахата его внимательно выслушал. Повелитель Керкемиша был моложе Тушратты, но сдержаннее, не отличался высоким ростом и мощным телосложением, да и правил посредственно. В его душе теснилось много пороков: прежде всего – жадность и зависть. Он любил лесть и ненавидел, когда ему перечат. Узнав о том, что его недавний господин, правитель Митанни пал очень низко, Ахата откровенно обрадовался и, даже, не пытался скрыть ликования. В его голове зрел план: теперь он будет господствовать в Нахарине.
 - С какими же силами ты собираешься вступить в Вашшукканни, а после разгромить Суппилулиуму? – удивился Ахата, не обращая внимание на повелительный тон собеседника. – Керкемиш и весь Астат едва наберет восемь тысяч воинов. Я смогу дать тебе из них не больше четырех. Половина твоей армии разбежалась. И с таким числом воинов ты надеешься устоять против хеттских колесниц?
- Прибавь еще три тысячи. Артатама с сыном Шутарной стоят на границе с Ассирией.
 - Забудь о них, - охладил его пыл Ахата. – Артатама предал тебя. После разгрома Вашшукканни Артатама вернулся в столицу, опустошил подземные кладовые и направился на поклон Ашшурбалиту.
 Услышав такое, Тушратта побледнел. Губы его задрожали. Он оглянулся на своих вельмож с немым вопросом. Но те потупили взоры и молчали, тем самым, подтверждая слова Ахаты.
 - Откуда ты знаешь? – наконец выдавил из себя Тушратта.
- Он сам написал мне. Артатама переметнулся к более сильному правителю. Его расчет прост: он признает независимость Ассирии, когда Ашшурбалит поможет ему стать правителем Митанни.
 Тушратта из бледного сделался багровым.
 - Шакал! Что удумал!
 Еще три тысячи воинов со смелым стратегом переметнулись к врагу. Вдобавок разграблена казна. Тушратта так надеялся на золото подземных кладовых. На это золото можно было нанять армии соседних государств и кочевников. Теперь же все пропало! Его взгляд с надеждой взметнулся на Ахату.
 - Ты поможешь мне вернуть Вашшукканни и наказать Артатаму?
 - Не могу. – Змеиная, чуть заметная улыбка промелькнула на губах Ахаты. Он не без удовольствия заметил перемену в тоне бывшего правителя Митанни и пояснил: - Артатама обещал, так же, признать независимость Керкемиша. Я не буду больше отсылать в Вашшукканни дань и копьеносцев.
 - Ты не можешь отказать мне и встать на сторону предателей! – взорвался Тушратта, размахивая кулаками. – Ты мой подданный. Ты должен подчиняться мне! Мое слово – для тебя закон!
 - Послушай, Тушратта! – громко прервал его словесные излияния Ахата. Любезное выражение лица сменилось на безжалостную каменную маску. – Ты никак не можешь понять, что остался без всего. Ты уже не правитель. Если я перестану кормить твоих солдат, то ты останешься и без армии. Керкемиш больше ни от кого не зависит, а Митанни разгромлена, и еще неизвестно: будет она дальше существовать, как государство, или ее земли поделят между собой соседи. Взгляни в лицо реальности. После колесниц Суппилулиумы от Вашшукканни остались одни развалины. Если тебя, великий властитель, вышвырнуть за ворота, то ты подохнешь от голода. Ты – никто.
 - Как смеешь так говорить! – не унимался Тушратта. – Не забывай, что меня поддерживает Та-Кемет. Когда номарх Кадеша приведет сюда свои войска, ты пожалеешь о своих словах.
 - Еще надеешься на помощь Та-Кемет? – откровенно усмехнулся Ахата. – Опомнись! Фараон Эхн-Атон покинул эту землю. Верховный жрец Эйя, с которым у тебя тайный договор, - видишь: я все знаю, - он просил у тебя войско, дабы утвердиться на трон. Но ты не смог ему помочь. Момент упущен. Нынче в Та-Кемет правит фараон Семенхкара. А вместе с ним к власти пришли противники Атона. Они сотрут в песок все старания усопшего правителя, все, что с ним связано, и даже его имя предадут забвению. А вот, со мной новоиспеченный правитель страны благодатного Хапи уже поспешил составить договор и согласился выдать свою дочь за моего наследника. Так что, сегодня Та-Кемет поддерживает меня, а не тебя.
 Тушратту будто облили ледяной водой. Путник в пустыне, один, без глотка воды имеет больше надежд на завтрашний день, чем он. Бывший правитель Митанни заметил, что его верные сановники находятся не подле него, а стоят за троном Ахаты – его подданного, платившего дань и дрожащего при каждом упоминании о Тушратте.
 Он закрыл лицо руками и горестно воскликнул:
 - Как же так получилось? Как Боги могли такое допустить?
 На надменном лице Ахаты появилась жестокая улыбка.
 - Все началось с того, - объяснил он, что ты решил идти один на Хатти. Четыре года назад тебе помогали все разбить хеттов: Керкемиш, Хальпа, Кадеш, Алалах, Хурры. Но воспользоваться общей победой ты решил один. Боги наказали тебя за жадность. Они подняли Суппилулиума со смертного одра и перенесли по небу со всем войском в Митанни. Ты сам это видел.
 Тушратта все больше и больше ежился на стуле под бичующими словами Ахаты. Тот же смерил его презрительным взглядом и продолжал:
 - Тебе надо было вступить в честный бой с войсками Хатти и погибнуть, как подобает воину: с оружием в руках. Но у тебя не хватило мужества. После такого позора, любой другой военачальник наложил бы на себя руки. Но и на это ты не способен.
- Не говори так, - плачущим голосом воскликнул Тушратта. – Помоги же мне.
 - Хорошо, - после некоторого раздумья ответил Ахата. – Я помогу тебе, хотя мне придется портить отношения с Ашшербалитом и вступить в войну с Суппилулиумой. Я попробую вернуть тебе трон в Вашшукканни, но при условии, что Митанни станет подвластной Керкемишу. Ее правитель должен исправно платить мне дань.
 Глаза Тушратты налились гневом. Где-то в глубине души проснулась гордость. Ахата не обратил на это внимание и продолжал:
- Ко мне вчера прибыл посланник от Суппилулиума. Он предложил за твою голову огромное вознаграждение. – Правитель Керкемиша не без удовольствия заметил, как гнев в глазах Тушратты мгновенно сменился страхом. – Сумма соблазнительная. Но я отказался, подумав, что Митанни впоследствии возместит мне ущерб.
 Тушратта тяжело поднялся. Мешеди тут же убрали стул.
 - Я согласен на все, - униженно выдавил он из себя.
 - На колени! – приказал Ахата, топнув ногой, точно так же, как в свое время делал Тушратта, издеваясь над подвластными правителями.
 Великий властитель грозной Митанни, главнокомандующий непобедимой армии, наводящей порядок во всех странах Нахарины, Лабана и Междуречья, рухнул на колени перед жалким властителем Керкемиша и лобызал прах у ног его.
 Ему разрешили встать, и он, с посеревшим лицом и пустыми глазами, побрел из зала, низко опустив голову. За порогом он упал без сознания. Никто не обратил на это внимания. Невольники отнесли опозоренного тирана в его покои и, как мешок, кинули на кровать.
 Возвысившийся Ахата расцвел, словно розовый бутон, принимая поздравления вельмож. Теперь он - правитель независимого государства, да еще вскоре подчинит саму Митанни со всеми потрохами. Небывалая победа без капли пролитой крови - разве не чудо?
 Один из мешедей склонился к уху правителя и тихо шепнул:
 - Дурные вести, повелитель.
 Нервный холодок пробежался по спине. Так не хотелось в столь торжественный час портить себе настроение. Но правитель, все же, разрешил говорить.
 - Хальпа и Алалах пали под натиском Суппилулиумы.
 - О Боги! – не на шутку всполошился Ахата. – Мы отрезаны от юга.
 - Да, правитель, - подтвердил мешедь. – Дорога на Кадеш в руках Суппилулиумы.
 - Надо выдать Тушратту и не гневить Суппилулиуму, - посоветовали перепуганные вельможи.
 Но Ахата не захотел признавать себя слабым перед лабарной Хатти. Ему очень понравилось чувствовать себя великим и независимым. Он никак не мог расстаться с мыслью о власти над Митанни.
 - Пусть приведут писца, - приказал он. – Надо направить послание правителю Арцавы. У меня родился отличный план.


9

 Желтая мертвая земля потрескалась ломаными линиями под лучами беспощадного солнца. Бесплодной пустыне не было конца. Она сливалась на горизонте с раскаленным до бела небом. Никакого движения в сухом горячем воздухе. И всю мрачную картину довершала звенящая тишина.
 По этому морю смерти медленно двигалась вереница измученных людей. Они шли, сгорбившись, еле переставляя ноги. Солнце обжигало их спины и лица. Губы потрескались от жары. Но люди упрямо шли вперед, да еще помогали, выбившимся из сил мулам везти тяжелые повозки. Их путь был отмечен брошенным оружием, да телами тех несчастных, что не вынесли тяжелого перехода через пустыню. Так шли в Ашшур три тысячи из войск Митанни, возглавляемые бесстрашным полководцем Артатамой и его сыном – двадцатидвухлетним Шутарной. С ними следовали повозки, нагруженные добром из сокровищниц Вашшукканни. В нескольких повозках везли, тщательно укрытые злотые ворота Ашшура, вывезенные из Ассирии митанийским правителем – завоевателем Сауссадаттаром.
 Шатурна снял с головы медный шлем, давивший голову, и отшвырнул его в сторону. Черные вьющиеся волосы рассыпались по плечам. Пот струился по лицу, поросшему мягкой негустой щетиной. Он облизал соленые губы. Затем решил отцепить и выкинуть меч, но передумал. Если они дойдут до Ассирии, неизвестно, как их встретят. Лучше при себе иметь оружие. Обидно было бы, конечно, преодолеть такой тяжелый путь и встретить на исходе смерть в чужой земле. Шатурна постарался расправить свои широкие плечи. Спина заныла. Вместе с болью закипела злоба на Артатаму. Он не любил отца, а за время бессмысленного перехода еще больше возненавидел. Впереди шаталась его квадратная спина с огромными плечами. На мощной шее уверенно сидела большая голова в медном шлеме. Шатурна тяжело наклонился вперед и, задыхаясь, нагнал Артатаму. Поравнявшись с ним, он прорычал, еле ворочая сухим разбухшим языком:
 - Отец, ты куда нас ведешь? Из трех тысяч воинов едва осталось две.
 - Молчи, щенок, - злобно огрызнулся старый Артатама. – Без тебя тошно. Сначала отрасти бороду, потом суйся со своими дурацкими вопросами. Я веду – значит, знаю куда.
 Хоть Шатурна и привык к грубости отца, но каждое оскорбление действовало на него, словно пощечина. Он сжал кулаки и закричал:
 - У этой проклятой пустыни нет конца. Неужели нельзя было пойти по дороге. Что нам лишний день?
 - Тебя не спросил! – Негодовал Артатама. – По дороге захотел. Надо было пустить тебя по дороги, чтобы всадники Хайясы свернули тебе шею.
 - Мы отбились бы. У нас три тысячи воинов, - не соглашался Шутарна.
 - И не осталось бы не одного. А тебя самого, дурака, продали бы в евнухи где-нибудь в Канише.
 Шатурна весь затрясся от злости.
 - Я умею защищаться, и сейчас тебе докажу это, старый пес!
 Он выхватил меч из ножен, но тут же получил сокрушительный удар кулаком в ухо и растянулся в пыли.
 - Послушай, выродок, - разразился бранью Артатама, - что ты себе позволяешь? Ты посмел поднять меч на отца. По закону, тебе должны отрубить руку.
- По какому закону? – прорычал Шатурна, тяжело поднимаясь. – По закону Митанни, которой больше не существует? А что по ним полагается тебе? Ты ведь знал, что Суппилулиума движется на Вашшукканни. Почему ты не встал на защиту столицы? Лишь после разгрома явился на пепелище и окончательно разграбил ее.
 - Безмозглый баран, несмышленый телок, - вновь разошелся Артатамаю – Кого мне там было защищать? Разжиревших вельмож? Обнаглевших сборщиков податей? Пропади они все пропадом! Кого я ограбил? Зажравшегося Тушратту? Много ты от него видел добра?
 - Он правитель!
 - Он ничтожество!
 - Его власть идет от Богов.
- Где они - его Боги? Почему его покинули? Теперь я буду правителем. Мои Боги открыли мне глаза на истину.
 - Ты – правитель? - Шатурна зло рассмеялся. – Какой из тебя правитель! Правитель должен уметь повелевать, а ты всю жизнь униженно кланялся и выклянчивал себе должности. Тушратта, действительно, глуп, если поставил тебя командовать над тремя тысячами.
 - Что болтает твой дерзкий язык! – не на шутку разозлился Артатама. – Я раздавлю тебя, как гадину.
 Неизбежно пролилась бы кровь. Но в это время один из воинов, шедший впереди колонны истошно закричал:
 - Горы! Я вижу горы!
 В колеблющемся мареве раскаленного знойного воздуха показалась призрачная неровная полоска далеких гор.
 - Видение пустыни? – сам у себя спросил Артатама.
- Нет, - ответил дрожащим голосом Шатурна. – Виденье не бывает таким далеким. Это горы Ассирии.
 Они мгновенно забыли о ссоре; только бы скорее дойти до воды. Словно, новые силы появились у измученных людей. Жажда жизни подгоняла их вперед. Мулы почуяли воду и зашагали веселей.
 Вскоре пустыня резко оборвалась. Люди думали, что сходят с ума от жары. Протирали глаза, а затем падали на колени и благодарили Богов за спасение. Впереди появились пальмовые и оливковые рощи, колосились ячменные поля. Вдалеке засверкал холодными отблесками голубой Тигр. Перед ними цвела и плескалась радостная жизнь, а позади осталась сухая и жаркая смерть.
 Толпа воинов с обезумевшими глазами вышла прямо к ровным рядам виноградных посадок. Все побросали оружие. Телеги с золотом остались без присмотра. Кому оно сейчас нужно. Люди кинулись к винограднику. Сухие, разбухшие от жажды языки не чувствовали сладкого вкуса спелых ягод. Виноград запихивали в рот целыми гроздьями, проглатывали вместе с косточками и лозой. Кто-то заметил аккуратно вырытую канавку для орошения, в которой текла мутная вода. Все бросились к канавке, и припали жадными ртами к теплой грязной жиже.
 Вдруг, как из-под земли, выросли ряды воинов в длинной одежде. Они прикрывались большими круглыми щитами из меди. За их спинами готовились лучники. Как они появились и откуда, митаннийцы не заметили.
 - Не сопротивляться! – грозно прозвучала команда на аккадском. –Иначе всех перережем.
 Митаннийцы, застигнутые врасплох, сбились в кучу, некоторые подобрали оружие и спешно готовились к бою. Но Артатама приказал вложить мечи в ножны. Воины Ассирии окружили их плотным кольцом, а вдалеке на дороге показались всадники. Здесь невозможно было развернуть боевой строй. Их бы перебили за несколько минут. Когда конница приблизилась, из нее выделился всадник на белом высоком коне в золоченых доспехах. Он заговорил на хурритском:
 - Кто такие? Куда идете?
 - Из толпы митаннийцев вышли двое: широкоплечий могучий воин и стройный сильный юноша.
 - С тобой говорит благородный Артатама. А это мой сын Шатурна.
 - Я узнаю тебя. Не тебя ли хетты разбили под Туванувой четыре года назад? – усмехнулся ассириец, хотя, выражение его лица невозможно было разглядеть под полумаской.
 - Да. Это был я, - не охотно согласился Артатама. – Но и я тебя узнал, смелый Аллунита, любимец Тушратты.
 - Приветствую тебя на благодатной земле великой Ассирии. Каким добрым ветром тебя занесло к нам, да еще с таким многочисленным войском?
 - Ветер, который дует нам в спину, пахнет кровью и пожаром, - мрачно ответил Артатама. Я следую в цветущий Ашшур, чтобы пасть к ногам великого правителя Ашшурбалита.
- Пасть к ногам? – удивился Аллунита. – Я слышу из уст твоих странное желание. Всем известно, что ассирийские послы вечно ползают в ногах Тушратты; но, чтоб знаменитый полководец Митанни, забыв о гордости, лобызал сапоги Ашшурбалита… Мне совершенно не понятно.
 - Мир перевернулся, славный воин, - произнес Артатама, опустив глаза. – Зря смеешься над моими словами. Ты видишь тех усталых и оборванных бродяг за моей спиной? Это все, что осталось от непобедимой армии Митанни. Лабарна Хатти Суппилулиума превратил Вашшукканни в кучу пепла, как некогда каскийцы сожгли Хаттусу по наущению Тушратты.
- Но где же сам правитель Митанни? Неужели пал в бою?
- Бежал и спрятался за стенами Керкемиша. – В ответе Артатамы сквозило неприкрытое презрение к Тушратте.
 - Теперь я верю, что мир перевернулся, - согласился Алунита. - Так вы ищите защиту у Ассирии?
 - Мы хотим признать благодатную Ассирию самым могущественным государством, а Ашшурбалита - самым великим властителем вселенной. Мы везем ему множество бесценных даров из сокровищниц Тушратты.
 - Отважный Артатама, я вынужден тебя огорчить. Ты вступил на землю Ассирии, и теперь твоя жизнь в опасности. Наш правитель, да живет он вечно, очень зол на митаннийцев. Никакие дары не спасут твою голову от палача, а твоих людей от клейма рабов.
 - Я везу подарок правителю Ассирии, от которого он будет в восторге и простит нас всех, - не соглашался Артатама.
 - Не представляю, какой подарок вас может спасти.
 - Золотые ворота Ашшура.
 - Священные ворота? Они с тобой? – Аллунита выпрямился. – Где они? Покажи немедля!
 Артатама скинул покрывало в длинной повозке, и перед Аллунитой засияли золотом огромные пластины. Древние мастера отлили в металле сцены из жизни Аккадских Богов и победы великих правителей. Всадник спрыгнул с коня и погладил выпуклый рельеф орнамента, как бы не веря, что это на самом деле они – волшебные ворота Ашшура.
 - Все целое, - заверил его Арататма.
- Это меняет дело. Властитель будет рад тебя видеть. Следуйте скорее в великий Ашшур. Я пошлю вперед гонца, чтобы он сообщил радостную весть.
 - Благодарю тебя, великий воин, - сказал Артатама. – Пусть Боги всегда тебе покровительствуют.
 Когда переговоры закончились и остатки митаннийской пехоты с драгоценным грузом двинулись по дороге в Ашшур, к Алуните подползли на коленях голые люди. Из всей одежды на них были только набедренные повязки, да куски грязной ткани, закрывавшие голову от палящего солнца. На костлявых загорелых спинах синели незаживаемые рубцы от плети надсмотрщика. На жилистых худых шеях болтались веревки с деревянными табличками рабов. У некоторых не было ушей или носа. Они не смели поднять свои изнеможенные безбородые лица, и оставались стоять на коленях, уткнувшись лбом в землю.
 - Куда лезете, вонючие твари! – заорал один из телохранителей, замахиваясь плетью. Но Аллунита остановил его и, вопреки всем приличиям, спросил у земледельцев:
 - Кто старший? Говори.
 Один из рабов, высохший старик со сморщенным обветренным лицом разжал бесцветные потрескавшиеся губы. До Аллуниты донесся его хриплый стон:
 - О, могущественный и благородный господин. Твое величие и твоя красота затмевает солнце. Имеем ли мы право говорить с тобой, лучезарный. Мы те, которые не живут свободно и всю жизнь копаются в земле, как черви.
 - Говори, - разрешил Алунита. – Червь кормит гуся, гусь кормит орла, а орел разговаривает с солнцем.
 - Прости нас, господин, - вновь простонал старик. – Мы рабы одного богатого торговца. Как и положено, трудимся от зари до зари: растим виноград, следим за ним день и ночь, чистим каналы, подвязываем лозу, окучиваем. Его гроздья уже поспели. Можно было давить сок для славного вина. Но эти люди, - он указал на митаннийцев, - попортили половину виноградника. Хозяин нас за это подвесит за руки на перекладине и будет стегать плетью. Заступись за нас, великий.
- Что болтает твой грязный язык! – опять закричал телохранитель. Ты, хоть, знаешь, к кому обращаешься, вонючее ничтожество?
 Рабы еще ниже склонились к земле, сжались и напряглись, как бы ожидая ударов плетью.
 - Погоди! – Аллунита вытащил из дорожной сумки несколько серебряных пластинок и золотое кольцо. Кинул все это рабам со словами: - Передайте это своему хозяину и скажите, что за виноградник заплатил военачальник великого Ашшурбалита, Аллунита.
 Его конь уже давно скрылся, оставляя на дороге клубы пыли, а рабы все стояли на коленях, уткнувшись лбами в землю, и благодарили доброго господина.
 Перед нарядным дворцом Ашшурбалита, на мощенной каменными плитами площади выстроились митаннийские воины. По команде Артатамы, все, как один, пали на колени и обнажили головы. Ашшурбалит появился из дворца, сопровождаемый многочисленной свитой. Высокая тиара венчала голову правителя. Расшитая золотыми розетками одежда сияла в солнечных лучах. Высокий жезл власти сжимала его крепкая рука. Не обращая внимания на коленоприклоненых митаннийцев, он стремительными широкими шагами направился к повозкам. За ним еле поспевали разряженные вельможи. Ашшурбалит горящими глазами оглядел весь обоз и закричал, теряя терпение:
 - Где они? Где ворота Ашшура?
 Мешеди принялись срывать покрывала с повозок.
 - Я вижу! – благоговеянно воскликнул Ашшурбалит, - указывая на груду золота, пластинок из слоновой кости, серебра и электрона. Сановники заахали. - Вот они – ворота счастья. – Ашшурбалит нежно перебирал украшения. – Это они. Я узнаю их, хоть ни разу не видел.
 Весть о том, что ворота счастья возвращены в Ашшур, разлетелась по бурлящему городу. Торговцы запирали лавки, ремесленники оставляли мастерские, наспех мыли руки и бежали к дворцу. Сюда стекался народ со всех сторон. Стражники первое время как-то сдерживали толпу, но в конце их опрокинули, и толпа хлынул на площадь.
 Мешеди окружили правителя и ощетинились копьями. Правитель же взобрался на одну из повозок, простер руки в сторону высокой башни Ашшура. Из его уст прозвучали первые слова молитвы. Вся толпа тут же упала на колени. Весь город, от правителя, до жалкого раба, взывал к Богам. Когда же слова молитвы иссякли, все шумно славили могущественного Бога Ашшура и его достойного сына Ашшурбалита.
 Правитель громко обратился к своим подданным:
 - Пусть во дворец придут лучшие плотники и лучшие ювелиры. Пусть они из самого крепкого дерева соберут ворота счастья и установят их на место. Сегодня радостный день для всей Ассирии. Вновь ворота Ашшура в столице. Радуйтесь все! Это значит, что наша держава станет самой могущественной во вселенной. Нога врага не ступит на ее цветущие земли, ибо так предначертано Богами. Пусть во всей стране семь дней не смолкает праздник. Пусть никто в эти дни не бьет рабов, а те, кто держит больше десяти, обреет голову одиннадцатому и отпустит его на волю. Великий праздник в Ассирии! Мы его ждали сто пятьдесят лет. Теперь мы будем счастливы!
 Толпа, не смотря на все старания мешедей, на руках донесла Ашшурбалита до дворца и бережно опустила на землю. Народ славил его мудрость и могущество. Вскоре все разошлись пировать. Город загудел, запел, заплясал.
 Площадь перед дворцом опустела. На ней остались только митаннийцы. День клонился к вечеру, а они продолжали стоять на коленях, склонив униженно головы.
 - Все! Мне надоело! – взорвался Шутарна и вскочил на ноги. Гордость и возмущение, переполнявшие его, вырвались наружу. Он помнил, как в свое время проходил по Ассирии с тысячью копьеносцев, охраняя послов Тушратты. Презренные аккадцы падали ниц при виде грозных воинов. А теперь он сам должен стоять перед этой презренной чернью на коленях.
 Арататма схватил его за плащ и одернул. Рычащий голос полководца прозвучал с нотками угрозы:
 - Встань на место. Тебе никто не давал права подняться.
 - Я свободный митанниец из знатного хурритского рода, и не буду пресмыкаться перед паршивыми аккадскими выродками! – заорал сын на отца. – Может, ты забыл, из какого мы рода, а я помню!
 - Заткнись, сопляк и встань на место. Погубишь нас всех! – гневно повторил Артатама, тяжело поднимаясь на ноги. – Ты будешь делать все, что я тебе скажу, глупый баран. Будешь пресмыкаться, если надо, на животе ползать, не то я тебе кишки выпущу - Не буду ползать, - стоял на своем Шутарна. – Я отношусь к Великому Роду великой страны.
 -Пойми же ты, наконец, тупоголовый, - перешел на крик Артатама, начиная терять терпение, - что от Великого Рода осталось одно название.
 Глаза Шатурны загорелись злобой.
 - Это ты во всем виноват, - обвинил он отца. – Побоялся хеттов. Надо было вступить с ними в бой и погибнуть. Но тогда Тушратта успел бы подойти к Вашшукканни и спасти страну.
 - Заткнись, дурной осел, если не понимаешь. Я смог бы задержать Суппилулиуму, разве что на час. Ты еще не знаешь, что такое хеттские колесницы. А твой Тушратта сам бежал, потеряв половину армии.
 Наверное, они снова бы сцепились, но в это время к ним подошел Аллунита.
 - Величайший властитель разрешает вам обратиться к нему. Ваши воины будут накормлены и останутся при оружии. Следуйте за мной.
 - О Боги, Помогите мне! – прошептал Артатама. Затем покосился на сына. – Говорить буду я. А ты не вздумай давать волю своему языку, иначе придется его подрезать.
 Шатурна ничего не ответил, только зло зыркнул на отца и отвернулся.
 Счастливый Ашшурбалит прибывал в чудесном расположении духа. Придворные поздравляли его с невиданной удачей. В своих просторных речах они славили своего повелителя и приравнивали его к могущественным Богам.
 Улыбка презрения поползла по губам Ашшурбалита, когда он заметил, как в зал вошли два знатных митаннийца, грохнулись на колени и подползли к его стопам.
 - Это они, - шепнул сзади Аллунита.
 - Поднимитесь, славные воины, - покровительственным тоном произнес Ашшурбалит. – Я еще не привык видеть коленопреклоненных полководцев грозной Митанни. – Воины встали, но взор не смели поднять. – Я доволен вашими подарками, - продолжал властитель. – Вы привезли счастье в Ассирию. Мне надо отблагодарить вас по заслугам.
 Артатама посмел поднять глаза и смиренно произнес:
 - Мы пришли, о солнцеподобный, просить у тебя защиты и покровительства. Наша страна повержена во прах: от столицы остались одни обожженные камни, поля вытоптаны, сады вырублены, храмы осквернены.
 - Хватит плакать, - прервал Ашшурбалит. – Ни к чему столько лишних слов, правда - всегда короткая. Насколько мне известно: Вашшукканни не так уж сильно пострадала. Хетты никогда напрасно не топчут полей, потому, как сами земледельцы и знают цену хлеба, не то, что мои охотники.
 Артатама немного смутился, но продолжал:
 - Просим тебя: помоги нам.
 - Чем же я могу помочь? Ведь мы сами зависим от воли Митанни, - развел руками Ашшурбалит под дружный хохот знати. – У вас могущественный властитель с огромной армией.
 - Он больше не властитель, - горячо ответил Артатама. – он позорно бежал и, еще более позорно, продался правителю Керкемиша. Теперь Митанни принадлежит Ахате, соответственно, и Ассирия тоже.
 - Вот это новость: Ассирия в ногах у Керкемиша, - притворно испугался Ашшурбалит, и вельможи покатились со смеху. – Это интересно, как сможет блоха повелевать лошадью?
 - С помощью Та-Кемет, - попытался оправдать свои слова Артатама.
 - Та-Кемет сама еле вздыхает, - возразил ему Ашшурбалит. – Фараона Семенхкару охраняют мои «Бессмертные», иначе давно уже кушиты содрали бы с него кожу. Говори прямо: ты захотел сесть на трон правителей Митанни и открыть новую династию. Я прав?
 - Кто-то должен спасти страну, - пробурчал Артатама, покраснев. – Я вернул в Ассирию ворота Ашшура, пусть и Ассирия поможет мне. У тебя будет богатое зависимое государство.
 - А если Суппилулиума потребует у меня его обратно? – нахмурился Ашшурбалит. – Я бы не хотел с ним враждовать. Лучше с кровью получить два Вавилона, чем в подарок одну Вашшукканни, когда рядом хетты.
 Артатама растерялся и не знал, что ответить.
 - Но, ладно, - снизошел Ашшурбалит. – Я посажу тебя на трон. Коль ты привез счастье в Ассирию, то тебе я не имею права отказать. Иначе разгневаю Ашшура. С Суппилулиумой я как-нибудь договорюсь. Сильный сильного всегда поймет. Он отомстил за поруганную Хаттусу, и гнев его скоро уляжется. А с Тушраттой разбирайся сам: хочешь мечом, хочешь ядом. Ты будешь правителем, если этого хотят Боги. Но с условием: во всем подчиняться мне, по первому зову собирать войска, исправно платить дань, моих тамкар пропускать по всем дорогам и во все города беспошлинно. Отныне лучшие места на торговых площадях должны принадлежать ассирийским торговцам.
 - Согласен! – радостно выдохнул Артатама, хотя понимал, что одевает на свою страну рабский ошейник. Но ничего – что-нибудь потом придумает. Главное – занять трон. После можно будет и от Ассирии отделаться.
 - И не вздумай хитрить, - предупредил его Ашшурбалит, как бы разгадав его тайные мысли. Глаза правителя пронизывали Артатаму холодным взглядом. – Знаешь, кого я держу в Ниневеи? Наследника престола Митанни, сына Тушратты. Он, как и ты, приполз ко мне и молил о помощи.
 Артатама изменился в лице.
 - Да, такие дела, - торжествовал Ашшурбалит. – Пока он несовершеннолетний. Ты можешь избавиться от Тушратты, но до сына его твои руки не достанут. Я его хорошо охраняю. Когда ему исполнится определенное число лет, я решу его дальнейшую судьбу. По замыслу Богов, я должен буду направить его в Вашшукканни и посадить на трон. Но я не обязан давать ему охрану, а на дорогах полно разбойников. Но если я замечу предательство с твоей стороны, то сын Тушратты появится в Митанни с моими колесницами и наведет порядок.
 - Я буду твоим рабом, великий властитель! – горячо заверил его Артатама.
 - Так-то лучше. Без моего ведома не заключай никаких договоров. Иди! Готовься в поход на Вашшукканни.
 Когда они удалились, правитель обратился к наместнику страны:
 - Готовь самых умных и льстивых послов. Одни поедут к Суппилулиуме выкупать Митанни, другие в Арцаву с подарками для Маддуватиса. Надо любыми путями заставить лабарну вернуть войска обратно в Хатти.
- Отлично, отец! – с издевкой воскликнул Шутарна, когда они очутились на площади. – Поздравляю – ты стал рабом, а был полководцем. Но я не желаю такой участи.
 У Артатамы и без того было муторно на душе.
 - Катись ты, куда хочешь! – заорал он и съездил своим крепким кулаком в лоб Шатурне. Тот растянулся на земле. – Убирайся! Ты мне больше не сын. Я не желаю видеть тебя, глупый шакал.
 Он решительно перешагнул через тело юноши и зашагал прочь. Шатурна медленно поднялся, держась за голову и процедил сквозь зубы:
 - Погоди, предатель. Ответишь за все!
 Его видели на базаре. Шатурна обменял все украшения, что у него были, на колесницу с резвыми конями и исчез из Ашшура.

10

 Номарх Кадеша, благородный Сети, тяжелой походкой бывалого воины вошел в светлый зал и поднял руку, приветствуя Эйю.
 - Ты хорошо отдохнул, мудрейший?
- Изумительно, - ответил Эйя, поднимаясь с низенького стульчика. – В Кадеше чудесный воздух и не так донимают москиты, как на берегах Хапи. А теперь мне пора ехать в Хеку-Пта.
 - Но что так скоро? – забеспокоился Сети, выказывая сове гостеприимство. – Погостил бы еще. Скоро начнется охота на львов.
 - О нет. Развлечения потом. Меня ждут важные дела.
 - Ты встревожен.
 -Пришли плохие вести. Похоже, трон под Семенхкарой основательно шатается. Он наобещал народу слишком многого. Теперь же не может выполнить и половину.
 - Ты едешь давать советы Семенхкаре? – удивился Сети.- Он не будет тебя слушать. Этот старый глупец всегда недолюбливал тебя.
 - Нет, я еду к наместнику Куши, великому Хеви Меремосу. Он поможет солнцкликому фараону Семенхкаре слететь с трона и уступить место более достойному. Правителем станет Тутэхн-Атон.
 - Он еще молод для правителя.
 - Он молод, - согласился Эйя, - и очень доверчив.
 - Как же он будет править страной? – удивился воин.
- Он? – Эйя усмехнулся. – Он будет развлекаться, охотиться, ездить на колеснице – вот и все его заботы. Кстати у него чудесная супруга Анхесенамут. Красивей девушки, пожалуй, не сыскать во всей Та-Кемет. Она впитала красоту своей матери Нефертнефру-Атон.
 - Она прекрасна, - согласился Сети, - хотя, я видел ее только ребенком. Я только помню ее большие красивые глаза.
 - Глаза, как бездонные озера, - подтвердил Эйя. – Жалко будет, если она останется вдовой. Глаза потускнеют от слез.
 - Что ты имеешь в виду, мудрейший? – насторожился Сети. – Тутэхн –Атон болен?
 - Если болезнью можно назвать власть, то - да, - не смутившись ответил Эйя. – Великие мужи не выдерживают и гибнут. Сможет ли выстоять семнадцатилетний юноша, да еще такой доверчивый?
 - У него надежные защитники: ты, верховный жрец Атона и великий Хеви.
 - Да, возможно, - уклончиво ответил Эйя. – Вы ведь с Хеви большие друзья.
 - Твоими устами говорит правда. Мы начинали вместе, еще мальчишками, при дворе Аменхотепа. Сначала помощниками писцов, потом писцами. После доблестно воевали в Куши. Когда Эхн-Атон объявил одного Бога, мы с войсками поддержали его. За наши заслуги, правитель назначил Хеви номархом Куши, а меня номархом Кадеша.
 - И кем ты себя больше считаешь: воином или ученым? Ведь номарх должен быть грамотным, а номарх такого далекого города еще должен быть хорошим стратегом. Кругом кочевники, разбойники.
 - Я - воин! – твердо ответил Сети. – Вот и сейчас я собираю войска и ожидаю подхода Хеттов.
 - Ты решил с ними сражаться? – изумился Эйя и покачал головой.
 - Я разобью их, как сделал это вместе с Тушраттой.
 - Ты вспомнил несчастного правителя Нахарины. – Эйя кисло улыбнулся. – Говорят, он в Керкемише дрожит от страха. Я бы не советовал тебе вступать в бой с Суппилулиумой. Нынче армия хеттов другая. Мой мудрый совет: не делай этого, иначе не удержишь Кадеш и не защитишь Ретену. Войска Суппилулиумы без особого труда взяли неприступные Хальпу и Алалах.
- Мне, номарху грозной Та-Кемет бояться этих оборванцев? – запальчиво воскликнул Сети. – Они не знают, что такое боевой строй. Тем более, у меня достаточно сил, чтобы справиться с ними. Вскоре сюда прибудут Нухаше – правитель среднего Ретену и Амурру – правитель Лабан а и приморья.
 - А эти, твои Нухашше и Амурру надежные? Им не надоела еще деспотичная власть Та-Кемет и постоянные поборы?
 - Что ты этим хочешь сказать? Думаешь, они посмеют меня ослушаться?
 - Я хочу предупредить тебя: в случае неудачи, к тебе никто не придет на помощь.
 - Если эти несчастные правителишки взбунтуются, я им обрежу уши и пошлю на невольничий рынок. Я старый закаленный воин Та-Кемет, номарх Кадеша! Никто в этих краях не смеет идти против моей воли. Я жестоко подавлял бунты и успокоил чернь.
 Вошел слуга и сообщил, что прибыли Нухашше и Амурру.
 - Желаю тебе победы.
 - Победа будет за мной! – заверил его Сети. – Пусть Атон охраняет твой путь.
 Жрец выехал за ворота в белой повозке с навесом от солнца. Он обернулся и с печалью, в последний раз взглянул на высокие каменные стены Кадеша с множеством квадратных башен. Какой красивой и неприступной смотрелась эта твердыня.
 - Жаль терять такой город, - вздохнул он и отвернулся.
 Сети велел позвать подвластных правителей. Они вошли оба сразу, высокие, широкоплечие, со смуглыми вытянутыми лицами и горбатыми носами. Короткие бороды аккуратно завиты. Поверх короткой одежды правители одели кожаные латы с медными чеканными пластинами.
 - Вы явились в срок. Отлично! – встретил их Сети высокомерным тоном. – Сколько воинов привели с собой?
 - Со мной три тысячи, - ответил Нухашше.
 - И со мной три, - вторил ему Амурру.
 - Чудесно! У меня в Кадеше пять тысяч, и того – одиннадцать, - удовлетворенно сосчитал Сети. – Подобралось крупное войско. Мы должны разгромить армию Суппилулиумы, обратить ее в бегство и покрыть себя славой. Он рыщет сейчас где-то в низовьях Оронты. Не сегодня–завтра явится сюда.
- Он объявил нам войну? – без особого восторга спросил Амурру.
 Сети заметил страх в их глазах.
 - Нет. Но я, номарх Кадеша, благородный Сети сам объявлю ему войну. Я обращу жалких хеттов в бегство, как уже раз сделал в Нахарине. У меня было всего три тысячи доблестных воинов. Вы все поняли? Идите, готовьтесь к сражению, - отпустил их номарх. Но когда правители склонили головы, собираясь удалиться, он остановил их. Брови номарха грозно сдвинулись к переносице. И он сказал:
 - Постойте, ну-ка, вы, оба. Амурру, тобой не поставлено положенное количество леса и шерсти в Хеку-Пта. А ты, Нухаше, до сих пор не уплатил дань за год. Что на этот раз случилось?
 - Благородный Сети, лес готов к отправке, не весь, конечно, но его скоро сплавят в Та-Кемет, - ответил Амурру.
 - Дань слишком большая. Очень трудно собрать такое количество золота, - оправдывался Нухашше.
 Номарх испепелил их гневным взглядом.
 - Вы служите великой Та-Кемет, а она любит, чтобы все выполнялось вовремя. Придется мне ставить над вами номархов: следить за делами.
 Амурру и Нухашше вышли из дворца плечом к плечу. Оба злые. Нухашше сказал:
 - Послушай, брат Амурру, наши народы уже сотни лет не ведут воин между собой. Доверяешь ли ты мне?
 - Доверяю полностью, брат Нухашше, - искренне ответил Амурру.
 - В твоих глазах я вижу ненависть к Сети. Загляни в мою душу, и уведешь тоже самое. Долго ли мы будем терпеть ярмо Та-Кемет?
Не пора ли обрести свободу.
 - Об этом я мечтаю всю свою жизнь. Но как это сделать? Даже если наши жалкие отряды объединятся, мы даже не сможем взять Кадеш, - с горечью в голосе ответил Амурру.
 - Как? Разве ты не понимаешь? Сюда идет наш спаситель.
 - Суппилулиума? Но он такой же завоеватель.
 - Такой, да не совсем. Я слышал, что хетты не убивают пленных и раненых. А если им сдают города без боя, то даже не грабят их. Мы перейдем на сторону Суппилулиумы. Он поможет нам очистить города он ненавистных номархов до самого Абина.
- О, мудрейший, мы последуем твоему совету, - поблагодарили его писцы, воспрянувшие духом. – Но подумай о том, что Суппилулиума в своей наглости может дойти до нижнего Хапи.
- Об этом я подумал, - ответил Эйя. – Надо отвлечь лабарну. Садитесь и пишите от моего имени правителю Арцавы. Затем, надо будет срочно отослать папирус в Милаватну. Обязательно, нужно пообещать Маддуваттису побольше золота.
 


 
 Суппилулиума созвал в свой шатер военачальников. Время было уже позднее. Пришлось всех поднимать с постелей. Цула первым ввалился в шатер, протирая глаза. За ним вбежал Хемиша и все остальные.
 - Дурные вести, - без всяких приветственных церемоний начал лабарна. Фазарука выведал, что нам готовят удар в спину. В заговоре учувствует Ахата – правитель Керкемиша, Ашшурбалит и верховный жрец Эйя. Их план коварен. Они подкупают Маддуваттиса, властителя Арцавы. Тот должен двинуться с большими силами на Хатти и разорить страну. Ему переправили огромное количество подарков и оружия. Старый дурак согласился и, теперь, собирает большие силы под Туванувой. К нему примкнула Ахеява, Мира еще несколько отрядов из Карии, Ликии и Питассы. Когда воины Арцавы разрушат наши города, включая и Хаттусу, я вынужден буду идти обратно за Бычьи горы и восстанавливать страну. В это время, заговорщики поделят между собой все земли, что я отвоевал, и больше нас уже сюда не пустят.
- А не боится Маддувадтис мести? – поинтересовался Цула.
- Ему обещали поддержку Керкемиш, Ассирия и, даже, Та-Кемет.
- Это подло! – возмутился Хемиша.
- Маддуваттис всегда был подлым и жадным, к тому же, очень хитрым. Хорошо, что Фазарука вовремя заметил неладное. Иначе бы вновь гореть Хаттусе.
- Как же ты поступишь? – спросил Цула. – По всему видно, сила собирается огромная. Успеем ли мы возвратиться в Хатти.
- Фазарука уже приказал войскам скрытно двигаться к Хальпе. Оттуда войско Таккеха двинется к Мараш, затем на Каниш. Войско.
 - Мир вам почтенные вожди! - поздоровался Суппилулиума.
 - Пусть Боги охраняют тебя, - ответил один из вождей. – Прости, что не принимаем тебя, как положено во дворце, со всеми почестями. Но нет у нас такого права, ибо мы все подневольные.
 - Я знаю о том, - согласился Суппилулиума. – Зачем меня звали.
 - Великий правитель, ты видишь перед собой вождей племен, народы которых трудятся на этой земле. Народы мирные и трудолюбивые. Наши предки всегда жили в согласии и никогда не решили споров при помощи оружия. Но пришла беда к нам. Та-Кемет много лет уже установила здесь свой порядок. Сначала при помощи войск, теперь при помощи безжалостных номархов. Народы наши вымирают от голода. Сильных мужчин угоняют на работы или в войска. Требуют огромные подати. Нет сил больше терпеть.
- Я понимаю вас. Но от меня вы что хотите?
- Мы знаем, что ты мудрый и справедливый правитель. Народы под твоей властью живут свободными и счастливыми. Вожди решили отойти под власть великой Хатти. Возьми нас под свое покровительство. Правь нами. Мы будем честно служить тебе.
 Суппилулиума был сильно озадачен. Даже не знал с чего начать.
 - Я очень благодарен вам, почтенные вожди, за то, что хотите доверить мен такую честь. Но если я возьму вас под свое покровительство – это значит, мне надо начать войну с Та-Кемет. У меня же на этот счет совсем другие планы. Я пришел на берега Оронты заключить мирный договор.
- Прости, великий, но ты не сможешь заключить мир с Сети. – Сказал один из вождей, широкоплечий высокий, в кожаных доспехах. – Я, Нухашше, правитель среднего Ретену и Амурру, правитель Лабана и приморья привели в Кадешь войска. Сетти хочет сразиться с тобой, чтобы покрыть себя вечной славой.
- Неужели правитель позволит ему вступить со мной в войну?
- Уаст далеко, - с сожалением ответил Нухашше. – Сети давно себя считает здесь, чуть ли, не богом, и не особо прислушивается к приказам из Та-Кемет.
 - Нет! – твердо решил лабарна. – Я не буду вступать в войну со столь сильной державой. Мне искренне жаль ваши народы, но свободу вы сами должны отвоевать.
 Суппилулиума ушел. Вожди повздыхали и разошлись.
 Лабарна еще долг вышагивал перед шатром, о чем-то размышляя.
- Что терзает тебя, великий? – спросил Цула.
 - Не могу забыть лица вождей. Они хотят. Чтобы я им покровительствовал.
 - Поступай, как подскажут тебе Боги, – посоветовал Цула. – Наши враги всегда опирались на власть Та-Кемет: Сначала Тушратта, теперь Ахата и Ашшурбалит.
 - Если мы захватим Лабан, то отрежем Керкемиш и Ашшур от Уаста, - размышлял повелитель. Но армия Та-Кемет не знает поражений.
 - Так было и до гиксосов, - возразил Цула. – Однако, они смогли разбить непобедимую армию и долгие годы править на берегах Хапи.
- Посмотри, - Суппилулиума кивнул в сторону города, - один Кадеш чего стоит.
 - Вашшукканни, тоже, считалась неприступной.
 Суппилулиума резко остановился.
 - Хорошо. Посмотрим, как поведет себя номарх.



 Сети взошел на крепостную стену и внимательно вгляделся вдаль, туда, где дымились костры хеттского лагеря. Ловкие слуги надели на него доспехи и шлем. Следом поднялись Амурру и Нухашше в полном вооружении.
 - Вы готовы? – номарх оглядел их с ног до головы. – Мы проучим этих скотоводов. Слушайте меня внимательно! Я пойду прямо в лоб. Ты, Нухашше, нападешь с правого фланга. Амурру, зайдешь к ним в тыл. Лабарна Суппилулиума нужен мне живым. Мы заставим его освободить Хальпу и Алалах. Эти города отойдут благословенной Та-Кемет. По местам! – пафосно завершил свою речь Сети.
 Амурру и Нухашше, не сказав ни слова, удалились. Если бы Сети внимательно вгляделся в их лица, то заметил бы выражение враждебности. Они обменялись друг с другом многозначительными кивками и разошлись к войскам.
 Вымуштрованное войско египтян быстро перешло Оронту и выстроилось боевым порядком против хеттского лагеря. Их отделяло расстояние в два полета стрелы. Но внезапно напасть не удалось. В стане хеттов забили хухупалы и мгновенно выстроились ровные шеренги копьеносцев. Вскоре из лагеря выехала колесница. Над ней возвышался шест с бычьими рогами. За колесницей следовал отряд всадников.
 - Что я вижу? – глухим недовольным голосом пробурчал Сети. – Неужели, сам лабарна Суппилулиума спешит ко мне молить о мире. Узнаю его золотой шлем с крылатым солнцем.
 Цула остановил коней. Из колесницы легко выпрыгнул Суппилулиума и уверенным шагом направился, во всем сиянии золоченых доспехов, к рядам воинов Та-Кемет. Сети увидел перед собой не дикого скотовода, а настоящего правителя могучей державы. Номарх, даже, про себя отметил, что у фараона Эхн-Атона никогда не была столько величия и, одновременно, простоты в движениях. Он на мгновение оробел, но тут же отругал себя за слабость. Номарх призвал на помощь Атона и вышел навстречу лабарне.
 - Мир тебе могучий Сети, мудрый номарх великой Та-Кемет, - воскликнул лабарна, подняв в приветствии правую руку.
 - Пусть Боги хранят тебя, солнцеподобный, - ответил Сети дружелюбно, но с холодком, как незваному гостю. – Что хочет лабарна Хатти от номарха Та-Кемет?
 - Наслышан о твоих подвигах. Ты храбро дерешься с врагом, и ни разу не был бит. У тебя твердая рука и холодная голова.
- Я рад слышать хвалу из уст не менее великого полководца, - все так же холодно ответил Сети. – Но зачем ты пришел под стены Кадеша? Ответь? Тебя никто не звал.
 -Однако, ты груб и непочтителен, - осторожно заметил Суппилулиума. – Ведь с тобой разговаривает правитель.
 Гордость тут же вспыхнула в глазах номарха. Он расправил плечи и с вызовом ответил:
 - Для меня существует три правитель: великий Атон, Дух Атона и верховный жрец Атона.
 Суппилулиума проглотил дерзкие слова, при этом еле сдерживая гнев.
- Я приехал приветствовать тебя, но не встретил гостеприимства. Вместо должного радушия – частокол копей.
 - Когда приходят с миром в чужой дом, то оставляют меч у порога, - высокомерно упрекнул его номарх Кадеша. – А великий лабарна появился с большим войском.
- Волк не может ходить без зубов, и меня всегда сопровождают мои телохранители, - парировал Суппилулиума.
 Но Сети стоял на своем:
 -Когда встречаются два волка - над ними кружатся вороны.
 Суппилулиума понял намек. В нем все вскипело. Номарх никак не желал с ним говорить о мире. Но лабарна попробовал в последний раз:
 - Хорошо, поговорим о деле. Я хотел бы передать твоему правителю предложение провести границу по реке Оронте, и заключить вечный мир.
 - Если я соглашусь выполнить твою просьбу, ты уйдешь обратно?
- Конечно. Мне не нужна война с Та-Кемет.
- Ты хотел сказать с великой Та-Кемет, - нагло поправил его Сети.
- Пусть будет так, - согласился лабарна, побагровев от злости, и продолжил глухим голосом: - Мы составим договор и попируем на славу.
 - Мне надо подумать и спросить у Атона, - уклоничиво ответил Сети. Хоть он и смог унизить лабарну, но этого ему было мало. Никакого мира! Номарху не терпелось броситься в атаку, лихо врубиться во вражеские ряды. Разбить! Смять! Сокрушить! А после сообщить в Хеку-Пта еще об одной блестящей победе. Взять в плен самого лабарну и потребовать у хеттов огромный выкуп. Въехать на колеснице освободителя в Хальпу и Алалах.
 - Мне нужно подумать, - повторил Сети. – Слишком близко граница будет проходить от Кадеша. Да и кочевники начнут перебегать к тебе. Эти бездельники, наверное, уже приползли жаловаться. Не вздумай их защищать. Они подвластны Та-Кемет. А мечи у нас крепкие.
 Суппилулиуме надоело выслушивать хвастливые речи о могуществе Та-Кемет. Гнев готов был вот-вот вырваться наружу. Он заметил, что египетские лучники берут его на прицел. Это еще больше его разозлило.
 - Так уж крепки ваши мечи? – усмехнулся Суппилулиума, вытянув из ножен свой железный клинок, и опустил его острием к земле.
 - Смотри, если не веришь, - ответил Сети, выхватил свой бронзовый меч и, размахнувшись всем корпусом, умело рубанул по железному клинку, выбирая место хрупкое – чуть ниже рукояти.
 Суппилулиума еле удержал оружие в руке. Но меч остался цел, лишь звонко угрожающе пропел. А на клинке номарха осталась глубокая выщерблина.
 - Теперь моя очередь, - сказал Суппилулиума и рубанул в ответ.
 Бронзовое лезвие переломилось и отлетело в сторону, а невредимый меч Суппилулиумы снова пропел, но уже торжественно.
 Сети выругался, отшвырнул рукоять и, показав на своих воинов, сказал:
 - У меня еще одиннадцать тысяч мечей.
- У меня меньше, - скромно ответил Суппилулиума, вкладывая оружие в ножны, - но крепче.
 - Ты забыл, как я громил тебя там. Возле Бычьих гор! – закричал Сети, стараясь уязвить лабарну, поставить на место непрошенного чужеземца.
 Суппилулиума запрыгнул в колесницу и напоследок произнес:
- Не думал я, что прославленный воин будет хвастаться тем, что нанес удар в спину раненому противнику. – Уже на ходу прокричал: - Я буду ждать номарха в своем солнечном шатре. Прикажу подать в его честь хорошего вина.
 Сетти побледнел от бессильной злобы. Он долго стоял и бессмысленно, выпученными глазами глядел вслед удаляющейся колеснице. Грудь его часто вздымалась. Колесница Суппилулиумы давно исчезла в лагере, а он все никак не мог придти в себя. Вдруг волна невыносимой ненависти поднялась изнутри. Как он посмел сломать его оружие! Опозорить номарха великой державы! Презреть божественную власть фараона! Наказать обидчика! Он вырвал копье у ближайшего воина с такой силой, что тот не удержался на ногах.
 -В бой! Свети нам Атон! – прохрипел Сети и, наклонившись вперед всем телом, двинулся на врага тяжелой поступью.
 Сзади послышался ужасный топот. Воины Та-Кемет серой стройной массой, словно грозовая туча, медленно надвигались на хеттский лагерь. Их оружие сверкало в лучах Атона, будто вспышки молний. Они уверенно шли вперед. В лагере хеттов, в это время, происходили какие-то движения. Когда до вражеского войска оставалось не больше сотни шагов, Сети скомандовал, и египтяне перешли на бег. Сердце у номарха отчаянно заколотилось. Врагу конец!
 А Хеттов оказалось не больше сотни. Горцы Хауси умело изображали целое войско. Когда египетские копьеносцы готовы были сокрушить все на своем пути, они вскочили на коней и растворились среди холмов, оставляя после себя лишь тучи пыли.
 Сети отупел от ярости, увидев перед собой пустое место; только тлеющие угли от костров, да хлопал на ветру пологом пустой шатер Суппилулиумы. Сети, в бессильной злобе, набросился на шатер и, орудуя копьем, изорвал его в клочья. Это его немного успокоило. Где же хетты?
 Где-то справа среди холмов забили хухупалы.
 - За мной! – заорал номарх и кинулся в ту сторону, словно разъяренный бык.
 Теперь-то он покажет им. Он бежал, не обращая внимание на пот, который струился по лицу и заливал глаза. Среди холмов Сети увидел высокий шест с бычьими рогами. Он заметил колесницу, а в ней Суппилулиума. Жертва намечена! Номарх крепче стиснул гладкое древко копья и побежал еще быстрее. Но шест не приближался.
 Когда Сети, тяжело дыша, взобрался на холм, то увидел, как несколько хеттских колесниц удалялись в разные стороны, но хеттского войска опять не оказалось.
 - Где ты? Где? – взревел Сети.
 Он начал терять уверенность в себе. Такого с ним еще не случалось. Номарх попытался успокоиться.
 Вновь сбоку раздалась дробь хухупалов. На этот раз его не проведут! Номарх решил перехитрить хеттов. Он выслал вперед тысячу своих воинов; основное войско осталось на месте. Сердце номарха сжалось от ужаса, когда он увидел, как его тысяча была атакована со всех сторон. Воины Та-Кемет отступали, неся большие потери. Над вражескими рядами грянул победный клич: «Аха Вурусему!»
 Сети заорал что-то бессвязное и бросился на помощь, не обращая внимание на тучу стрел и камней. Хетты тут же организованно отошли на возвышенность и приготовились к атаке. Раздался нестройный грохот. Это столкнулись две волны вооруженных воинов. С треском сломались копья, мечи ударили в щиты. Египтяне наткнулись на хеттов, словно, на каменную стену. Войско Богини Вурусему уверенно и напористо теснило превосходящие силы.
 Номарх увидел перед собой золотой шлем лабарны. Сильный удар по голове опрокинул его на землю. Сети вывели под руки из сечи телохранители. Суппилулиума своим железным мечом пробил медный шлем и поранил голову. Все плыло перед глазами, но Сети нашел в себе силы держаться.
 - Скорее разыщите Амурру и Нухашше. Пусть они спешат сюда, - приказал он.
 Бой продолжался. Сети оценил ситуацию. Все же он оставался опытным полководцем. Номарх подозвал сигнальщика и приказал бить отход.
 Египтяне умело отошли, оторвавшись от преследователей. Сети вновь их перестроил, приказал плотнее сомкнуть ряды и вновь двинул на хеттов. На этот раз маневр оказался удачным. Ряды воинов Вурусему начали прогибаться и смешиваться.
 - Бей! Бей! – подбадривал он, надрывая голосовые связки.
 Кровь из раны стекала на его мощную короткую шею, смешиваясь с потом. Но он не чувствовал боли и не обращал внимание на головокружение. Номарх чувствовал близость победы.
 - Атон с нами! – продолжал кричать он.
 Его взор разгорелся еще ярче, когда он заметил слева на холме смуглых воинов Амрру.
 - Победа! Победа! – хрипел он.
 Но вдруг голос его осекся. Воины Амурру с визигами бросились не на хеттов, а врубились с фланга в ряды Та-Кемет. С другого фланга появились хеттские колесницы и влетели в самую гущу сражавшихся. Громкий клич «Улу-ра-ра!» сотряс воздух. Всадники Хауси и Хайясы неровным клином ринулись в тыл.
 Войско Та-кемет рассыпалось и обратилось в бегство. Такого натиска не смогли выдержать даже они – хорошо обученные солдаты, побывавшие победителями во многих сражениях. Сети встал на пути у бегущих, пытаясь их остановить. Но его тут же опрокинули и чуть не растоптали. От боли он потерял сознание.
 Когда чувства начали возвращаться к номарху, он услышал только завывание ветра. Сети открыл опухшие веки и увидел над собой лабарну в сияющих золоченых доспехах. Номарх с трудом поднялся на колени и с горечью произнес:
 -Ты победил. Но победил вероломно, ударив из засады.
- Я только повторил твой маневр, - ответил на это лабарна. – Помнишь: в Митанни ты так же, предательским приемом отнял у меня победу. Я же не в обиде был на тебя и предложил тебе мир, но ты посмеялся надо мной. Боги тебя наказали. Сражение проиграно тобой.
 - Ты намеренно рубанул меня по голове в пол силы, - воскликнул Сети. – Мне не нужно твое милосердие. Убей меня. Я великий номарх, и не переживу позора. В былые времена я стоял подле трона божественного Эхн-Атона. Боги не должны видеть моего унижения. Убей же меня! – Сети нагнул голову, подставляя шею.
 - Я не палач, - ответил лабарна. – Воин Хатти никогда не поднимет руку на пленного.
 - Тогда я сам. Ты не посмеешь мне помешать.
 Сети схватил, валявшийся поблизости, обломок копья, упер древко в землю, а острие себе в живот, и навалился всем телом. Окровавленное жало, разверзая плоть, показалось на спине. Суппилулиума отвернулся, чтобы не видеть предсмертных судорог самоубийцы.
 Гонец номарха, не жалея ног, добежал до стана Нухашши и властно прокричал:
 - Скорее спеши на поле боя! Так приказал номарх Сети.
- Закрой пасть, египетский пес, - с нескрываемым презрением ответил Нухашше. – Кто ты такой, чтобы мне приказывать? И кто такой Сети?
 - Сети – номарх Кадеша, слуга божественного фараона, - с негодованием ответил гонец. – А ты, раб, должен подчиняться ему. Немедленно отправляй свое войско ему на помощь!
 Нухашше повернулся к своим воинам и воскликнул:
 - Мои подданные. Мой народ. Нас призывают идти на помощь презренным египтянам. Вспомните: сколько эти поганые шакалы обижали вас, уводили скот, забирали последнее зерно, отнимали детей и продавали в рабство.
 - Смерть проклятым! – грозно проревела толпа кочевников.
 Гонец выхватил меч и, со словами: - «Предатель! Умри!» - бросился на Нухашше. Но он не успел сделать и шага, как больше десятка боевых топоров превратили его в кровавое месиво.
 А вождь повел своих воинов к Кадешу. Он захватил мост и ворота. Бегущих с поля боя египтян ловили и тут же надевали на них колодки рабов. Тех, кто сопротивлялся, сбрасывали в реку или убивали.
 Кадеш пал без боя. Вечером во дворце наместника, перед Суппилулиумаой предстали вожди освобожденных народов. Встав на одно колено, как честные воины, они попросили покровительство Хатти. Вожди согласились встать под знамена великой Хатти, лишь бы только Суппилулиума помог им освободиться от власти ненавистной Та-Кемет. Лабарна согласился. День закончился шумным пиром.
 Вскоре войско Богини Вурусему, сопровождаемое множеством отрядов кочевников и местных землепашцев, прошлось уверенно по всему Лабану. С боями дошли до самого Абина, очищая города от египетских номархов, которые в течение многих лет бессовестно грабили местное население.


11

 Эйя выехал из Абина ранним утром. Всю дорогу он хмурился, размышляя о потери Кадеша и почти всего Лабана. Он ловил себя на том, что в последнее время слишком часто нервничает. Надо сдерживаться. Но как все плохо складывается! Если б Тушратта помог ему тогда захватить трон фараона, Та-Кемет вместе с Митанни раздавила бы Хатти, как гнилой фрукт. Но все пошло прахом. Тупой Семенхкара с помощью обещаний и подкупов уселся на божественное место, а, не менее бездарный, Тушратта, своей ленью и трусостью, погубил праздную Нахарину. Эйя еще надеялся заручиться поддержкой Сети в своей борьбе. За спиной Сети стоит вся Ретену, но этот солдафон оказался другом Хеви Меремоса – непримиримого врага Эйи. Что же, пусть Хеви выдыхается, сажая на божественное место Тутэхн-Атона. Эйя подождет. Ждать не долго. Вот, только, не понятна позиция победоносного Семенхкары. У этого человека в руках вся армия, а он не желает никого поддерживать. Безвольным его назвать трудно. У Семенхкары, наоборот, железная воля. Его военачальники подчиняются ему беспрекословно, трепещут перед ним. Но как только одна из сторон противоборства приглашает его на беседу, он становится тупым, ничего не понимает, со всеми соглашается, но никаких обязательств на себя не берет. И сместить его нельзя. Сильная каста воинов тут же взбунтуется. А с ними лучше ладить миром, ведь почти все номархи состоят в этой касте.
 С такими тяжелыми мыслями мудрейший к вечеру доехал до небольшого укрепленного поселения. Верховного жреца встретили достойно. Он рассудил пару спорных дел, возникших у местной знати, совершил службу в храме и отправился ужинать. Только он приступил к еде, как с улицы донесся шум. Весь город переполошился. Пришел слуга и сказал, что мудрейшего хотят видеть писцы из Абина.
 Сановники из Абина примчались в грохочущей повозке. Они упали к ногам Эйи и пожаловались, что Абин захвачен толпой кочевников и хеттами. Начались расправы. Им еле удалось улизнуть от разъяренной толпы. У Эйи тут же пропал аппетит. Бритый череп жреца покрылся холодной нервной испариной. Это уже слишком! Могущественная держава тает, словно кусок жира на солнце. Так восстание может докатиться и до Нижних земель. Этого еще не хватало!
 - Что нам делать, мудрейший? – плачущими голосами причитали писцы. – Надо слать гонцов в Хеку-Пта. Пусть номархи срочно шлют армию усмирить разбушевавшуюся Ретену. Мы остались нищими и голодными. Кто нас защитит? Пусть правитель поможет нам, ведь мы ему верно служили.
- На что вы надеетесь? – грустно усмехнулся Эйя, растягивая щель рта в плоскую улыбку. – Откуда в Та-Кемет армия? Любой проходимец, у которого сил больше, чем у финикийского торговца, может занять божественный престол. Семенхкана не пришлет вам ни единого солдата. Ему войска нужны там, чтобы удержать с помощью мечей власть. Хеви Меремос, сын Куши, вам ,так же, не пришлет воинов. Ему, с помощью копей, надо посадить на престол Тутэхн-Атона. А Хоремхебу до вас, вообще, дала нет. Вы потеряли имущество, так забудте о нем – вам его уже не вернуть. Пока не потеряли жизнь, дам вам совет: когда Хеви Меремос посадит на престол нового правителя, то ему понадобятся грамотные чиновники. Посты будут раздаваться направо и налево. Бегите и подберите жирные куски, которые вам посылает небо.
- О, мудрейший, мы последуем твоему совету, - поблагодарили его писцы, воспрянувшие духом. – Но подумай о том, что Суппилулиума в своей наглости может дойти до нижнего Хапи.
- Об этом я подумал, - ответил Эйя. – Надо отвлечь лабарну. Садитесь и пишите от моего имени правителю Арцавы. Затем, надо будет срочно отослать папирус в Милаватну. Обязательно, нужно пообещать Маддуваттису побольше золота.
 


 
 Суппилулиума созвал в свой шатер военачальников. Время было уже позднее. Пришлось всех поднимать с постелей. Цула первым ввалился в шатер, протирая глаза. За ним вбежал Хемиша и все остальные.
 - Дурные вести, - без всяких приветственных церемоний начал лабарна. Фазарука выведал, что нам готовят удар в спину. В заговоре учувствует Ахата – правитель Керкемиша, Ашшурбалит и верховный жрец Эйя. Их план коварен. Они подкупают Маддуваттиса, властителя Арцавы. Тот должен двинуться с большими силами на Хатти и разорить страну. Ему переправили огромное количество подарков и оружия. Старый дурак согласился и, теперь, собирает большие силы под Туванувой. К нему примкнула Ахеява, Мира еще несколько отрядов из Карии, Ликии и Питассы. Когда воины Арцавы разрушат наши города, включая и Хаттусу, я вынужден буду идти обратно за Бычьи горы и восстанавливать страну. В это время, заговорщики поделят между собой все земли, что я отвоевал, и больше нас уже сюда не пустят.
- А не боится Маддувадтис мести? – поинтересовался Цула.
- Ему обещали поддержку Керкемиш, Ассирия и, даже, Та-Кемет.
- Это подло! – возмутился Хемиша.
- Маддуваттис всегда был подлым и жадным, к тому же, очень хитрым. Хорошо, что Фазарука вовремя заметил неладное. Иначе бы вновь гореть Хаттусе.
- Как же ты поступишь? – спросил Цула. – По всему видно, сила собирается огромная. Успеем ли мы возвратиться в Хатти.
- Фазарука уже приказал войскам скрытно двигаться к Хальпе. Оттуда войско Таккеха двинется к Мараш, затем на Каниш. Войско Зерна пройдет через горы к Тувануве. Мы с войском Вурусему двинимся из Лабана прямо в Арцаву. С Маддуватисом надо покончить раз и навсегда. Он мне много крови попортил.
- Когда двинем войска? – спросил Цула.
- На рассвете, - решил повелитель. – Но все должно проходить скрытно и быстро. Хемиша с всадниками выдвинется вперед. По его следам колесницы и сута. За ними тяжелая пехота. Предупреди воинов, что идти будем день и ночь. На отдых много времени не будет. Обоз пусть тащится сзади. Потом догонит.
 Военачальники покинули шатер. С лабарной остались только Амурру и Нухашше.
 - Я вынужден оставить вас. Моя страна в опасности, - сказал он им с сожалением.
- Оставь нам своего наместника, - попросили они.
- В Ретену я оставлю своего сына Телепину, - согласился лабарна. - С ним останется часть войска. Он будет помогать вам, бороться против номархов, вы помогайте ему. Управлять здешним народом нелегко. Они освободились от власти Та-Кемет, теперь начнут делить землю между собой. Как бы не дошло до крови.
 - Мы сделаем все, что ты просишь. Но если нагрянут египтяне?
- В ближайшие годы они сюда не сунутся. Внутри самой Та-Кемет дело чуть не до драки доходит. Никто не поведет в Лабан войска через пустыню, зная, что поддержка может не придти.
 Решив еще кое-какие дела, Суппилулиума взошел на колесницу и умчался в Хальпу. В Хальпе его уже поджидали тайные послы от Ашшурбалита и от Ахаты. Лабарна принял сначала послов из Ассирии. Они предложили золото, серебро, коней, колесниц и лазурита в обмен на Митанни. Затем он принял послов из Керкемиша. Те предложили ему качественной меди и олова, зерна и скота за то, чтобы он передал страну под власть Керкемиша.
 К тому времени, в Митанни складывалось тяжелое положение. После падения централизованной власти, наместники и мелкие правители принялись захватывать земли своих соседей. Межусобные распри поглотили страну. Чтобы успокоить разбушевавшихся наглый властителей, нужна была большая армия и много времени. К тому же, из-за этих распрей, в стране наступал голод. Тем более, что Митанни лишилась подвластных государств, которые отчасти кормиле ее.
 Хорошо поразмыслив, Суппилулиума принял дары и поставил печать на обоих соглашениях. Он не будет мешать их вторжению в Митанни, а как они поделят власть в стране – пусть сами решают. Лабарна был доволен, что столкнул лбами двух больших баранов за паршивую овцу. Пока они будут делить и договариваться, Суппилулиума разберется с Арцавой.
 

 Туванува разбухла от войск. Занимали все свободные углы. Цены на муку и на вино взлетели. Но воины не жалели серебра. Они ели и пили вдоволь, предвкушая скорое обогащение за счет разграбления Хатти. Добыча обещала достаться огромной. Одни кладовые Хаттусы, заполненные золотом Тушратты чего стоят. Город гудел. Прибывали все новые отряды. Уже за городом разбивали шатры, так, как внутри места не хватало.
 В дом телепурия внесли на носилках юношу лет восемнадцати. Мешеди, сопровождавшие раненого закричали:
- Скорее лекаря! Сын правителя Арцавы, лучезарный Артакас перевернулся на колеснице.
 Юношу переложили с носилок на мягкую лежанку. Он корчился от боли и, стиснув зубы, дико стонал. Все вокруг засуетились, забегали. Мешеди приволокли низенького старикашку с жиденькой козлиной бородкой, в ветхой андули. Он осторожно ощупал ушибленное плечо и осмотрел содранные колени.
 - Ой, ой, какой сильный ушиб, - покачал головой лекарь. – Но ничего. У меня есть чудесные корни от всех болезней.
- Послушай, старик, - прикрикнул на него юноша, - что ты там бормочешь на проклятом языке лувийских пастухов.
 - Я вылечу вас, отважный лев, - пролепетал старикашка на другом языке.
 - Мне надо быстрее встать на ноги, иначе придется мне тебя лечить, - предупредил его юноша. – Я это здорово делаю с помощью плети.
 В покои вошел развязанной походкой его старший брат Латакас. Он бесцеремонно растолкал мешедей и приблизился к постели Артакаса. В его густой бороде прорезалась надменная улыбка.
 - Он так сильно упал, - шепнул сочувственно один из мешедей. – Колесница опрокинулась на рытвине. Возничий сломал себе шею.
- Это все отец виноват, - злобно прошипел юноша, морщась от боли. – Сам пошел через Уду, чтобы быстрее добраться до Хаттусы. А мне приказал идти на нижнюю страну. Какой хитрый!
 Латакас еще раз надменно улыбнулся сквозь бороду и с издевкой спросил:
- Ну что, отвоевался? Ты, хоть, одного хетта заколол?
- Заткнись! – огрызнулся Артакас и вновь застонал. – Я не намерен идти в Нижнюю страну, - объявил он. – Мне там нечего делать. Я поведу войска в Хаттусу.
 - Сначала встань с постели, вояка, - усмехнулся Брат.
 - А чего ты ухмыляешься? – разозлился на него Артакас так, что жилы надулись на шее. – Тебе отец вообще приказал захватить Киццуватну и задержать Хеттов в Бычьих горах.
 - Вот удовольствие! – покачал головой Латакас. – Вы, значит, будете пировать в халентуве Суппилулиумы, делить его жен, а я, как горный козел, буду лазить по нищей Киццуватне и брать их крепости, в которых мыши дохнут с голоду. Ну, а если появится Суппилулиума, то сдохнуть, но не пропустить его на вашу пирушку. Да у меня через месяц все войско разбежится.
 Латакас повернулся, намереваясь уходить. Брат ухватил его здоровой рукой за плащ.
 - Постой! Что ты хочешь сделать?
- Идти на Хаттусу.
- А как же Киццуватна? Вдруг хетты и вправду появятся?
- Вот, тогда, пусть наш солнцеликий папочка, непобедимый властитель могущественной Арцавы померяется с ним силами.
- Ты шутишь! У Суппилулиумы сильная армия.
- И вы хотели, чтоб Суппилулиума меня растоптал? Вот, пусть Маддуватис сам разбирается с лабарной. Я же разграблю Хаттусу, Куссару, Цапланду, еще что-нибудь и смотаюсь обратно.
 - Ты – подлец! – бросил ему в лицо Артакас.
- Лежи и выздоравливай, честный воин. – Латакас вырвал край своего плаща из руки брата и направился к выходу.
- Постой! – заорал юноша. – Возьми меня с собой!
- Очень ты мне нужен, - огрызнулся брат. – Твое дело: брать Нижнюю страну. Вот, и довольствуйся малым.
- Хаттусу первым буду брать я! – кричал он вслед Латакасу, потом тряханул притихшего лекаря. – Через какое время я смогу продолжить путь?
 - Недели через две можно будет вновь сесть на колесницу, - робко ответил старец. – У меня есть чудодейственные корни. Я один знаю, где они растут…
 - Пошел ты со своими кореньями! Мешеди готовьте войско. Пусть несут меня на носилках. Вперед! На Хаттусу.
- Лучезарный, но у нас мало сил для штурма такого города, - предупредил седой воин из его окружения.
- Правильно. Пусть Латакас разобьет себе лоб о стены Хаттусы, я же последую за ним по пятам и возьму халентуву Суппилулиума, вместе со всем его золотом.
 - У нас мудрый полководец! Слава Артакасу! Он нас поведет на Хаттусу! Скоро мы будем Богаты! – закричали мешеди, и. лишь, один не смело напомнил, - А что скажет Маддуватис?
 - Плевал я на этого выжившего из ума старика. Хотя, он придумал неплохо: идет короткой дорогой. Надо спешить.
 - Но на его пути много укрепленных городов, - напомнил мкшедь.
- Маддуватис пойдет прямо к Хаттусе. Ему надо успеть, пока Суппилулиума торчит в Лабане.
- Прибыло послание от правителя, - сообщил слуга.
-Читай!
 Слуга пробежался глазами по глиняной табличке.
- Правитель сообщает, что тебе, лучезарный Артакас, - в помощь посылает войска Ахеявы и Мира. Вы должны осадить и взять главную крепость на дороге к Хаттусе – Каниш. Ахеява и Мира двинутся дальше, а тебе, лучезарный, предстоит держать Каниш до подхода подкрепления. Правитель заранее дарит тебе этот город.
 - Хитер правитель, - сказал на это юноша. При штурме Каниша, я лишусь половины войска. С кем потом мне оборонять город от хеттов. Нет! Скорее носилки мне. Мы выступаем. Пусть Ахеява и Мирра сама берет Каниш.



 Фазарука внимательно наблюдал, как войско Латакаса подходит к широкой реке. Он насчитал примерно тысяч восемь. Сила большая. Мост через реку заранее разрушили. Все шло, как задумал хитрый Фазарука. Проверив, где есть брод, без всяких предосторожностей, воины вошли по пояс в воду и двинулись к противоположному берегу, высоко подняв оружие и одежду над головой. Когда больше половины войска оказалось в реке, Фазарука приказал атаковать.
 Сзади на арцавцев налетели колесницы, а за ними копьеносцы войска Зерна. На противоположном берегу, из укрытия появилась сута и принялась беспощадно обсыпать идущих по реке людей стрелами и камнями. Арцавцы ничего не успели сообразить, как все оказались в воде. После бесполезных попыток спастись боем, они сдались. Труп Латакаса с разбитой головой выловили ниже по течению.
 Артакас покидал Тувануву на следующий день после ухода брата. Его осторожно несли на носилках шестеро крепких воинов. Город опустел. Серая змея, ощетинившись копьями растянулась далеко по дороге. Мимо Артакаса провели длинную вереницу невольников, связанных друг с другом веревкой за шею. Погонщики вели рабов по обочине, чтобы те не мешали продвижению войска. Последним ехал на колеснице ассирийский тамкар.
 - Эй! Иди сюда! – крикнул ему Артакас.
 Фазарука слез с колесницы, подошел к носилкам и низко учтиво поклонился.
 - Откуда товар, - поинтересовался Артакас.
- Из Митанни, - ответил торговец. – Веду в Маллатию продать на корабли. Сейчас сильные гребцы в цене.
 - Продавай быстрее, - с усмешкой посоветовал Артакас, скоро я заполню невольничий рынок крепкими рабами.
 Носилки проследовали дальше, а Фазарука расплатился со стражниками и провел невольников в город.
 На следующий день к носилкам Артакаса подбежали встревоженные мешеди и привели с собой грязного человека, всего в крови.
 - Кто это? – недовольно спросил юноша.
- Ты разве меня не узнаешь? – чуть не заплакал человек. Падая на колени. – Я – один из мешедел Лакатаса.
 - Что ты тут делаешь в таком виде? – встревожился юноша.- Где брат?
- Латакас погиб, - заныл грязный человек. – Нас разгромили.
- Что ты несешь? – закричал Артакас, но голос его дрожал от страха. – Кто вас мог разгромить? У Лакатаса огромное войско.
- Хетты! Они набросились на нас. Мы не продержались и часу. Половина войска погибла, половина сдалась.
 Артакса начинало трясти. Он переставал понимать, что происходит.
 - Развернуть войска! - Скомандовал он, срывающимся голосом. – Обратно в Тувануву. Скорее!
 Носилки с Артакасом внесли через ворота. Войско плелось далеко сзади. Юноша спокойно вздохнул, увидев вокруг крепкие стены. Но, только как-то тихо было в городе. Вроде, утро, не ранее. Никого не видно. Створки ворот захлопнулись, и упал тяжелый засов.
 - Зачем закрываете? – не понял Артакас. – Войско нужно разместить в городе.
 - За войско не беспокойся. – Навстречу ему вышел знакомый тамкар, только он облачился в доспехи и при оружии. – Побеспокойся о себе.
 - Торговец? Ты не торговец!
 - Совершенно верно. Я жезлоносец лабарны Суппилулиумы.
 - Измена! – хотел прокричать Артакс. Но его телохранителей тут же закололи, а носилки с телом грохнулись на землю. Артакас потерял сознание от страшной боли.
 Фазарука потом рассказывал Суппилулиуме, как он все обделал. Под видом торговца, ведущего рабов, он провел в город самых сильных и умелых воинов. Ночью они обезоружили стражу и тихо открыли ворота. Войско Зерна вошло в город, даже никто не успел пикнуть.
 Когда Артакас попал в западню, его воины подошли к Тувануве, но вместо радушной встречи получили град стрел. Ворота распахнулись и войско Зерна смело кинулось в атаку. Задние ряды арцавцев еще не поняли, что случилось, а передние уже обратились в бегство. Разгром довершили колесничие, которые смелым натиском рассекли войско Артакса на две части.



 Отряды из Ахиявы и Мира слились на берегу Марассантии. Не дождавшись Артакаса, они двинулись прямо к Канишу. Подойдя к предгорьям Аргея, враги решили осадить город и взять его измором. Но как только воины с союзниками разбили лагерь вокруг стен, осажденные сами перешли в наступление. Причем силы оказались значительные.
 После первого столкновения с войском Таккеха, Ахеява и Мира потеряли, чуть ли не треть воинов. О штурме не могло быть и речи. На второй день, после жестокой битвы, осаждавшие решили отступить к Тувануве.
 Но как только потрепанные отряды обогнули Аргей, так сразу же наткнулись на колесницы Супилулиумы. Жестоко преследуемые, они вынуждены были забраться высоко в горы. После трех холодных и голодных ночей, все сдались на милость победителю.
 

 Артакас потерял счет дням. Его держали в маленькой комнате с жесткой единственной лежанкой. Стражники с ним не разговаривали. Раз в день ему приносили ячменную похлебку, кусок лепешки и кувшин с водой. По вечерам его выводили прогуляться в глухой двор, где был виден лишь кусок звездного неба. Он уже смерился с мыслью о скорой смерти и не ждал ни откуда помощи.
 В очередной раз четверо безмолвных стражников вывели его из места заточения и повели по темному коридору. Но Артакас вдруг понял, что его ведут не в глухой двор, а совсем в другое место. Неужели все! – подумал он. Сердце бешено заколотилось. Сейчас его обезглавят или повесят. Ему ужасно стало жалко себя, ведь он еще молод и полон сил. Невыносимая тоска сковала грудь.
 Его втолкнули в большой зал с высоким потолком и оставили одного. Он ничего не понял и начал озираться по сторонам. И вдруг Артакас вздрогнул всем телом. Его глаза встретились с огненным взглядом больших темно-карих глаз. На него смотрел величественный полу человек - полу бог. Строгое смуглое лицо с хищным носом. Завитая черная борода. Густые сросшиеся брови. Артакас увидел на его голове тиару с золотым крылатым солнцем и вздрогнул еще раз. Он не мог ошибиться. Перед ним стоял лабарна Суппилулиума.
 - Ты поправился? – прозвучал у него в ушах грозный голос, заставляя трястись от страха.
- Смилуйся, могущественный. – Артакас рухнул на колени и заплакал. – Я не хотел с тобой войны. Это все отец – выживший из ума старик и мой старший брат.
- Зачем оскорбляешь отца, - оборвал его Суппилулиума. – Даже если он – выживший из ума старик, то все равно, твой отец, и послан тебе Богами. Не сваливай на него всю вину. Сам-то ты тоже хотел поживиться. Признайся, что манило тебя золото Хаттусы.
 - Не хотел я твоего золота, - вновь застонал Артакас. – Отец приказал мне брать Каниш и сидеть там, ждать его появления. Это брат мой пошел на Хаттусу.
 - Ты врешь! Я вижу все твои мысли. Душу твою вижу насквозь. Не ной! – прикрикнул на него лабарна.
 - Ты меня убьешь? – дрожащим голосом спросил Артакас.
 - Нет! Я сделаю тебя правителем Арцавы. – ответил лабарна.
 Артакас ничего не понял. Он сначала подумал, что ослышался. Потом до него постепенно начало доходить. Он принялся целовать пыльные сапоги Суппилулиуме.
 - Да поднимись же! – не сдержал свой гнев Суппилулиума. – Хватит унижаться. Ты скоро станешь правителем.
 Артакас послушно поднялся.
 - А как же отец? – вдруг спросил он.
 - Заказывай своему отцу большой уктури и пышные похороны, - без сожаления сказал лабарна. – Он заслужил смерть, приступив клятву. Свою честь он променял на золото. Боги жестоко наказывают за это. Я надеюсь, ты не будешь нарушать клятву. – Лабарна пристально посмотрел Артаксе в глаза. У того волосы дыбом встали на всем теле. – Ты будешь послушен мне. Не вздумай хитрить или бунтовать. Запомни: мой меч всегда отточен.
 - Я буду послушен, - затрясся Артакас, невольно бросив взгляд на великолепный грозный меч лабарны. – Я буду твоими ушами, твоими глазами, твоими руками.
- Обязательно будешь! – подтвердил Суппилулиума. – И будешь держать в повиновении помимо Арцавы: Ахеяву, Питасу, Мира, Карию и Ликию. Иначе, придется выколоть тебе глаза, отрезать уши и отрубить руки.
 

 Маддуватис подвел свою многочисленную армию к переправе через Марассантию. До Хуттусы оставалось пол дня пути. Мост оказался разобранным. Ему надо было навести мост через реку, чтобы перетащить метательные орудия. На противоположном берегу выстроилось жалкое ополчение из ремесленников Хаттусы.
 Маддуватис немного встревожило то, что отряды Ахеявы и Миры до сих пор не подошли. Он приказал готовить плоты, чтобы переправить часть войска и разогнать ополчение.
 Но тут появился гонец из Туванувы. Он принес ужасную весть, о том, что город захвачен хеттами. Маддуватис насторожился. Он решил подождать с переправой и разослал во все концы разведчиков. Вскоре ему донесли, что Ахеява и Мира разгромлены под Канишем. Войска Латакаса уничтожено. От Артакаса нет никаких вестей. Маддуватис почувствовал, что попал в ловушку, и на этот раз ему трудно будет ускользнуть от Суппилулиумы. Он-то думал, что лабарна воюет где-то в горах Лабана. Даже Эйя в этом его уверил.
 - А что слышно от Ашшурбалита и от Ахата? – беспокойно спросил он у послов. – Когда ждать от них помощи?
 - К сожалению, у них возникли проблемы с разделом Митанни, и сейчас не в состоянии тебе помочь, - отвечали те. – Надо немного подождать.
 - А что они раньше думали?
 Мадуваттис не на шутку испугался. Суппилулиума перехитрил всех. Единственный выход – бросать все и спешно удирать в Уду. Там можно закрепиться, отбить хеттов, а после завести разговор о мире с лабарной. Правитель Арцавы приказал сниматься и идти обратно. Вожди некоторых народов выразили свое недоумение и отказались поворачивать назад. Мадуватис не стал их уговаривать, - пусть поступают, как хотят. Вскоре разведчики доложили, что заметили огромную армию Суппилулиумы. Он движется прямо на Уду.
 Маддуватис приказал бросить половину обоза и двигаться быстрее. Как он не спешил, все же не успел. Армия Арцавы подошла к Уде, когда город уже держал осаду. Выбора не было. Надо обязательно пробиваться. Войска Суппилулиумы преградило дорогу. Мадуватис выстроил свое войско клином. Впереди встали самые крепкие воины, по краям копьеносцы с большими прямоугольными щитами, в центре сута и обоз. Клин ощетинился копьями и медленно двинулся к городу.
 Хетты налетели с двух сторон. Клин выдерживал натиск и шаг за шагом двигался вперед. Бой закипел нешуточный. Но у хеттов имелось преимущество: они легко маневрировали, бросались в атаку, отходили и вновь бросались. Клин шел все медленней и медленней. За ним тянулся след из убитых и раненых. Но до стен осталось уже немного. Маддуватис забеспокоился, когда нигде не увидел хеттских колесниц. Почему их нет на поле боя? Колесницы – основная ударная сила Суппилулиумы. Где он их прячет?
 За стенами забили хухупалы. Ворота заскрипели. Осажденные решили выйти на помощь армии Арцавы, что бы помочь им добраться до города. Вот тут-то Маддуваттис понял, что задумал лабарна. Он закричал, что есть мочи:
 -Не открывайте ворота! Не открывайте ворота!
 Но разве можно было что услышать, когда вокруг все грохочет и звенит. Все орут и стонут.
 Осажденные вышли из ворот, опустили мост через ров и смело пошли в атаку. Но их всего оказалось не больше тысячи. Около трех сотен колесниц выскочили из леса и, просто, проехались по ним, уничтожив всех. А в это время всадники во главе с Хемишей, а за ними сута, влетели на мост и отбили ворота. Вскоре они уже были внутри города.
 Арцавцы начали напирать, боясь потерять последнюю надежду, но тут по ним в упор открыли стрельбу метательные машины. Град камней обрушился на клин, калеча воинов.
 Мадуватис приказал сигнальщикам барабанить отступление. В город уже не прорваться. Надо отходить назад. Ему удалось с остатками армии отбиться и выйти на дорогу, ведущую к Саллапе – небольшому, но крепкому городу.
 Но до Саллапы дошли не все. Воинам обещали богатую добычу в Хаттусе, а в итоге они потеряли даже обоз. Началось дезертирство. Они бросали оружие и разбегались. Маддуватис приказал военачальникам пресекать бегство любыми способами. Военачальники пытались ловить дезертиров и наказывать. Но даже жестокие меры не помогали. К Саллапе подошли жалкие остатки некогда могучей армии. Как только ворота за ними захлопнулись, так сразу на башнях забили деревянные колотушки. Вокруг города появились хетты. Пока Саллапа готовилась к обороне, созывая ополчение, передовые отряды хеттов под началом Фазаруки, не долго думая, пошли на штурм и захватили ворота с двумя примыкающими башнями.
 Старейшины упали в ноги Маддуватису с просьбой возглавить оборону, ведь город не подвергался нападению уже около ста лет. Местный телепурия вообще никогда не держал в руках копье.
 Маддуватис дал некоторые распоряжения и бросил воинов отбить ворота у хеттов, пока не подошли основные силы Суппилулиумы. Арцавцам удалось захватить одну башню, но вторую Фазарука не сдавал.
 Тем временем Суппилулиума подвел войска. Он приказал поджигать тюки мокрой соломы и бросать ее под стены. Едкий дым не давал лучникам целиться со стен. Соорудив из огромного дерева таран, хетты принялись бить в ворота. После нескольких мощных ударов ворота рухнули вместе с куском стены. Копьеносцы ворвались в город и с боем продвигались к центру.
 Маддуватис велел привести к дальним воротам колесницу с четверкой сытых коней. Когда арцавцы начали сдаваться, и половина города оказалась в руках хеттов, правитель Арцавы позорно бежал из города. Ему чудом удалось прорваться под градом стрел на дорогу, ведущую в Миллаватну.
 Кони начали уставать и перешли на шаг. Маддуватис решил поблагодарить богов за спасение. Он постепенно успокаивался. По телу неудержимым потоком разливалась усталость. Все же он уже стар для таких тяжелых походов. Вдруг Маддуватис почувствовал жжение в плече. От этого жжения немела рука. Обернувшись, он обнаружил стрелу, торчащую из спины. Маддуватис выругался и, стиснув зубы, выдернул стрелу из плоти, при этом, чуть не потерял сознание от боли. Стрела оказалась с бронзовым наконечником. Значит, стрелял не простой воин. Его пальцы нащупали на тонком древке кусочек телячьей кожи. Пергамент был обернут вокруг стрелы. Что это? Он развернул его. На небольшом квадратике хеттскими иероглифами он прочитал: «Правитель Арцавы, ты давал клятву моему отцу лабарне Тудхалии. Ты подписал договор со мной, лабарной Суппилулиумой. Договор и клятва тобой нарушены. Будь проклят! Из жадности ты хотел погубить мою страну, а погубил свою!»
 Маддуватис, недочитав, отшвырнул пергамент в сторону, плюнул на него несколько раз. Волосы встали дыбом. По спине пробежался холодок, заставляя съежиться. Он отчетливо услышал за спиной топот копыт. Обернувшись, он увидел всадников, летящих по его следу. Передний, в блестящем шлеме с разноцветными перьями на макушке и в куртке из шкуры леопарда обнажил меч.
 Мадуваттис изо всех сил стегнул лошадей. Те рванули с места и понесли колесницу. Маддуватису не хватало воздуха, но он стегал и стегал животных по крутым бокам. Смерть летела следом. Он увидел впереди водную гладь. Река Секирии. Вон мост. Скорее! Скорее! Лошади бежали из последних сил. Стрела прошуршала над самым его ухом и впилась в спину одной из упряжной. На мост! Вниз! Дорога сильно извивалась. Муаддуватис погнал колесницу напрямик. Первая лошадь споткнулась и упала. Колесницу рвануло в бок. Повелитель Арцавы вылетел из повозки, перекувыркнулся через голову и, всем телом, налетел на камни.
 Хемиша перевел коня на шаг. Он легко соскочил на землю подошел к упавшему Маддуватису. Правитель Арцавы лежал лицом вниз. Весь камень под его головой покраснел от крови.
 - Бесславная смерть, - произнес Хемиша, затем подозвал одного из воинов и приказал: - положи его в колесницу. Тело надо доставить Суппилулиуме.
 

 По всей вселенной разнеслись вести о молниеносных победах Суппилулиумы над Арцавой. Под власть хеттов вернулись города Уда и Туванува, захвачены Лусна и Саллапа, не считая мелких крепостей. Сильная Арцава поставлена на колени. Трон в Милаватне занял второй сын Маддуватиса Артакас. Он поклялся беспрекословно подчиняться Хаттусе и платить огромную дань. Ахеява, Мира и Питасса откупились от Суппилулиумы огромными подарками. На земли Хатти стали перебираться кочевники и общины плугарей. Земли хватало всем. Послы Каски и Аццы просили Суппилулиуму заключить вечный мир с их народами. Города Тегерама, Малатья и Мараш приняли Телепуриев от Суппилулиумы и признали покровительство Хатти.


12



 Двое стражников вели по темному проходу путника, укутанного с головой в дорожный плащ. Пыль, осевшая на одежду, и потертые сапоги, говорили о том, что путник прибыл издалека. Под низкими сводами гулким эхом отдавались торопливые шаги.
 - Долго еще? – нетерпеливо окликнул путник стражников.
 - Уже скоро, господин, - вежливо ответил ему. – Подземные ходы Керкемша очень длинные и запутанные. Их прорубали в скалах тысячи рабов. Они не раз спасали жизнь правителям, когда в город врывались враги. Где-то здесь находится сокровищница, а в одном из ответвлении есть темница для неугодных. Из нее выходят только в страну забвения.
 Свет от факела лишь на несколько шагов вперед выхватывал из темноты склизкие каменные своды, дальше свет поглощала черная бездна. Коридор сделал крутой поворот, и перед путником открылся просторный круглый зал, освященный множеством чадящих смоляных факелов. Как из-под земли, на его пути вырос воин с обнаженным мечом.
 - Кто такие?
 - Я сын Митанни! – гордо ответил путник, скидывая плащ.
- Тебя ждут, благородный Шутарна, - с поклоном сказал стражник. – Проходи. Все уже собрались.
 Шутарна шагнул в зал. Здесь он увидел около сотни человек. Юноша признал в них бывших вельмож из халентувы Вашшукканни. Их лица, по привычки, сохраняли надменное выражение, осанка оставалась все такая же гордая, но нигде не сверкало золотые и серебряный украшения. Массивные золотые браслеты, подвески с драгоценными камнями, толстые перстни, изготовленные лучшими ювелирами – все исчезло. Даже при слабом мерцающем свете факелов можно было заметить затасканную грязную одежду из дешевого материала. Их бороды, как у бедных торговцев, плохо завиты и небрежно уложены.
 Все оттого, что сановники лишились своего состояния. Правитель Керкемиша скуп, и не желал тратиться на сановников Тушратты, - у него своих достаточно. К тому же, пронырливые соглядатели доложили Ахате, что Тушратта привез с собой большой ларец, до краев заполненный отборными драгоценными камнями. Даже за один самый маленький камушек можно купить упряжку отличных ассирийских коней с крепкой колесницей. Но Тушратта не думал платить своим подчиненным. Кроме заветного ларца, у него не осталось ничего. Опальный правитель лелеял мысль о том, что он на сбереженные драгоценности скоро наймет армию и, на копьях этой армии вернет себе трон. Так, что бывшим сановникам приходилось жить в нищете, продавать свои украшения и дорогую одежду, экономить на пище и на брадобреях. Они уже забыли вкус хорошего вина и жирного мяса. Познав сполна нищету, голод, унижения, вельможи согласны были на все, лишь бы любым путем вернуться в свои роскошные дома, к сытой беспечной жизни. Вновь пировать в халентуве Вашшуккканни и, засыпая, не думать: где завтра достать кусок ячменной лепешки.
 Шутарна уверенно прошел в центр зала. Все обернулись к нему и заголосили:
 - Ты пришел, наш спаситель. Боги, наконец, обратили к нам свои лики. Ты принес нам добрые вести!
 - Мир вам, великие мужи Митанни. Вести я вам принес, но совсем не добрые.
 - Говори же! – молили вельможи, обступив его. Они напоминали обиженных детей. Шутарна с неудовольствием заметил, что они не мытые. От них противно пахло сушеной рыбой и дешевой чечевичной похлебкой. Они с надеждой смотрели ему в глаза и вопрошали дрожащими голосами: - Как Вашшукканни? Твой отец освободил столицу?
 - Артатама не освободил столицу, - жестоко разочаровал их Шутарна. - Хитрый Ашшурбалит купил Митанни у Суппилулиумы за золото, которое мой отец вывез из Вашшукканни. Все богатства правителей перекочевали в кладовые Хаттуссы. В Ашшуре остались лишь Золотые ворота счастья.
 - Слава Богам! Вашшукканни выкуплена у Суппилулиумы. Мы можем вернуться в свои дома! – обрадовались вельможи.
 - Не совсем, - прервал их ликование Шутарна. – Артатама предал всех вас. Мало того, что он признал независимость Ассирии, так он еще признал над Митанни власть Ашшура. Артатама вошел в столицу с ассирийским войском. Ваши дома и должности сейчас занимают те мерзкие твари, которые недавно приезжали в Вашшукканни с дарами и ползали перед вами на коленях.
 Когда вельможи осознали, как с ними жестоко обошлась судьба, то застонали:
- Что нам делать? Мы скоро умрем от голода.
- Но где же грозный властитель? – Шутарна обвел их взглядом, как бы ища опального правителя. – Я не вижу благородного Тушратту среди вас. Что произошло с нашим любимцем Богов? У него большая и хорошо обученная армия. Почему он не ведет ее в поход? Кто ему мешает? Керкеиш, так же, как и Ассирия, выкупил у Суппилулиумы часть земель Митанни. Почему он не борется за возражение утерянного могущества?
 - Тушратта наказан Богами за трусость и праздность. Они повредили его рассудок, - поведали Шутарне сановники. – Он боится вновь встретиться с призраками. Мы сами их видели. Они были огромные, как горы. А самый грозный призрак был похож на Суппилулиуму.
 - Что за бред вы несете, - разозлился Шутарна. – Какие призраки? Он же богоподобный. Или Тушратта пропил свою божественную силу?
 - Не говори так, - сановники пробовали оправдать Тушратту. – Он же наш правитель и полководец.
 -Хорош полководец с поврежденным рассудком, - засмеялся Шутарна. – Правитель ставший перед Ахатой на колени превратился в жалкого раба. Вы помните, кем был Ахата? На пирах он сидел в дальнем углу стола, а теперь ниже себя сажает своего господина. А вас, прославленных мужей, вообще не зовет на пиры. И вы еще после этого верите Тушратте? Неужели среди вас не найдется смелого воина, который бы осмелился повести остатки славной армии обратно домой и отвоевать Вашшукканни?
 - Самым смелым военачальником был твой отец. Мы незаслуженно принижали и обижали Артатаму.
 - Мой отец продался Ашшурбалиту. Вас он знать не хочет. Когда я сказал ему в лицо, что он предатель, Артатама прогнал меня. Так что, на него не надейтесь.
 - А ты, смелый Шутарна? – взмолились вельможи. – Ты можешь вернуть нам наши земли и дома? Посмотри, на кого мы похожи. Когда-то мы повелевали миром, а теперь не имеем даже жалкого слуги. Ты же умелый воин. Ты сможешь возглавить войска.
- Хорошо, - согласился Шутарна. Он ждал этой просьбы. - Я попробую отвоевать Вашшукканни. Я верну вам дома, земли, богатства. Но не забывайте, что мне придется идти против отца. Я буду вынужден свергнуть его. Страшный грех - поднимать руку на того, кто тебя родил. Но я пойду на это ради вас.
 - Мы замолим твои грехи. Принесем Богам за тебя щедрые жертвы, - горячо обещали вельможи.
- Мне нужно еще кое-что, - сказал Шутарна, - Я не желаю, чтобы моими победами воспользовался слабоумный правитель. Способен ли он будет управлять страной? Не пора ли ему отправиться к Богам?
 Напряженное молчание воцарилось в зале. Сановники потупили взоры.
 - Чего замолчали? – с ноткой презрения спросил Шутарна. – Хотите помешанного правителя? Тогда идите к нему, ползайте перед нм на животе, лобызайте его ноги. Весь остаток жизни вы будете спать в лачугах, полных вшей, жрать черствые лепешки, запивать их водой из сточных канав и носить грязные тряпки вместо одежды.
 - Но кто же будет нашим правителем, - несмело пробурчал кто-то. – Его должны поставить над нами Боги.
 - Если вы хотите сильного правителя, который смог бы поднять вновь величие страны и оберегать ее от врагов; такого правителя, который бы заботился о вас, как о родных детях. Разве не достоин трона тот, кто вернет вам ваше состояние?
 Сановники зашумели, потом один из них сказал:
- Мы согласны, великий Шутарна. Никто не сомневается, что Боги послали тебя к нам.
 - Тогда пусть Тушратта умрет и не мешает мне.
 -Но кто это сделает? Убийство правителя должно жестоко наказывается. За этим следят сами Богами, - испугались сановники.
 - Пусть это сделает чужеземец, который молится другим Богам, - тут же нашел выход Шутарна. – Иссихасса – вот тот, кто нам нужен.
 - Я? – опешил Иссихасса. – но как я могу…
 - Сможешь – иначе умрешь, - сквозь зубы процедил Шутарна. – Вспомни, как ты, жирный шакал, захотел стать лабарной. Тогда я и мой отец с тремя тысячами верных воинов спешили к тебе на помощь. Почти все они пали на чужой земле, благодаря твоей глупой затеи. Только за одно это, тебе надо вспороть брюхо.
 Под гневными горящими взорами, Иссихасса вынужден был согласиться.

 Ахата плотно поел. Он поднялся из-за стола и знаком приказал Тушратте следовать за ним. На открытой террасе Ахата развалился на мягких подушках. Двое мешедей встали у изголовья правителя с опахалами. Веера из перьев плавными волнами нагоняли воздух. «Прямо, как я когда-то» - со вздохом подумал Тушратта, оставаясь стоять подле Ахаты в позе верного слуги.
 - Послушай-ка, Тушратта, - с ленцой произнес правитель Керкемиша, - тебе известно, что я за огромную сумму выкупил часть Митанни у Суппилулиумы?
- Да, мой повелитель.
-Ты, так же должен знать, что твой полководец Артатама распоряжается в Вашшуккани на правах повелителя. Командует, даже, моими землями.
 - Я слышал об этом.
 - Мне это не нравится. Я требую, чтобы ты выступил с войсками, захватил Вашшукканни и наказал самозванца.
 - Повелитель, это невозможно. Ко мне явились Боги. Они прогнали меня. Они были большие, словно горы…
 Ахата скривил лицо.
- Я все это уже слышал, - устало произнес он. – Мне надоело содержать твой двор и кормить твою армию. О Богах пусть заботятся жрецы: приносят им жертвы, молятся им. Тебе надлежит занять свой трон. Если не желаешь выполнять мою волю – не выполняй. Я поставлю властвовать в Вашшукканни кого-нибудь из твоего окружения. Половина Митанни принадлежит мне. Кого захочу – того и назначу управлять страной.
 - Я согласен, мой повелитель, - развел руками Тушратта.
- Тогда отправляйся немедленно. Войска уже выступили. Колесница для тебя приготовлена.
 - А моя свита?
 - Они вместе с войсками выступили утром. Тебя будет сопровождать Иссихасса и Ибисаха. Иди, возврати себе власть. С Ашшурбалитом разберешься сам. Я могу, только, отослать ему послание, но выкуп плати ему ты.
 Тушратта смиренно поклонился и вышел.
 Одноосная повозка, запряженная парой неказистых лошадок, скрипя и громыхая, ехала в сторону Ефрата. Под тряпичным навесом сидел понурый Тушратта. Сзади него стоял Ибисаха в воинских доспехах. Иссихасса впереди правил лошадьми. Керкемиш остался далеко позади.
 - Безумцы! – вдруг встрепенулся Тушратта. – Боги нас накажут. Надо поворачивать войска.
 - Но Ахата нас не пустит обратно в город, - возразил Иссихисса.
 - Да. Не пустит, - упавшим голосом согласился Тушратта.- Ах, Иссихасса, ты один у меня остался верный слуга. Остальные все -предатели, готовые пустить мне кровь при первом же удобном случае.
 - Место подходящее, - раздался за спиной голос Ибисахи.
 - Да, - согласился Иссихасса. - Место тихое. Ни души.
 Ефрат еще не показался. Керкемиш исчез. Кругом унылая равнина с однообразными песчаными холмами.
 -Жуткое место, - поежился Тушратта. – Я не хочу здесь долго оставаться. Подстегни коней.
 Вместо этого Иссихасса натянул вожжи, останавливая коней, повернулся к Тушратте и склонив голову, произнес:
 - Прости нас, великий, но таково решение твоих подданных.
 - Что это значит? – закричал Тушратта, почуяв неладное. Он попытался встать, но сильный удар кинжалом в спину, усадил его на место. По телу пробежала судорога, лицо скривилось, и бывший повелитель вселенной умер.
 - Выкинь эту падаль и поройся у него в сундуке, - приказал Иссихасса. – Там где-то должен быть спрятан ларец с драгоценностями.
 Ибисаха так и сделал: вывалил мертвое тело опозоренного правителя и принялся рыться в его сундуке. Наконец он выпрямился, держа в руках большую шкатулку из кедра в серебряной оковке. Ибисаха приоткрыл крышку и взволнованно произнес
- Здесь огромное состояние. Что мы с ним будем делать?
- Шутарна приказал доставить шкатулку к нему, - ответил Иссихасса. Казалось, его нисколько не волновало содержимое ларца.
 - И ты так сделаешь? – Испугался Ибисаха.
 - Нет. Я с этими драгоценностями удеру в Та-Кемет. Этого мне хватит на всю оставшуюся жизнь.
 - Поделим содержимое, - предложил Ибисаха.
 - Не могу. Тебе драгоценности не будут нужны, - с этими словами Иссихаса вогнал нож в живот Ибисахи, как раз там, где заканчивался кожаный нагрудник.
 - За что? – прохрипел из последних сил Ибисаха, пуская кровавую пену.
- За верную службу мне, - ответил Иссихасса, вырывая из его холодеющих рук заветный ларец. – Думаешь, я не знаю, что тебе приказали убить меня после того, как мы разделаемся с Тушраттой? Кого хотел обмануть, грязный шакал.
 Иссихасса развернул колесницу и помчался по дороге, ведущей в Хальпу. Безжизненное тело Ибисахи выпало из повозки и осталось лежать на обочине.
 Через некоторое время из-за холмов вынырнули несколько всадников. Улия спрыгнул с коня и внимательно осмотрел следы на дороге.
- Войско пошло в сторону Вашшукканни.
 - Зря беспокоились, - решил Хемиша. Снял медный шлем и вытер тыльной стороной ладони пот со лба. - Надо доложить лабарне. Видать, Ахата решил потягаться с Ашшурбалитом. Посмотрим, что из этого выйдет. К ним подлетела еще вереница всадников. Впереди несся Барбиша.
 - Отец, там впереди на дороге лежит чье-то тело, - крикнул Барбиша.
 - Не совсем удобное место для отдыха, - заметил Хемиша. – Кого-то убили. Я вижу, вороны кружатся.
 Всадники тронули коней, и вскоре оказались возле распростертого тела.
 - Еникей всемогущий! – воскликнул Хемиша, взглянув в лицо убитому. – Пусть ослепнут мои глаза, если перед нами не то, что осталось от повелителя Митанни. Взгляни-ка Улия. Ты видел Тушратту вблизи во время боя.
- Это он, отец, или Боги смеются над нами. Редко можно увидеть великого правителя околевшего, словно собака, в дорожной грязи.
 - Тут еще один труп, - крикнул Барбиша. – Пусть Еникей меня накажет, но он поступил несправедливо, позволив ему умереть не от твоей руки, Отец.
 - О чем ты говоришь? Кто там убит?
 - Взгляни сам.
 Хемиша подошел к Барбише.
 - Что ж, - произнес он. – Боги решили по-своему.
 Он нагнулся, снял с убитого пояс с медными бляхами. Затем подошел к Тушратте, перевернул его и вынул из тела кинжал. Все это положил в свою дорожную сумку.
 - Отец, зачем ты отнимаешь у мертвого пояс, - удивился Улия. – Он же нашей веры. Как его примет Еникей?
 - Он осквернил кинжал, убив безоружного человека, еще в спину. По обычаю: оружие больше не принадлежит ему. Пусть оправдывается перед Еникеем, - ответил безжалостно Хемиша. – Потом еще раз нагнулся к Тушратте и снял с его груди большую золотую диадему на массивной цепи. – Надо передать побрякушку Суппилулиуме.
 - Что это? – поинтересовался Улия. – Какая красивая побрякушка.
 - Божественный символ власти, - объяснил Хемиша. – затем указал на Ибесаху. – Взвали его на свободную лошадь. Надо отвезти его в Каниш и похоронить по нашему обычаю.
 - А с Тушраттой что? – Улия кивнул в сторону правителя Митанни.
 - О нем позаботятся другие. Это не наше дело.
 Всадники скрылись обратно за холмы. Несколько боевых колесниц показалось на дороге со стороны Вашшукканни. Первой правил Шутарна. Он сиял медными начищенными доспехами. Увидев труп, Шутарна остановил колесницу, спрыгнул с нее и, ногой, брезгливо откинул прядь волос с лица убитого.
 - Сдох, дерьмо, - зло усмехнулся он. – Дерьмом был, дерьмом и помер. Куча навоза лежала на троне, теперь куча навоза лежит на дороге. Эй! – крикнул он, сопровождавшим его воинам. – Посмотрите вокруг. Где-то должен лежать Иссихасса с распоротым брюхом. Ибисаха должен был его прикончить – этот ненужный кусок старого сала.
- Властитель, вокруг никого нет, - ответили воины. – Мы нашли только шлем Ибисахи рядом с лужей крови.
 - Неужели эта жирная свинья все же перехитрил нас. Да еще удрал вместе с ларцом Тушратты. Ну, да ладно, - махнул рукой Шутарна. – Дело он свое сделал, пусть забирает драгоценности. Он их заработал.
 - Что делать с правителем? – спросили мешеди.
 - Отвезите его обратно в Керкемиш. Не тащить же эту дохлятину в Вашшукканни. Постойте. Снимите с него диадему власти и отдайте мне.
 - Диадемы нет.
 - Вы хорошо посмотрели? – забеспокоился Шутарна.
 - Все вокруг обшарили, - подтвердили воины.
 - Кусок сала и здесь нас обхитрил. Отправляйтесь в погоню! – крикнул Шутарна. - Надо догнать этот мешок жира в вперемешку с дерьмом.
 Одна из колесниц с двумя воинами рванула в сторону Хальпы.
 - Слушайте меня внимательно! – приказал Шутарна остальным. – Вы все свидетели того, что Тушратту убил Иссихасса. Мы не успели помочь правителю, но нашли его еще живым. Умирая, повелитель передал бразды правления Митанни мне, произнеся страшное заклинание. Всем ясно?
 - Все понятно, наш властелин.
 - Учтите, у кого короткая память, тому и незачем голову носить! Я все сказал. Теперь, вперед, на Вашшукканни!



 Артатама прославился в свое время, как храбрый воин, умелый полководец, но правитель из него получился никудышный. Его утомляли долгие доклады. Он терпеть не мог разбираться в спорных государственных вопросах. Новоиспеченного правителя утомляли беседы с сановниками о ячмене, серебре, масле. Сколько, чего, куда. Артатама особо не вникал в суть дела, решал все по-военному, словно рубил с плеча. Порой, выносил нелепые и никому не понятные решения.
 В Вашшукканни не хватало зерна. Из дальней провинции привезли ячмень, но торговец запросил высокую цену. Вместо того чтобы попробовать с ним сторговаться, Артатама приказал, просто-напросто, отобрать зерно, а торговца забить палками. После этого случая никто больше не рискнул вести в Вашшукканни хлеб.
 В халентуву прибыли два мелких вождя, подвластных Митанни. У них возник спор из-за маленького городка и прилегающего к нему пастбищ. Каждый из правителей претендовал на владение городом. Артатама выслушал их и принял решение: взять город в свое подчинение, посадить управлять в нем своего телепурия, а с обоих вождей брать пошлину за пастбища.
 Разозленные вожди отказались подчиняться Вашшукканни и изгнали всех митаннийских чиновников из своих городов.
 В столице начинался голод. Народ потихоньку бунтовал. Рабы вместе с беднотой грабили того, кто побогаче. На торговых площадях открыто ругали Артатаму. Сановники боялись показываться на улице. Тогда правитель решил успокоить город с помощью меча. Всех недовольных хватил и бросали в темницы. Но от этого, бунт еще больше разгорелся. Вдобавок, в Вашшукканни появилось множество презренных ассирийцев. Они нагло занимали лучшие места на торговых площадях. Селились в лучших домах. По хозяйски вели себя в городе. Вместе с торговцами появились и ассирийские воины. Скоро ассирийцы принялись собирать пошлину, причем, ни к кому не испытывали жалости и сострадания: отбирали последнее.
 Вскоре вся Митианни начала стонать. Ко всему прочему, усилился голод. Зато ассирийские тамкары понавезли на рынки муку, мясо, сыр, масло, но все продавали по огромной цене. В одну из голодных ночей народ не выдержал и разгромил лавки ассирийских торговцев в Вашшукканни. Но наутро войска обыскали весь город. У кого находили добро из лавок, казнили на месте.
 Уныло и тоскливо стало в веселой и шумной, когда-то Вашшукканни. Но вот, по городу шепотом разнеслась весть, как вздох облегчения: с запада идет Шутарна. Он избавит державу от гнета презренных ассирийцев. У него огромная армия. Он справедлив и честен. У него смелое сердце. Тушратта, умирая, передал ему власть. Сами Боги сопровождают Шутарну. Обиженные местные торговцы подговаривали обнищавших ремесленников. Ремесленники в тайне вооружались. Даже городская беднота, которой было все равно, какая нынче власть, готова была поддержать восстание. Все с нетерпением ждали, когда же под стенами появится колесница Шутарны.
 «Но как же так? - удивлялись некоторые. – Ведь Шутарна – сын Артатамы. Разве Боги разрешат сыну воевать против отца?» «Артатама продал Митанни Ашшурбалиту, - отвечали другие, - но Шутарна прогонит отца и смоет позор со своего древнего рода. Боги, устами умирающего Тушратты, приказали ему править Митанни.»
 Долгожданное войско во главе с Шутарной, наконец-то появилось под стенами Вашшукканни. Все дороги закрыли, не оставляя возможности Артатаме послать гонцов за подкреплением.
 Сам Шутарна на белой колеснице правителя подъехал к центральным воротам, выпрямившись во весь рост, чтобы со стен хорошо был виден голубой шлем Тушратты, который он водрузил себе на голову.
- Правитель! Наш правитель, - заволновались на стенах митаннийские стражники.
 Ассирийцы выпустили в него несколько стрел, но телохранители тут же закрыли Шутарну щитами.
- Открыть ворота правителю! – закричал он.
 - Кто там визжит, словно баба в истерике? – спросил своим грубым зычным голосом Артатама, поднявшись на стену. – Это ты, Шутарна плачешь там внизу, чтобы тебя пустили в город? Не выйдет. Ночуй в степи. Нечего было удирать от меня в Ашшуре.
- Я не удирал, а ушел, не в силах смотреть, как ты ползаешь в ногах у презренного Ашшурбалита, - зло ответил сын.
 - Поползал, теперь все остальные ползают у меня в ногах. И ты скоро будешь ползать.
 - Ошибаешься! Я – законный властитель! Мне Тушратта передал власть.
 - А кто такой Тушратта? Что-то я запамятовал? – издевался Артатама. – Не тот ли, случайно, горе-полководец, который спьяну принял мираж за Богов и бежал, бросив свою армию. Тот, кто бросил страну на растерзание врагам, а после свихнулся. Ты об этом правителе толкуешь?
- Не смейся над душой умершего. Побойся Богов! Или ты в них уже не веришь?
- Мальчишка! Как ты смеешь попрекать меня Богами! – разозлился Артатама.
 Шутарна прекрасно знал, что отец очень суеверен и решил его разозлить. Затем он крикнул с вызовом:
 - Я прибыл сюда с великими мужами Митанни. Со мной вся знать. А за тебя кто?
 - Передай этим босоногим оборванцем, чтобы они проваливали обратно в Керкемиш, - ответил, так же, с вызовом, Артатама, – иначе они вскоре почувствуют собственными задницами, как хорошо отточены копья у ассирийских воинов.
- Ты продался Ассирии!
- А ты, случайно, не продался Керкемишу? В твоих рядах я вижу больше знамен Ахаты, нежели митаннийских.
 Шутарна весь вспыхнул от злости, как пук соломы от искры. Даже кони почуяли гнев возницы и принялись беспокойно топтаться на месте. Шутарна кое-как подавил в себе возмущение, холодно и надменно произнес:
- Великий Род Митанни ожидает тебя у шатра правителя.
- Хорошо, - усмехнулся Артатама. – Я приду поглазеть на этих нищих.
 Шутарна хлестнул лошадей, круто развернул колесницу и умчался в лагерь, весь, пылая от гнева.
 Артатама вышел из Вашшукканни во главе большого отряда, человек триста. Причем, отобрал самых могучих воинов с широкими плечами, высоких, со свирепыми лицами. Сам же надел роскошную одежду из тонкой ткани. Навешал на себя целую мину золота и серебра, чтобы своим видом унизить обедневшую митаннийскую знать.
 Вельможи, ожидая его, выстроились полукругом. В центре, на походном троне Тушратты гордо восседал Шутарна, задрав подбородок. Артатама насмешливым наглым взглядом осмотрел с ног до головы всех сановников. Он ехидно скалился, замечая заплаты на заношенной одежде и дырявые потертые башмаки, нечесаные грязные бороды.
 - Я не вижу здесь великих мужей Митанни. – Вот этот сброд бродяг что ли?
- Как смеешь так разговаривать с опорой страны…
Артатама не дал Шутарне договорить. Он подошел ближе к сыну, схватил его за шиворот и швырнул на землю.
 - Ты кто такой, чтобы делать мне подобные замечания, тем более, сидеть, когда перед тобой стоит правитель? – прорычал Артатама.
 Двое телохранителей кинулись на защиту своего повелителя, но тут же были заколоты копьями и попадали рядом с Шутарной, заливая землю кровью. У Артатамы от бешенства затряслись скулы. Он крикнул с презрением:
 - Эй вы, шелудивые шакалы, которые себя называют Великим Родом и опорой Митанни. Я вижу, вы совсем опустились, если решили разговаривать со мной через этого сосунка. Чего глаза прячете? Может быть, вам напомнить, как меня вечно унижали. Я был полководцем, и мне не было равных. Сколько раз я водил войска в поход! Сколько раз я приносил победы! Кто лучше меня мог воевать? Ну, отвечайте! Молчите? А теперь вспомните, где я сидел на пирах? В конце стола. Какие комнаты мне отводили в халентуве? Самые плохие. Если хотите вернуть свое добро, приползайте ко мне на животе, посыпав голову прахом, от этого места до трона правителя в халентуве.
- Этого никогда не будет! – закричали оскорбленные вельможи.
- Тогда завтра на рассвете – бой! – прорычал Артатама, перекрывая своим рыком возмущенный ропот. – И тогда посмотрим, как вы сможете устоять против непобедимого Артатамы.
 Он стремительно повернулся и ушел обратно в город. Шутарна поднялся из грязи. Слуги принялись отряхивать его одежду. Его лицо выражало ненависть и жажду мести.
- Завтра на рассвете будет бой, - сообщили ему перепуганные вельможи, будто Шутарна сам этого не слышал.
- Завтра я его повергну, как он меня. Но только я поднялся. А он уже не сможет. Пусть Боги простят мне этот страшный грех.
 - Но, ведь, его еще никто не побеждал, кроме хеттов, - напомнили сановники.
- Он отжил свое, - ответил Шутарна. – Да и с кем он сражался? С полудикими каситами да с арамеями.
 -А под Бычьими горами, когда разбили хеттов? – заметил один из старых воинов.
- Если б не Эйя и номарх Сети, подоспевшие на поле боя, Артатама удирал бы быстрее колесницы Тушратты. И вообще, - Шутарна сорвался на крик, - кто его боится, пусть возвращается в Керкемиш и просит подаяния возле храма.
 Все молчали. Никто не смел возразить.
 Оставалось ждать рассвета, а с наступлением нового дня, неминуемой развязки. Город бурлил всю ночь. Ассирийские воины готовились к вылазке. Артатама разъезжал на колеснице вдоль стен, орал на всех, щедро раздавал удары варасамой.
 Перед восходом солнца все стихло. Шутарна приказал строить войска напротив главных ворот. Когда лучи осветили вершки сторожевых башен, за стенами забили хухупалы. Створки с лязгом распахнулись. Артатама пеший, с тяжелой бронзовой палицей в одной руке и с топором в другой, во главе войска, вышел из ворот и смело двинулся на шеренги Шутарны.
 Артатама с ужасным ревом кинулся вперед. С первым же натиском ряды Шутарны смешались. Не смотря на численное превосходства, войско Керкемиша попятилось. Колесницу Шутарны перевернули. Его самого вынесли с поля боя в помятом шлеме. Он подозвал к себе одного из мешедей и сказал:
- Если ты это сделаешь, будешь самым богатым сановником в Митанни.
 Мешедь исчез. Вскоре, он, переодевшись ассирийским воином, затесался в ряды защитников Вашшукканни.
 Артатама уверенно прорубался в центре во главе со строем ассирийцев. Войско Керкемиша вот-вот должно было расколоться надвое. Ассирийцы закрывали своего предводителя большими круглыми щитами с обеих сторон. Один из них оказался за спиной Артатамы. Он, вдруг, размахнулся и вогнал в спину предводителя тяжелый боевой топор. Артатама дико вскрикнул и рухнул мертвым. Убийцу тут же подняли на копья. Но гибель Артатамы резко переломило ход битвы. Ассирийцы растерялись, лишившись своего предводителя, и поспешили укрыться обратно в крепости. Но ворота перед ними закрылись. А на головы полетели камни.
 Бой еще не закончился, когда Шутарна, шатаясь, подошел к убитому отцу и, наступив ему на голову, приказал:
 - Пусть его похоронят, как правителя. Он хотел им быть. – Затем взглянул на растерзанный труп убийцы. – А этого похоронить в самом богатом храме Божественных Близнецов. Да, вот что еще, - крикнул он мешедям. – Сейчас войска ворвутся в Вашшукканни. Немедленно пусть оцепят дома всех знатных Ассирийцев и не дадут взбесившейся толпе разграбить их дома.- После подозвал сановников. - Надо собрать побольше золота и немедленно отослать все в Ашшур, иначе нам недолго стоять у власти.
 В полдень Шутарна величественно вошел в тронный зал с толпой сияющих от счастья вельмож. Он опустился на великолепный трон правителей Митанни и со слезами на глазах воскликнул:
 - Радуйтесь, великие мужи благодатной Митанни. Мы снова дома!