В ожидании мая

 
 
 У беды глаза зеленые,
 Не простят, не пощадят,
 С головой иду склоненною,
 Виноват и прячу взгляд.
 В поле ласковое выйду я
 И заплачу над собой.
 Кто же боль такую выдумал,
 И зачем такая боль

 В тот день было невероятно тяжело - писать, слушать, сидеть, просто думать. Синие, окропленные пятнами отвалившейся извёстки, стены, посерели и стали похожи на кучу испачканных далматинцев. Была последняя пара, и никого уже не занимало действие у доски. Размеренное бурчанье кафедры, стекло батискафных очков не на шутку разошедшегося старичка лишь задавало тон всеобщего ёрзанья. В тот момент я был как никогда далёк от всякой учебной жизни, и это меня спасало. Предстояло совершить в тот день нечто невозможное, фантастическое. Надо было набраться сил, убедить себя в смелости и обычности грядущего.
 Я говорил себе, что так не может продолжаться вечно, что нельзя мучить себя и пытать бессонными ночами, что мой страх глупость, что сегодня я просто не имею право пройти мимо, что я мужчина, а не тряпка, что всё это надуманно. Некрасивое лицо, старая немодная куртка, джинсы, так уродующие своим спадом новые ботинки. - Только кажется! Только кажется!..
 На мгновенье стало легче.
 - Ничего сложного. Это всего лишь человек, который мне никто, тень моего воображения, фантазий. Главное, непринуждённо остановить её. Но как? - Который час? Как пройти в страну Ос? Мы вчера виделись! Ужасно! Глупо! Не для неё, точно не для неё.
 Стало тяжело, опять я стал ничтожеством.
 - Всё этот снег за окном. Невесомый, покойный бархат, стеклянные кружева, искры солнца. Сумасшедшая ноябрьская явь. Должно быть темно, сухо и пустынно. А первый снег убаюкивал, уводил в мечты, в страну смеха, любви и признания. Если б не мой недостаток. В школе соседка по парте боялась меня - её частенько отправляли за дверь. В коридоре она переставала тужиться и ржала во всю глотку. А эти уроды дёргают их за кофточки, оскорбляют, а те ржут. Глядят. Как глядят! Готовые порхнуть в объятья и отдаться. Грязь!
 - Ну вот! Я опять самый лучший!
 Много чего варилось и жарилось в моей воспалённой голове. Ничего конкретного, жизнеутверждающего. В мыслях пульсировал только один приговор - сегодня среда. Я увижу её - мы познакомимся.

 ***
 Всё началось полгода назад... Я готовился к экзаменам. Зубрил с утра до ночи, бегал по консультациям. Мой учебный пакет, как никогда, разбух. И день ото дня всё угрюмей бурчал конспектами. С ужасом ждал восьми утра, когда, обманывая и обещая, предстояло заставить себя учиться; делал себе график, затыкал ватой уши, когда родители приходили с работы и начинали галдеть, перебивая сериальных героев. В те дни я всё ненавидел и больше всего маленьких мальчишек во дворе, у которых уже каникулы, для которых цвёл и дышал тот яблочный терпкий май.
 Я спешил домой из института. Усталый и хмурый. Узенькая аллея пахла почками и играла солнечными зайчиками. Мимо прошла девушка. Лица я не заметил. Редко смотрю на прохожих - они всегда некрасивы и злы. Только запах, нежная зыбь длинных волос, прозрачная ладонь, спешно поправляющая упавшую прядь. Прохладный сладкий ветерок коснулся моей щеки. Я обернулся. Но было поздно. Незнакомка ускользнула. Часто разочаровываясь подобным образом, я не сильно расстроился. Когда чей-то силуэт, запах заставляли поднимать взгляд, меня в большинстве случаев передёргивало. Под париками глупо скалились обречённые. Мгновенье счастья от близости ангела, невидимого, совершенного переходило в смоляную жалость к грубым чертам красавиц.
 На второй день я снова держал свой путь через аллею. О недавней встрече я успел забыть. Машинально подняв взгляд, я встретил ту же девушку. Секунды две мы смотрели в глаза друг другу. Она была прекрасна! Её черт лица я не заметил, не пересказал бы их и сейчас, после стольких дней, приключений. Огромные зелёные глаза и выпученные обиженные губки, русые реснички, белоснежная кожа; особая стать и неряшливая походка. Так трогательно и нежно поражала её беззащитность и дерзость. Я отвёл взгляд. Ещё мгновение. Она опять была спиной ко мне.
 Ночью не спалось. Я чувствовал, что в моей жизни появилось что-то новое, неопределённое. Хотелось побыстрей утра, пыльного воздуха, прозрачных листьев аллеи. Она идет навстречу. Еще разочек посмотреть, заглянуть в глаза. Может быть это случайность и мы никогда не встретимся, стоит забыть. Я этого не знал.
 К счастью она снова шла мне навстречу. На третий и четвёртый день. Приходилось задерживаться в институте, уходить за второй буханкой хлеба. Одиночество приобрело смысл. Не пугали ни экзамены, ни изводящие пустые вечера. Меня захватил странный азарт. Я играл, просчитывал ходы, шпионил. С каждым днём она была всё прекрасней и ближе. Первые дни она ещё верила в совпадение, взгляд был задумчивым и чужим. Спустя неделю она улыбалась и кокетливо тупилась в ноги. - Аромат её волос наполнял заранее подготовленные лёгкие и через пару шагов подкашивал колени. Я был счастлив. Так прошло полмесяца.
 День потерял для меня форму. Она была везде. Наташка, Наташенька, Наташеченька! (Спасибо глупому значку на сумке) Всё моё существование в те дни приобрело некий сказочный фантастический характер. Повисая в совершенно нелепых, самых невероятных мечтах, которые только возможно вообразить, я глухо плакал от счастья, с трудом завершая сюжет всегда нового сна; я мог разговаривать с ней часами, отвернувшись к стене, трепать за щёчку, целовать; страшно дрожал с двух до трёх, таился в кустах и проходил мимо; разгадывал сегодняшнее её настроение - то сиял от удовольствия, то смертельно чернел. И чем дальше, тем ближе и милее была она мне.
 ***
 А с каждым наступлением ночи моя подушка приобретала дар речи, крохотная комнатка превращалась в роскошный замок, и в доме начинали кипеть страсти. Поздним утром ленивая чашка кофе, роза в постель, горячие объятья, признание в любви... Я стал очень богатым. После института я уехал в Москву и продал свою первую книгу. Книга пользовалась большим успехом. Все ждали продолжения. Но нет-нет. Это позже. Ещё когда я учился, мы так красиво познакомились... После недели молчаливых сцен в аллее, мы в очередной раз просто остановились. Мы замерли друг перед другом и не могли вымолвить ни слова. Время затаило дыхание. Мы смотрели друг другу в глаза и улыбались.
 - Здравствуйте, девушка, - произнёс я учтиво и даже немного поклонился. - Может познакомимся. А-то, живём в одном городе, а ходим как чужие.
 - То, что живём в одном городе ещё не даёт повод обниматься при встрече. Вам не кажется, молодой человек?
 - Вас, я, например, встречаю чаще, чем некоторых друзей. А вы всё спешите куда-то. Может, присядем, отдохнём? Вон лавочка. Меня Артём зовут. А вас?
 - Меня Наташа.
 Мы присели.
 - Кажется будет дождь, - сказала она и, жмурясь, глянула на небо.
 - Хорошая примета!
 - Почему?
 - Просто, хорошая!
 Начался дождь. Мы укрылись под козырьком подъезда. Я закурил. Она тоже попросила и тонко, как мышка, чихнула. Я засмеялся.
 - Как ты смешно чихаешь.
 - Нормально чихаю.
 - Возьми. Простудишься. - и накинул ей на плечи куртку.
 После дождя была радуга и мы ходили босиком по лужам.
 На следующий день она заболела. Лежала под одеялом и всё так же смешно чихала. Я сидел рядом и читал ей сказки. Больше мы никогда не разлучались.
 Летом мы ходили на речку. Я учил Наташку плавать. До изнеможения, до сизых мурашек она барахталась вокруг меня, но всё равно шла на дно. Позже... Я уговорил её пойти на рыбалку.
 - А кто ещё пойдёт? - спросила она.
 - А кто нам нужен?
 - Никто, - Наташка засмеялась.
 Мы поймали маленького пискарика и напились вина, закусывая картошкой и колбасой. Уже совсем рассвело, мы лежали в стогу на берегу реки. Вдали косили траву, не дожидаясь дневного зноя. Её светло-русые волосы сливались с сеном. Изумрудные глазки слипались, недовольно морщился носик.
 - Только не растай облачко.
 - Если я облачко, то ты Вини-пух.
 - Почему Вини-пух?
 - Ну, он же с облачком дружил.
 - Нет. Вини-пух считал себя тучкой.
 - Вот. Я облачко. А ты - тучка!
 - Почему тучка?
 - Потому что тучной. У тебя и имя такое: тёмное, тучное. Правда, Артёмка?
 Она открыла глаза.
 - Господи, как прекрасна жизнь!
 - Ты прекрасней, - прошептал я.
 - Подхалим, ты мой. Милый, хороший!
 Она провела ладошкой по моей щеке. Мы поцеловались...
 Наташка оказалась на год меня моложе и вскоре поступила в тот же институт, в котором учился я. Плохо учился. На лекциях был редко. Сидел дома, писал рассказы, по вечерам читал их Наташке. Она верила в меня. Ругала, делала замечания, заставляла переделывать и следила за моей посещаемостью... А дальше...
 Когда приехал из Москвы, я подарил Наташке дорогущую шубу. Был январь, ясное морозное утро. Она вышла в ночнушке.
 - Поехали! Такси ждёт.
 - Куда? Горе моё! - она зевнула.
 - Подарок покупать.
 - Какой ещё подарок? Девять утра.
 - У тебя же день рождения, соня!
 Наташка примеряла шубку за шубкой. Я сидел на диване и листал журналы. Всеми силами удерживая себя, чтоб не крикнуть: Облизывайте! Сильней облизывайте!
 Я открыл дверь в такси, где на сидении лежал огромный букет роз...

 ***
 Заснул. Так и не досмотрев до конца. Завтра начинать заново.
 В те майские дни я не находил себе места. После семи встреч за две недели, она исчезла. Сотни догадок, сомнений терзали меня ежедневно. Я не знал кто она, чем занимается, что любит, не слышал ее голоса. Но эти обстоятельства не пугали меня - ее теплый робкий взгляд, детский тик грызть ногти (часто, поглощенная очередной жертвой, Наташка проходила мимо - нахмурив брови, сложив губы в сосредоточенную черточку, она впритык изучала сломанный ноготок, тут же теряла равновесие и спотыкалась), все было в ней прекрасно и светло. Она просто была ангелом - я не знал, я видел, отражением, спасением моим! Неизвестность не пугала, а только интриговала, оттягивая наши беседы, смех, поцелуи. Самой ужасной мыслью было, что Наташенька не вернется, и я потеряю ее. И все из-за моей робости и глупости! Я стал вспоминать все, что знал о ней, пытаясь высчитать, найти.
 Наташка жила в соседнем подъезде, где-то училась. Дамская сумочка маленькая. Всегда сопровождаемая бумагами, книгами. У одной успел прочесть название - пособие по английскому для поступающих в ВУЗы (в тот раз она спотыкнулась). Может быть она ходила к репетитору в заветные три часа, может быть учиться. Возвращалась она в восемь-девять. Раньше я её редко видел. Значит, она или переехала или гостит у родственников или снимает квартиру. Приехала, чтобы поступить! Однажды я встретил её с подружкой - круглая и конопатая, с милым лицом, - видимо вместе жильё снимают. Но в какой квартире? Во дворе Наташка не гуляла - не завела знакомств. Значит, никто и не знает ее. Уезжала с остановки на маршрутке в сторону центра. Но куда?
 Лето цвело и пахло - издевалось и раздражало.
 - Чего, ты всё ходишь? Ты к окну подходишь в третий раз.
 - Просто не сидится.
 - А ты ляг, - брякнул Колян и нагло развалился в кресле.
 - Не поможет.
 Коля был моим лучшим и единственным другом. Мы учились вместе. Неизвестно, что тянуло этого взбалмошного извращёнца. Полная мне противоположность. Но мы были с ним не разлей вода. Говорят, разных людей тянет друг к другу. Он знал все мои тайны и увлечения, никогда не смеялся над моей ногой. У Коляна было полное отсутствие такта и естественной подозрительности к окружающим, поэтому часто попадал в "истории", от которых я его тщательно уберегал.
 - Опять преследуют призраки таинственной незнакомки? - прошептал Колян. - Какой же ты, мой друг, впечатлительный! Никогда не понимал подобных воздыханий... А если у неё есть парень? А если она его любит? Сколько переживаний, думок, бессонных ночей. У-ух! Аж голова кругом... И не надо со мной ругаться, Артемон. Ты всё прекрасно понимаешь... Тьфу! Как в сериале сказал... Кстати у меня тоже такое было.
 - Неужели?
 - Да. Представь. И знаешь чем всё закончилось? Не сошлись характерами. Тоже ходил, вздыхал. А потом: я видите ли хам и пялюсь на других. С тех пор я не тяну с отношениями. И боюсь прелюдий... Любовь намного прозаичней, Тёмыч. Нужно узнать человека, пообщаться. Шуры-муры! Миллионы людей любят не за внешность не за ангельский блеск и сияние взгляда, а любят человека! Характер, интересы и много ещё чего. За то, что понимают через несколько лет. Когда начинают ценить не фигуру, а близость. Духовную близость. Лёгкость и простоту ощущений в присутствие этого человека. Тогда наступает свобода. Истинная свобода! Которая и называется любовь.
 - Я не верю в свободу.
 - Никто не верит. Но все к ней стремятся... Поэтому. Не мучайся. Познакомься. Можешь поверить - она больше твоего испугается.
 Колян воодушевлял, как мог. Ему доставляло удовольствие моя беспомощность и жалость. Я всё понимал, но подойти к ней было выше моих сил. Тем более я не знал, встречусь ли снова.
 Тепло угасало. Облака стали кучней и напыщенней. Бесцветной массой они плыли от горизонта к горизонту, не открывая, не пряча солнца... Подходил конец августа. А её всё не было.

 ***
 Поженились мы не скоро. Несмотря на мою неожиданную удачу, я не торопился, хотел сделать сюрприз. Много работал. Наташка часто обижалась, говорила, что мало уделяю ей внимания, что у меня есть другая. Ветвистые фигуры оправданий давались с каждым днём труднее, шутки, перевод темы - плохие помощники. Но я знал - она простит, моя тайна сполна искупит вину.
 Долгожданный день настал... Мы ужинали в ресторане. Тихо играла музыка. Столик с осенним дождиком за окном отливал серебром приборов, рубиновым вином и одинокой розой. Я стал на колено и взял Наташку за руку.
 - Ты чего? - удивленно спросила она.
 - Выслушай меня пожалуйста... Мы уже много лет вместе. Я не представляю своей жизни без тебя. Я хочу, чтобы ты была всегда рядом. Ты самая прекрасная, самая удивительная девушка на свете и я очень люблю тебя. Этого дня я ждал очень долго. Мечтал, представлял как всё будет, готовился. Я знаю, что для тебя это не имеет значения. Но я хотел, чтобы было всё идеально. Как ты мечтала, как я мечтал... В общем... Выходи за меня замуж.
 Я открыл коробочку с кольцом и положил её на Наташкину ладошку. Она с секунду молчала. Потом наклонилась и обняла меня.
 - Конечно... конечно... Родной мой!..
 - У меня для тебя сюрприз.
 В подъезде было темно. Уцепившись в мой локоть, Наташка осторожно переступала порожки.
 - Сейчас. Сейчас. Потерпи.
 Мы вошли в новую квартиру.
 - Здесь мы будем жить.
 - Это наше? - Наташка погладила стену и осторожно заглянула в зал.
 - Наше.
 Она кинулась мне на шею. .
 - Я не верю! Спасибо!
 - За что?
 - За сюрприз... А я думала, ты меня разлюбил. Глупая, правда? Дизайнер ты мой!
 - Я на свой вкус. Но можешь всё поменять. Ты же хозяйка. И моя невеста, кстати...
 Кругом были свечи, бокалы с вином. Мы танцевали, кричали, пели на балконе. Луна была такая яркая, ветер тёплым, а губы сладкими.
 

 ***
 Третье сентября! Ни первое ни второе! Ровно третье и ровно три часа дня! Ровно три! Как в мае... Людные подъезды толкались, хватали за рукав и ругались; я бежал через порожек, надувшись, пытаясь не взорваться от счастья. Наконец, дверь. Громкий ноющий крик вырвался из моей груди. Подушка крепко обняла плечи и закружила вальс. Вот она рядом - Наташка - метров через десять-двадцать, в соседнем подъезде, бьётся её сердечко. Сосредоточенно кушает, пьёт чаёк, смотрит телик. Думает: как удивительно снова встретить этого странного парня... мы почти знакомы - а проходим мимо... - Осень пела, судорожно сводя мои хаотичные танцы в некий счастливый припадок. Я был помешан. Словно первый глоток воды за всю вечность, нырок с милионнметровой высоты; я лежал на полу, свёрнутый в клубок и громко пел на придуманном мной языке. Сквозь ворс ковра, отдающего кошкой, пробирался холод и страх. Счастье требовало искупления. Расплатой стала тяжёлая меланхолия, задающая себе один и тот же вопрос и не получающая ответа. Что делать дальше? Немые сцены в аллее убивали меня... Я решился.
 На следующий день, "тщательно" спрятавшись за дубом , я караулил Наташку. Рядом валялась опустошенная отвагонаполняющая бутылка пива - явно не нужная - тепло медленно расходилось по дрожащим позвонкам. Тысячи обдуманных планов разбрелись и я совершенно не знал, зачем стою и что делать. Прошло минут десять и мне всё труднее удавалось не вызывать подозрение у прохожих. Будь то тучная тетка, муж с женой из магазина, школьники - я тут же лез в пакет, изображая поиск бумаг, прикладывал к уху сотовый, даже говорил что-то, серьезно, с деловитостью. Совсем отчаявшись, я уже думал идти домой - когда сквозь туннель аллеи показался силуэт. Неловко обходя лужицы, попадаясь в грязь своими маленькими милыми кроссовками, она приближалась. Последние секунды перед смертью будут наверняка легче, чем тот панический бред, обнявший мою душу в то мгновение. Собрав все оставшиеся силы, не думая ни о чем, я бросился прочь от дуба. Наступив на свою же бутылку, я упал в метре от дорожки и лягушкой раскинулся всеми четырьмя конечностями. Глухой шлепок и стон на фоне шороха Наташкиных шажков - такова была гамма моего фиаско. Она не видела самого падения. Наташка лишь застала мое беспомощное барахтанье. Бесформенный, грязный человек выполз ей навстречу, виновато улыбался и что-то бормотал. Она испугалась ещё больше, когда приглядевшись узнала меня. Ускорила шаг и исчезла. Я сел на корточки и поднял бутылку - в смоляной мути стекла отражался фонарь.
 Колян смеялся... Смеялся как никогда.
 - Да, ты маньяк какой-то, Темыч! Надо же придумал: подкараулить в темном переулке и будто случайно, от скуки познакомиться. Нате, вот, не ждали! Меня, само совершенство! Может, засосемся раз все равно одни!.. Дикари! Ничего ни скажешь! - Надо было купить цветов, как воспитанный молодой человек, наодеколониться, подстричь ногти и встретить её возле дома. Сказать: Здравствуйте, милая девушка. Вы такая красивая и так мне нравитесь! Давайте знакомиться! Тебе это в голову, конечно, не приходило! Не приходило, ведь а?.. А хочешь я с ней познакомлюсь? Разузнаю все о ней, тебя нахвалю. А потом вместе сведу. Не хочешь? Да, ты не бойся. Я аккуратно. Не веришь, что могу быть деликатным?! Ну, только не обижайся, Темыч!.. Кстати, во вторник на дискотеку пойдем, в пединститут...
 Я ненавидел его.

 ***
 Свадьбу мы с Наташкой наметили на осень. Мы долго думали как известить родителей о своем намерении (сначала одних, потом других; вместе или порознь) и, наконец, остановились на простом: пригласить всех в новую квартиру на обед и объявить. Наташка умела готовить только суп с колбасой, я только чай и пельмени. Несмотря на скудное кулинарное прошлое, желание угостить, не ударить в грязь лицом, было огромно. Конечно же, грязь ждала лицо Наташки. Но я тоже переживал, так как знал свою маму. Накупив кулинарных книжек и еды, мы принялись за готовку. Я сидел на подоконнике, с умным видом потягивая мальборо, и читал вслух рецепты. Перед разваленной на столе кучей продуктов стояла Наташка и сосредоточенно думала: как придать форму и вкус этой кучей-мале. Белый, с ромашками, фартучек сексуально обвивал ее талию. Она изредка потирала носик и все больше хмурилась.
 - Хватит читать, академик! До часа Че осталось пять часов. А у нас конь не валялся!
 Три часа спустя, по локоть в овощах и мясе, румяные от жара, отставив руки в сторону, чтобы не испачкаться - мы целовались.
 - Ну перестань! Только одного и надо! - ворчала Наташка.
 Остановиться было невозможно...
 Через несколько месяцев, одним солнечным сентябрьским утром, белые, напомаженные мы торжественно вошли в звенящую церковь. Нас поставили перед тучной фигурой священника, который мило улыбался сквозь седую бороду и говорил добрые слова. Во все время церемонии, я ни разу не посмотрел на Наташку, очень боялся, что внезапно охвативший меня столбняк перейдет в слезы - а истерика в смерть. - Она была прекрасна!
 Наташка взяла меня за руку и улыбнулась.
 - Очни-ись! - прошептала она. - Пора целовать невесту.
 - Боюсь, - прохрипело в ответ. - Ты такая красивая!
 - Ну-ну! Комплименты оставь на первую брачную ночь. А сейчас люди смотрят. Давай целуй! Бука!
 Мы поцеловались. Сзади нас стояли тёща и свекровь и умиленно всхлипывали.
 ***
 После "приключения с пивной лягушкой", мне оставалось немногое. На следующий день я дико напился и уснул в Наташкином подъезде. В восемь часов утра меня растолкала беспокойная с шепелявой походкой бабуля. Разоралась и заставила убрать чужие бутылки. Мне не хотелось жить. Я сидел дома и врал родителям, что хожу в институт. Запирался в своей комнате и часами смотрел в окно, вздрагивал, замирал от каждой тени, пятнышка, мелькающих в аллее. Пытаясь отвлечься, я подолгу гулял с Коляном по уже темному городу, машинально поддакивал его очередной терраде в окружении каких-то дур. Где бы ни был, я постоянно заглядывал в лицо каждого прохожего, надеясь увидеть её, мою Наташеньку. Смеялся над собой, когда замечал, как начинаю уже вглядываться в школьников гурьбой вываливающихся из местной школы. Приходил домой и лежал весь следующий день, погруженный в спасающий фантастический мир, жизнь в котором текла быстрее и светлее.
 Был уже конец ноября и немного покалывал мороз. Щеки быстро румянились, а под свинцовым небом выцветали глаза. Был вторник и мы вместе с Коляном держали путь в пединститут. Игнорируя все мои отчаянные попытки избежать этой чертовой дискотеки, он все время повторял:
 - Ничего. Отойдет.
 - Не в том дело.
 - Пойми. Тебя никто не заставляет танцевать. Не хочешь - не танцуй. Думаешь, нужен кому-нибудь? Думаешь, смеяться будут? - он приостановился. - Раньше ты таким не был.
 - Каким?
 - Закомплексованным, что ли. Помнишь у меня на дне варенья зажигали? Да и вообще, кто идет на дискотеку танцевать? Все идут пива выпить и с девчонками познакомиться. Один ты, блин, хромой, идёшь танцевать! Парадокс!
 Если честно, мне действительно хотелось напиться, ругался лишь для формы. Для меня была одна надежда - после двух бутылок потерять связь с настоящим, уткнуться в глухой угол и вернуться к ней.
 Но вышло иначе - к моему всеобщему ужасу на дискотеке оказалась Наташка!
 Я, действительно, потерял связь с настоящим, с прошлым и со всем на свете. Вокруг была тишина, мутная масса статистов, вторя ломаному ритму, болталась между стенами; человек, похожий на Колю, стоял рядом и из его кричащих губ вылетало пиво. Наташка стояла в центре и смеялась, беззвучно, чуть выпячивая верхнюю губку, она изредка наклонялась над своей маленькой подружкой и что-то говорила. На ней были джинсы клеш, синяя блузка, над поясом обнажался пупочек, на который я старался не смотреть, стеснялся и даже злился, готовый броситься на любого, кто осквернит его своим взглядом. Мне тогда было хорошо и радостно на душе - казалось, что она поглядывает на меня, этого было достаточно.
 - Очнись! Ну, очнись! Это она?! Да?! - Коля, чего-то подпрыгивал. - Хорошая! Пойду, приглашу её!
 Ничего более устрашающего, как "Я убью тебя", мне не удалось придумать. Коля остановился на полпути, хотел что-то сказать, но лишь с горечью улыбнулся и ушел. Суставы мои снова размякли, злость отошла, руки приняли прежнюю хаотичную траекторию. То, переминаясь с ноги на ногу, то, почесывая нос, дергая ухо, скрещивая и потирая руки, я словно марионетка неумело выводил па своего беспокойного сердца. Не замечая течение времени, я постоянно был неподалеку, моментально выдумывал повод для того, чтоб оказаться рядом, как охотничий пес, чувствовал каждый метр, каждый поворот, стену, отделяющую меня и Наташку. Подойти было страшно и стыдно - я готов был отдать все на свете ради трех-пяти нормальных шагов. Чем дальше, тем все очевиднее становилась моя беспомощность, в приближающейся развязке, которой суждено было быть - другого случая не будет, я знал. Еще минуту - еще минуту; вот сейчас... нет сейчас; подождать - пусть уйдут; - скороговорками жужжали эти нерешительные мухи. Какой-то лапочковидный модняк пригласил Наташку на танец, обнял за талию и чуть пригнув коленки, стал вилять своим S-образным телом возле. Что-то говорил и сам громко ржал на собственные шутки. Наташка лишь учтиво улыбалась, чуть наклонив голову, она отводила взгляд в сторону, дарила то свою нежность полу, то настороженность незнакомцу. Меня охватило отчаяние, я был уже согласен на помощь Коляна. Но рядом его не было. Удивительно, подумал, даже ни разу и не спохватился. Прошло много времени. Где же он?!! Но вокруг был лишь темный лес животрепещущих тел. В маленьком окошке изредка мелькал ее облик, то смешной, то грустный. Я слышал уже конец. -Идиота-первокурсника, несущего микрофон, хриплый говорок его, отличное настроение. Оставалось полчаса.
 Наташа вместе с подружкой, ведомые модняком направились в фойе, где было сооружено некое подобие бара. Сели за столик. Кругом галдели, плескали пиво. Я присел неподалеку, не отводя взгляд от новоиспеченного ухажера, с упорством пил - весь в каком-то исступленном диком положении.
 Вдруг появился Коля, шаталый и красный. Рядом с ним шли две девушки, похожие друг на друга, сзади плелся его одногруппник.
 - Ага! Вот он где! - словно выдохнул - крикнул Коля. Он сел за мой столик и разложил локти, низко прислонившись к краю стола, хищно вглядывался то в меня, то в Наташку. Вдруг Коля встал и громко воскликнул:
 - Ну что? Страдаешь?!
 В ответ я промолчал, для себя решив - что бы ни было - не произносить ни слова. Коля тем временем стал ходить из стороны в сторону, не замечая, как многочисленные взгляды любопытно слушают его - он не замечал ничего и вскоре совсем разошелся.
 - Страдаешь? Спрашиваю?! Убить меня собирался! Представляешь?! - Коля махнул Наташке. - Убить!.. Да, ты за свою жизнь в морду никому не дал толком. Все прячешься, находишь оправдания. Хочешь, Наташ, я расскажу о нем. Что это за человек? Таких к счастью немного.- Незаметные, угрюмые, закомплексованные хорошисты. Комплекс у них у каждого свой, особенный. Специально придуманный, аргументированный, возведенный в ранг чуть ли ни смертельной болезни, от которой им никогда не избавиться, которая вынуждает их вечно прятаться и страдать. Они не способны на поступки, на смелость, на простое хамство. Мечутся как загнанные звери между школой, домом, институтом. Все пугает, всего боятся. Боятся глядеть в глаза, остаться с кем-нибудь наедине, попроситься в туалет на паре, не доесть суп в гостях, сесть без билета в трамвай, попросить ручку у соседки, поздороваться с преподом, дать милостыню. Каждый человек им враг, каждый смеется, с отвращением скалится или молча презирает. Конечно, все это кажется и никто над ними не смеется. Но им так легче. Они и комплекс себе выдумывают, чтобы жизнь не казалась такой страшной. Как молитва сидит у них в крови, изводит мечта - Если бы я был нормальным! Тогда весь мир был бы у моих ног! Так и мечтают. О-о! Это их любимое занятие - их единственное спасение. Потому что не может человек постоянно молчать, бояться, необходимо ежедневно выкладывать свое нутро, свою жизнь, свою радость. Они запираются у себя в комнате, включают музыку и сочиняют себе бог знает что: они на сцене с большой гитарой, куча поклонниц или в ресторане пьют експрессо с девушкой под Nostalge, объяснения в любви и прочая чушь. Лупятся в телевизор до потери пульса, рыдают как коровы над фильмами, книжками. Для чего они живут, что они могут сделать в этом мире, кого сделать счастливыми. Эти скромные чувствительные ничтожества! Большую часть жизни безнадежно влюбленные в профиль незнакомой гимназистки. Да, если и существует платоническая любовь, так только у них в головах. Но не от чистоты и невинности, а от страха. В конце концов, такие люди женятся. Жены их, в большинстве своем забитые и некрасивые, особо везучим попадаются волевые и решительные стервы, которые выворачивают их наизнанку, превращают мужей в собак - А те и рады! Нужно бежать от таких, бежать без оглядки. Понимаешь, Наташка! Понимаешь! Да, Темыч, я с ней знаком. Даже более чем. Наташка - моя бывшая девушка. Вот как! Не ожидал! Ты не представляешь как меня веселило твое нытье. Я тебя не ревновал, нет. Было бы к кому. Я лишь боялся, что она ответит тебе взаимностью лишь для мести, чтоб поиздеваться надо мной. А ведь мы любим друг друга. Любим! Это глупо, Наташенька! Глупо! Прости меня! Бес попутал с этой дурой! Я же люблю тебя!
 Коля встал на колени. Наташка отдернула его руку с коленки и отвернулась.
 - А ведь ты ей понравился, Темыч! Сама говорила. Да, только пока ты сопли жевал, тебя опередили. И самое интересное ты же сейчас уйдешь, даже не дашь в морду этому чмо. Потому что трус и немощь. А тебя, Наташка, так и будут до конца дней окружать подобные уроды... Да! Родной! - Коля кивнул модняку и с разворота ударил его. От удара тот начал падать, не удержавшись за стол, он в падении махнул руками и сильно ударил Наташу по лицу. Она вскрикнула. Коля оторопел. Я выскочил из-за стола и бросился на него. Удар мой не свалил его. Тогда я бросился на него всем телом, сбил с ног, и не зная, что делать, стал трепать Колю за воротник, сидя на нем же. Голова его безвольно болталась - он смотрел мне прямо в глаза и улыбался. В тот момент мне стало страшно, я бросился к выходу.
 Я бежал. Не представляя, куда и зачем. Было ясно одно: Коля прав. Он совершенно прав. Мелькали мысли о самоубийстве, но что-то отдергивало - тело хотело борьбы, воспаленные бегом сухожилия требовали холода. Я никто! Я ничего не могу! Я никого не сделаю счастливым! Зачем! Зачем! Я упал и заплакал - как корова, как корова! Коля был прав.
 ***
 Первой у нас родилась девочка. Такая смешная и крикливая, с большущими изумрудными глазками как у мамы. Мы назвали ее Наташей. Во время беременности я не отходил от будущей мамы ни на шаг, покупал ей сладости, вывозил ее на природу, приглашал гостей, чтобы не было скучно. Наташка часто капризничала, сетовала на то, что подурнела и сама себе не нравится. Ничего не понимала глупышка! Не понимала, что никогда не была такой красивой!
 Через три дня, после родов, я пробрался в палату. Свернувшись калачиком, подложив розовую ладошку под голову, Наташка спала. Я поцеловал ее в носик. Она проснулась.
 - С добрым уутром...
 - С добрым.
 - Спасибо тебе!
 - Не за что. Столько страданий из-за вас, мужиков. Теперь всю жизнь будешь отрабатывать заботой и любовью. Понял?.. Скажи - как тебе наша девочка?
 - Она прелесть! Вылитая мама!
 - Ага! И с твоим характером вреднючим. Мучайся теперь. Ну ладно. Будем надеяться, что у нее будет мой характер. Мой ангельский характер.
 - А чем мой-то плохой?
 - Да, ты самый вредный и нудный человек на свете. И за что я тебе такая досталась!
 - Издевайся, издевайся. Пользуйся положением.
 - А у меня теперь всегда будет такое положение. Кстати, ужасно хочется курить?
 - Ты бросила.
 - А-а, а-а, - Наташка замахала ладошками.
 - Ладно, ладно. Но только одну. Поняла? На двоих.
 - Садист!.. Отвернись... Дай тапки девушке напялить.
 Через два года у нас родился мальчик. Угрюмый и кареглазый... А потом... А потом мы учили детей, ездили в Египет, катались на великах, ловили рыбу, устраивали шашлыки, напивались до ругни; готовили с детьми пельмени, устраивали романтические вечера, ходили в рестораны, сплетничали на друзей, ревновали, расходились, потом смеялись, хвастали детьми; ходили на собрания, знакомились с зятем, читали нотации. Так сто, тысячу лет подряд! Как никто на свете счастливые и свободные! Бессмертные и неразлучные! Всегда вместе! Только Ты и Я!.. Ты и Я!
 
 ***
 В тот день было невероятно тяжело - писать, слушать, сидеть, просто думать. Синие, окропленные пятнами отвалившейся извёстки, стены, посерели и стали похожи на кучу испачканных далматинцев... Кончилась пара. Среди стеклянных дубов, посеребренных и безмолвных, мы снова встретились. Просто остановились друг против друга и не могли вымолвить ни слова…