Брат

Дверь распахнулась не от ветра – от чужого ключа. И почти сразу же захрустели под ногами диски. Их было штук сто. А может, и двести. Коллекция…
- О – о, Володька! Что, пожрать принёс?
Неестественной улыбкой давился Лёха и головой встряхивал поминутно, чтоб мутно – красные глаза сами собой не закрывались.
- Опять?! Ну ты, блин, даёшь!..
- А чё я? Я ничё!
Две сумки поставил брат на пол. Сперва открыл форточку, а потом уже продукты стал грузить в заурчавший от счастья холодильник.
- Я же тебя просил! Неужели так трудно человеком быть?
- Лег – ко! – развёл руками Лёха. – В чём правда, брат? А? Ну скажи!
- Не поясничай. – строго сказал Володька.
На плите ещё дымилась кастрюля с жёлтым варевом. Из опрокинутой банки тягучими каплями сгущёнка падала. И – запах въедливый, сладкий, ни с чем его не спутаешь даже если захочешь…
- Самому не противно эту гадость глотать?
- Противно. – охотно согласился Лёха. – Ты сам как?
- Я – то отлично… Отец тебе привет передавал. Где мать, кстати?
- Гуляет. – усмехнулся младший, рукой махнув куда – то в сторону двери.
А пальцы уже сами собой ползли к стакану. Стакан захватанный, на дне – четверть того, что в кастрюле остывает.
- Не надо, Лёшка. Брось.
- А нафига?
- Ты хоть в школу – то ходишь?
- А нафига?
Дёрнулся Вовка непонятно зачем – то ли стакан выбить, то ли с табурета подняться. И тут мобильник завопил, требуя немедленного внимания. Минут десять с сокурсником трепался Вовка, выясняя подробно про какого – то Гриню, который всего за сотню чертежи делает. А Лёшка уже в ладонях грел стакан, и отворачивался от него брезгливо, потому что не так уж и хотелось ему. Совсем не хотелось, если честно.
- Слушай, Лёх…
Замялся старший. С новой куртки медленно невидимые пылинки стряхивал, будто не было у него сейчас занятия поважней.
- Ну?
- Короче, мы с батей на лето в Египет собирались… Ну, в общем, он и тебя не против взять. Хочешь?
- Чемоданы за вами таскать, да?
- Дурак ты, Лёшка. Он, между прочим, сам сказал.
- Врёшь ведь…
Стакан дрожал сам по себе. Осторожно поставил его Лёшка, руки под стол спрятал. Какой там Египет? Он за все свои пятнадцать лет и на Чёрное море не попал. В какой – нибудь Геленджик занюханный, куда одноклассники запросто ездили…
- Не веришь – не надо. – усмехнулся Вовка. – Я ему даже не намекал, он сам. Короче, завязывай со своей дурью. Да, чуть не забыл – матери ни слова, понял?
Лёха слышал самое главное, остальное будто в тумане застревало.
- Сам, говоришь, вспомнил?
- Ну…ты ж его знаешь, прямо батя никогда не скажет. Но ты не сомневайся! – чересчур горячо заверил Вовка. – Я тебе позвоню через пару недель, ага? А лучше зайду.
- Не надо мне ничего. – буркнул вдруг младший.
- Ну и дурак! Загранка, море, девочки – знаешь как здорово будет!
«Ну вот… - подумал Лёшка, отворачиваясь. «Поехали…Понесло. Нет уж, я теперь учёный…»
Так бывало не раз. Наверное, вздумай Лёха за Вовкой все обещания записывать – общей тетради не хватило бы. Особенно после того, как отец с матерью развелись. Пять лет разницы между братьями, вот старший и сообразил – просчитал, что с преуспевающим отцом ему куда легче будет, чем с матерью – домохозяйкой. Отец – журналист областного масштаба, в трёх газетах сотрудничал и ухитрялся любую администрацию хватать за пятки – не больно, но чувствительно… чтоб помнили. В последний год перед разводом частенько Володька на кухне с ним сидел. Дымил – как равный – сигаретой, пил кофе, спорил о чём – то. И отец кивал одобрительно, а особо удачное возражение услышав, руку через стол тянул. «Зачёт, Вовка! Ну а если так?» И неважно что Вовкины юношеские доводы через полминуты в прах разбивались, совсем неважно, потому что пока так и должно быть, придёт ещё время и умение с собой принесёт. После таких разговоров лез Вовка на стул, книги отцовские брал и читал их как учебник – упорно, в блокноте пометки делая. Лёшка по малолетству не понимал смысла тех кухонных посиделок, но завидовал брату страшно. А само решение жить с отцом обронил Вовка совсем буднично, на той же кухне суп доедая. Мать промолчала и позже понял Лёшка, что была она уже к тому подготовлена и особо не расстроилась. А из – под Лёшки будто стул выдернули, будто после таких слов земля прямо сейчас должна провалиться, или пожар должен быть, или наводнение, но уж никак не тарелка с остывшим супом! После сидел он в спальне, с трудом соображая – теперь, значит, за столом самому заниматься можно, без очереди…и ящик в столе опустеет, можно туда все диски и кассеты положить…стоп, а Вовка - куда? А ему – где быть? И кровать тут его, и вообще… нет, он просто в гости к отцу поедет, пускай, потом ведь всё равно вернётся, иначе не бывает…
А Вовка уже обещал сюда приходить в гости. Рядом сел, за плечи обнял, бормотнул неловко: «Братан, ну ты же всё понимаешь… Ну я же учиться хочу, в институт, мне с батей легче будет…»
Лёшка сделал вид, что понимает. А в ящике до сих пор – зажигалка Вовкина, модель танка, которую вместе клеили, тетради какие – то школьные, ненужные Вовке в той, новой прекрасной жизни… Сам Лёшка у отца не был ни разу. Ему фотографии хватало. На ней – худощавый отец в неизменном красном свитере и с трубкой во рту. Улыбаясь, мать обнимает. И Лёха между ними. А Вовки совсем не видно. Это он снимал, ему отец свой навороченный «Никон» доверил… В гости брат приезжал, иногда даже ночевал на скрипучей койке, которая так в углу и стояла. Хлопал Лёшку по плечу – и сразу ошарашивал. Из кармана вытаскивал новенький мобильник, и не жадничая, давал подержать, на кнопки понажимать, в игрушки разнообразные порубиться. И взахлёб рассказывал, какой это классный телефон, требуя, чтоб Лёшка этот восторг разделял. А потом, тоску в глазах заметив, великодушно махал рукой: «Лёха, да ты не волнуйся! Мы тебе к лету такой же подгоним! Или - этот же, хочешь? Весной. Я всё равно на комп – наладонник собираю…» Потом Вовка уходил. А Лёха оставался, ждать лета. Ждать мобильник, велосипед, компьютер, («У меня друг тебе из своих деталей та – акую машину соберёт – лучше заводской!» – убеждал брат, чувствуя недоверие.) И не то чтоб верил Лёха во все обещания, но хоть что – то да должно было сбыться?! Тем более что и друзья – одноклассники о тех посулах заранее узнавали, и даже завидовали заранее, авансом отсыпая Лёхе долю восхищения, будто один из тех подарков уже дома стоял… Только лето прошло, и другое лето уже было на подходе, с другими обещаниями. Не со зла врал Вовка, да и не врал он, пожалуй, искренне говорил и верил в тот момент сам себе. В порыве, случайно – обещал многое. А вот выполнение за разными житейскими делами как – то откладывалось… Поняв это, Лёха уже не обижался. Даже какое – то странное удовлетворение в душе шевелилось, потому что после развода Лёха от жизни и от людей ничего хорошего не ждал, и вздумай кто – то за просто так подарить ему мобильник –неохотно принял бы он тот подарок. Почему? А потому что без подвоха такое счастье не бывает. Либо поломан телефон, либо краденный, либо вовсе отберут его через день и скажут что пошутили.
- Лёх, ты меня слышишь?!
- Ага…
Про Египет красиво Вовка рассказывал. Так, будто сам там побывал. А Лёшка думал совсем о другом. О том, скоро ли мать придёт. Она после развода отцу решила доказать, что не хуже других. «Не хуже других» в её понятии значило – одной не остаться. Мужик рядом должен быть. А если мужик тот ещё и с деньгами, или хоть в чём – то бывшего превосходит – это вообще вариант идеальный. Пускай, мол, этот придурок от газет своих оторвётся, и увидит, кого он потерял. На поиски идеалов нужны были время и деньги. Деньги отец высылал – для Лёшки. А проблему со временем мать решила очень просто. Раз и навсегда посчитала она, что Лёха вырос уже, что можно его одного дома оставлять – на неделю, на две, на три… Сама кочевала с квартиры на квартиру, у подруг и случайных любовников жила, и нравилось ей это, и свободой настоящей считала она такую жизнь. Домой прибегала с озабоченным лицом, совала Лёшке деньги, целовала наспех, смесью духов и коньяка обдавая. Иногда вместо денег были продукты. А теперь ни того ни другого, три недели уже прошло. Лёшка съел всё – даже ненавистную раньше гречку, даже макароны без хлеба и сахара. А потом DVD продал. Диски хотел тоже продать, да жалко стало – почти все вместе с отцом смотрели. Что дальше было – с трудом вспоминал Лёха. Он ведь перед продажей полстакана конопляного варева проглотил, чтобы жрать не хотелось. Потом, кажется, в магазин он идти собирался, да не дошёл. В коридоре из дисков тех узоры стал выстраивать. Весь пол теперь дисками устелен. Красиво получилось… Потом отпускать стало Лёшку, вернулся он на кухню воды попить, а брат – вот он. Лёшка и не знал, что до сих пор у Вовки от их квартиры ключ остался.
- Ну так я к тебе зайду. – повторил Вовка.
- Заходи.
- Диски хоть собери! Зачем ты их портишь?
- А… Всё равно смотреть не на чем… Хочешь – забирай.
- Куда ж ты плеер дел?
- Продал. – махнул рукой Лёшка.
- Что?! Ну ты…Придурок! – вспылил вдруг брат, засовывая в карман скомканные сумки. – На дурь, что ли, не хватало?!
«На жратву». – хотел ответить Лёшка. Не ответил. Стоял в коридоре, глядя как диски выпадают из торопливых Вовкиных пальцев. Не успевали пальцы всё собрать, хватали что попадётся, и казались Лёшке осьминогами из какого – то давно виденного фильма. Вовка поднял глаза. И – отвёл их, будто смутившись.
- Заберу. – пояснил он. – Всё равно на дурь сменяешь.
Лёха равнодушно смотрел сквозь него.
- Ну всё… Пошёл я.
Лёха молчал. Только когда скрипнула дверь, метнулся он к холодильнику. И в спину Вовке полетело всё, что под руку подвернулось. Палка колбасы, минералка, консервы какие – то в банках…
- Забирай! Всё забирай! Ничего мне не надо, понял?!
Вовка стучал в дверь. Жал на звонок, будто в стену хотел его вдавить. Но Лёха заставлял себя ничего не слышать. Ни стука, ни звонков, ни криков. А потом он проглотил всё, что было в стакане, и уже на самом деле ничего не слышал. Когда он выглянул наружу – продуктов уже не было. То ли Вовка их подобрал, то ли соседи запасливые.
- И не нужен мне ваш Египет. – сказал Лёшка лестничным ступенькам. Ступеньки молчали. Соглашались, наверное. Им тоже Египет был ни к чему. В магазин Лёшка всё же сходил. Жил просто: просыпался в двенадцать, ел всё подряд, не чувствуя ни голода ни сытости. Потом по комнатам бродил, книги листал, пультом телевизионным щёлкал бесцельно. К вечеру тоска накатывала, и знал уже Лёшка, что не удержится, что от тоски той одно только средство проверенное. Хватался за всё – уборку вдруг пытался делать, ковёр выбивал, из ящиков в сотый раз всё вытряхивал, сам перед собой притворяясь, будто нужное что – то ищет. И всё чаще к холодильнику подходил. Так просто – открыть морозилку, вытащить одну из бутылок (ту, что с краю), бросить её в таз с водой, чтоб оттаяла побыстрей. Бутылок тех пластиковых много было, ещё летом Лёха с друзьями ходил на речку и увидел, как возле труб теплотрассы нагло лезет из – под земли разлапистая конопля. Рвали под корень, ещё не зная, что с ней делать. Сашка первым предложил купить молока и в ней всё сварить. Хотели осенью в ПТУ продать, да там таких умельцев хватало. Так и остались запасы у Лёшки в холодильнике лежать. А где ещё? Зато гарантия, что ничьи родители не застукают.
Зажимая нос, глотал Лёха мутную жидкость. Потом пил воду, чтоб от противного вкуса во рту избавиться. И садился на диван, ожидая того момента, когда мягкая невидимая лапа стукнет его по затылку. С закрытыми глазами кайф приходил быстрее. Но однажды (может, через день, а может и через год) открыл глаза Лёха. И - Володьку увидел. Рядом сидел старший брат. Улыбался дружелюбно. И одет был в старый костюм спортивный. Этому больше всего удивился Лёха, ведь в старом по улице не походишь…
- Ты откуда? – спросил он тихо.
- Оттуда. Жить вот к тебе пришёл. Не прогонишь?
Вскочил Лёха с дивана. Руку к груди прижал, чтоб сердце не выпрыгнуло.
- Конечно нет! Живи! А – отец?
- А что отец? Сам поживёт, не маленький…
- Чаю хочешь?
- Давай…
Вместе пили чай. И говорили обо всём, друг друга перебивая. Удивлялся Лёха тому, как легко, оказывается, с братом общаться. Никогда раньше такого не было, всё прятался Вовка во взрослую скорлупу, делами своими отгораживался. А теперь с ним просто. Как с Сашкой, как с Дэном, как с любым из ровесников. Ещё рад был Лёха, что Вовка из навороченных вещей ничего не взял. «Где твои вещи?» - спросил он как – то. Замялся Вовка, а потом ответил, что у отца всё осталось. «И одежда?» «Да.» Больше не спрашивал Лёшка. Боялся, что вопросами своими счастье своё непривычное спугнёт и снова в пустой квартире очутится.
- Я к нему никогда больше не пойду. – сказал брат. – Он – предатель. Нельзя было так…
- Ну почему же… - вяло возразил Лёшка, отхлёбывая горячий чай.
- Нельзя. Пусть бы тогда и тебя с собой брал.
Лёшка молчал. А что тут скажешь? Он сам себе сколько раз объяснял, что отцу с Вовкой интересней, что с двумя ему возиться некогда было бы… Объяснял, но тоска и безразмерное одиночество от этого никуда не уходили. И чувствовал себя иногда Лёха не то чтоб ненужным – второсортным. Уценённой игрушкой, которую никто брать не хочет, потому что рядом, на той же полке – куда красивей игрушки стоят…
- Да ладно, какая теперь разница. Здорово, что ты пришёл.
- Здорово. – соглашался Вовка. – Ещё бы…
Вместе слушали музыку. Вместе смотрели телевизор. А иногда Лёшка хотел побыть один. Просто поваляться на диване, книжку почитать. И Вовка уходил куда – то. На улицу, наверно. Лёшка не спрашивал – куда. Ему хватало того, что брат всегда возвращается.
Однажды в дверь позвонили. Громко, настойчиво. «Мама». – подумал Лёха и пошёл открывать.
На пороге стоял незнакомый пацан. Впрочем, где – то его Лёха уже видел. «Наверное из нашего двора» - подумал он, прожёвывая бутерброд. «Или из соседнего. Где – то я этого типа точно видел».
- Можно?
- Вам кого?
- Лёха, не дури! Ты что, обиделся?
- Здра – асьте… - протянул Лёха удивлённо. – На что это я обиделся?
- Ни на что! Ну, молодец, я так и знал, что ты поймёшь! Понимаешь, я хотел, я звонил… Тебе же паспорт надо было делать, и документы тоже, а путёвки горели, ну и… Давай знаешь что? Давай в следующий раз вместе махнём, а ? Идея? Без бати, без никого – на море! Давай?
Лёшка окончательно убедился, что пацан адрес перепутал. А что имя совпало – так мало ли Лёх на свете! В их подъезде вон трое девчонок родили и пацанов, не сговариваясь, Никитами назвали. Подрастут – тоже путаница будет.
Холодно было Лёхе на полу босыми ногами стоять. Да и чайник на плите закипал.
- Слушай, кореш, ты это…адресом ошибся.
- Лёха, ты чего?! Это же я, Вовка! Брат твой!
С тревогой заглядывал пацан Лёшке в глаза, за плечи тряс.
- Отвали! Чего прицепился? Я тебя первый раз вижу!
Захлопнул Лёшка дверь, а этот ненормальный её назад тянет.
- Отцепись, говорю! Больной, что ли!
- Лёшка, пусти!!! Что с тобой?!
- Лечиться надо. – посоветовал Лёха, аккуратно поворачивая ключ в замке. – Брат он мне, видите ли… Будто я своего брата не знаю, будто он со мной не живёт…
Настоящий Вовка сидел на кухне. И пусть чайник не выключил, пусть вся вода уже выкипела – это же такие мелочи! Лёшка брату и не такое простил бы.
- Кто это был?
- Да придурок какой – то… - хмыкнул Лёха, открывая дверь холодильника. – Есть хочешь?
- Я – как ты.
- Тогда попозже. Я уже – во! Как слон наелся. Что – то на языке вертелось, в вопрос никак не складываясь.
- Володь! А чего ты прячешься, когда мать приходит?
- Не хочу я с ней говорить. И ты ей про меня не рассказывай, идёт?
- Идёт. – охотно согласился Лёха, закрывая холодильник.
Теперь у них с братом сразу две тайны были. Вторая – про мать, а первая – про варево то, что в морозилке лежит.
Но Лёшка – ни – ни! Лёшка секретов не выдаёт! Хотя сам всё видит. Видит, как бутылки потихоньку исчезают. Хитрый у него брат – не сразу всё выкидывает. Думает, Лёха не догадается. Лёха, конечно, молчит. Ему и так это молоко уже не нужно, он бы сам его выкинул. Но – не выкинет. Пускай уж Вовка сам, втихаря, раз ему нравится.
Больше чем от любой дури, балдел Лёха от осознания, что он кому – то нужен. А нужности было ещё много – почти пять бутылок. С недопитой сегодня – пять с половиной набиралось…