Записки маньяка

-Ну, вот, посомтри, какой ты теперь красивый!,- сказал я и улыбнулся довольной улыбкой, поправляя на его черноволосой голове изящную диадему,- Просто лапочка!
Он смотрел на меня стеклянными невидящими глазами и молчал. Я натянул на его тонкие, цвета слоновой кости, руки шелковые черные перчатки до локтя и, любуясь его совершенной красотой, поцеловал его в белую, напудренную щечку.
-Ой, прости, котенок! Я испортил твой грим, но я сейчас его подправлю!- сказал я и взял белую пудру с туалетного столика.
Я посмотрел на него, окинув взглядом с ног до головы. По чулку на любовно и заботливо побритой мною ноге поползла стрелка. Надо срочно одеть новые, а то это так нехорошо! Я подпудрил его щеку и принялся за чулки.Его ноги безвольно болтались, свисая со стула. Я снял чулок и одел новый. Потом я нежно провел рукой по его бедру и вспомнил Джея. Нет, он никогда бы не смог с такой нежностью и любовью к кому-либо относиться! Потом я взял из вазы красную розу и, отрезав от нее часть стебля, оставив от него только сантиметров десять, вставил за тонкую линию крежевных трусиков у бедра.
-Красавчик!- сказал я восхищенно и радостно хлопнул в ладоши,- Какой же ты противный!
Я улыбнулся ему и он ответил мне все тем же взглядом. Его лицо было верхом совершенства - тонкие и узкие черты лица, женственные, но в то же время резкие, миндалевидной формы глаза бесконечно-зеленые ближе к белкам и песчанно-желтые у зрачка, большие и пухлые губы, тонкий и прямой нос, изогнутые черные брови. Его лицо и без того было мертвенно-бледным, но грим сделал из него совершеннно белую маску, ярко-алая помала смотрелась на лице, как лужа крови на асфальте, а черная подводка вокруг глаз была будто траурная рама. Сказать, что он красив было бы ошибкой - он был самим совершенством.
-Как думаешь, чего еще тебе не хватает?- спросил я, но он не овтетил, что заставило меня засмеяться.
Я достал из-под стола коробку с черными лаковыми сапогами на каблуке и одел их на него. Да, найти сапоги 46го размера было не просто! Теперь ему нехватало лишь одной детали - вельветового корсета под грудь. Я расшунровал его, одел на него и затянул потуже, так, что слгека хрустнули кости его тонкого тела. Он молчаливо и бесстрастно смотрел в одну точку. Я приподнял кружевной лифчик и положил под него два кусочка паралона, сбросил одну прядь волос на грудь и прошелся расческой по длинным черным жестким волосам. Он был прекрасен, почти неотразим. В нем не было ни одного природного изъяна, только красный поцелуй на шее, последний поцелуй в его жизни - поцелуй моего острого раскладного ножа, раскроившего тонкую плоть на длинной изящной шее. Он умер так быстро, что ужас и боль не тронули его прекрасного лица. Зато его силньый, неистовый оргазм перед смертью отразился на выперавшем из-под женских трусиков члене. Да, он был просто богоподобен! Он был таким еще до смерти, но она одарила его лицо и тело такой едва уловимой красотой, что он был сравним лишь с богами.
Теперь все было готово Я отошел от него на прау шагов и снова посмотрел на него оценивающим взглядом.
Мой член напрягся, а лицо расплылось в благоговейной улбыке...

Эндрю Комптон, 13 августа 2007 года.