сто 59

...Где бархат - им прикрыта степь - обрезан каменной отвесной вертикалью, там неспокойно море… И кажется, что ноги не касаются уже неровной грани – под ними лишь упругая подушка ветра да воздух моря… А берег, как черта бескрайности – коричнево-лазурной, остается позади...
Место это он выбрал неслучайно – всё здесь, как ему казалось, способствовало вдохновенности, проникновенности и... отчужденности – всему тому, что ему сейчас было необходимо, сейчас, когда монолог Героя ждал последней репетиции. Завтра – премьера.
«Увидел я её впервые там, где лес, что обдувал пшеничный ветер с поля, качается слегка – и взгляду кажется, что дымка жаркая тому причина... Иссохшая трава с шуршаньем расступалась, и мне казалось, что невозможное есть в том, что буйная река (над нею мост, за ним дорога, в конце её приют) не видима, не уничтожена под этим жаром, под этой пылью, не выпита толпой живых, разлапистых созданий...
Но невозможное таилось не за лесом, оно возникло там, где взгляд лишь начинает свой полет... Она стояла рядом - заснеженного цвета платье, над ним – с полей собравшейся соломы шляпа, рука, её придерживающая – нежной линии изгиб, и взгляд... Она смотрела на меня и говорила...
- Прошу Вас – это совсем недалеко, в городе. Улица, дом, я всё Вам покажу... Там мой брат. Он остался один... Прошу Вас, помогите ему, он один в крохотной квартирке, он почти недвижим... Перед ним за окном улица, он всё видит, но он не может двигаться... Он всегда остается в комнате, он сам не может выйти... С ним нет никого, мы жили одни, прошу, помогите!.. Ну, что же Вы молчите, помогите же ему, помогите! Ну, неужели Вы не видите, как он...
Его рука двигалась, будто всё здоровье, которое обязано было принадлежать целому человеку, досталось только ей. Всё так и было – здоровой была только она, одна рука... Жаль, что бумаги оставалось совсем немного – один лист, а это значит, что в его распоряжении было всего две страницы. Да и грифель в карандаше еле держался – его бы заточить, но ведь другая рука неподвижна – как тут справишься? На одной стороне листа он нарисовал сестру – ту, что умерла три дня назад, чье тело, как сказали, позвонив из больницы, уже можно забирать. Рядом с сестрой он изобразил выдуманного человека, который может помочь - им обоим. Жалко, что выдуманного. И сестра, и человек стояли на черной линии, разделившей лист на две половинки. На одной он написал «смерть», на другой «жизнь». Чуть подумав, нарисовал рядом с двумя людьми маленького мальчика – себя.
На последней странице должно было появиться то, что ему более всего хотелось увидеть – море. Но волны стали получаться коричневого цвета, и это ему не понравилось. С трудом дотянувшись до пузырька с чернилами, он зубами открыл крышку и плеснул синей жидкости на бумагу.
В неровном шуме моря голос тонет... Слова исчерпаны, на этом месте должен занавес упасть, звучать обязаны аплодисменты... Он поклонился. Всё прекрасно. Завтра мальчик будет ожидать сестру с особенною болью. Там надо подпустить еще слезу... Проникнуться чтоб будущим успехом, он пару раз похлопал – сам себе. Холеные и нежные ладони лишь коснулись – друг друга. Что за черт?! Он изумленно посмотрел на руки. Одна из них была в чернилах.