Двое

...Внезапное пробуждение влекло за собой, как оборки длинного платья по мокрым улицам, щемящее чувство желания что-то исправить, поставить на место, развеять мутные клубы недосказанности... Он должен был немедленно поговорить с ней.
 Яркий лунный свет разлёгся на полподушки там, где должна была лежать её голова. Он удивлённо заморгал, шаря руками по ещё тёплой простыне.
 Нетерпение ворочалось и клокотало, и он, не стерпев, смял одеяло ногами, доверяя прохладе ночи свою наготу, сел на край кровати.
 Так он сидел до тех пор, пока новая мысль не посетила его полудремлющее сознание: ЧТО-ТО НЕ ТАК!
 Накинув лёгкий цветной плед на голые плечи, он вышел из комнаты.
 В одной огромной темноте едва различались кривые сгустки ещё более тёмной темноты.
 Он прислушался. Ничего. Еле-еле стонали трубы, с одного из кранов капала вода, ветер сопел в щели окна лестничной клетке... Нигде никакого движения.
 Он двинулся к пролётам. Там его встретило эхо. Стараясь не шуметь, он осторожно произнёс её имя. Тишина. Он снова позвал - молчание. Он поднялся на девять ступеней выше и заглянул в углубление в стене, сродни маленькой комнаты. Там стояла страшная темень, но сомнений быть не могло - та, кого он искал, была прямо перед ним.
 Он шагнул внутрь. Он тут же был остановлен голосом, напоминавшем рычание, чудовищным сплетением человеческого и животного.
 - Не подходи!
 - Но...
 - Прошу тебя, - сказала она.
 Он отошёл. К окну. С этой стороны луны видно не было, но он явственно ощущал её присутствие.
 - Что с тобой? - задал он вопрос, ответ на который у самого вертелся на языке.
 Она не ответила. Лишь только вздохнула, так тяжело, словно у неё были не лёгкие, а кузнечные меха.
 - Почему ты прячешься? - он весь дрожал, но не от страха, как ей могло подуматься, - Покажись мне, выйди на свет.
 Из глубины её укрытия донёсся низкий рык.
 - Неужели ты не хочешь подойти и обнять меня?
 - Уходи. Это могут быть последние в твоей жизни объятия. Иди в кровать, я приду, как рассветёт, чтобы... Попрощаться.
 - Вот как? Значит ты недостаточно сильно меня любила, если так просто сейчас об этом говоришь.
 - Как ты не понимаешь! Я боюсь, что могу сделать что-то нехорошее. По-настоящему нехорошее.
 Луна перешла на эту сторону, заглянув в окно. Луна выхватила из темноты волчью морду с огромными белыми зубами. Они обе надеялись, что это его облагоразумит.
 Но он стоял, не шелохнувшись, уперев руку в подоконник.
 - Помнишь, - улыбнулся он, - вчера вечером, я всё пытался тебе что-то сказать, а ты закрывала мне рот поцелуями?
 - Да, помню. Ты был так серьёзен, что мне показалось, что ты обо всём догадываешься.
 - Я не догадывался, - всё это время он стоял возле оконной рамы, теперь же он вышел на свет; на лунный свет, - Впрочем, как и ты...
 Он посмотрел на луну, и крупная дрожь пробежала по его телу. Он расправил плечи, и цветной плед упал на пол. Тело его стало покрываться бурой шерстью и расти. Лицо перестало походить на человеческое; оно вытягивалось, отчего обнажились крупные клыки зверя.
 Через несколько мгновений перед ней стояло существо, столь поражающее своими размерами, что ёкнуло сердце оборотня у неё в груди; она вышла к нему.
 С минуту они смотрели друг на друга. Затем он вырвал заколоченную балконную дверь, и их когтистые лапы оторвались от бетонного пола...

 Старый журналист, мучимый тяжелейшей бессонницей, стоял у окна своей спальни и курил, наблюдая за двумя фигурами - в свете полной луны, такой яркой и жёлтой, они, как чёрные мотыльки, перелетали с крыши на крышу. Он следил за этим с безразличием человека, знающим всё на свете. До завтрашнего дня в его памяти не останется и следа от увиденного...