Четвёртая ночь
Что там у тебя в голове?
Много всякого. Не окинешь всё сразу.
Ходишь по дому, ищешь книгу.
Такую, чтобы было интересно. Так интересно, как когда ты читал маленький, один дома, с хлебом в руке, самую любимую свою первую книгу. И не важно, кто там её написал и о чём.
А никакой такой книги, конечно, нет. И найдёшь Чехова, которого и в школе-то не читал. Томик, пахнущий библиотечной плесенной сыростью, с засаленными краями. Уведённый кем-то из районной библиотеки для написания ребёночьего сочинения и забытый навсегда в тумбе, в съёмной квартире.
И ведь, оказывается Чехов – замечательный писатель. И свои рассказы он делал прямо с тебя. А крестьяне его, чеховские, точно, ты же их видел или слышал, там, они точно живут вот-вот невдалеке от города; там, где тебя возили на шашлык или к родственникам Толстого.
Никогда бы не стал такое читать. Даже в электричке.
И волнуешься. Потому, что в голове ничего не произошло.
Не успокоилось. Не добавилось. По сути, вообще ничего не изменилось. Ни после Чехова, ни после, тем более, после Тургенева.
А какие они классные мастера,…там чего,…слова,…дух прямо захватывает!
Никогда больше классику не буду читать.
Пока опять не припрёт.
И вот ты сидишь на кухне и пьёшь чай, до такой степени надоевший, что вместо вкуса у него – ощущение. Мокрое и твоё.
И смотришь тогда, смотришь телевизор.
А там много всяких интересных программ, которые ведут и делают прекрасные культурные умные люди. Может, даже самые культурные и самые прекрасные из тех, кто пробился своими талантами через толпы хотящих попасть туда же и за тем же. Конечно, чтобы нести культуру и свет. Чтобы дать другим, кто смотрит и не пробивается, возможность думать и творить. Стремиться и достигать.
Как ради такого не пробиться и не сделать.
А получилось полное неинтересное скучно повторённое г.
Которое вообще и не получалось, а взято или использовано. Откуда и на что надо распределено.
И, конечно, в массе талантливого, замечательного индивидуального и светлого кинопродукта это г просто не было заметно. А тут сел посмотреть пять часиков телевизор одним глазком, второй за два года раз подряд, и попалось как раз оно: г.
Все пять подряд.
Часов.
Без исключения.
Нытик и зануда.
«Порядочный сарай 4» ему не нравится! Подумайте, какая цаца. В игры тебе играть не хочется. Шварца ему, как минимум, с Гладковым подавай!
Говорю же… себе… нытик.
Смотрел, смотрел…. О чём – не могу передать. Всё вот могу описать. Любые мысли и события. Хоть как да нибудь. А тут хрён босый в голове вместо впечатления от просмотра.
И начинаешь думать о том, что в голове.
А о чём ещё думать, когда нет там ничего, но так хочется? И как назло книжек не нашёл хороших, и по телевизору так красиво, интересно, но г.
В голове у тебя, как оказывается, всё плохо.
Давно.
Почему тебе всё время кажется, что там, в голове, что-то может измениться к лучшему?
Не думаешь же ты, в самом деле, что с годами ты будешь всё моложе, всё обаятельнее, здоровее, выше и лучше. И глупо рассчитывать на то, что такие твои качества хоть кому-нибудь понадобятся. До такой степени, чтобы это действительно было важно.
Белые ночи пришли. Ещё не так светло, как днём, но ночь уже пролетает за мгновение. И пишется, и думается по другому.
Только недавно, два месяца назад, почти круглые сутки стояла темнота. Холод и темнота плохо сказываются на больной психике. Приходят странные чужие образы. Беспокоят несуществующие персонажи и события.
Белые ночи в Ленинграде – это такая своеобразная благодарность местной природы за терпение. Всем, кто пережил зиму удачно и не. Всем, у кого плохое настроение или хорошее…. Время пить много кофе проходит. Вот-вот быстро ввалится в город недолгое здесь и не солнечное лето.
Севернее, в городах, где полярные день и ночь, нет таких контрастов, быстрых смен погоды и настроения. На короткой и широкой реке Неве, реке без истока, за пару календарных месяцев можно увидеть и снег с морозами, и летнюю жару; и долгие сумерки и глубокие ночи, да и вот, белые тоже.
Время успокаиваться, а не сидеть на кухне до первых троллейбусов.
А тут ещё в голове что-то хреновое происходит. И телевизор только мешает. И книги хорошей нет. И лампочку в пять уже нужно идти выключать…. Как это опишешь? Но главное – кому?
Думать ведь – это замечательное, но непрактичное занятие очень-очень личного характера. Если уже не нравится глотать чужие, подачками, удобные обрывки мыслей, а хочется обматерить,- от материальный,- свои. Когда ты пытаешься найти в себе именно то, для себя ценное, что так не видят другие….
Сейчас бы счастливо влюбиться.
Взапой.
И написать вдруг, ничего не планируя, ещё одну книгу.
И пару песен.
И смонтировать фильм.
И сделать-таки иллюстрации к Мастеру.
А потом, когда переполняющее неудобство душевное болью и мучениями изойдёт, материализуется во что-то уже ощутимо-реальное,… вот тогда побыть все пол дня счастливым и лёгким, вовсю наулыбаться миру и любимой, взвесить на ладони то, что было у тебя всю мрачную зиму в голове, да начать думать опять. До осени.
Или до любого другого понравившегося времени.
И неплохо было бы в Книжном цеху что-нибудь хорошее полистать. Да,… а что там, кстати, сегодня по телевизору?
Свидетельство о публикации №207050700087