Белый рояль с арбузом

Белокурый мальчик осторожно нажимал на клавиши и тихонечко напевал ему одному известную песенку. Кудрявый щенок мирно посапывал у ножки кресла, в котором дремал дедушка с газетой на коленях. Равномерное тикание больших трофейных часов с маятником, доносившееся из соседней комнаты, дополняло ностальгическую картину из детства, которая, по неизвестной прихоти памяти, запомнилась навсегда.
Прошло уже много лет как не стало дедушки, как продали почти за бесценок дом. Когда он вспоминал об этом, сердце тоскливо сжималось в груди, и он испытывал безысходную грусть.

***

Жизнь пролетала неимоверно быстро и даже как-то незаметно с того момента, как он похоронил любимую женщину. Вероятно, он в глубине души считал себя виноватым в том, что ему все время чего-то не хватало, что-то казалось на мгновение впереди него, такое неуловимое, которое мешало ему остановиться и стать счастливым. Сначала ему хотелось стать самостоятельным, потом ему захотелось найти идеальную партию для брака, на который он так и не решился, ему казалось, что еще можно подождать. Он так не решился на ребенка, которого теперь бы уже водил в школу... Как много он мог сделать...
Эти думы заполнили его голову, в то время как мелко моросил дождь, и грязный листья путалась под ногами. Он глядел перед собой, вспарывая тонкий ковер листвы – сродни той пленке спокойствия, которая прикрывала глухую ярость в его душе. «Это просто настроение», - вдруг решил он. – «Ведь еще вчера я этого не чувствовал, у меня были планы. Но что-то нужно делать, что-то нужно обязательно сделать. Что-то хорошее, приятное, доброе... Что бы снять... Чем же это можно унять. Ведь мне уже далеко не двадцать и даже не тридцать»...
Размышляя, он шел вдоль набережной. Легкая дымка заволакивала горизонт, дома погрузились в туманную гарь.
 - Дяденька, вы не видели здесь собаку, пуделя, белого цвета? – рядом как-то неожиданно оказалась девочка лет восьми, глаза которой были наполнены слезами и грозились вот-вот политься непрекращающим потоком. – Он тут бегал, я отвернулась, а он исчез...
- Не видел, - сказал он как можно участливей. – Как зовут твою собаку?
- Цвейг, - он такой хороший, куда он мог убежать? – слезы покатились по детскому лицу, и он внезапно почувствовал себя ответственным за эту собаку.
- Нужно поискать, давай покричим, может она просто где-то в кустах. Если бы ее кто-то хотел забрать, она бы начала лаять, не правда ли? – он постарался ее утешить.
К счастью, собака вскоре услышала их призывы, и, звеня поводком, ошалело выскочила навстречу.
- Цвейг, Цвейг, ну что же ты, куда же ты убежал, ты так меня напугал! – запричитала девочка, обнимая найденного пса. – Спасибо огромное.
Она побежала по тротуару вместе с собакой. Он посмотрел несколько мгновений вслед и подумал, что, наверное, это хорошо, раз так быстро мысли воплотились в реальность. Это было мгновение, неожиданное, короткое, но приятное мгновение, когда ты оказался кому-то нужным, полезным.

***

Он направился к ближайшему кафе взбодриться, выкурить сигарету. Он не любил курить на ходу. Этот день был свободен, как пустая квартира, которую необходимо чем-то заставить.
Запах кофе навеял на него новые картины прошлого. Перед своими глазами он вновь увидел ее, рядом с собой. Они вдвоем бежали под проливным дождем, счастливые, после первого своего полного знакомства, только начало рассветать. Тогда еще дни были короче и кафе уже успели открыться для первых посетителей. Они весело дразнили друг друга и промокшие насквозь забежали, чтобы согреться. Заказав ароматный напиток, они сели за маленький столик. Он глядел на нее, пытался глубже проникнуть в ее глубокие, голубые, полные радости глаза, пытаясь почерпнуть тайну которую он так до конца не разгадал.
Он поспешил сделать глоток, в надежде избавиться от этих воспоминаний. Неспешно оглядел зал, в котором сидело не более трех посетителей. Один, как и он, был погружен в свои мысли, другой близоруко изучал смятую газету, третий лениво говорил с барменом, который еще не успел до конца приготовить все стаканы, фужеры, чашки.

***

Вошли новые посетители, в том числе миловидная брюнетка, которая, видимо, забыла зонтик дома и теперь была похожа на мокрую курицу. Так он подумал в первое мгновение про себя.
- Пачку «Мальборо» и чашку двойного эспрессо, пожалуйста, – грудным, слегка охрипшим голосом заказала брюнетка. Затем шумно разместилась позади него.
Что-то был в ней вызывающее, что ему не очень понравилось, но в тоже время именно привлекало его внимание. Он повернулся, поздоровался и поделился своим мнением о скверной погоде. Она, ему на удивление, весело сказала:
- Знаете что, если вы намерены портить мне настроение банальными фразами, то думаю, вы подобрали самую подходящую минуту. Моя машина заглохла на полпути на работу, мой шеф в ярости на мою статью, моя собака сгрызла новые сапоги, и вы мне говорите, что на улице не очень хорошая погода! Спасибо! Этот день я запомню, на долгие года. Мое тридцатилетие проходит в полном дерьме. Еще раз спасибо! Роз и подарков не надо, все и так прекрасно. У Вас все? Больше пожаловаться не на что?
- С днем рождения! Хотите выпить? – спокойно ответил он, поняв, что ему крупно повезло. Эта девушка, видимо, так же одинока и несчастна. Только почему? Она мила, энергична, наделена определенным шармом.
- Вадим, - представился он, - Вероятно, Вам будет небезразлично знать мое имя, если мы продолжим обсуждать этот неприятный день?
- С чего вы взяли, Вадим, или как там Вас, что я хочу обсуждать мои именины с первым встречным?
- Впрочем, - сказала она, задумавшись на мгновение. - Куда хуже, давайте это отметим. Вы первый кто меня сегодня поздравил. Кстати, меня зовут Наташа.
Он заказал две текилы. Закурил сигарету и продолжал рассматривать Наташу и слушать ее мнение о сегодняшнем дне. Она оказалась девушкой с юмором, и, несмотря на сплошную серую полосу в своей жизни, старалась излучать оптимизм. Ее рассказ о том, как знакомый в момент кризиса затащил в редакцию иллюстрированного журнала, ее первые статьи, которые летели в мусорную корзину шефа. О ее собаке, рыжем спаниеле, которого она обожала, но по доброте душевной позволяла ему делать все, от чего сама же и страдала.
- Чему вы улыбаетесь?- остановилась она вдруг.
  - Не обращайте внимания. Ваши слова натолкнули на мысль о себе. Я тоже, в какой-то степени, нахожусь на перекрестке жизни. Но сегодня у меня тоже приятное событие, я встретил Вас.
- Не говорите, что у Вас все так же плохо, как и у меня, или как говорится, встретились два несчастья?
- В вашей жизни нет ничего плохого, чего бы нельзя было бы исправить. Ваша молодость, энергичность, Ваш оптимизм – это самое главное, а остальное, все ваши переживания – это пройдет, пройдет эта полоса, вот увидете... – он задумчиво устремил взгляд на улицу, вздохнул и добавил, - А самое главное, у вас чистая душа.
Он посмотрел в ее голубые глаза. На миг ему показалось, что он уже их видел и испугался, он увидел в них ту тайну, что когда-то не смог разгадать.
- Я выпью за Вас, за Ваши глаза и за то что я в них прочитал.
- Вам не кажется, что вы взяли на себя черезчур много? У меня впечатление, что у вас на душе еще хуже. Это что, возрастное? Хотите поделиться? Впрочем, я не уверена, что смогу вам помочь. Но давайте с простого. Скажите, сколько Вам лет? Вы женаты?
- Я бы женился на Вас. Вы бы пошли?- с легкой иронией он посмотрел ей в глаза.
- Кажется, я задержалась – задумчиво произнесла Наташа и складывая сигареты в сумку, - вы простите меня, что я тут разболталась. Пожалуй, пойду...
- Постойте, не торопитесь уходить. – попытался извениться он. - Если я обидел вас, не берите всерьез. Прощу прощения. Видимо, это от выпитого. Но я не женат. Вернее был, очень давно, в другой жизни. Но я не понял этого и заблудился. Мне лет... сорок два. Наверное, я выгляжу старше. Это не удивительно, я мысленно очень стар. Вероятно от того, что. гоняясь за теорией жизни, я упустил ее практику. А в практике я оказался почти как дитя. И возможно от своей беспомощности так не удачно пошутил.
- Хорошо, не извиняйтесь. – сказала Наташа. – Посижу еще немного.
- Но мне бы хотелось сделать Вам что-то приятное. Вы торопитесь? – уже более возбужденно спросил он. – Подождите меня здесь десять минут, я не задержусь. Бармен, пожалуйста, еще текилы для мадмуазель.
- Постойте, вы куда, мне же нужно идти. – растерянно протянула она.
- Десять минут, - и он выскочил из кафе.

***

Он был взбудоражен. Казалось, что боги смилостивились над ним и послали ангела. Выбежав из кафе, он повернул направо, в двух кварталах отсюда он видел цветочный магазин. Дождь продолжал моросить. Не видя луж и прохожих, он побежал.
Ему не хотелось дарить ей розы. Он ее не любил, он ее не знал... Но не хотелось дарить и первый попавшийся букет. Он вдруг подумал, что этой девушке так подойдут ирисы. Нежно голубые необычные цветы... Как ее глаза.
Ему повезло. В глубине бутика, среди множества букетов различных цветов и оттенков скромно примостился маленький букет ирисов с белыми экзотическими ромашками, которые аккуратно вписывались в гармонию букета, завернутого в фиолетовую бумагу.
  - Извините, что заставил ждать. Это вам, – он протянул ей букет - Надеюсь, понравится.
- Знаете, Вадим. Вы, наверное, недооцениваете себя. Ирисы мне еще никто и никогда не дарил. И мне очень нравится этот букет. И мне очень нравитесь вы. Я бы вышла за вас замуж. Теперь вы меня отпускаете? Я уже опазыдываю.
- Я очень рад был вас встретить. Мне бы хотелось вас еще раз увидеть. Вы не будете возражать?
- Буду ли возражать, - рассмеялась она. - Я как раз записала свой номер, держите. Спасибо за цветы и вообще – за ощущение праздника.
 Пожав ему руку, она ушла.
Он рассматривал ее номер. Ноль шесть, двадцать пять, тридцать три, десять, два нуля.... Шесть лет одиночества, двадцать пять было ей, тридцать три ему, десять лет счастья, и опять - все с нуля. Он выкинул бумажку. И пошел по пустынному тротуару.

***

Дом находился в трех автобусных остановках. Лариса лежала уже семь лет и не вставала, подсоединенная к жизни трубочками аппарата искусственного дыхания. Она реагировала на звуки и речь, но сама за семь лет не произнесла ни слова. Врачи говорили, что она не проживет и года после автокатастрофы. А она жила.
В ее комнате стоял тот самый рояль, что когда-то красовался у дедушки. Цвет его был также чист, как и звучание. Он играл редко. Лариса слушала его, и ресницы ее всегда закрытых глаз вздрагивали и порой серебрились слезами.
Он сел за инструмент, пальцы тронули клавиши.
На душе у него было спокойно. Ощущение того, что он готов идти по жизни дальше, вернуло ему былую уверенность. Он поверил, что завтрашний день принесет что-то новое. И что, возможно, он позвонит Наташе. И что, может быть, в один прекрасный день она согласится стать его женой и что он, возможно, станет отцом.
Лицо Ларисы было безмятежным. Казалось, она спала... Беря звонкий аккорд, он не услышал, как она сказала « Прощай!».

___________________________


Рецензии
Не люблю, когда ты даешь своим героям имена, особенно русские. У тебя рассказы - почти все - такие внегеографические, космополитские, можно представить любые города, любые страны. И ясно, что в этих любых городах будет важно то, о чем ты пишешь (смерть, любовь). Это могло случиться где угодно! А диалоги (например, в этом рассказе) больше напоминают переводные диалоги каких-то европейских писателей. Они слишком элегантные и утонченные для обычной некнижной речи.

В этом рассказе очень тронул герой. "я мысленно очень стар. Вероятно от того, что. гоняясь за теорией жизни, я упустил ее практику. А в практике я оказался почти как дитя." Как он хорошо мне знаком, сильный, умный, беззащитный.

Там еще есть такой кусок блестящий - про поиски пуделя и ощущение одинокости.Очень работает на образ.

Конец неудовлетворительный, неяркий, невнятный, гасит все напряжение и не дает хорошего разрешения (на мой взгяд). Конец хуже всего рассказа, ну, может, такой же, а надо бы - лучше, так как рассказ хорош. Не знаю, что придумать. Может быть, пускай он сам отсоединит эти трубки. Например, он позвонил, она сказала "да", он пошел и отключил аппарат: ему нужна свобода. Или жена вдруг встанет, дойдет до окна и выпадет в него. Или девчонка придет, а там весь этот пипец, и жена заговорила - от ревности. ИЛи еще, он решил никогда не звонить именно потому, что не может нарушить клятву, данную неподвижной жене. Но когда он туда подходит, читатель узнает, что там вообще никого нет, жена умерла еще пару лет назад, но он хранит весь этот антураж, чтобы ощущать себя таким несвободным, "занятым". Или же там уже высохшая мумия, как у Хичкока. А все эти звонкие аккорды в комнате жены с мыслями о другой - какой-то пошлый сентиментальный кошмар: "серебрились слезами". Прошу в рецензента не плевать за правду.

Фру Якобс   15.09.2015 03:31     Заявить о нарушении
На это произведение написаны 2 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.