Тринадцатый отдел 8 - История с драконом

ФЭНТЕЗИ-СИНТЕЗ (специальное предложение Конкурса Фэнтези)

© Макс Дуга, Амартлен & Антон Бенеславский

 Этот рассказ в стиле «городское фэнтези», написанный Максом Дугой - членом жюри и координатором Конкурса Фэнтези «Наследники Толкиена V» в соавторстве с участниками этого Конкурса Фэнтези Амартленом и Антоном Бенеславским, является прямым продолжением фэнтезийных рассказов Амартлена «13 отдел», «13 отдел 2 - Серый», «13 отдел 3 – Стражи удела» и «13 отдел 4 - Дуэль», «13 отдел 5 – Тёмный пиромант», «13 отдел 6 – Командировка в Санкт-Петербург» и «13 отдел 7 – Цена победы», созданных некоторое время назад. В нём целиком использован и несколько изменен рассказ Антона Бенеславского «Я - дракон».
 Михаил Гецман, председатель жюри Конкурса Фэнтези

Любой, даже самый долгожданный и желанный праздник может надоесть. И тогда приходит чувство опустошения. Хочется залезть в какую-нибудь темную дыру и сидеть в ней, поплевывая на весь мир. Бывает, что устаешь от хорошей погоды. Бывает, что внимание женщин и их доступность раздражают. Бывает, что от обилия и легкости денег уже тошнит. Потому драконы часто бывают одиноки и грустны. Но это редко кто замечает.
Любимое время года - рождение осени. Скажем, в конце сентября. Когда уже ясно, что лето прошло. Когда небо становится светло-голубым и кристально-прозрачным. Когда листья становятся багряно-желтыми и устилают все еще зеленую, но уже высушенную ночными заморозками траву, просыпающуюся по утрам седой от легкой изморози. Она хрустит под ногами, перешептываясь с мокро шуршащими листьями. Если попасть под прямой солнечный луч, то становится тепло. А от легкого ветра - ежишься, сбрасывая с плеч холод.
Она еще спит. На боку, поджав правую ногу. Поза неудобная и некрасивая, но это все равно. В розовом свете утреннего солнца тонкие волоски на ее шее светятся золотом. Так тихо, что можно услышать, как она втягивает носом воздух, а затем легко выдыхает. У нее волосы цвета соломы. Серые глаза. Честная легкая улыбка и маленькая грудь. Ей семнадцать лет. А ему уже двадцать два. Века. Это очень много. А она ворочается во сне.
Когда жизнь становится слишком долгой, она очень похожа на смерть.
И значит надо ее разбавлять любовью.
Одна из его бывших когда-то давно спросила у него: что мы для вас?
Он не знал, что ей ответить. Потом понял. Это было на ее похоронах сто тридцать лет тому назад. Они для них - цветы. Их можно любить, но надо помнить об их недолговечности.
Сила человека в том, что он не может жить вечно. Это спасает от апатии и скуки. А как спасться им, драконам? Остается только искать у людей любовь и страсть, чтоб в очередной раз заставить замшелое сердце стучать чуть быстрее.
А она - она его тихая грусть. Он любит её, его миг счастья и жизни в столетиях смерти заживо. Она стук его сердца. Она его свет. Он любит её. Главное, чтобы она не покинула его слишком быстро. И не сердилась на него за малое, ведь ей предстоит обидеть его гораздо страшнее - она умрёт на его глазах и убьёт его, как его убивали уже не раз.

Однажды ему было чертовски трудно сдержаться от смеха.
Девушка, ставшая с ним женщиной еще тяжело дышала. От них пахло потом и губы стали липкими от жара, согревавшего их. И вот, когда ее дыхание стало ровнее, она посмотрела ему в глаза и спросила хрипловатым, усталым шепотом:
- Я первая у тебя?
Это за два-то десятка веков?!
Нет, она, конечно, не первая. Но точно - единственная.
Он ничего не ответил ей. Он не хотел тратить время на слова. Они еще не остыли. И между ними еще горело что-то, что обжигало кожу и от чего покалывало в носу.

Ветер ударил в мускулистую грудь, как молот в наковальню. Холодный свежий горный ветер. Он натянул кожу крыльев, как будто парус, запел низким голосом на перепонках. В ноздрях щекотно от холода. И вот он складывает крылья и, зависнув на миг, рушится камнем вниз. В ушах верещит воздух. В глазах неумолимо растет дно ущелья. И вот уже видно каждый камешек на дне бурного, горного ручья, скачущего меж темно-серых валунов, пенясь и кружась. И когда уже кажется, что вот-вот камни ударят его с неимоверной силой, раскалывая и кроша кости, он расправляет крылья. Тело взвывает от боли, когда в перепонки врезается твердый как гранит холодный воздух, но он уже летит над ручьем, проносясь над разбросанными ледником валунами, над пробивающейся меж них травой, над ледяной пеной ручья. И могучие деревья, что растут на склонах, смотрят на него с укоризной, как старики на маленького шалуна. Но он летит, едва не касаясь брюхом земли, гоня перед собой ветер, и трава жмется к камням, трепеща и дрожа.
Говорят, драконы долго не умирают. Нет! Дело в другом - они долго не стареют.

* * *

Стояла жара. Последние лет пять новоуральское лето очень напоминает сочинское, только нет моря, с которого ветер приносил бы какую никакую прохладу.
Небольшие пробки на дорогах надоедают. Они начинаются ранним утром, кряхтя и воя клаксонами, ползут весь день из спальных районов к офисам, разбросанным по всем районам Новоуральска, а ближе к вечеру пускаются в обратный путь.
Олегу уже давно начало казаться, что закрытый город Новоуральск живет круглые сутки, не снижая темпа. Гул машин, гомон прохожих, вой сирен, стрекот «вертушек» МЧС и МВД, - весь этот шум не прекращался ни на секунду. Город рос медленно, но постоянно. Куда не кинь глаз на окраинах города - знаменитые круглосуточные стройки, по ночам озаренные голубоватым светом прожекторов и яркими вспышками сварки.
Олег проснулся в пять утра. Душ, горячий бутерброд, черный кофе. С кофеином! Вопреки всеобщему помешательству на здоровой пище. Круглосуточный канал новостей окатил его привычной смесью из забастовок, наводнений, массовых беспорядков и войны в Африке.
Ленка спит. Впервые за долгое время не вскакивает ни свет, ни заря, чтобы мчаться в свой офис.
Сколько они уже вместе? Лет двадцать. Двадцать очень коротких лет.
Она уже не девчонка в мужской рубашке, завязанной узлом под красивой крепкой грудью. Бизнес-леди, в строгих костюмах от Кеттро. Хотя все еще молода, подтянута, красива. Легкий сквозняк колышет ее светлые короткие волосы.
Олег закурил сигарету. Вышел на балкон. В дымном небе висело солнце. Большое и жгучее. Внизу гудела пробка. Ему захотелось взлететь.

«Долгая память - хуже, чем сифилис» - БГ.
Он прокалывался редко.
Опыт, непомерный, по человеческим меркам, служил ему самой надежной защитой. Даже большей, чем острота слуха и зрения, чутье и молниеносная реакция. Но, бывало, и он прокалывался. Редко, но бывало. И последний свой прокол он помнил отчетливо. Это воспоминание не давало ему спать, навязчивой ноющей болью поселившись в затылке.
Был день лета. Усилившийся, против обыкновенного, к полудню ветер раскачивал березы, растущие по пригорку вдоль железной дороги. Листва шумела, как море. По небу бежали массивные облака, и, когда они закрывали солнце, становилось даже прохладно. Он ей отдал свою джинсовку. Она накинула куртку на свои загорелые плечи и улыбнулась ему. Несла какую-то чушь. Он ей в ответ - тоже. И на повороте тропинки она вдруг прижалась к нему и поцеловала.
И вдруг он ощутил опасность. На мгновение позже, чем следовало бы.
Им этого хватило, чтобы убить Таню.
Она оказалась на линии огня, и Олег не успел ударить первым.
Хрупкое девичье тело дернулось от жестокого удара белой молнии. Кровь брызнула на ствол березы. Один из нападавших перевел магический жезл на Олега, но теперь поздно стало уже для них. Олег не был в настроении соблюдать правила игры, коль скоро их уже почти никто не соблюдал. Он не схватился за спрятанный под майкой заговорённый пистолет ТТ. Он просто ударил. Разорванные напополам тела убийц бросило прочь. Крови стало значительно больше.
Он приехал за ним поздно ночью. Вместе с Игорем. Олег был в опасности. Озлобление, обида и жажда мести легко могут погубить любого.
Тогда он всю дорогу молчал, сидя на заднем сидении моего авто. Курил, сыпля пеплом на обивку. Сидел и винил себя в гибели Тани, которой не было и двадцати. То есть в сто раз меньше, чем любому из нас. И тогда он себе показался не просто старым, а дряхлым. Или, даже, мертвым.

Потом была осень.
Как они все любят.
По саду разносится винный запах преющих яблок. Дом - старый сруб из потемневших бревен, встречал их особой сыростью деревенских домов. Надо бы растопить печь, а то ночью можно будет сдохнуть от холода.
Во дворе шумная толпа. Горит высоким жарким жирным оранжевым пламенем костер. Игорь колдует возле него, вытаскивая длинной палкой угли, чтобы можно было уже приступить к священно действу. Рядом уже бригада из трех молодых людей нанизывает крупные куски мяса на почерневшие от долгого использования шампуры. Кусок мяса, кружок лука, половинка помидора. И вскоре жир начинает шипеть, капая на пышущие жаром угли.
Слюнки текут.
Олег открывает вино. Все-таки, немного он показушник - нет, чтоб штопор взять, вышибает пробки, ударяя в дно бутылки. Открывает сразу много, чтоб отрезать пути к отступлению.
Сегодня последний выезд. Закрытие сезона. Поэтому народа много - такое событие неприлично пропускать. Будет, конечно, еще Новый год в загородном доме у Михалыча, но это все же другое. Кирпич - не бревна.
Он смотрит, как девчонки ловко накрывают на стол. Знаете, такой длинный, грубо сколоченный из толстых темных досок. Его когда-то обшили клеенкой, а сейчас даже пару скатерок бросили.
И вот приходит миг. И горячий пряный мясной сок, и терпкое красное вино, и пропекшиеся помидоры, и обуглившийся лук делают жизнь прекрасной. И дело не в том, что они любят вкусно поесть. Хотя и не без того. Они просто любят жизнь. Не абстрактно, а в конкретных ее приземленных проявлениях. Он бы даже сказал - в деталях.
Запах подземного перехода. Сколотая краска на подъезде. Родинка под правой лопаткой. Оранжевый камень в ручье. Закатанные рукава рубашки. Блики от воды на граните набережной. Муха, бьющаяся в стекло…
Можно перечислять всю жизнь, и, все равно, все не сказать. И любое перечисление кажется неполным и хочется что-то добавить, но добавлять можно бесконечно, потому что нет ничего главного. Все одинаково важно. Потому что это и есть жизнь - бесконечная цепь мелочей.

Стоит ли продолжать?
Вопрос, который мучает каждого из них. Каждый день.
Потому что есть впечатление, что все затянулось. Эдакий сериал без завязки, кульминации и, главное, без развязки. Недосказанность, возведенная в образ жизни. Дни мелькают, как в компьютерной игре - с некой нереальной скоростью.
Так стоит ли продолжать?
Круг замыкается, потому что невозможно объяснить, зачем они существуют.
Но выход есть. Сосредоточиться не на цели существования, а на способе. Как играть джаз - ради самой музыки, а не конечного результата - куска винила, или пластика. Значит, они играют джаз. Сплошная бесконечная импровизация на простенькую тему.

Они познакомились осенью. Где-то через неделю после закрытия сезона. Кстати, погода была на удивление приятной, - дожди все не начинались. Впрочем, о том никто не жалел.
Олег приехал в старый заброшенный парк за Домом Культуры. Он любил это место. Всегда.
Осенью там особенно хорошо - народу мало шатается. С карьера дует холодный ветер.
Под колесами медленно катящегося джипа хрустели осколки бутылок, шуршали камни. Вот и любимое место.
Потом он сидел на парапете и швырял в карьер камни. А они гулко стучали о дно карьера. От такого времяпрепровождения тоже можно получать удовольствие.
- Сколько времени? - Голос был молодым, веселым, сильным.
Принадлежал счастливому и беззаботному существу. Девушке. Высокой, спортивной, со светлыми волосами, с запахом дезодоранта - звезды рекламного телеэфира, с легким запахом пота - она бегает по утрам. И сейчас она остановила свой бег рядом с ним, чтобы чуть отдышаться и спросить, сколько времени. С ее губ срывается облачко пара. Ноздри чуть раздуваются.
Она не знала о том, что ее дыхание согревает весь мир, хоть и совсем немного.
Олег посмотрел на часы, ответил. Потом что-то спросил.
Готово.

Если хорошенько подумать, то понимаешь, что все человечество существует лишь благодаря дурацким вопросам. Добрая часть знакомств начинается с дурацких вопросов. Или с не менее дурацких замечаний общего характера. Только представьте себе - воспроизводство себе подобных у человека зависит от того, сможет он или не сможет подобрать верное дурацкое замечание, чтобы начать знакомство, которое в идеале должно привести продолжению рода.
Вся эта наша Любовь.
Весь этот наш Секс.
Вся эта наша Жизнь.
Все это - продолжение какого-нибудь дурацкого вопроса.
Он не знал, радоваться, или огорчаться этому обстоятельству.

Джазовая тема лилась неспешно. Дуэтом флейты и баритон-сакса. Девушки и мужчины. Под рокот контрабаса джипа.
Они играли джаз, потому что он так хотел, а ей не хотелось отказываться от предложенной темы.
Они все играют джаз.
Он пообещал встретиться с ней завтра. Она спросила, сколько ему лет. Он ей соврал. Он знал, что ему предстоит врать ей и дальше, если повезет, то всю ее жизнь.
То есть, если задуматься, не так уж долго.
Он довез ее до дома. Потом они еще долго трепались, так, ни о чем.
Он опять пообещал встретиться с ней завтра.
Потом, когда она ушла, он еще долго сидел, опершись подбородком на руки, и думал. Думал о том, что все, в конечном счете, повторяется. Повторяется бесконечное число раз. Это не плохо, это не хорошо, просто так оно есть. И это ощущение - самое пакостное из всех. Для человека любовь - вспышка. Гром, молния, фейерверк, если хотите. А что делать, если эти вспышки следуют друг за другом так часто, что кажется, будто вся твоя жизнь размазана по вспышкам стробоскопа.
Как быть честным? Как самому себе поверить, когда тысячный раз говоришь женщине, что она - единственная в твоей жизни? Может быть, поэтому они каждый раз умирают, теряя своих любимых.
Умереть…
Как же это сложно.
Они живут почти вечно.
Или, быть может, они просто уже мертвы, но сами того не замечают?
Чтобы знать ответ, надо прожить еще дольше.
Когда-то, один очень старый, по-настоящему старый дракон, сказал ему, что если он хочу жить среди людей, то сам должен стать человеком.
Это мудрый совет.
Только никто не знает, как стать человеком. По его искреннему убеждению, это просто невозможно. Во всяком случае, очень трудно.

* * *

Он жил не в престижном районе - вставная челюсть из одинаковых девятиэтажных башен, бункеры многоэтажных гаражей. Рядом стройка. Под его балконом то и дело проносились металлические гробы - автобусы. Шумели не сильно, но все-таки. Он стояд на балконе и смотрел в просвет между соседними башнями на фиолетово-черное небо, попаленное снизу мутным багрянцем. Воздух тяжелый и жаркий. Душно. Он подумал, что так и простит до утра. Часов в пять нальёт себе остывший кофе. Съест что-нибудь. А что - имеет право.
Последнее время он плохо спал. Все его - тоже. Что-то должно было произойти, и предчувствие уже покалывало ему кончики пальцев. Он принюхивался к ветру, как пес, пытался уловить фальшивую ноту в общем потоке звуков. От напряжения у него болели виски. Но он знал, что нельзя наплевать на предчувствие.
Еще он знал, что кроме него не спали все его. Также разбавляли кофеином утренние сумерки. Также всматривались в фиолетово-багряный город, грохочущий где-то внизу. А город смотрел на них и жарко дышал им в лицо. Спираль почти раскрутилась, осталось совсем чуть-чуть. Он еще не знал, но уже чувствовал. А значит ему надо было подбирать хвост.

За ними охотились. Постоянно. Правда, без видимого успеха.
День за днем они уворачивались, уходили, скрывались, чуяли западни и засады, отбивались. Но чаще всего они просто прятались. Они - нелегалы в этом мире. Они не позволяли себе выделяться. Иначе им пришлось бы драться каждый миг их бесконечного существования. Драться и убивать. А вы и представить себе не можете, как это страшно - убить. Погасить чью-то жизнь, как свечку. Выключить свет. Навсегда. Абсолютно. Обнулить живое, думающее существо. От одной мысли уже тошнит и охватывает липкий страх.
Вы когда-нибудь задумывались, что будет потом?
В конце?
Вы себе представляли то всепоглощающее ничто, в которое обратится весь мир, когда мозг прекратит свою работу и умрет. Вы можете представить себе необратимый, полный конец всего? Не переход в иной мир. Не шаг в вечность из убогой жизни.
Трудно?
Да, это трудно. Человеческий ум не может в такое поверить. Он ищет себе спасительные лазейки, выдумывая себе бессмертие.
Да, их всегда удивляла способность людей говорить с мертвыми, как с живыми. Обращаться к холодным кускам гранита, как к людям. Смотреть в небо, ища оттуда поддержки тех, кто исчез. Может эта неистребимая вера в то, что по смерти мир не рухнет и не исчезнет в одночасье, и делает людей такими безалаберными по отношению к смерти, а главное - к жизни.
И он тут подумал, что страшно не только убивать.
Умирать тоже страшно.
Людям, говорят, даже очень.

Они начали встречаться.
Олег приезжал за Леной в институт. Отвозил ее домой. Подруги ей завидовали. Как утверждали - по-доброму.
Он не встречал Олега в те дни, но драконы, видевшие его, в один голос говорили, что он, наконец-то, в порядке. Повеселел. С ним вновь стало возможным общаться.
Ему самому знакомо это чувство, когда ты будто выныриваешь из-под воды. Когда откладывает уши. Когда ветер вдруг разгоняет мутную осеннюю хмарь.
Олег радовался жизни. Снова.
Его радость можно было ощутить на расстоянии.
Их любовная история была банальна до безобразия. Развивалась тихо и обыденно. Как у всех. Ну, или почти у всех.
Люди, люди. Как же им не хочется спокойной, нормальной жизни. Они потеряли к ней вкус, наверное, потому что они слепы от рождения. Они видят игру красок, только в яркой аляповатой мазне. Они не хотят быть нормальными, боятся быть обычными. Может быть, оттого, что не умеют.
Но сколько же красоты может быть в обыденности.
Люди не знают счастья.
Они не умеют восхищаться пошлыми, мещанскими слониками на комоде. Не замечая при этом, что их необычность заезжена до невозможности.
Олег же радовался тихой радостью, жил тихой неприметной жизнью, любил обычную девушку обычной любовью. Это очень редкое везенье.

Игорь играл джаз.
Взаправду.
То есть, это не метафора и не аллегория.
Он действительно играл джаз. На фоно в широко известной в узких джазовых кругах джаз-банде. Толстые коротенькие пальцы легко скачут по клавишам. Basin Street Blues. Что-то очень старое, или нет, только-только написанное. Ведь Армстронг еще так молод и, кажется, только вчера первый раз встал к микрофону.
Игорь - самый живой из них.
Игорь их называл нытиками.
Игорь не считал их проблемы достойными внимания.
Он умел быть человеком. Забавлялся жизнью, как игрой. Скакал по ней, как его пальцы по клавишам. Белое - черное, черное - белое. Черная полоса в жизни - это не беда, а так - соль диез.
Играем джаз, ребята! Играем джаз.

Злиться - вредно.
Злость, ярость, ненависть - это сильные чувства для слабых. Для сильного они опасны. Не заметишь, как сожрут.
Но иной раз бороться с подкатывающей к горлу яростью так же трудно, как с приступом морской болезни. Ярость заполняет тебя всего, грозя разорвать тело на части. И, казалось бы, столетия жизни должны были дать им мудрость и сдержанность. Но ничто не может быть вечным. И тогда никакая логика не спасает, ничему мудрость не учит, и сдержаться нет сил.
Бывало, он прощал своих убийц.
Бывало, он прощал убийц друзей.
Бывало, он прощал тем, кто убивал его любимых.
Но настал час, и он никого прощать не захотел. И никакие увещевания не помогали. И умом он понимал неумолимую логику событий, понимал, что убийцы - лишь пешки в чужой игре, что их извращенная сущность - всего лишь естественное порождение окружающего глобального уродства.
Понимал, но брать в расчет не хотел.
Потому что наступает иногда предел самому ангельскому терпению.
Потому что умным быть надоело – он просто устал от этого.
Потому что ему, вдруг, отчетливо захотелось мстить.
Он стоял с ней под мелким дождиком у гроба её сестренки. И она ревела, ежесекундно всхлипывая, глядя на ее бледное лицо. На свое лицо. Девушки – близняшки и были так похожи. Были - беспощадное прошедшее время самого жизнелюбивого глагола. Она ревела и не знала, что её смерть спутала их так же, как путали их родственники и друзья, что, обознавшись, смерть взяла не ту, которую должна была.
Они ошиблись. Хотели убить её. Они все время бьют по девушкам - по тем, кого драконы любят. Мелочные, кровожадные сукины дети. Они воюют с девушками, стараясь достать драконов.
Она всхлипывала и прижималась к нему. Она шептала что-то, что разобрать было трудно. Официальная версия - девушка случайно стала жертвой бандитской разборки. И вокруг говорят, что убийц уж точно не найдут и не посадят. Помолчите вы, наконец! К чему этот тупой треп!? Вы не видите - девочка плачет над гробом сестренки, о чем надо говорить!?
Их не посадят, это он мог обещать, даже если найдут. Не посадят, даже, если найдут раньше меня. Не успеют.
Она посмотрела на него со страхом, когда он сказал, что убийцы её сестры поплатятся за все. И она ни на секунду не усомнилась в его словах, и от того ей было жутко. И потом, каждый вечер, встречая его, она с ужасом смотрела на то, как он тщательно моет руки, или зашвыривает в стиральную машину испачканные кровью вещи. Она стала бояться.
Бояться его.
Наверное, правильно боялась.
Нет ничего страшнее свирепого, жестокого и очень сильного… слабака, который не смог удержаться от того, чтоб заглушить боль от занозы в сердце, потоком крови. Трудно держать горе в себе, оно рвет тебя изнутри. И когда становится совсем невмоготу, он, как оказалось, на подвиг всепрощения не способен.

Он шел за ними по ночам.
Он подкрадывался сзади и ломал одним движением шеи.
Бил ножом в печень.
Перерезал глотки.
Топил в бассейнах.
Одного вышвырнул средь бела дня с балкона.
Одного расстрелял из своего ТТ в его собственной квартире. Визг его жены до сих пор стоял в его ушах.
Двух забил насмерть.
И тут они кончились.
Он перебил небольшую, как говорилось в сводках новостей, преступную группировку. Криминальные хроники рассказывали об очередной серии кровавых разборок. Милиция стояла на ушах. Вводились планы, осуществлялись мероприятия, усиленно неслась служба - все бесполезно. А он каждый день возвращался домой и смывал с рук человеческую кровь. И, что самое страшное, он был уверен, что абсолютно прав. Объятый жаждой крови разум услужливо подкидывал ему весьма правдоподобные оправдания. Он их уже не помнил. Потому что в них не было смысла. Он убивал, а это не хорошо.

* * *

В тот день весь 13-й отдел ждал возвращения Вознесенского из Москвы. Никто не знал, зачем шефа вызвали к Генерал-полковнику, но печенкой чуяли – не к добру все это. Служебная «Волга» привезла Эдуарда Анатольевича ближе к трем. Около часа он просидел, запершись в своем кабинете, а затем созвал оперативников.
- Вот что товарищи, чекисты, - услышав не очень принятое в отделе обращение, оперативники переглянулись удивленно.
- Генерал-полковник пообещал, я цитирую, в гробину бога душу мать разогнать нас всех, если мы, я опять же цитирую, не прекратим бардак в городе.
Оперативники предпочли молчать, не спрашивая, за какой конкретно бардак отдел 13 стал вдруг перед генералом повинен. Ждали слов шефа. Вознесенский устало замолчал, потеребил подбородок, затем пробормотал:
- И ведь разгонит же, разгонит, если захочет…
- А в чем дело, Эдуард Анатольевич? – тихо спросила Анна Светлякова, подающая надежды оперативник, серьезная белая волшебница, маленькая, точеная, как статуэтка, рыжая, как настоящая ведьма.
- В зоне нашей ответственности года два назад имел место эпизод применения сильнейшей боевой магии неизвестного происхождения. И мы так ничего путного и не сказали, а была убита девушка и два сильных белых мага были разорваны пополам.
- Так вроде списали в архив это дело, - раздался из угла голос кого-то из оперативников.
- Списали, - ответил Вознесенский, - а вот теперь схожие следы ауры находят на местах кровавых бандитских разборок. Вы понимаете, что это значит? Маг с такими способностями должен светиться, как маяк на мысе Форос, а мы его не видим. И что он дальше устроит? Кто ответит?

* * *

Игорь выслушал все, прихлебывая из стакана джин. Он любил это пойло. Он вообще любит, чтобы все было стильно.
Если не жить красиво - лучше совсем не жить. Игорь так считает.
Он часто смеется над ним, подтрунивает, иногда довольно зло. Он считает, что все его переживания гроша ломанного не стоят. Но он хотя бы не лезет с нравоучениями, как Олег.
Игорь, бестолковый наш друг, может быть, самый мудрый из нас.
Он умеет смотреть на вещи просто, без поиска подтекста, без игры воображения, без раздумий. Умеет смотреть на мир, не пытаясь его понять, как смотрят собаки.
Зачем что-то знать, когда можно просто все ощущать?

Скука.
Скукотища.
Олег с трудом переживает ее отъезд. Забавно смотреть, как он мучается по поводу трех недель в разлуке, имея в запасе чуть ли не вечность постоянной жизни.
Он ему уже три раза звонил за два дня. Раньше мог пять лет подряд не вспоминать. Игорь говорит, Олег и его уже достал. Волнуется, переживает. С чего бы? Все это неправильно. Он знал, Олег лучше чувствует, чем он, чем Игорь. Он даже сам еще не знает, что он чувствует. Это чувство - тонкая струнка в оркестре, волосок в смычке. Что, что опять не так? Или, может быть, все они просто устали. Может быть, это неврастения, паранойя, шиза. Может быть, ничего на самом деле нет.
Да, как его достала эта драка с ударами исподтишка. Драконов сводили с ума постоянным ожиданием нападения. И хорошо таким, как Олег, они обладают предчувствием. Его предчувствие грубее. Но иногда оно не срабатывает ни у него, ни у Олега. Тогда их достают. И сейчас, глядя на Олега, он старался предугадать, кого они достанут в этот раз. И который раз, он знал, всех их мучает искушение разок не соблюсти правила. Заставить их умыться кровью так, чтобы память об этом засела в генах и передавалась из поколения в поколение.
Но им было нельзя.
Нельзя.
Они могли.
Но им было нельзя.
Как нельзя бить наотмашь маленького ребенка, как бы сильно он не расшалился. Закон, будь он неладен. Непреложный и неумолимый. Закон равновесия. Которое нельзя нарушать.
Равновесие.
Идол драконов.
Он отчетливо помнил себя в том возрасте, когда от кончика носа до кончика хвоста был не более метра. Когда крылья ему лишь мешали и еще не могли опереться о воздух.
Уже тогда он все время слышал о равновесии.
Обдумывай каждый свой шаг. Помни: твой поступок сейчас станет причиной тысяч событий в будущем. И мало кто сможет предсказать хотя бы сотую долю их. И это же говорили всем им. Каждый миг их существования. И с тех пор каждый из них идет по тоненькой, как ниточка, тропке равновесия. Только не всегда и не у всех это получается.

Они стояли в вонючей тьме новоуральского проулка. Олег, Игорь, он и еще трое драконов.
На асфальте лежали смрадные кучки тряпья, пепла и не догоревшего мяса. Человеческого мяса.
Смерть их была быстрой и жуткой. У Олега дрожали руки. Не от страха, хотя он, возможно, присутствовал. Руки дрожат от усталости. От того дикого напряжения, когда через них вырывается вся твоя ненависть, обращаясь в смертоносный поток дикой первобытной силы. Он видел, как усилием воли людей выворачивали наизнанку или выжимали, как белье. Это защитный рефлекс. Отточенный природой инстинкт.
Сегодня он сработал у Олега.
Он это почувствовал.
Небо будто потемнело, на миг и его окатила холодная волна, а по телу будто проползло что-то липкое. И он уже знал, где он должен быть. И очень скоро был там.

* * *

Она смотрела на него спросонья. У неё был мутноватый взгляд. На дне её глаз первозданное ****ство - признак проснувшейся в ней женщины. Весь её организм дышал одной идеей простой и древней. Она хотела любви. Единственно правдивой плотской любви. Единственного действа, в котором между нами не было ни малейшей фальши, в котором он не врал ни капли.
Видимо, она чувствовала это.
Он хотел её.
Так же, просто и без затей. Без единой мысли в башке, напичканной тысячелетней мудростью и многовековым опытом.
Пустота.
Не нарушенная ни одной мыслью. Чистое чувство.
Он её хотел.
И он не человек, и не дракон, и даже не зверь.
Сейчас, он был просто самцом. И все в нем подчинено этому.
Но есть одно но. Таким он будет лишь один миг, неуловимый, как прикосновение ветра к лицу. А затем навалится темной глыбой вся эта дрянь - все то, что за каким-то чертом делает его разумным существом. И он вновь увидит кровь на своих руках. И она хочет, чтобы этими руками он прикоснулся к ней. А он боялся. Боялся, что эти руки заразны. Что от них можно заразиться смертью.
Ведь он - убийца.
И будет им впредь.

Ленка посмотрела на него с легким испугом.
Она не знала, что изменилось в Олеге. Что произошло, о чем он не говорит. Вроде бы, все как обычно. Но почему он встревожен, хотя это и трудно уловить. Она думала, что ему грозит опасность. Любимые девушки всегда переживают за драконов, хотя им бы стоило бояться за себя. Они сами в куда большей опасности. Хотя бы из-за того, что не знают о ней.
Да, драконы подставляли их под удар. И случись что, у тех не было ни малейшего шанса уцелеть без помощи драконов.
Олег сейчас тоже думал об этом.
Смотрел на Ленку, которая хлопочет себе на кухне. Радуется его приходу, рассказывает что-то из своей институтской жизни. Мурлычет радио, журчит вода. Ему было страшно. Страшно, что завтра ее найдут, и тогда его инстинкту придется работать на двоих. А ведь не так давно его инстинкт уже не смог этого сделать.
Что, брат, нелегко быть объектом травли?

Что-то невеселый джаз у них выходил.
Все больше минора.
Безысходность.

* * *

Генерал-полковник, крепкий, как столетний дуб сидел в кабинете Вознесенского, по-хозяйски заняв кресло владельца. Недобрый взгляд скользил по лицам оперативников отдела 13. Казалось, чихни сейчас муха – слышно будет аж в пригороде – такая стояла тишина.
- Кто доложит о результатах оперативных ваших мероприятий, - тихо и как-то неожиданно меланхолично произнес генерал.
- Разрешите, товарищ генерал-полковник, - раздался голос одного из сотрудников, - оперуполномоченный Алимов.
- Докладывайте, Алимов.
- Картина места происшествия крайне необычна. По всем показателям бой, если вообще это так назвать можно, продолжался всего около полутора-двух секунд. Пятеро неизвестных, аура их никогда нигде не проходила, а для обычного опознания осталось недостаточно материала, очевидно, осуществили согласованную магическую атаку на неизвестного. Атака, была отражена без потери мощности, что привело к немедленной гибели нападавших.
- А для средних умов, - генерал-полковник глянул исподлобья на Алимова, - простыми словами.
- Проще, товарищ генерал-полковник, нет у нас нигде мага, который бы смог такое проделать. Это как противотанковый снаряд теннисной ракеткой отбить.
- Значит, товарищи чекисты, - генерал-полковник добавил в голос металла, - ищите этого мага. Потому что у меня старика возникло ощущение, что у вас тут по городу расхаживает термоядерная бомба без намордника.

* * *

Спираль продолжала раскручиваться все сильней.
Впервые за безумное количество лет все было настолько серьезно.
Драконы насторожились.
Он бросил с балкона окурок.
Маленький огонек полетел вниз в черноту ночного двора к автобусной остановке. Точка света, падающая вниз. Маленькая звезда пыльной вселенной разлагающегося мусора.
А в воздухе раскручивалась напряженная смертоносная спираль. И они все понимали, что она ищет кого-то из них. И те, кто ее придумал, о равновесии не думали. У них была одна задача - достать драконов. Любой ценой, но достать. Он просто поражался упорству тех, кто все это задумал.
Он стоял на балконе, вглядываясь в фиолетово-багряное небо.
И все драконы стояли.
Он напряженно думал, что делать.
И все драконы думали.
А ответ оказался очень прост. Она нашла его, не задумываясь, не терзаясь. Он даже не ожидал, что все окажется так просто. Что все лежит на поверхности. Что он сам отлично знал выход, просто не понимал, что это именно он.
И пусть хоть весь мир обратится в эту злобную спираль. Пусть, хоть сдохнет весь. Ему уже было наплевать.
Его смерть будет искать его. И пусть она его найдет - ей все равно не забрать его, потому что она знала, что для этого делать. Потому что теперь они оба знали, что делать.
Пусть смерть ищет драконов. Она их не найдет. Ни одного. Потому что они растворятся в людях. Станут людьми. Более чем они сейчас ими являются.

* * *

У драконов знание распространялось быстрее, чем у людей. Это был последний их чисто драконий ход. В один миг все они узнали, что делать.
Над Новоуральском вставало солнце.
Автомобили ревели по улицам. Неслись по дорогам автобусы и маршрутки. В офисах сотнями включались компьютеры, факсы, сервера, кондиционеры. Поражали своей сообразительностью автоматические двери. Начиналась суетливая деловая жизнь трудолюбивых муравьев, полная своих небольших радостей и горестей, побед и неудач.
А в небе надо всем этим броуновским великолепием распадалась, иссякнув, зловещая спираль.
И где-то очень не здесь исходили бессильной злобой те, кто их так и не нашел. Их злило даже не поражение, их злило то, что их просто не заметили. Им даже не дали сдачи. О них забыли. И все мнившееся им величие их деяний обернулось ничем. Ведь они никому не были интересны. Смысл их жизни - борьба с ними, драконами, но как бороться с кем-либо, если на тебя просто не обращают внимания.
В тот миг, когда они творили свою магию, вкладывали в нее все силы, подводили черту под веками борьбы.
В тот миг, когда они уже видели гибель всех драконов, а может и свою гибель.
В тот миг, когда они уже входили в легенды.
В этот миг драконы просто, без затей, занимались любовью.
Трахались.
Все и каждый.
И ничего не было в их головах, пустота, заполняемая лишь одной любовью. Простой и примитивной. Той, что делала всех людьми. И главное, чтоб не думать…
И не останавливаться.
Ни на миг.
Пока не смолкнет свинг и не утихнет последнее арпеджо.

* * *

Какая же была пустота в мыслях.
Он просто не думал ни о чем.
Его темно-серая туша лежала на берегу озера без движения уже три дня. И местные ходили на него посмотреть. Они не понимали, что с ним. Думали – он умирает. А на самом деле он уже умер. Давно. Еще когда родился практически бессмертным. А может быть тогда, когда правой передней лапой сгребал землю, которой засыпал её бездыханное тело.
Все логично – они жили вместе, вместе и умираем.
Его дыхание стало редким и слабым.
По нему прыгали птицы. Роются в жесткой короткой шерсти.
Осень.
Его присыпало опавшими листьями. Ветер их сдувал, но тут же приносил новые. Такие, как он, обязательно вымрут. Все. Потому что они не менялись. Этот мир не для них.
Ему было интересно, скоро ли пойдет снег.

Они прилетели в тот день, когда стали желтеть и опадать листья на деревьях. Не уверенно, но верно. Их было двое – мать и ее детеныш, только что вставший на крыло. Она не подходила к нему: у драконов не принято тревожить друг друга. Но детенышам нет дела до принципов взрослых. Он приковылял на своих толстых неуклюжих лапах на его край поляны и уставился в мои полузакрытые глаза. Его мать спала. Не так, как он. Ее сон был глубок и краток.
Детеныш обнюхал его и двинулся вдоль берега озера. Протопал по его распластанному на земле крылу.
Вечером они улетели. И он снова провалился в сон.

К весне от него остался лишь небольшой холмик. Ветер занес его сначала опавшими листьями, затем набросал песка и земли. Зимой его укрывал снег. За все это время он ни разу не проснулся, но и крепко не спал. Он перестал двигаться, и кровь в его жилах текла еле-еле. Местные не обращали на него особого внимания, но и близко не подходили.
Но вот пришла весна. С него стаял снег. А однажды небо вдруг разразилось свирепой грозой. Гром катался над землей с оглушительным грохотом, и молнии метались в потемневшем небе. Ливень обрушился на него с силой водопада. Он смыл с него гнилые листья и грязь. А когда ливень кончился, на озеро прибежали деревенские девки купаться после грозы. Их смех и визг пробились в его засохший мозг.
Он встал на ослабевшие лапы и сделал первый шаг.
Ему было тяжело и трудно, но он знал, что иначе и быть не может.
Он потянулся, разгоняя по жилам кровь.
Девчонки, купавшиеся в озере, разом смолкли и со страхом уставились на него.
Маленькие бледные существа. Они ждали, что сделает возникшее вдруг перед ними чудище.

Девчонки, не отрываясь, смотрели на сказочное чудовище, усевшееся посреди озера. Дракон смывал с себя грязь и вылизывал себе лапы.
Дракон ведет себя, как кошка, смеялись девчонки.
А затем одна из них подплыла к нему и забралась на крыло.
Дракон повернул к ней свою тяжелую мокрую голову и посмотрел на смелую девушку. А она погладила его по носу, а он в ответ лизнул ее шершавым языком. Она засмеялась и обняла его голову руками.
Она его совсем не боялась.
Разве можно бояться кошки.
Пусть даже большой.

Около озера лежал дракон. Он спал. Его огромный серо-зеленый бок медленно вздымался и опускался. У драконов редкое дыхание, когда они спят. Рядом в траве сидел чумазый карапуз и швырял в дракона комьями грязи. Те рассыпались, ударяясь о толстую шкуру, оставляя на короткой жесткой шерсти коричневые пятна.
Мальчишка канючил и звал дракона играть. А тот лениво шевелил во сне хвостом. Он устал. Очень устал. Он так долго был человеком. Ему нужно было поспать.
Жители деревушки стояли поодаль, жались друг к другу в страхе перед спящим чудовищем. И только дети и собаки не боялись дракона. И еще девушка, которая сейчас тоже спала, сложив голову дракону на лапу.
Они спали, два счастливых существа.
Счастливых, потому что они были живы и любили друг друга.
А их любили дети и собаки.
И, пожалуй, больше никто.

Да, драконов любят дети и собаки. И почти никто больше.
Голый чумазый карапуз с глазами-угольками тщетно пытался оторвать от земли его хвост. Длинный тяжелый серый хвост. Тогда он подумал, до чего же хрупок этот маленький человечек, - стоит ему дернуться неосторожно, и легкий хруст костей отметит его гибель. И в тот миг он был напуган более чем когда-либо. И этот страх жив в нём до сих пор. Тогда он замер и лежал, не шелохнувшись, будто став серым мертвым валуном.
А карапуз, устав от своих бесплодных попыток, просто пнул его хвост босой ножкой. Он сказал, что он скучный, потому что не хочу с ним играть. Он очень смешно обижался, выпячивая нижнюю губу.
И сейчас, глядя на людей, он порой видит перед собой просто скопище голозадых карапузов. Которых так легко убить или покалечить. И это значит, что надо быть очень осторожным.
Кстати, как он выяснил за эти годы, осторожным надо быть еще и потому, что они тоже могут убить, или покалечить.
Вот такой расклад.

* * *

Он стоял посреди улицы. Улица была засыпана мусором. Вокруг него стояли серые безжизненные дома – брошенные кварталы, которые скоро пойдут на снос. Ветер завывал в пустых помещениях. Прокатывается по давно уже нежилым комнатам. Привкус гниения и тлена. Здесь даже не было бродячих животных.
Он стоял посреди улицы. Он жил на ней когда-то очень давно. С ней. Но она уже умерла.
Далеко отсюда, там он и оставил её.
Ведь там красивее, чем здесь.
Там нет страшных на вид девятиэтажек. Нет мрачных, мертвых бетонных ущелий.
Жарко. На улице август, полночь, но, все равно жарко – потепление.
Давно он здесь не был. Все изменилось. Дома, где он жил уже не было. Наверное, снесли. Автобусная остановка была покрыта ржавчиной, она не использовалась. Люди были здесь редкостью: улицы были не застеклены, и днем на солнце невозможно было долго находиться.
Зачем он сюда приехал? Он и сам не знал.
Забавно, многих домов уже не было, а труба неизвестного предназначения, на которой сидели местные тинэйджеры и пили пиво, осталась. Столько лет прошло, а она все торчала из какого-то забора и уходила в землю. Он подошел к ней, и, вдруг, с удивлением услышал, что внутри нее журчит вода. Это поразило его до глубины души.
По ней текла вода!
Куда? Откуда? Зачем?
В этой текущей воде было что-то фантасмагорическое.
Он стоял и слушал.
Возможно, кто-то просто воду спустил, а он стоял тут, как привороженный и слушал, как журчит вода.

В модернизированных кварталах города жизнь бурлила круглые сутки. Прогресс. Идеальная звукоизоляция шумной улицы от вашего частного жилища. В любое время суток.
Новая музыка – нудный стучащий в висок ритм и обилие высоких нот. Царство сэмплов.
Под многослойными защитными стеклами постоянные температура и влажность. И толпа народу. Какой-то бесконечный карнавал. До тошноты развитое общество. Интересно, они вообще работают? Хоть кто-нибудь. Собственно, это же не его дело.
Никто не обращал на него внимания.
Им не интересны окружающие.
Новое общество, новые люди.
Десять лет прошло.
Он шёл сквозь толпу со странным чувством в душе. Он узнавал и не узнавал этот город. Так будто он видел манекенов, похожих на старых друзей. Знакомые черты, но все как будто из пластмассы.
На него почти не обращали внимания. Тут, вообще, редко на кого обращали внимание. Все поглощены собой. Своей оригинальностью. Непохожесть стала возведена в абсолют. Поэтому всем было наплевать, во что он одет. Имел право и должен был быть оригинальным. Чтобы не выделяться из толпы.

Он просидел на скамейке на Аллее Победы больше трех часов.
Вокруг него сновали туда-сюда люди.
Дефилировали скучающие стражи правопорядка в серой форме. Они даже не спросили у него документы. Хотя он, наверное, единственный в этом городе, у кого не лежит в кармане, не болтается на шее, не хранится в кейсе паспорт – признак принадлежности к упорядоченному современному обществу.
Все три часа он просидел практически без движения.
Скоро наступит ночь. Ему надо было куда-то идти, начинать вновь приспосабливаться к жизни. Судя по всему, придется обзавестись паспортом.
Здесь без него было никак.

Она подошла к нему.
Отделилась от стайки молодежи, облепившей скамейку напротив.
В руках её была баночка с каким-то экологически чистым энергетическим напитком. Что-то спросила.
Нет, ему не плохо.
Нет, он не потерялся.
Нет, ему не нужны: врач, милиционер, священник, психоаналитик, но, все равно, спасибо за заботу, каковой он не ожидал.
Она протянула ему закрытую банку – угощайтесь. И за это тоже спасибо.
Теперь они сидели вдвоем, она что-то спрашивала, а он что-то отвечал. Ее зовут Лена. Они здесь постоянно «зависали». Они – это ее друзья по экономическому колледжу. Ей двадцать. А ему много больше. Да, он давно здесь не бывал. Десять лет.
Этот город значительно поменялся.
Его трудно узнать.
Хорошо хоть имя не поменялось.
Новоуральск.

Три дня он искал своих. Ни малейшего намека. Ни одного даже очень слабого колебания. Лишь сильно затертые следы пятилетней давности. Не могло быть, чтобы все исчезли, пропали, вот так бесследно. Кто-то, наверняка, остался, просто зарылся глубоко. Чтобы ни в коем случае не нашли.
Три дня он уходил спать в подготовленные к сносу кварталы, чтобы утром вновь бродить по трём новым районам (и не только) в поисках своих соплеменников. В его поисках не было никакой системы, просто надо было бродить, прислушиваясь к каждому своему чувству. Ловить каждое малое движение, каждый шорох.
Он их не нашел. Они нашли его.
Он сразу вычленил их из толпы. Он просто почувствовал, что его ищут и ждут.
Они стояли бок о бок. Похожие друг на друга чем-то неуловимым. Раньше он их почти не знал. Но было достаточно того, что они – драконы. Такие же, как и он, беглецы и чужаки. Они долго говорили. Выспрашивали друг друга об общих знакомых. Он не досчитался троих, они – пятерых. В последний десяток лет на них успешно поохотились. Сейчас, вроде все притихло – их врагам тоже неплохо досталось.
Теперь у него были жилье, деньги, номинальная работа и пресловутый паспорт гражданина Российской Федерации. Теперь у него было местное имя. Он снова возник в этом мире, из ниоткуда, у него была приятная внешность, по легенде ему было сорок пять лет и какое-то от начала до конца выдуманное прошлое. Он жил в престижном Южном районе на двенадцатом этаже новостройки на самой районной окраине.

Вечером он вновь выбрался на улицу.
Он шёл на Аллею Победы.
Он хотел встретиться с Леной.
Зачем? Он и сам не знал.
Просто так.

Она сидела со своими друзьями на той же скамеечке, что и тогда, когда они встретились в первый раз. А его скамейку занимала самозабвенно целующаяся парочка. Он постоял минуту, понаблюдал за ними. Влюбленные – красивое зрелище.
Он достал холодную баночку какого-то коктейля. Коктейль оказался дрянной, но ему, собственно, было наплевать. Привыкнет.
Он разглядел на одной из аллей свободную скамейку и пошел к ней. Оттуда он мог свободно наблюдать за Леной и ее компанией.

Он вспомнил, как они пришли к горному озеру. Вода была ледяная, она текла с вершин, где под летним солнцем неохотно таял снег. Она чуть не завизжала, когда он её толкнул в воду. Но потом она привыкла, и её было уже не вытащить из озера. А потом она смотрела, как он плескался в воде. Хотя для дракона его размеров озеро было маловато. А потом они шли по лесу. И она оглядывалась посмотреть на своего зверя.

Лена увидела его и узнала. Улыбнулась, помахала рукой. Он помахал в ответ. Простые жесты. Они, вроде бы, ничего не значат. Они не требуют особых усилий, но делают так много. Не замечали, когда корабль идет вдоль берега, те, кто стоит на борту, и те, кто на берегу, машут друг другу руками, не зная друг друга и не имея ни малейшего шанса увидеться когда-нибудь. Всего-то надо – слегка помахать рукой. И кто-то ответит тебе тем же, и ты перестаешь быть один.
Он не подошел к ней. Незачем было. Вокруг нее были ее друзья, и, если он будет ей нужен, она сама подойдет.
И она подошла.
Как тогда, в первый раз, без тени смущения.
Спросила, как дела. Он ответил.

* * *

Новоуральск не Нью-Йорк.
Небоскребов здесь нет и потому из окон видно достаточно далеко. Особенно с высоты почти двенадцатого этажа.
Солнце укатывалось за горизонт, и город начинал загораться сотнями огней, от которых рябило в глазах. Небо было всё таким же фиолетовым, как и десять лет назад. Да, они любили стоять на балконе и смотреть на пролетающие внизу автобусы и маршрутки. Сейчас тех уже не было.
Лена стояла с ним рядом и вместе с ним смотрела на город. Но ей, в отличие от него, все это было не интересно. Она молода, и ей свойственно было постоянно хотеть, и до города ей не было дела, поэтому она прижималась к нему голым, мокрым после душа телом.
Она хотела и не стеснялась этого.
Она говорила об этом прямо.
Не прятала желания за глупыми иносказаниями.
Честный трах, без особых чувств и без обид. Взаимное доставление удовольствия.
У него с его девушкой десять лет назад все было, конечно же, иначе. Но то, что было у него сейчас все же лучше, чем ничего. К тому же, Лена была по-своему привлекательна.
Утром он ее будить не стал. Оставил ей записку.
Он взял такси и поехал к вокзалу.
Темно-синие вагоны пригородного поезда понесли его с невероятной скоростью мимо лесов, полей и рек.
В вагоне было пусто. Парочка в другом конце салона, старичок напротив, пожалуй, что все. Поезд шумно ехал, грохоча колесами по стыкам рельс.

Это место он знал хорошо.
Они довольно часто сидели здесь втроем и смотрели, как мимо пролетают поезда. Теперь от старой железнодорожной колеи осталась лишь расползшаяся насыпь. А от их компании остался только он.
Где-то здесь их двоих и взяли.
Где-то здесь они оба дрались до конца.
Игорь и Олег.
Ему сказали, что когда все закончилось, было такое впечатление, будто взорвалась тяжелая бомба. Драконы говорили, что когда Игорь понял, что бой проигран, он постарался утянуть за собой как можно больше охотников. И ему это удалось.
Он не мог приложить ума, как же они так попались.
Два его лучших друга.
Пора было возвращаться в город. Небольшой, но безалаберный город.
Ему, вдруг, стало остро не хватать её. Лена – милая девчонка, но ей был важен лишь секс. Сейчас стали такие простые нравы. А ему была нужна она. Единственная.
Он хотел женщину.
Не просто тело.
Женщину.
* * *

- Аня, как думаешь, - Алимов наклонился к уху девушки, - Вознесенского не снимут.
- А за что его снимать, - огрызнулась Светлякова злобно, будто это Алимов был виноват, что Эдуарда Анатольевича, в очередной раз вызвали в Москву для «разбора полетов», - будто он виноват, что какие-то ублюдки решили в районе Новоуральска устроить игры «в войнушку» с применением тяжелой артиллерии.
- Не злись, я тоже за шефа переживаю.
- Ты же был на месте происшествия, что там произошло? Что это было, неужели опять – ничего, ни зацепочки?!
- Тухляк. Совершенно непонятная картина. Мы вычленили двенадцать аур. Их хозяев распылило на опилки буквально. А два ауры – чертовщина какая-то.
- Темные?
- Жертвы нет. Светлые, как один. Но опять ни одного знакомого. А двое – непонятно. Ауры будто растворились, оставив лишь совсем легкий след. И он… обесцвеченный что ли…
- Кто же это такие?
- Не знаю, Ань, не знаю. Остается только поверить в восстание духов древних богов инков или в драконов.
- То есть – версий нет.
- Нет.

* * *

Он бесцельно шатался по городу.
На его сотовом телефоне восемь не отвеченных звонков, а он даже не смотрел, кто ему звонил.
Он повторялся.
Он понял, что было не так. Он повторялся. Вся его жизнь снова шла по кругу, снова он делал, чувствовал, видел то, что уже было неоднократно. Это было ужасно утомительно. Всё повторялось. Его уже тошнило от этого круговорота. Вы и представить не можете, как страшна вечность. Но умереть тоже страшно.
Вчера Лена снова была с ним. А он, кажется, с ней не был. Она что-то шептала ему. Она горячо дышала ему в шею, когда спала на его плече. Вроде, что еще надо – вот оно, бери и живи снова. Но он не хотел. Он уже ничего не хотел.
Остался чистый секс – механика.
Как почистить зубы.
Да, Лена ему нравилась. Она очень милая, но все равно, ощущение было таким, будто он жевал картон. Что-то сломалось.
Лена, бедная девочка. Она ластилась к нему, она забыла своих друзей, и они уже даже ему звонили в поисках её. Неужели она не чувствует, что в нём не больше чувств, чем в камне. Она же не подозревает, насколько он старше ее. Заманчиво завести себе взрослого мужика хотя бы для того, чтобы утереть нос подругам и недоразвитым парням-ровесникам. Лена, девочка, в ней столько жизни, в ней столько сил, столько бешенства и любви. Не надо тратить их на него. Его уже было не разбудить. Он, может быть, и не умер, но он точно заснул. Все вокруг ему снилось. Лена ему тоже снилась.
И её силуэт напротив окна.
И её запах, исходящий от его простыней.
И их дикий бесконечный секс.
И каждый её хриплый сладострастный крик, бесконечным эхом мечущийся по его необъятной квартире.
Это сон. Стоит ли тратить на него силы?

Лена не появлялась уже неделю. Он не звонил ей. Она всегда приходила и уходила когда хотела. Правда, никогда не пропадала дольше, чем на пару дней. Наверное, он скотина. Он даже не пытался ее найти. Может, она его просто забыла. Это было бы очень кстати. Не надо ничего объяснять, ничего выдумывать. Просто разошлись и все.
Какая непереносимая скука.
За ним даже не охотились.
Охотиться почти некому. Стариков они перебили, молодые не дорогого стоят. Раньше он ныл и жаловался на постоянное напряжение, на то, что живу в ожидании удара. Теперь он выл от скуки. Его даже убить никто не хотел. Он просто был никому не нужен.
Он не понимал, что в нём вдруг изменилось? Куда все делось? Все это было и раньше, но почему именно сейчас ему казалось, что ничего впереди нет. Даже смерти.
Ему даже не хотелось летать.

Первую пощечину Лена ему влепила прямо на пороге.
Затем, она повторила еще пару раз.
В глазах ее стояли слезы. Она упрекала его, ругалась, как грузчик, и тут же переходила на типичное бабское нытье. А затем снова лупила его по щекам.
Она его любила.
Хотя он и старый.
А еще он – сукин сын, сволочь, бездушная тварь…
Стоп! Вот тут она была права. Он – тварь. И там, где должна бы располагаться эта самая так называемая душа, у него было пусто. До звона в ушах пусто.
А потом она разревелась, как ребенок. Навзрыд. Она и подумать не могла, что он «такой».
Какой, Лена?
Она ныла, всхлипывая каждую секунду. Ее маленькое тело вздрагивало от плача. Он ни разу ей не позвонил, не попытался узнать, где она, что с ней. Он, вообще, ей не интересовался, просто трахался с молоденькой девушкой, которая «по глупости своей влюбилась в старого пердуна». В конце своей речи она снова влепила ему пощечину. Резко встала, бросила что-то уничижительное, вытерла слезы и дернулась в сторону двери.
Он ее удержал за руку.
Молча повалил на кровать.
И долго ей доказывал, что она ему не безразлична.
Молча доказывал.
Он не стал придумывать объяснений. Не стал ей врать, хотя мог бы, и она ему поверила бы. Каждому его слову. Потому что уже придумала ему тысячу оправданий, ведь когда любишь, оправдываешь человека, еще не успев ни в чем обвинить.
И она была счастлива.
И они не слезали друг с друга два дня к ряду.
И она вновь стала радостной и похотливой, как кошка.
А он себя ненавидел.
Потому что не чувствовал к ней ничего, кроме мерзкой, подлой жалости. И не мог себе ее простить. Зачем он всё это делал? Зачем он не прогнал её?
А ей это все зачем?
Он вёл себя, как распоследний мерзавец. Он – старый, выживший из ума зверь, удовлетворяющий свои инстинкты за ее счет. Если б он её сожрал, это, вряд ли, было бы сильно хуже того, что делал сейчас.
Но, все же, она не была ему безразлична. И когда он это понял, ему показалось, что что-то неуловимо поменялось.

Его звали Виктор. Он был высок, белобрыс и, к сожалению, туповат.
Он заявился ко нему домой без предупреждения. Просто возник однажды на пороге, как чертик из табакерки. От него несло спиртным.
Неуверенной рукой он схватил меня за ворот и стал что-то говорить. Про Лену, про отвратительных стариков, вроде него, которые пристают к молоденьким девушкам. Все это было до неприличия банально. Это был даже не дешевый сопливый фильм, это было поганое сериальное «мыло». Почему пришел он, а не она. Порнография, которая происходила между ним и Леной, гораздо приятнее, чем та дрянь, которую развел этот белобрысый сопляк.
Ему, вдруг, сильно захотелось его ударить. Врезать по морде. Он даже задумался, как это лучше сделать. Может, коротким снизу, или рубящим справа. А может пристрелить? Вытащить запрятанный в чулане ТТ и просто пристрелить?
В результате он притащил его в свой дом, усадил за стол и налил им выпить. Гостю его хватило немного, что бы попросту свалиться под стол. Он вызвал ему такси.
Когда тот уехал, он позвонил Лене. Была уже ночь. Но в этом странном городе это давно не имело значения. И Лена приехала к нему. И теперь он точно знал, что ему делать.

* * *

Ни охотник, ни, тем более, жертва не имеют права терять осторожности. А он потерял. Или, может быть, не хотел ее более. Устаешь от всего. От хорошего и от плохого. И постоянно бегать и прятаться устаешь. Поэтому, когда он заметил на себе еле уловимое поисковое заклятие, он даже не стал его сбрасывать. Найдут. Что ж, пусть найдут. Посмотрим, что там будет.
И тёплым поздним августовским вечером его взяли в плотное кольцо.
Он ничуть не удивился, когда его окружили семёро незнакомых молодых людей в вычурных длинных голубых балахонах с россыпью дурацких золотых звёздочек по обшлагам. Это произошло недалеко от дома - прямо на бульваре имени академика Кикоина и памяти жертвам Беслана. Из всех он узнал лишь одного – Виктора, который приходил к нему насчёт Лены. Маскировался, значит, гаденыш, а он почтальона подозревал.
Виктор был, по всей видимости, главным среди охотников, он без тени страха в глазах подошел к дракону почти вплотную и ухмыльнувшись сказал:
- Вот ты и попался, ящер! Я ведь правильно просмотрел твою ауру и понял твою природу! Готовься к смерти, рептилия! К страшной, жуткой и мучительной смерти!
- Ты – двоечник, - дракон медленно сплюнул под ноги, - драконы – не рептилии и не ящеры – это расхожий предрассудок. Хочешь убить меня – давай. Я прожил столько, что вся твоя жизнь – всего лишь миг в сравнении с моей.
- Гордишься своим превосходством, зверь, - глаза Виктора вспыхнули ненавистью, - вы все время презирали людей, вы думали, что мы бессильно, но нет. Потому что есть такие, как я – те кто охотился, охотится и будет охотится за вами!
- А я то думал, что вы перестанете охотиться на нас… - усмехнулся дракон и тут же серьёзно добавил: - …за ненадобностью.
- Твои ползучие собратья тоже так, наверное, думали, - Виктор буквально выплюнул эти слова, - пока мои товарищи ценой своей жизни не доказали им обратное. Нас мало выжило в той мясорубке. Но сегодня мы отправим тебя прямиком к твоим сородичам, гад!
- Дурак ты, - спокойно ответил дракон, - убийством ничего нельзя доказать, твои товарищи могли спокойно жить, но погибли. Ради чего? Ради тупых лозунгов, которыми вы за неимением мозгов набиваете свою голову.

Невдалеке от бульвара, на обочине дороги ведущей из Южного района за город, на станцию Мурзинка, а далее в село Тарасково стояла чёрная «Волга». В ней сидели трое. За рулём – Анна Светлякова. Рядом с ней – юноша, по виду совсем ещё подросток, в серых футболке и джинсах. На заднем сидении, чуть развалившись сидел молодой человек с чёрными, зачёсанными назад длинными, до плеч, волосами, немного грубоватым лицом, пронзительными карими глазами, прямым острым носом и тонкими губами, одетый в длинный чёрный кожаный плащ.
Опергруппа тринадцатого отдела – стоявшего на ушах уже полгода из-за волны происшествий в Новоуральске. Аня внезапно ударила руками по рулю и обернувшись к своим спутникам пылко заговорила:
- Знаете, а я ведь знала, что случится нечто ужасное. Вся эта история с чёрным магом из Питера, которого я убила. Он же сказал перед тем как умереть, что один из моих друзей перейдёт на сторону Тьмы. И что я ничего не смогу этому противопоставить. И ведь прав оказался, урод. Вот теперь Андрея с нами нет. И что самое гадкое - Тёмный Повелитель, эта злобная тварь использовал его тело, как оболочку для убийства Миши. И в этом моя вина. Что вот мне мешало приехать из Петербурга чуть раньше или хотя бы послать тебе, Миша, мысленное послание. Ведь все, всё было бы по-другому!
- Успокойся, Ань, никто не может этого утверждать, а тем более, знать наверняка! – обратился к ней сидящий рядом юноша, серый маг Михаил Калугин, с недавнего времени оперативник отдела 13, – Пути судьбы неисповедимы и ты это знаешь.
- Да, Андрей Швецов был отважным человеком, настоящим воином. Он не побоялся выступить один на один против самого Повелителя. Я надеюсь, что своей службой делу Света смогу достичь хотя бы малой доли тех свершений, которых добился он, - заговорил молодой человек на заднем сидении.
- Ты же сам когда-то служил делу Тьмы и её Повелителю! - Аня бросила эту тираду говорившему, не заботясь о том, что может его задеть, - ты даже пытался убить Андрея, ведь ты же сам бывший тёмный…
- Вот именно, что бывший, - огрызнулся тот, - а сейчас я на вашей стороне, более того – мы одна команда и у нас одно дело. И ты Анна должна это понять и принять, иначе у нас ничего не выйдет!
- Да, Ань, Валера прав, - поддержал сослуживца Калугин.
На самом деле, именно он, только став штатным сотрудником Тринадцатого отдела и новым напарником Анны Светляковой, буквально сразу после гибели ее напарника Андрея Швецова, добился того, чтобы их дуэт стал трио, включив в себя также серого мага, бывшего слугу Повелителя Тьмы, называющего себя Мстителем. Не зря, тот уже трижды спасал ему жизнь. И Вознесенский, хоть и скрепя сердце, разрешил работать втроем – создал своим решением особую оперативную группу из трёх, а не из двух бойцов.
Проработали они до первого выяснения отношений недолго.
Анна откинулась на сиденье и провела левой рукой по лицу и обратилась к Мстителю:
- Наверное, вы оба правы. А я что-то вспылила – сама не знаю, что на меня нашло. Вся это бодяга, которая может Эдуарду Анатольевичу кресла стоить, из колеи выбивает. Но и меня поймите, ребята, чтобы работать вместе чётко и слаженно, нам надо побольше знать друг о друге. Вот о Мишке, например, я знаю всё, а о тебе, Валера – только твоё имя…
- Что же, справедливо, - вздохнул тот и поведал. - я сирота, меня нашли на пороге нашего городского приюта. Отсюда и фамилия - Найденов. Родителей не знал и рос в приюте пока… …пока тёмные не выкрали меня оттуда. Я прошёл у них обучение чёрной магии и стал верно служить Тёмному Повелителю. Вот собственно и всё. Я могу, кончено, постараться в подробностях описать свои мотивы перехода на вашу сторону…
- Смотрите туда! Кажется, там творится сильная волшба! – прервал монолог Найденова Миша.
Он указывал рукой прямо в лобовое стекло на другой конец бульвара Кикоина, где были видны маленькие фигурки людей, над которыми в наливалась красным светом вольтовая дуга.
- Нам туда, звоните в отдел, нужно подкрепление, похоже, мы нашли наших «героев», - Светлякова чуть не поломала ключ зажигания, крутанув его с изрядной силой.
«Волга» резко сорвалась с места и помчалась вперед.

Дракон огляделся. Шестеро нападавших ставили блокирующее заклинание. Теперь магия будет практически не применима. Впрочем, это еще не давала охотникам преимущества. Маг, творящий блок – беспомощен, это заклинание нельзя просто так прервать: станешь громоотводом. Остается один – Виктор. Даже, если он очень хорошо подготовлен – справиться один на один с драконом – задача не самая простая.
Виктор это понимал и сам. Но у него в арсенале была решимость. Жесткая решимость, что будто стержнем пронзала его, придавая ему силы.
Эх, подмывало, конечно, превратиться прямо здесь, в нарушение всех правил и обетов в громадного свирепого зверя и просто сожрать всех этих разряженных уродов. Но, под блоком это было крайне проблематично – пока будешь ломать блок, тебя просто сожгут. Или развеют. По обстоятельствам.
- Что дракон, - Виктор ухмыльнулся, - я требую честного боя!
Умный охотник, книжки читал. Знает, что сказать. Требование честного боя. То есть – как между людьми. Только, если я тебя зарежу, твои прихвостни, поди, честно драться не будут – ударят разом. Ну и ладно. Это, в конце концов, лишь формальное обозначение конца жизни, так утомительно похожей на смерть.

Когда «Волга» с визгом вылетела на бульвар, там уже шел бой.
В круге образованном шестью творящими заклинание магами, две тени дрались друг с другом. Это был обмен молниеносными отточенными выпадами, блоками, контратаками. Движения четкие выверенные. Отточенные до остроты бритвы. На асфальте тускло блестели сломанные в самом начале боя ножи.

- Парни, - сказала Анна Светлякова, глядя на драку с выражением запредельного удивления, - кто-нибудь понимает, что происходит!?
- Драка, - простодушно ляпнул Миша, - почему-то под магическим блоком.
- Вы ауры их видели, - ошарашено выдохнул Найдёнов.
За мельканием ослепительно белых аур, Анна не сразу поняла, что в картине есть нечто невообразимое. Один из дерущихся переливался всеми цветами радуги, его аура будто наполняла улицу, воздух вокруг. Он горел изнутри невероятной, но какой-то спокойной силой.
- Что будем делать? – Анна обернулась к своим товарищам.
- Мне очевидно, что семеро на одного, - сказал Миша, - так что вырубаем блок…
- И что дальше, - спросил Найденов, повернувшись к Ане он сказал, - заметила ауру у вон того. Что это?
- А я знаю? Я никогда раньше такого не видела. Но силы там – на третью мировую войну. Может, не стоит блок вырубать?
- А тогда что?
- А вот, что, - победно изрек Миша, не без труда нашарив в бардачке табельный «Макаров», - арестуем за нарушение общественного порядка.

Они оба были готовы к этому бою. Давно готовы. И дракон и охотник. Он не знали, что встретятся именно друг с другом, но оба знали, что такой бой будет.
Виктор протянул правую руку к врагу. Тот зашатался, захрипел, схватился за горло, но всё же выпрямился и шагнул навстречу охотнику. Несколько страшных секунд они смотрели друг на друга, и дракон не устояв, рухнул на колени. И тут же кулак Виктора мощно ударил его в скулу, да так, что в голове стукнуло, загудело, а перед глазами разлетелись зелёные пятна. Он вяло хватанул руками воздух и, развернувшись, упал на тротуар. Но все же смог встать на ноги и тут же увернуться. Мощный удар, что противник целил в него, прошёл мимо, а инерция увлекла Виктора вперёд. И тут наш герой кинулся снизу, ударил правой рукой, тут же добавил левой. Затём ещё пару раз ударил Виктора в живот, но тот опрокинул его на тротуар и добавил ещё ногой. Дракон попытался подняться на четвереньки, но был тут же опрокинут новым ударом. Но супротивник сам поднял его на ноги и ударил в переносицу. От этого удара дракону на секунду глаза залило оранжевой болью. Следующий удар он кое-как отбил и пнул неприятеля в живот.
-О-о-ох, - выдохнул Виктор.
-Ну, - выдавил дракон хрипло, - каково?
Сначала он ударил кулаком во вражескую ухмылку, а потом, оттолкнувшись ногами, он боднул недруга опять же в живот. Боднул мощно, не думая о том, что может сломать свою человеческую шею. Ударил со всего своего человеческого веса, и удар достиг своего. Виктора отбросило назад, но он каким-то образом устоял на ногах, тяжело дыша. А вот финала боя никто из сражающихся предугадать не мог.
- Федеральная служба безопасности! Всем стоять, не двигаться, вы арестованы, - Миша пылал каким-то мальчишеским задором, выкрикивая эти слова.
Стоя за пределами магического блока, Анна и Валера приготовились к магической атаке. Преимущество внезапности. Дерущиеся застыли в удивлении. Затем отошли на шаг друг от друга. Анна пригляделась к охотнику.
- Астахов? Виктор Астахов, если я не ошибаюсь?
- Светлякова, - Виктор посмотрел на ней с некоторой досадой, - кто бы мог подумать, что мы встретимся да ещё и при таких обстоятельствах. А я смотрю, ты уже достигла первого уровня Силы, хотя во время учёбы наши преподаватели гарантировали тебе не больше второго. Что же такого надо было сделать, чтобы догнать меня по уровню Силы? Ведь ты же обречена быть второй.
- Не так важно, как я достигла первого уровня, Виктор, последний год оказался весьма продуктивным. Сейчас гораздо важнее, что здесь делаешь ты и ещё шестеро белых магов, а вернее, зачем вы нападали на этого… - Анна посмотрела на второго участника драки, который застыл на месте с совершенно непроницаемым лицом, - Ведь он же не тёмный. А ты не мог забыть, что в Академии Белой магии нас учили применять Силу только против тёмных и никого больше. Это же прямое нарушение внутреннего морального кодекса белого мага! Может объяснишь, что это все значит?!
Астахов покраснел от ярости, глаза его сузились, он буквально прошипел:
- Анна! Да ты посмотри на него – это же дракон! Он страшнее сотни темных. Это же бездушная злобная тварь, зверь…
- Еще скажи, что мне молоденьких девушек в жертву приносят, а я их ем, - ухмыльнулся дракон. Астахов повернулся к нему и закричал:
- Да уж, ты людей не ешь, зато ты используешь их! Например, эту дуреху - Лену! Бедняжка, она даже не знает, в кого она влюбилась! Нет, это ты влюбил её в себя! Ты – поганая алчная мразь, которой не место на земле!
- Астахов, ты что, перегрелся, - Анна удивленно посмотрела на охотника, - какой дракон? Их не существует, это легенда, образ, символ, не более…
- Ты слепа! – Астахов буквально бился истерике, - вы все слепы! А мы, маги-охотники, нет! Мы охотились, охотимся, и будем охотиться за драконами. Мы уже убили многих из них и не упокоимся, пока не убьём их всех! Пусть все погибнем!
- Но тогда чем вы лучше драконов? – послышался спокойный голос Найденова, – вы истребляете их, нарушая все мыслимые и немыслимые законы, а я что-то пока, кроме истерических воплей не услышал ни одного доказательного обвинения.
- Хватит болтать – рявкнул рассвирепевший Виктор – вам слепцам, не понять нас, прочь с дороги!
- Нет, Виктор, мы не уйдем, - Анна Светлякова сложила руки на груди, - и чтобы атаковать его тебе придётся сначала атаковать меня!
- Как скажешь, как скажешь, - прошипел Виктор, и с этими словами метнул в Аню и Валеру с двух рук магические заряды.
И время потекло до отвратительного медленно. Как она не заметила, что приспешники Виктора сняли блок. И вот в чем вопрос – успеет ли она в этом вязком времени хоть что-то сделать, чтоб защитить. Нет не себя, остальных – Валеру, Мишу и этого непонятного, возможно, дракона.

Все очень просто, девочка. Просто поймай их. Это всего лишь мячики, что в детстве тебе кидал папа. Они легкие. Они ничего не могут тебе сделать.
Голос зазвучал в голове у Ани. Он был тих, как ручей, но очень отчетлив. Аня вытянула руки вперед.

Виктор увидел, что Анна просто поймала его заряды, как мух на лету, небрежно бросила в сторону.
- Ты нарушил правила честного боя, - тихий голос.
И тут улицу сотряс дикий, чудовищный, раскатистый рев.
Светлякову швырнуло в сторону, как куклу. Тот, с кем дрался Астахов, превратился в столб пламени, от которого метнулись пламенные щупальца к охотникам. Запахло паленым мясом, душераздирающие вопли взорвались и стихли. Щупальце, ударившее было Анну, метнулось наискось, сметя несколько деревьев.

* * *

Анна поднялась на ноги. Голова гудела, будто рядом разорвался снаряд. Рядом с ней стоял, пошатываясь, Калугин, глядя с удивлением на свои обожженные руки. Найденов замер в боевой стойке за спиной у того, кого Астахов называл драконом.
Дракон медленно сел на газон. Брезгливо осмотрел черные пятна на асфальте дорожки и опаленную траву. Потом посмотрел на Светлякову:
- Я едва вас не задел, скажите спасибо этому юноше, - дракон кивнул в сторону Калугина, - если б он не отвел удар, вы присоединились бы к этим…
Светлякова повернулась к Мише, постепенно, она осознала, вернее почувствовала, какой силы был удар.
- Миша, это же только магу высшей категории доступно! – Анна крепко обняла парнишку, – чтобы отвести такой мощи удар первого уровня Силы недостаточно. Ты понимаешь-то сам, что ты сделал, Миша! Ты же теперь, маг высшей пробы… кстати, ты как сам.
- Рукам больно немного, - Мишка только смущённо улыбнулся и по-детски подул на обожженные ладони.

Анна посмотрела на дракона. Какой он дракон. Да не обычный, да очень сильный маг, но ведь человек, вроде. А тот сидел на газоне и смотрел на звезды. Казалось, что ничего произошедшего не было. Что это просто бродяга, летом на бульваре любующийся звездами.
- Как вас зовут? - спросила Анна.
- За две тысячи лет жизни, я сменил столько имен, что ни одно из них не имеет значения. Хотите – зовите драконом, хотите – любым именем, какое вам самой по нраву.
- И что же, вы и вправду дракон? – простодушно спросил Миша Калугин.
- Да, - также простодушно ответил дракон.
В это время на бульвар выскочили, блестя мигалками несколько оперативных машин.

* * *

В кабинете у Вознесенского их было шестеро: сам Эдуард Анатольевич, Алимов, Анна, Валера, Мишка Калугин и дракон. Он попивал чаек из стакана с подстаканником и ел печенье.
- Знаете, я многое повидал, - нарушил молчание Вознесенский, - но я первый раз в жизни встречаю живого дракона.
- Вы, я осмелюсь предположить, и мертвого тоже не встречали, - ответил дракон.
- Врать не буду, не встречал, - улыбнулся Вознесенский, - что ж нам с вами делать?
- А что хотите, - голос дракона прозвучал чуть устало, - по прошествии двух тысяч лет жизнь перестает быть такой уж приятной штукой.
- Никто не говорил о крайних мерах, - резко оборвал дракона Вознесенский, - но вы должны понимать, что для нас – это событие из ряда вон выходящее, и с учетом всех последствий, мы не можем не реагировать.
В кабинете повисло молчание.
И дракон заговорил. Он рассказывал и рассказывал. Штришки той бесконечной жизни, что он уже прожил, не приблизившись даже к ее середине. Над одними вещами – смеялись, от других приходили в ужас. Но не слушать было нельзя. А потом, также неожиданно дракон умолк. За окном светало.
Все смотрели на Вознесенского. Тот смотрел на дракона. Он принял решение.
- Идите с миром. Мы не тронем вас, - Вознесенский окинул взглядом своих сотрудников, будто ища поддержки, - более того, нагрянут охотники – обращайтесь, поможем.
- Спасибо, - коротко ответил дракон.

* * *

- Анька, идем скорее, идем же, глупая, - Мишка буквально волок Анну за собой по коридору к выходу на крышу, у двери их уже ждал Найденов.
- Миша, ты можешь нормально объяснить, в чем дело!? – раздраженно спросила Светлякова.
- Он его уговорил, - загадочно произнес Найденов, распахивая дверь на крышу.
На самом краю стоял дракон, глядя вниз. Услышав скрип двери он обернулся через плечо, и посмотрев на Калугина спросил:
- Ну что, все?
- Ага!
Анна поняла, что сейчас произойдет что-то необычное, и она оказалась права. На ее глазах мужчина на краю крыши медленно превращался в громадного красивого зверя. И когда превращение завершилось, он грациозно взмахнул крыльями и взмыл в утреннее небо Новоуральска. И полетел. Полетел навстречу северному ветру.
- Ну что, ты такое когда-нибудь видела? – победно спросил Миша ошеломленную Анну.
- Нет, Мишка, не разу,.. спасибо.
Оперативники переглянулись, молча кивнули друг другу, и Аня сказала за всех:
- Да, полёт дракона – это потрясающее зрелище!
Глядя на удаляющегося дракона, Найдёнов сказал Ане:
- Теперь ты понимаешь мотивы моих поступков,.. светлая?
- Да, - Аня повернула к нему лицо, - прости, что не доверяла тебе, Валера, - отвечала девушка.
- Ну, что, компаньоны, хватит соплей, - положил им руки на плечи юный серый маг, - главное, что мы стали настоящей командой, которая ещё себя покажет.

* * *

Лена сидела на кровати.
Ее одежда валялась на полу, и он не позволил ей одеться.
Он сидел напротив и смотрел на Лену.
Та была немного удивлена и даже, казалось, смущена.
А он смотрел на нее. Во все глаза. Он впитывал ее в себя, пил ее образ жадно, как пьет пересекший пустыню. Он видел сейчас не ее целиком, он видел каждую маленькую деталь. Маленький шрам на подбородке и капельку пота на виске. Каждую линию ее тела он запоминал, заколачивал в закостеневшее сознание. Он будто вспахивал засохшую выжженную землю, буквально взламывая плугом неподатливую каменистую почву.
Он смотрел на нее. Он влюблялся в нее каждый миг снова. Его руки были напряжены настолько, что, казалось, сломаются кости. Он вдыхал её запах. Он наполнял ею себя.
Она улыбнулась.
И ее улыбка отразилась в нём.

Он сидел напротив Лены. Она была непостижимо красива. Он наслаждался тем, то мир оказывается цветной.
И вдруг он услышал странный шум.
Гулкие равномерные удары.
Тяжелые и ритмичные.
Это стучало его сердце.

Амартлен, Макс Дуга и Антон Бенеславский
01.05.2007 - 07.05.2007