Закат

Длинноклювый Аист с восторгом смотрит на уходящее за горизонт солнце. Зеленая Лягушка смотрит в ту же сторону, однако она не замечает ничего необычного. В ее жизни таких закатов было больше многих и многих тысяч.
– Это имеет для тебя какое-то значение? – спрашивает она.
– Для меня? – удивляется Аист. – А для тебя?
Лягушка дергает кожей на спине.
– Ничего. Зачем ты пригласил меня сюда?
Аист опускает голову:
– Чтобы ты увидела закат.
– Я его вижу ежедневно.
– Сомневаюсь. Когда вы орете… Хм, извини, когда вы поете свои песни, стараясь перекричать друг друга, вы ничего не замечаете вокруг.
– Ты сказал во множественном числе, а я… И, все же я отвечу тебе. Мы славим солнце, – спокойно отвечает Лягушка.
– И не видите его.
– Мы его чувствуем, – загадочно улыбается старая мудрая Лягушка.
– Тебе не понять, – вздыхает Аист и снова смотрит на закат.
– А зачем мне что-то понимать? Я стара и меня уже мало интересуют всякие явления природы, которые к тому же происходят изо дня в день. – Лягушка демонстративно отворачивается от последних лучей солнца…
– Не смей! – восклицает Аист. – Ты все пропустишь!
… или подставляет им спину.
– Так было и будет всегда: – глубокомысленно рассуждает Лягушка, – солнце восходит и заходит, умирает – воскресает; лягушки восхваляют его своим пением, а некоторые … э-э-э птицы, скажем так, пользуются этим и… но, я надеюсь, ты не сделаешь этого? – Лягушка косится на белую птицу.
Аист понуро опускает голову, но тут же гордо поднимает ее:
– Нет, – твердо говорит он. – Тебя знали мой отец и дед, ты слишком мудра, чтобы дать себя съесть.
Лягушка поджимает губы, мгновенно выбрасывает язык и …:
– Старый, но все равно вкусный.
Аист вновь опускает голову:
– Я не это имел в виду.
– Не имеет значения.
– Я думал ты поймешь…
– Что? – искренне (или это только так кажется), удивляется Лягушка.
– Я покажу… – и Аист расправляет свои нежно-белые, в красных подпалинах, от лучей заходящего солнца, крылья.

– Ну, – спустя некоторое время, с надеждой в голосе, спрашивает Аист, – как?
Лягушка качает головой:
– Меня стошнило и, извини, конечно, но я попросту выблевала ужин.
– Фу, – втягивает голову в плечи Аист, – я не об этом.
– А о чем же? – удивляется Лягушка. – Насколько я поняла, ты спросил, как я себя чувствую – я ответила: здоровьице мое никудышнее, так как…
– Ты знаешь, о чем я спросил.
– Э-эх, – вздыхает Лягушка, – видно не научил тебя отец уважению к старшим.
– Извини, – хмурится Аист.
– Итак, я закончу свою мысль: так как Парджаньи забыл снабдить меня крыльями, дабы я могла наслаждаться каждый день полетом … Ну, да ладно – ничего необычного я не увидела. Необычного, я имела в виду…
– Но разве ты не почувствовала?
– К повседневным ощущениям добавилась разве что тошнота…
– Но как же…
Лягушка роняет устало слова:
– Мне, наверное, не понять…
– Да, – также устало, как и Лягушка вздыхает Аист и грустно добавляет: – не понять.
Аист расправляет крылья и взлетает под самые небеса, чтобы в последний раз насладится лучами умирающего солнца…

Лягушка ковыляет, пошатываясь на трясущихся лапах, вперед и плюхается, в изнеможении, в теплую воду.
– И так каждый раз, – бормочет она. – Ритуал у них, что ли…
Она погружается в хранящую энергию солнца жидкость, оставляя на поверхности только глаза и ноздри.
Через два удара сердца она закрывает глаза, и засыпает… И снятся ей белые кучевые облака, свет желтого улыбающегося Сурья и ветер свободы…