Найти Кукольника

Утро дымное, не пасмурное, ясное, а в воздухе сладко пахнет жжеными листьями. По улице походкой быстрой, но скомканной, идет человек в вишневом пальто из тяжелой грубой шерсти. А я иду за ним, семеня на тонких шпильках, то и дело, оглядываясь по сторонам, лихорадочно поправляя волосы, заправляя непослушные пряди за уши или взъерошивая прическу. Меня лихорадит, словно поднялась температура. Я иду за человеком, о котором ничего не знаю, да и не желаю знать. Вдруг останавливаюсь, резко торможу на перекрестке.
- Что я делаю?!

 ***

Волны совсем не выглядят перламутровыми и не танцуют румбу, как в песне про далекий Парамарибо. Море хмуро перебирает сломанные ветки, размешивает серую пену с зеленоватой зловонной водой, рвет водоросли и ревет, отзываясь на завывание ветра. Я ступаю по влажному холодному песку босыми ногами, кутаюсь в растянутую жакетку и грызу кончик соленой косы – потом, когда волосы высохнут, я распущу их, и они завьются - зазмеятся по обгоревшей спине.
В руке мокрый купальник, полотенце и ярко-желтые сланцы.
Плавать в такую жуткую погоду? Как можно? Можно, наверное, если тебе все равно – утонешь в этот раз или в следующий, утонешь ли вообще.… Путаюсь в длинной льняной юбке, спотыкаюсь и падаю на колени. Теперь можно и поплакать - вроде как не без причины. Сижу, скрестив по-турецки ноги, на песке, размазываю слезы по лицу, сморкаюсь в рукав…

***
Ветер гоняет рваную газету по асфальту, окунает в голубые лужи-зеркала, кружит листья оранжевые, охровые, бордовые, рыжие, золотисто-желтые, клюквенно-красные… В лужах голубизна сентябрьского неба, мелкие барашки облаков и моя скучающая фигура. Слоняюсь по парку, кутаясь в джинсовый плащ, пряча лицо в зеленый шарф, дышу ароматом своих духов, трусь кончиком носа о мягкую ткань, поддеваю носком ботинка мокрую газету, читаю размытый заголовок какой-то статьи – «Осенняя депрессия». Дурость какая, депрессия, грусть, меланхолия – с осенью эти понятия совсем не совместимы. Разве есть что-то красивее этого благородного увядания? Только осенью, только кутаясь в шарф, только дыша влажным воздухом и бродя меж луж, я, лично я, чувствую себя спокойной и счастливой. Другое дело – зима. Это белое скучное время. Эти разукрашенные елки и надуманные праздники. Эти придурки в красных костюмах с ватными бородами. Эти фильмы, старые фильмы, круглые сутки по ТВ, и непременно про любовь, и конечно – с хеппи-эндом! Словно больше не о чем снимать… Эти примитивные песенки, голубые огоньки и бутылка шампанского… И пустая квартира… И молчащий телефон… И альбом с фотографиями… И обжигающая волна ни с чем несравнимой болезненной злости, что сжимает грудную клетку, бьет по переносице, наполняет глаза и капает с ресниц…

Мы познакомились с Максом совсем обычно – не было карамельных сентиментальностей, романтики, звездопада, бешено бьющихся сердец и взглядов сквозь пламя свечей… Проще говоря, познакомились мы под хрип заедающего факса и истеричные трели его мобильного, кивнули друг другу, обменялись какими-то бумагами и снова втянулись в привычную офисную рутину.

Что такое любовь… Философия запретного плода. Сквозь зрачки сочится в никуда. И пальцы изучают чужую ладонь. И ты понимаешь, что она не чужая... Утыкаешься носом в шею, вдыхаешь чужой запах. И понимаешь, что он не чужой... И можно просто свернуться клубком. И можно рассыпаться цветными каплями. Можно разлететься пылью, пыльцой и заполнить, окрасить, окутать. Можно дымкой. Можно туманом. Можно призраком рядом, сквозь преграды бытия. Слезки, слезки - соленые, но не горькие. Вдруг понимаешь, что расстояний нет, что времени нет, что будет всегда то, что будет, даже если закончится для всего мира, но останется вне его. За границы. За пределы. Вечность и бессмертие. Анти-Солярис.
Когда сцеплены пальцы, когда глаза в глаза, когда зрачки - туннели в самое оно... Когда два слова - чужому шифровка - а тебе фрагмент фразы, как частичка пазла.
Принадлежность и понимание - хорошее определение, но и его катастрофически мало. Потому что больше. Потому что глубже. И вязким маревом... Приторной паутиной, словно из сахарной ваты... И гиперактивность. И абсолютный покой. И сочетание покоя и экшна.
Жизнь в ритме тахикардии. Кап-кап-капельки, по одной... Сознание заполняется до краев.
Медовое. Прозрачное. Золотистое. Легкое и тяжелое. Погружение. Головокружение.
Времени нет. Оно - пластилин. Его можно мять влажными руками и лепить что взбредет на ум. Вдыхаешь. Ныряешь и летишь…

1.

Тем утром я хотела утопиться, бродила по побережью, орала в шум прибоя на всех известных мне языках. Исхудавшая, истощенная, измотанная, испуганная, истеричная. Я.
 
Макс полюбил другую. Другая, даже не Тата, большой ребенок с силиконовым бюстом, а ожившая фарфоровая кукла теперь управляет Максом. Мы с Татой – мимо. Мы обе за бортом.
Хотя, подумалось мне, кабы он бросил меня ради Таты, было бы обиднее. По сей день гадаю – как он женился на этой хабалке. Прекрасный специалист, эрудит и умница – на корпоративной вечеринке, куда он привел тогда еще невесту Танечку, мы ахнули, всем коллективом оторопели, обалдели – всем-всем, от шефа до уборщицы. Красная мини-юбка еле прикрывала внушительный зад, золотистый топ держался на трех тонюсеньких шнурках и оголял спину в крупных родинках; полные ноги и красные босоножки на умопомрачительной платформе. Шеф поперхнулся и застыл с открытым ртом, подчиненные незамедлительно последовали его примеру. Макс невозмутимо усадил свою спутницу на диван, вручил ей бокал шампанского и прошел к барной стойке. Первой не стерпела я. Сдула с лица челку, уверенно подошла к нему, кивнула бармену – мол, мне то же, что и молодому человеку, и язвительно поинтересовалась: «И что это за убожество?»
Макс поднял на меня удивленные глаза – свои бездонные, будь то хоть трижды штамп, синие очи. Заморгал длиннющими черными ресницами, приподнял одну бровь, почесал кончик носа. И сконфуженно хмыкнул... И всё…. То есть, ничего не ответил и смотался. К своей задастой телочке с шиньоном.
Я ушла с вечеринки, приехала домой, приняла душ, а после полуночи обмазалась кремом моей бабки Марго и носилась по небу, рассекала, загребая ночь руками, кувыркалась и вопила по-ведьмински пронзительно.
На Лысой горе почти никого не было, две ведьмы-лесбиянки, Марина и Вика, смерили сумрачными взглядами – помешала. Я виновато улыбнулась и уселась перед вечным костром. Язычки пламени приветливо затрепетали, приглашая, намекая, побуждая. Я кивнула. Послышалась музыка, храмовые танцы жриц Исиды. Медленно, набирая ритм.… Извивалась на месте, покачиваясь, уперлась коленями в мягкую землю, обхватив лодыжки, то, поддаваясь навстречу огню, то, отстраняясь… Огонь принял форму моего тела, и зеркальным отражением повторил движения. Марина и Вика опустились на четвереньки, подползли к вечному костру, движения их стали совсем плавными, глаза округлились и пожелтели, тела сжались пружинами…. Еще мгновенье, и передо мной очутились две черные кошки…
Пламя больше не походило на меня, ожившее оно стало выше, плотнее, появились контуры мышц и еле заметно очерчивались тонкие острые рога. Изгибались, вторя нам, две черные кошки, а мы продолжали танец, придвигаясь и снова отстраняясь, пламя обхватило меня, сжало в объятьях, заскользило, грея, не обжигая.… Кошки уселись поодаль, свернув хвосты вкруг аккуратно сложенных передних лап. А я отдавалась ласкам огня неистово и жарко, изгоняя из себя Макса, запрещая себе страдать.

Когда всё закончилось, я уселась на песке, а Марина и Вика, вновь приняв человеческое обличие, принялись растирать мое тело тем же магическим кремом. Я поблагодарила, но жестом дала понять, что мне хочется побыть одной. Они повиновались, начинающие колдуньи, на пару инкарнаций моложе меня. Завтра мы встретимся с Викой в огромном офис-билдинге. Вместо хищной ведьмы, обнаженной с распущенными черными кудрями, я увижу чопорную бизнес-леди в строгом костюме, владелицу небольшой риэлтерской конторы. С Мариной привычно столкнусь в маленьком цветочном магазинчике на окраине, где она торгует розами и гвоздиками, лилиями и орхидеями, ромашками и гладиолусами.

***
Марина родилась в семье карьерных дипломатов – избалованная инфанта, привыкшая к поклонению и мгновенному исполнению капризов. Училась то в Париже, то в Лондоне, с младших классов пользовалась успехом у мальчишек, и потому самым нахальным образом списывала диктанты и заставляла поклонников таскать ее неподъемные рюкзаки. Окончила школу в Москве, поступила, не без протекции папиного ближайшего друга – проректора, в университет, на юридический факультет. Золотая молодежь, вечеринки, безудержное веселье…. Уже и жених сыскался – сынок замминистра, как вдруг…
 
То была вторая двухчасовка, на первую Марина традиционно не явилась, открыла дверь, шмыгнула в аудиторию, заняла место поближе к окну, уставилась на крышу соседнего здания, перевела взгляд на преподавателя и удивленно приподняла бровь. Английский язык отныне преподавал молодой человек, чуть старше, чем сами студенты – высокий, сутулый очкарик, огненно-рыжий с прозрачной голубовато-белой кожей, усыпанной мелкими веснушками. Марина дернула за рукав однокурсницу, та хмыкнула и шепнула: «Новенький, Антон Сергеич». Услышав, что конопатого преподавателя величать Антоном, Марина прыснула со смеху.

Антон Сергеевич удивленно на нее взглянул, запнулся, почему-то покраснел, откашлялся и неуверенно продолжил урок. Марину неправильные глаголы совсем не интересовали, потому она преспокойно достала из сумочки купленный по дороге «Космополитен» и погрузилась в мир нарядов и косметики.
- Я к Вам обращаюсь!
Марина отвлеклась и осмотрела аудиторию, студенты сидели с индифферентным видом, уткнувшись в тетради.
- Почему Вы не записываете? Думаете, получится сдать без моих конспектов? – в голосе рыжего слышались ирония и раздражение. Видимо, предвкушал «страшный суд» на экзамене.
Марина вздохнула, хмыкнула, покачала головой – уж ей-то, выросшей в Туманном Альбионе, волею судеб сдружившейся вовсе не с отпрысками послов и атташе, а с грубоватой детворой из восточного Лондона, ей-то, привыкшей даже думать на Cockney.… Промолчала - зачем пугать этого вчерашнего мальчишку со школьным произношением, язык-то, небось, по учебнику Бонк - Котий учил.
Антон Сергеевич не унимался. Он хмуро задавал вопросы, коряво произнося слова, заменяя мягкую а, на э - говорил, конечно, грамотно, хотя, витиевато, чуть громоздко – нанизывая привычные для русской речи причастные и деепричастные обороты.
- Ну, так расскажите о себе, - Рыжий скрестил руки на груди и с вызовом уставился на Марину.
Спустя минуту на него с неподдельным интересом взирали все присутствовавшие.
Антон Сергеевич оказался в более чем затруднительном положении. Худшей ситуации для педагога и не придумать – ученица выдала монолог на каком-то диком наречии, удивительным образом сочетая сложные многоярусные отрывки в лучших традициях классической английской литературы с совершенно незнакомыми ему односложными короткими словечками. Стоит ли говорить, что преподаватель не понял ничего, разве что подумал, что совсем не знает языка, и неподдельно загрустил.


А вечером того же дня Марина царапала веснушчатую спину, кусая губы, сдерживая сладострастный стон – разговорились после лекции, прогулялись до ее дома, предложила подняться, благо родители в очередной раз укатили в долгосрочную командировку.
Антоша отныне проводил вечера и ночи у нее. Подхватывал легкую, как пушинка, на руки и нес на широченную родительскую кровать, где неторопливо снимал одежду, смакую каждый сантиметр Маринкиного тела.
Она, от природы смуглая, черноволосая, и он, бледный, с прозрачными ресницами и бровями – притянулись магнитом, не оторвать, нырнули отчаянно в самую пучину, не желая выплыть. Ревновали друг друга неистово, до драк ругались и мирились тут же, жадно впиваясь в губы, срывая пуговицы, ломая замки на джинсах.

Так незаметно прошли полгода…
Как ни скрывались влюбленные, слухи таки поползли по университетским коридорам, поползли да доползли до проректора – того самого, отцовского друга, который, ко всему прочему, был дядей Маринкиному нареченному и братом замминистра.
Задумался проректор, человеком он был незлобивым – оступилась девчонка, что ж с того, жених атташе служит в Бельгии, не видятся совсем, а гормоны требуют, зовут. Вспомнил секретаршу свою, Таточку, пухленькую, словно свежая булочка, крякнул и решил - плоть слаба, не виновата Маринка.
Не придумал он тогда ничего лучше, как поговорить с Антоном Сергеевичем. Проректор старался казаться вежливым, перечитал пару глав «Лолиты» перед беседой и начал издалека, с Владимира Владимировича. Разумеется, Набокова. Антоша возмутился, вспылил, поговаривают, даже швырнул в проректора стулом, а тот еле увернулся. Студенты потом выпытывали у Таточки, но она молчала, нема была, как рыба, строго поджимала пухлые губки в алой помаде и качала отрицательно головой.
Антон Сергеич написал заявление об уходе, а вечером того же дня рассказал о случившемся Марине и благородно предложил ей руку и сердце. И она растерялась. И она не знала что ответить. Только молчала испуганно, прикидывая, чем это всё для нее закончится. Антоша, словно не видя замешательства возлюбленной, твердил, что вернется в свой родной Хабаровск, устроится там к японцам, будет каждый вечер кормить молодую жену нигири и темаки, поить умешу, а потом уедут они жить в Токио.
В Токио Маринке совсем не хотелось, не говоря уже о Хабаровске, она не любила суши и к сливовой наливке – умешу - относилась прохладно, а уж хокку и вовсе терпеть не могла.
И надо же ей было сказануть про отца…. Предложила Антону устроиться в МИД, да не просто так, а по блату, то бишь с помощью ее, Маринкиного, батюшки. Рыжий вспыхнул, стал кричать, требовать, поставил ультиматум – мол, либо мы в Хабаровск переедем, либо прощай навек. А Маринке, словно вожжа под хвост, только этого и ждала. Выставила любовника за дверь и расплакалась горько, потом позвонила сыну замминистра и призналась во всем. Ну, а через неделю вернулись родители, отца с «волчьим билетом» отправили на родину да намекнули, чтоб из министерства уходил. И Маринку отчислили, за неуспеваемость, как ни корпела она над учебниками, как ни зубрила, не сдала с той поры ни одного экзамена, ни единого зачета. Обиделся замминистра. Отец слег, а вскоре, не прошло и года, как помер. И остались Маринка с мамой вдвоем…

Сначала получалось подрабатывать переводами, заниматься с детишками английским языком. Маринка проводила ночи перед компьютером, переводя текст за текстом, а днем колесила по ученикам – из одного конца города в другой. Стала сиживать в Интернете, завела блог, аську и пописывала изредка на форумах. Появились новые знакомые, поклонники – Марина бегала на свидания со всеми без разбора. Добегалась. Нарвалась на какого-то ненормального, тот накинулся на нее, уволок в подвал, чуть не изнасиловал – еле ноги унесла. Да вот только с тех самых пор стала Марина жутко заикаться. Обивала пороги логопедов, потратила все деньги на лечение – врачи только разводили руками.
С преподаванием и синхронным переводом пришлось распрощаться. Остались только статьи и контракты, на которых особенно не заработаешь. А потом она познакомилась с Мамедом, тучным лысым бакинцем, владельцем цветочной лавки. И стала Марина днем подрабатывать продавщицей, а ночами переводить статьи. Безмолвная отныне, смуглая, кареглазая – пришлась новому боссу по душе, напомнила оставленную на родине жену. Сопротивлялась, а однажды просто махнула рукой. Так и с переводами закончила – ночами теперь обслуживала цветочника Мамеда. И всё бы как у людей, но в самый сочельник дверь магазинчика открылась, и на пороге очутилась женщина – высокая брюнетка в короткой голубой норке и огромных дымчатых очках. И что-то екнуло. И когда заворачивала букет, дрожали пальцы. И обожгло прикосновение. И ментоловый холодок пополз по позвоночнику вверх.

А ночью, под мерный храп Мамеда, ей приснился сон – сначала Марина оказалась в больничной палате с умирающим пациентом, не разглядела лица, но, ощутила, что любит его бесконечно. А потом сидела в огромном аквариуме, где на одной половине сыпучий оранжевый песок, а на другой - рыхлый белый снег. Следующим кадром – развалины какого-то дома, яркая красочная весна, дикие каштаны, Марина подходит к почтовому ящику и опускает письмо, в нем пара строк – для того, важного и любимого. Рядом стоит парень, смотрит внимательно и говорит вдруг: «Вам уже и ответ пришел».
«Где?» - удивляется Марина, она ничего не видит.
«Да вот же!» - парень берет пальцами невидимый лист, протягивает ей. Марина слепо касается шершавой поверхности, - «Но я не смогу прочесть, » - растерянно произносит она. Тогда почтальон, а она уже знает откуда-то, что он почтальон, вслух читает одну лишь фразу, и Марина знает – ответил не тот, кому писала. Она, неожиданно для себя, с ужасом понимает кто этот Другой. Дикий вопль вырывается у Марины, жуткий нечеловеческий, протяжный вой. Какая-то сила подбрасывает ее и опускает резко на землю, Марина падает, бьется бесноватая и кричит в серые войлочные тучи «Помоги, не отдавай меня, Господи!», волчком крутится, хватая за лапы, откуда-то появившегося, рыжего кота. Острые когти впиваются в ладони, а она всё равно не отпускает…

Проснулась с ангиной к часу дня, нашла на подушке записку от Мамеда – «Сам сегодня справлюсь, выздоравливай», вспомнила сон, поежилась, перекрестилась.

***
 
Ветер гоняет рваную газету по асфальту, окунает в голубые лужи-зеркала, кружит листья оранжевые, охровые, бордовые, рыжие, золотисто-желтые, клюквенно-красные… В лужах голубизна сентябрьского неба, мелкие барашки облаков и моя скучающая фигура. Слоняюсь по парку, кутаясь в джинсовый плащ, пряча лицо в зеленый шарф, дышу ароматом своих духов, трусь кончиком носа о мягкую ткань. Брожу по аллеям, мечтая увидеть Макса, нахожу его в самой глубине старого парка, сидящим на скамейке.
- Почему она? – спрашиваю и, не дождавшись ответа, торопливо закуриваю.
Макс молчит.
- А я с твоей Таткой даже подружилась, - улыбаюсь я куда-то в сторону, - Она невероятно глупа, но готовит сносно, угощала меня блинами давеча…
Макс молчит.
- Я понимаю, она красивая…, - едко усмехаюсь я, - Не Татка, само собой, эта твоя… Княжна Мэри. Но ты ничего о ней знаешь, поверь, ты не за ту ее принимаешь!
Макс молчит.
- Мэри…. Почти Мэри Поппинс, - не успокаиваюсь я, - А фамилия-то, фамилия… Чавчавадзе. А ты у нас, значит, Грибоедов, - нервно хихикаю, - В Персию не изволите съездить?
Макс смеется – заливисто и весело. Слова мои не только не задели, но и позабавили его.
- Послушай, - я сажусь прямо на сухую листву у его ног, - Послушай, нам же было хорошо…. Ну, помнишь? Помнишь, как какой-то воришка вырвал у меня из рук сотовый? Помнишь? А ты тогда за ним погнался, а я осталась одна в пустом и темном переулке, помнишь? Стояла и плакала - от страха.… Испугалась, что с тобой что-то случится. А ты потом меня успокаивал, помнишь? Ты тогда назвал меня своей женой.… Хотя, женат-то был на Тате…
- Ну, зачем…, - поморщился Макс.
- Не перебивай! А помнишь нашу первую ночь? Помнишь?
Макс попытался взять меня за руку, но я отодвинулась, вскочила на ноги, стояла теперь над ним согбенным и кричала.
- Ты же всё помнишь, Макс! Ты всё помнишь, ты же обещал… Ты говорил, что мы всегда, всегда будем вместе, помнишь? И когда я сделала аборт, ты твердил, что у нас еще будут дети, непременно будут! Ты помнишь, Макс?
- Ты прекратишь истерику? – Макс до хруста сжал мое запястье, - Было, сплыло, прошло. Хорошо, пусть виноват! Но чего ты хочешь? Что ты унижаешься передо мной? Для чего ищешь встреч? И как ты определяешь, где я, чертова ведьма? Куда бы я не отправился – будь то ресторан, театр, спортзал или парк на окраине города, ты появляешься следом за мной. Ходишь по пятам живым укором! Чего добиваешься, скажи?
- Ма-а-акс! – я попыталась его обнять, стала покрывать мелкими быстрыми поцелуями его лицо, руки, шею, - Макс! Умоляю, вернись ко мне! Давай начнем сначала, прошу тебя!
Он с трудом расцепил мои руки, отбросил меня с такой силой, что я еле удержалась на ногах, и торопливо зашагал прочь.
- Ты еще пожалеешь, - зловеще прошептала я, - Ты еще пожалеешь, дорогой!

Теперь мне нужно было найти Кукольника.

***

Макс оставил меня летом, на том самом курорте, куда отправился с Татой и… со мной. Сначала мы восхитительно проводили время. Снял мне номер в той же гостинице. Уморительное приключение, в жанре французской комедии середины прошлого века. И всё было волшебно и незабываемо, соленые губы и ракушки в кармане брюк… Золотистый загар и выгоревшие волосы, арбузы и дыни, вишневые косточки на дне алюминиевой кружки… Я бродила по ночному пляжу, в тонком длинном свитере поверх купальника, плавала в теплом море, смывая поцелуи и ласки…
Однажды вынырнула, глянула - а на песке две черные кошки, сидят себе, щурятся довольно. Марина и Вика.

2.

С детства Макс питал странную любовь к куклам. Как назло, сестер у него не было, даже двоюродных, только два старших брата-близнеца. У Макса и игрушки-то все были из наследства, ими оставленного – машинки, пистолеты, солдатики, даже железная дорога имелась с настоящими пассажирами и вагоновожатым. А он застывал в магазинах у прилавков с куклами, что делились на пухлых пупсов – их Макс игнорировал, и на длинноволосых красавиц в нарядных платьях, так похожих на настоящих девочек, его одноклассниц. Мальчик был завсегдатаем игрушечного отдела, приходил каждый день, сразу после школы – сначала с притворным интересом рассматривал гоночные машинки, крутился у стенда с самолетами и ракетами, а потом незаметно, с замиранием сердца, шел к куклам. Он придумывал им имена и характеры, разговаривал с ними шепотом, мысленно ссорился и мирился, искренне огорчался, когда очередную его пассию покупали какой-нибудь вертлявой девчонке. «Сломает ведь, » - с грустью думалось ему.
И однажды в магазине появилась она - высокая, ростом с годовалого ребенка, зеленоглазая с белоснежной кожей и нежным персиковым румянцем; пухлые губки были приоткрыты и обнажали крошечные зубки, рыжие локоны рассыпаны плечам, а на очаровательном носике - россыпь золотистых веснушек. Макс влюбился, с первого взгляда влюбился в эту привозную игрушку. То была партия из ГДР, забросили в местный универмаг перед Новым Годом.
Он разбил копилку, вымолил у отца денег на выдуманный китайский пенал и фломастеры. И вот, наконец, нужная сумма лежала на дне коричневого ранца. Мальчик еле дождался звонка, пулей вылетел из класса, ринулся, сломя голову вниз по лестнице…
- Эй, мелкий, куда мчишь? – сильная рука схватила его за шиворот.
Близнецы вопросительно уставились на брата. По выражению лица старшего (он родился на три минуты раньше другого), Макс понял, что его ожидает, попятился и обхватил обеими руками портфель.
- Сам отдашь? – миролюбиво поинтересовался тот, что помладше.
Макс отрицательно покачал головой.
- Ах ты дрянь! – возмутились близнецы хором и вцепились в ранец.
- Помогиииииииииииите! – заорал Макс внезапно для самого себя, затопал ногами, забрыкался…
Он дрыгался на месте и вопил благим матом так, что сбежалось полшколы. Братья оторопели и вжались в стену, виновато переглядывались и предвкушали разбирательство в кабинете директора.
- У него припадок? – осторожно спросила молоденькая учительница физкультуры Алла Сигизмундовна.
Близнецы радостно закивали в ответ.
- С рождения такой, бедняжка, - вздохнул старший, - Ну, мы отведем его домой, и вызовем врача, не беспокойтесь.
- Постойте, - возразил завуч, - У вас единая контрольная по геометрии. Пусть Алла Сигизмундовна проводит ребенка.

Они вышли из школы, Аллочка взяла мальчика за руку и подумала о том, что самой давно пора замуж да своих детишек завести.
- Ты в каком классе учишься? В третьем?
- В пятом, - обиженно процедил Макс и, немного поразмыслив, предложил, - Давайте я сам пойду? Я уже хорошо себя чувствую, Алла Сигизмундовна, не беспокойтесь.
- Нет-нет, - наотрез отказалась учительница, - Мне поручили, значит, я тебя до двери провожу.
Прошли еще квартал, Макс лихорадочно обдумывал план побега. Аллочка шла медленно и рассеянно прикидывала, какое платье надеть на свадьбу подруги – лиловое или голубое в горох.
- А когда свадьба? – спросил вдруг Макс и сам удивился вопросу.
- Что? – Алла Сигизмундовна решила, что случайно озвучила свои мысли.
- Свадьба, - повторил уверенно Макс, - Свадьба Валентины Миллер, с которой Вы играли за сборную.
- А ты знаешь Валю? – удивилась Аллочка.
- Я, кажется, слышу то, о чем Вы думаете, - неуверенно ответил мальчик.
Аллочке сразу стало не по себе, в голову полезли совсем уж неприличные мысли – вспомнилась поездка на Каспийское море и смуглый красавец Мамед, студент биофака, ботаник. Впрочем, ботаником он был только по образованию, чего уж не скажешь о темпераменте, величал ее Аленькой и творил такое, такое… такое, о чем и подумать стыдно. А Алла Сигизмундовна подумала.
Макс хихикнул и покраснел.

***

Магистр открыл тяжелый красного дерева хьюмидор, вытащил сигару, налил абсента…. За окном давно уже наступила ночь, потрескивали в камине дрова, на ковре уснули изнеможенные нагие наложницы. Магистр закурил, выпустил колечко дыма и отпил полынной горечи, накинул на разгоряченное тело шелковый халат с китайскими драконами и подошел к окну. Бал был в самом разгаре, ведьмы и вурдалаки всех мастей танцевали под громкую ритмичную музыку. На первый взгляд, обычная вечеринка, шумная парти – кокаин, экстази и много выпивки. Лишь горевшая в чернильном небе огненная буква «Т» делала действо сказочным, мистическим. Большие и маленькие, печатные и прописные буковки виднелись на блюдах и столовых приборах, на скатертях и ковровых дорожках, на стенах. Буквой «т» были поставлены столы. Буквой «т» посажены цветы. Буквой «т» выложен бассейн. Да и сам гигантский дворец являл собой заглавную букву «Т».
Магистр запахнул халат и вышел на балкон. Музыка стихла, и взоры приглашенных устремились на устроителя праздника.
- Виват! Виват! – послышалось со всех сторон. Дамы присели в почтительном реверансе, а кавалеры поклонились. Нервно обмахивались веерами и восхищенно перешептывались фрейлины Королевы.
А вот и она сама, вышла из беседки и направилась к трону, что возвышался на постаменте в самой сердцевине парка, сопровождаемая пятью высокими статными блондинами в разноцветных шкурах. Молодые люди были все на одно лицо, но это никого не удивило – Королева давно и удачно спонсировала клонирование.
Среднего роста, тоненькая, с хрупкой фигурой нимфетки, в полупрозрачном сиреневом сари, она медленно шла через аллеи, расступались гости, а прислуга падала ниц. У Королевы были огненно-красные волосы, постриженные на манер каре, короткая озорная челка, а под нею тонкие брови и огромные раскосые глаза…
Она поднялась по лестнице на широкую площадку, помахала гостям рукой, подошла к трону, кивнула сопровождающим, один из блондинов потянул сари за ажурный конец, и оно слетело с точеного тела; на Королеве осталось только черное кружевное белье и чулки на подвязках. Она уселась, закинула ногу на ногу. На ковре, у ее изящных туфелек устроились блондины. Королева не сводила глаз с фигуры на балконе, словно ждала чего-то…
- Стерва, - беззвучно проговорил Магистр, опершись на резные широкие перила.
Она прочла по губам, довольно ухмыльнулась и не преминула ответить.
- Подлец!

Привычно признались друг другу в нежных чувствах, совместная жизнь длиною в тысячу лет – не шутка.

- Брысь, мошкара, - Магистр согнал сонных наложниц, те, по велению его слова, превратились в крошечных дрозофил и разлетелись.
- Чаплин! – крикнул он в темноту, - Чаплин, ну где ты?
- Я здесь! – в комнату вбежал сутулый чертик в черном фраке, котелке и бабочке.
- Пошлите за Кукольником, - мрачно проговорил Магистр, - завтра утром он должен быть у меня.
- Как! Уже? – пискнул Чаплин.
- Ты мне еще поговори! – Магистр отвесил черту внушительную затрещину, - Приказы обсуждать надумал?

***

Отныне в квартире Аллы Сигизмундовны поселилась Кукла. Каждый день после занятий Макс приходил проведать свою возлюбленную, пил чай и ел бутерброды. Аллочке и возразить было нечего. Пыталась она не думать при вредном мальчишке о запретном, да не тут-то было, мысли в голову лезли самые, что ни на есть, компрометирующие.

То вспоминались забавы в актовом зале, с молоденьким практикантом; то короткая интрижка с отцом первоклассницы; то (и это было самой большой тайной Аллочки) она трепетно грезила о директоре школы.

Макс усмехался и нахально пользовался своим положением – денег у учительницы не вымогал, зато проводил у нее полдня, питался, спал, врубал видяшник - мультфильмы про Тома и Джерри, боевики с Брюсом Ли и Джеки Чаном, а раз в неделю традиционно пересматривал австралийскую сагу «Возвращение в Эдем». Но самое главное – эта квартира была прибежищем для Куклы, местом их тайных, романтических свиданий…
И лишь одно не на шутку огорчало Макса – он слышал исключительно Аллочкины мысли, ничьи больше.
Время летело, Макс ежедневно являлся к учительнице, его не смущали ни ее гости, ни ухажеры. Мальчик молча проходил в чулан, запирал за собой дверь и сидел часами наедине с Куклой. Они общались молча – он говорил, она отвечала.
Между тем, с пластмассовой красавицей происходили странные метаморфозы, что пугали Аллу Сигизмундовну, но отчего-то ничуть не удивляли Макса – Кукла росла. Вскоре она и ростом стала с него, тогда Аллочке пришлось перешить свое платье, старое трещало на странной игрушке по швам. Когда Максу исполнилось тринадцать, у Куклы округлилась фигурка, появились очертания груди. А через три года десятиклассник навещал очаровательный манекен с внешностью шестнадцатилетней девушки.

***

Утро дымное, не пасмурное, ясное, а в воздухе сладко пахнет жжеными листьями. По улице походкой быстрой, но скомканной, идет человек в вишневом пальто из тяжелой грубой шерсти. А я иду за ним, семеня на тонких шпильках, то и дело, оглядываясь по сторонам, лихорадочно поправляя волосы, заправляя непослушные пряди за уши или взъерошивая прическу. Меня лихорадит, словно поднялась температура. Я иду за человеком, о котором ничего не знаю, да и не желаю знать. Вдруг останавливаюсь, резко торможу на перекрестке.
- Что я делаю?!

Согласно правилам, ни я, ни другие члены Ордена, не имеют права вступать в контакт с Кукольником. С ним говорят только секретари Магистра, сам Магистр, Королева и старшая фрейлина. Но я должна, у меня нет другого выхода.

Орден Кукол существует еще со времен Александра Великого. Египетские жрецы культа Амона создали его, дабы попытаться повлиять на Македонского. Тогда и появилась первая кукла, посланная взамен Роксаны, любимой жены полководца. Но эксперимент не удался. Кукла, удивительным образом похожая на красавицу бактрийскую княжну, не справилась с задачей. Александр умер, а рожденный куклой сын был умерщвлен вместе с матерью…. Век за веком магистры Ордена посылали сильным мира сего кукол, послушных заменителей, верных шпионов, манипуляторов. Не обделили вниманием Карла Великого – его любимая Хильдегарда уже на втором году брака была ловко подменена. Куклы встала на место Екатерины Первой, жены Петра. После первых трех лет брака та же участь постигла Жозефину. Марионетками были Хильда Маркс и Мери Бернс, жена Фридриха Энгельса. Подменили Еву Браун. Куклой была и Эдит Рузвельт. По сей день ни в чем не подозревающие Избранные засыпают и просыпаются с куклами. В списках видные политики, мыслители и ученые многих стран. Куклы полностью повторяют прототип, у них тот же голос, те же манеры, даже расположение родинок на телах. В них заложен тот же набор генов, и куклы способны к воспроизведению потомства, ни чем не отличающегося от того, что родила бы их предшественница. Смысл создания кукол – контроль. Когда Высшая Сущность готовит великого человека, со знаком плюс ли, со знаком минус ли, но способного изменить ход истории, ничто не должно мешать. Никакие потрясения в личной жизни не должны выбить Избранного из колеи. Кроме того, если Избранный отходит от заданного курса, Орден может влиять на него… Прототипов, правда, приходится ликвидировать. Жестоко, но необходимо.

Куклы посылаются только мужчинам. Все Великие Женщины из наших, то есть служительницы Ордена высшего сословия.

От инкарнации к инкарнации, все мы трудимся на благо человечества. Вершим историю строго по Книге Судеб. Высшее сословие – самые древние носители знания, еще из первых египетских жриц и жрецов. Администрация и секретариат, не считая мелкой нечисти, в Ордене с раннего средневековья. Все остальные, такие, как я, Марина и Вика появились позже. Мне, к примеру, посчастливилось вступить в игру в далеком 1470 году. То была моя первая жизнь – в Кастилии, в самый разгар инквизиторских расправ я стала ведьмой…. Во второй раз я родилась на Балканах, в Сараево, к Ордену примкнула в 1914, незадолго до убийства эрцгерцога Фердинанда.
Наша контора занимается не только созданием кукол и замещением оными настоящих женщин, вовсе нет. В обязанности служителей Ордена входит инструктировать и направлять мелких сошек, шестерок, пешек. Ну, что ж…. Пришлось соблазнить Гаврилу Принципа, и окрыленный, после бурной ночи, он вышел навстречу машине, в которой ехал Франц Фердинанд, улыбнулся и выстрелил. Два раза. В самого Фердинанда и в Софию Хохенберг, его супругу. Последнее, кстати, было моей мелкой пакостью – в прошлой инкарнации мадам донесла на меня инквизиции. Не знала я, что в этом мире все события вершатся по принципу бумеранга. В 1938 году, пришедшемся на мою третью жизнь, ей повезло работать в лагере на Колыме, куда я попала после ареста. Ничего не подозревающая Лилька Бубликова, в прошлом графиня Хотек-Вогнин – княгиня Хохенберг, дубасила меня и отбирала пайки. А я мысленно планировала, как испоганить этой гадине следующую судьбу - и каково же было мое удивление, когда под толстым слоем косметики я разглядела свою старую знакомую в Таточке.
Вообще, мне хронически не везло в моих прежних жизнях – в пятнадцатом веке жарилась на инквизиторском костре, в двадцатом попала в ГУЛАГ. Вот и гадаю, что меня ожидает теперь…

***

Марина теперь ждала роскошную даму каждый день, будто чуяла, знала откуда-то – придет. Ждала в январе, ждала в феврале, прождала полмарта и отчаялась, было.
Двадцатого числа в два часа дня дверь магазинчика открылась. Марина увидела ту самую незнакомку в дымчатых очках. Женщина подошла к прилавку и улыбнулась.
Марина почувствовала, как холодный ком поднялся откуда-то от сердца и застрял в горле – ни сглотнуть, ни слова не вымолвить.
«Следуйте за мной, » - незнакомка направилась к выходу, притормозила на мгновенье, посмотрела на Марину и прибавила, - «Меня зовут Виктория».
Они сели в черный «Хаммер» с затемненными стеклами, Вика кивнула шоферу: «Чаплин, к Магистру».
Сухощавый мужичок в котелке и при бабочке обернулся, смерил Марину оценивающим взглядом, - «Новенькая?» - цокнул языком одобрительно, подмигнул и включил музыку – вечных Биттлз.
Под “Don’t let me down”, по узким улочкам-закоулкам какого-то вмиг ставшего незнакомым города…
Марине подумалось: а не сон ли?

«Не сон, » - Вика взяла ее за руку, - «Расслабьтесь, Марина. Вы едете домой».
И, вместо того, чтоб испугаться, удивиться всему происходящему – приходу незнакомки, поездке со странным, похожим на черта, шофером, тому, что Виктория знает, как ее зовут да, ко всему прочему, читает мысли…
Вместо этого, Марина свернулась клубком, положила под голову сумочку и сладко уснула.
«Усыпляешь традиционно Биттлз?» - Вика хитро прищурилась, - «Сменил бы уж пластинку, Чаплин!»
«Я – любитель классики, милочка, » - строго заметил тот, постепенно принимая привычное обличие, - «В ассортименте имеются еще – Джимми Хендрикс, Джо Дассен и Михаил Боярский».
«Кто?!» - Вика покатилась со смеху.
Черт сердито покосился на ведьму, в салоне машины зазвучал хриплый голос Д’Артаньяна – «Зеленоглазое такси, притормози, притормози…».

Джип подъезжал к Вилле «Т».

3.

Макс окончил школу и ушел в армию, а прежде поручил Аллочке ухаживать за куклой, беречь ее, как зеницу ока. Алла Сигизмундовна сначала клялась и божилась выполнить наказ ученика…. А как поняла, что он далеко, облегченно вздохнула – некому больше шантажировать да читать ее секретные мысли. Куклу мстительно выкинула на свалку вечером того же дня. Вскоре Аллочка скоропостижно выскочила замуж, сменила фамилию и исчезла в неизвестном направлении.
Приехавший в увольнение Макс был безутешен, грозился найти бывшую учительницу и поквитаться. Поиски не дали никакого результата, он погоревал-погоревал и успокоился.
Дослужил, поступил в столичный ВУЗ и покинул навсегда родной город.
Шли годы, Макс стал хорошим юристом, устроился работать в крупнейший московский холдинг, где, кстати, и познакомился со мной.
Будучи помолвленным с Татой, бросал томительные взгляды, был обходителен и любезен. Мы подружились. Как это обычно бывает? Офисная болтовня за чашкой кофе, переписка, шоколадки на рабочем столе, курилка. Мне казалось, что еще немного, еще чуть-чуть и отношения наши конкретизируются. В существование невесты я верить не желала. Пока не увидала Таточку на пресловутой корпоративной вечеринке.
Кто бы мог подумать, я была свидетельницей на их свадьбе. Плясала под хиты Верки Сердючки так, что растерла ноги в кровь, упилась текилой и остаток ночи провела в обнимку с унитазом.
«Не переживай, всё будет хорошо, » - прочла я поутру смс.
И закрутилось, завертелось….
Максу-то было хорошо, а вот мне? Наши отношения – тайные, бесперспективные, мучительные жгучей ревностью, которую я неизбежно испытывала, когда за ним захлопывалась дверь. Я понимала, он любит нас обеих – дурочку с кукольным личиком Тату и меня, утонченную, гламурную, стервозную. С Таточкой он расслаблялся, со мной вел долгие беседы, исповедался, делился, спрашивал совета.
Когда наше трио отправилось к морю, Макс, расслабленный жарой, поведал мне историю про куклу. Я прикусила губу, чтоб не вскрикнуть – знаменитая Кукла Наследника Тутти, уникальный реликт, хранившийся в музее Виллы «Т» и похищенный лет сорок назад сумасшедшим вурдалаком из какого-то дальневосточного города – то ли Хабаровска, то ли Владивостока.
Кукла Наследника Тутти была создана гениальным кукольником Джакомо Феретти в 1928 году – маленькая девочка с золотистыми локонами, которая росла, как настоящий ребенок. Конечно же, мастер назвал свое детище иначе – Франческой, но Магистр, помня советское детство, книжку Ю.Олеши и фильм с молодым Баталовым в роли Тибула, переименовал куклу, и она стала любимым экспонатом.
Франческу изготовили для Египетского принца Фарука, кукла должна была заменить дочь одного из преподавателей будущего короля…
Но потом верхушка Ордена решила, что задача слишком сложная, а ликвидация ребенка противоречит вековому своду правил. Кукла Наследника Тутти заняла почетное место в музее Магистра. Особенность удивительной игрушки была еще и в том, что, в отличие от остальных, она могла регенерироваться – то есть по достижению определенного возраста снова превратиться в обычную куклу, вернуться в точку отсчета.
Отсчет же начинался, когда у Франчески появлялся хозяин, владелец.
Поговаривали, вурдалак украл Куклу Наследника Тутти прямо с представления, где демонстрировались таланты диковинной игрушки, и увез ее в родной город, порываясь будто бы порвать с Орденом и начать новую жизнь…. Кукла, как выяснилось, напоминала ему младшую сестренку, погибшую в раннем детстве. Однако, когда Франческа подросла, от братско-сестринских отношений не осталось и следа. Спустя несколько лет, кукла, способная к деторождению, произвела на свет рыжего мальчика. Но, достигнув критического тридцатилетнего возраста, превратилась в обычную игрушку. Как ни бился над ней вурдалак, ничего сделать не смог. Поехал в маленький подмосковный городок, решился сгоряча, задействовал какие-то связи да устроил так, что Кукла Наследника Тутти – бесценная жемчужина коллекции Магистра – попала в обычный универмаг. После явился на Виллу «Т» и покорно сдался на милость Ордена. Впрочем, ни допросы, ни пытки, ни угрозы не помогли выяснить местонахождение экспоната. Пока Королеве, редко вмешивающейся в подобные дела, не пришло в голову послать за сыном осужденного. Как только тот увидел ребенка, испугался ни на шутку, и во всем признался. Тот час же мелкая нечисть бросилась прочесывать универмаги столицы и близлежащих городов. Никакого результата. Преступник был казнен, а солнечно-рыжего усыпанного яркими веснушками малыша отправили обратно на Дальний Восток, в детский дом.

***

Макс молчал, испуганно смотрел на меня, не моргая…
- Что, дорогой? – я хотела приблизиться, но он отшатнулся, - Темных сил испугался?
- Булгаковщина какая-то, - Макс поежился и спросил, - А почему Кукла Наследника Тутти не ожила, когда попала ко мне?
- Видимо, ты не Наследник, - хотела, было, отшутиться я, но осеклась.
- Ее может запустить только Кукольник, Макс. Ну, еще Магистр и Королева, хотя, они такими вещами обычно не занимаются.
Макс ничего не ответил, стянул с себя майку и с разбегу бросился в остывающее море.

Я сидела на холодном влажном песке, перебирала ракушки, любовалась луной и тем, как мой возлюбленный рассекал сильными смуглыми руками чернильную воду. Чувства беспокойства не покидало меня – я нарушила главный запрет Ордена, раскрыла тайну простому смертному.
За такие дела молодых и неопытных сразу превращают в планктон – в буквальном смысле, в самые настоящие водоросли, после заворачивают в них суши и роллы, замораживают и отправляют в ближайший супермаркет или японский ресторан.
 
Мне, ведьме четвертой жизни, грозило превратиться в ночного суккуба – продажную девку из видений, которой суждено отдаваться любому спящему, на кого падет случайный выбор генератора снов. Этой унизительной участи боялись абсолютно все. Суккубы могли являться как знаменитым актерам – роковым мачо с обложек, так и пропахшим мочой и потом, бомжам, девственникам и извращенцам, подросткам и старикам. Являться и исполнять любую, даже самую отвратительную, прихоть…

Я вкратце рассказала ему всю историю Ордена, поведала о своих прежних инкарнациях, умолчала лишь о том, что в пятнадцатом веке Макс был молодым инквизитором, большим поклонником и почитателем, если не сказать фанатом, знаменитого Торквемады, знал наизусть труды Бернардо Гуи и верил в то, что защищает человечество от слуг Мефистофеля. А я была дерзкой ведьмой, красивой, хитрой и дьявольски соблазнительной. Инквизитор поддался соблазну, целых семь раз за время допроса. После он плакал, целуя мои ноги, и клялся в вечной любви. Я была практически уверена в том, что ночью дверь темницы распахнется, мы с моим новым любовником оседлаем пару гнедых и умчимся далеко-далеко.
Наши взгляды встретились утром на площади, когда язычки пламени поползли по связке хвороста вверх к моим белоснежным ножкам – тем самым, которые он целовал несколько часов назад. Макс закрыл глаза и отвернулся.

Во второй раз мы столкнулись в 1916 году под Верденом. Я была любовницей месье Петена, командующего французскими войсками, а Макс…
Макс служил денщиком у моего дорогого старичка Анри. Стоит ли говорить, что вдохновить шестидесятилетнего француза на победу меня направил Орден. В важнейших событиях начала двадцатого века я принимала самое, что ни на есть, активное участие – между прочим, не будь меня, не случилась бы Первая Мировая Война.
Анри Филипп был выдающимся военачальником – его блистательная победа при Вердене вошла в учебники истории. Вот только на старости лет Маршал Петен кошмарно опростоволосился, в 1940-ом умудрился признать власть фашистов. Тут уж я ничем не могла ему помочь – умерла в феврале 1916, а возродилась спустя два года в далеком Советском Союзе.
На этот раз деяния Макса послужили косвенной причиной моей гибели. Непутевый денщик хотел подстрелить белку, пуля рикошетом отскочила от стены и попала мне прямо в сердце. Беднягу, конечно, немедленно расстреляли, но толку-то…
 
В 1938 нам было по двадцать. Студенты-второкурсники, влюбленные и восторженные будущие медики. Я попала в лагерь – арестовали отца, мать, а следом забрали меня. Без права переписки. Макс клялся спасти, добиться амнистии…. Через полгода он женился на дочери заведующего кафедрой анатомии. Надо признать, войну Макс прошел героически, вернулся с наградами, но в 1953 чуть не загремел по скандальному «делу врачей».
Я к тому времени освободилась, обосновалась в Иркутске, в 1960 году, наконец, вышла замуж за поляка Сигизмунда Кржижановского и умерла при поздних родах, оставив сиротой новорожденную Аллочку.

***

Алла Сигизмундовна включила музыку – в наушниках послышалось хриплое танго De Roxanne. На тахте похрапывал Лелик, ее супруг - вернулся за полночь, весь в помаде, пропахший отвратительными карамельно-сладкими духами. Вздохнула; раньше хоть ощущался неизменный Труссарди, любимый аромат секретарши. Но с тех пор, как эта силиконовая дурочка выскочила замуж и уволилась, муж, видимо, переключился на студентку-провинциалку, что поливается польской подделкой из перехода.
Алла Сигизмундовна забралась с ногами на диван, ловко просунула руку за шелковую обивку и выудила крошечную фляжку, сделала пару мелких глотков и покосилась на часы.
- Пять минут четвертого, а я снова уснуть не могу, - подумалось ей, - Спать-то хочется, а боязно.
Потянулась к ночнику, хотела, было, нажать на кнопку, но передумала – при свете всё же спокойнее. Укрылась пледом, уставилась в окно – дождаться первых лучей солнца и, только тогда, почувствовав себя в безопасности, уснуть.

Жуткие странности творились с Аллочкой в последнее время; то мать-покойница привидится, такая же красивая, как на свадебной фотографии, то, словно наяву, окажется в комнате рыжеволосая кукла, уставится стеклянными глазами и запищит противно «за что ты меня на свалку выкинула?». Алла Сигизмундовна даже пыталась пообщаться с психоаналитиком, но тот выдвинул пару нежизнеспособных гипотез и стал поглаживать ее коленку, улыбаясь липко и слюняво. С психоанализом пришлось завязать.

Сходила к гадалке, а та уверенно сообщила, что мать жива да находится где-то недалеко, в пределах Садового кольца. Прибавила, что Аллочка потомственная ведьма, которую, за километр чуют ей подобные, колдуны, вурдалаки и прочая нечисть. Тут отчего-то вспомнился Макс и странная его способность мысли читать, но, будучи суровой материалисткой, Алла Кржижановская, пресекла сие на корню.

Вроде к сорокам трем годам жизнь, наконец-то наладилась. Сложная судьба – с четырнадцати лет в сборной по спортивной гимнастике, ни одной медали, только травмы. Редко трезвый отец бил Аллочку смертным боем. Сменяющие друг друга «мачехи» - отцовские любовницы. Портрет матери на стене над кроватью. Первая любовь – грузчик с рынка, их жаркая близость на мешках с картошкой, от которой, спустя пару дней, у Аллочки «там» нестерпимо зудело. Потом случился унизительный разговор с очередной отцовской подружкой, поход к гинекологу и венерологу, процедуры и таблетки...
Однажды столкнулась с Валей Миллер у врача, нос к носу, испугалась сначала, а потом разговорились. Выяснилось, что всё тот же грузчик, любитель Лолиток, наградил противной болячкой и ее. Общая проблема сблизила одноклассниц, и именно Валька Миллер подтолкнула подругу покинуть навсегда сумрачный Иркутск. Время понеслось, полетело, прозвенел последний звонок. И рванули девчонки – Алька и Валька – покорять столицу. Повезло по-разному. Валентина обосновалась в белокаменной, а Аллочка поступила в физкультурный институт и устроилась школьной учительницей в Подмосковье.
Всё бы хорошо, поездки к морю летом, общежитие, а после и уютная квартирка с двумя балконами и просторным санузлом, зарплата и премии, даже намечающийся роман с директором. Зажилось как в сказке…. И тут мерзопакостный мальчишка со своей куклой! Десять лет Аллочкиной жизни коту под хвост! Странная пугающая игрушка, запертая в чулане. Ученик, знающий о ней больше, чем кто-либо на этом свете. Каторга!
 
В 96-ом году появился Лелик – глуповатый, самовлюбленный командированный - знакомый Вали Миллер. Она-то и направила москвича к подруге, мол, город покажет, в гостиницу устроит хорошую. Аллочка вцепилась мёртвой хваткой – больно уехать хотелось, пусть даже на край света, лишь бы вырваться.

Мужа она так и не полюбила, да и родить ему не смогла – подхваченный от грузчика хламидиоз сделал ее бесплодной; за семь лет в браке привыкла к частым изменам, но, опасаясь очередной инфекции, стала отказывать Лелику в близости. Тот ворчал-ворчал, а потом смирился – благо, занял кресло проректора в университете. Очаровательных студенток там с каждым годом прибавлялось. И секретарша Таточка, пока не вышла замуж, выматывала его так, что еле хватало сил добраться до дома.

4.

Сегодня Магистр и Королева проснулись в огромном шатре. Сквозь белоснежную ткань пробивались яркие лучи утреннего солнца. Королева сладко потянулась, отхлебнула воды из кувшина, накинула легкий шелковый халатик и легко, на цыпочках, подбежала к выходу. Она откинула покрывало и ахнула. Всюду рыжий песок, а шатер окружен всадниками в черном.
- Проснитесь, мон шер, - проговорила она спокойно, - Что Вам снилось на этот раз?
Магистр выглянул из шатра. Бедуины поприветствовали его громкими криками и снова застыли.
- А черт его знает, - зевнул он и, нехотя, хлопнул в ладоши.
Сию же секунду исчезли шатер и пустыня. За окном спальни еле зачинался рассвет. Королева поежилась – холодный тусклый март, промозглый ветер и мелкие снежинки.

- Будете завтракать? – поинтересовался Магистр и снял крышку с серебряного блюда, внезапно появившегося на столике у кровати.
Она рассеянно взглянула и улыбнулась.
- Мюсли?
- А что, дорогая, пора бы уже подумать о здоровье, начать нормально питаться и бросить курить, - Магистр налил себе чаю, - Вы курите уже лет пятьсот, солидный стаж, я Вам скажу.
Королева нахмурилась и позвонила в колокольчик.
- К Вашим услугам! – пискнул Чаплин.
- Голубчик, принеси-ка мне крепкого кофе, три ломтика голландского сыра и пачку «Собрания».
Чаплин беспомощно оглянулся на хозяина, тот еле заметно пожал плечами, мол, что уж тут поделать, выполняй.
Королева смерила супруга насмешливым взглядом и важно удалилась в ванную, где плескалась так долго, что Магистр снова задремал, а кофе успел остыть. Чаплину пришлось сварить его еще раз, прямо там же, держа медную турку на ладони.
- Да с тобой ни плиты, ни печки не нужно, - Королева по-барски потрепала черта по морщинистой щеке, - Три кусочка сахара, пожалуйста.
- Какие у нас планы на сегодня? – встрепенулся владелец виллы «Т».
- Встреча с послом Англии, заседание в Думе и ежегодный бал, - огласил список Чаплин.
- Я Вас покину, дорогой, - Королева взглянула на часы, - Донателла будет ждать меня к трем, она придумала оригинальное платье, в стиле индийского сари. Уверена, Вам понравится.
- Гламур…, - то ли удрученно, то ли восхищенно проговорил Магистр, когда за ней захлопнулась дверь.

***


Антоша глотнул саке и довольно крякнул. Симамото, низкорослая плоскозадая японка, медленно приблизилась к нему, неуклюже стянула с себя свитер и осталась в линялом розовом бюстгальтере.
- Гейша из тебя никакая, - вздохнул Антон, - Принеси-ка лучше еще рыбы.
Симамото неохотно повиновалась.
Антон Сергеевич щелкнул зажигалкой «Колибри», глянул на свои «Патек Филипп», ослабил галстук от Гермес….

Удивительная история случилась с ним пару месяцев назад.
Анонимное письмо из Австрии неожиданно оповестило, что он, Антон Сергеевич Упырь, является единственным наследником умершей баронессы Геккерн, в девичестве Анны Смит.
Антоша искренне удивился – детство он провел в интернате, об отце своем слышал лишь, что тот был странным, нелюдимым человеком, про мать и вовсе ничего не знал.
В письме говорилось так же, что вышеупомянутая Анна Смит – баронесса Геккерн родилась в Абердине, детство провела в Каире при дворе короля Фуада, много путешествовала по Европе, два раза побывала в Советском Союзе, к тридцати годам вышла за престарелого австрийского миллионера. Прилагалась фотография очаровательной рыжеволосой девушки и адрес клиники, куда Антоше следовало обратиться для бесплатной экспертизы ДНК.

Сначала он думал письмо порвать да забыть об этой истории, но, словно услышав его мысли, аноним отправил новое послание. Когда Антон Сергеевич прочел абзац про то, что ему принадлежит, как утверждалось, по праву, в горле пересохло, а перед глазами поплыло…. «Сколько?!» - воскликнул он и, оторопев, не сразу отреагировал на звонок мобильного. Приятный женский голос повторил сумму, указанную в письме, и посоветовал не откладывать поездку в Вену. Билеты на рейс Хабаровск – Москва – Вена – Москва - Хабаровск были вложены в конверт.

Королева нажала на отбой, покрутила телефон в руке и швырнула в мутные воды Ханчжоу. Она села на велосипед, подняла капюшон полиэтиленового дождевика. Сгустились тучи, подул ветер, начался ливень.

Вскоре ее нагнал еще один велосипедист.
- Совесть замучила? – еле отдышавшись, поинтересовался Магистр.
- И тут от Вас не спрятаться, - добродушно заметила Королева, - Вы же помните ту историю с вурдалаком и куклой. Несладко пришлось рыжему. А прототип Франчески все равно бездетна. Генетически они идентичны, так почему бы Антоше Упырю не получить наследство?
- Ну, вот куда Вы мчите с такой скоростью? – Магистр не на шутку разозлился, - Остановитесь немедленно.
Королева расхохоталась и скрылась за поворотом.
Пекин был ее родным городом, она знала каждую улочку, каждый закоулок. Гоняла на велосипеде, гуляла в Запретном городе, бродила себе инкогнито по Ванфудзин и площади Тяньаньмэнь, ела на улице лапшу рамен, торговалась в лавках… Одним словом, ощущала себя по-настоящему свободной и счастливой.

- Где Вы теперь, кто Вам целует пальцы…, - фальшиво пропел Магистр и чихнул, - Куда ушел Ваш китайчонок Ли…, - он чихнул еще раз, матюгнулся и растворился в пелене дождя.

- Чаплин! Тащи аспирин и малиновое варенье! – эхом прокатилось по вилле «Т».

***

Несколько девушек сняли с Марины одежду, и, пока она отмокала в ванне с розовыми лепестками, обкурили комнату благовониями. Потом ее обмазали магическим кремом, тем самым, который Азазелло дал Маргарите в Александровском саду, и Марина взирала на свое новое отражение – звонкое, дерзкое, кричащее изгибами.
Тончайшее белье, ажурные чулки, платье с кринолином, туфельки на каблучках. Волосы – отныне густые и длинные, рассыпались по оголенным плечам…
Вошедшая в комнату Виктория ахнула и залюбовалась ею.
- Вы готовы?
- Смотря к чему, - отшутилась Марина, чувствуя невероятное смущение.
Виктория приблизилась, коснулась кончиками пальцев ее шеи, скользнула по ключицам и плечам… Марина невольно закрыла глаза…
- Можно? – в дверь просунулась голова в котелке, - Вам пора, бал дебютантов начинается через полчаса. Превратитесь в кошку.
- Что сделать? – не поняла Марина.
- Превратитесь, - улыбнулся Чаплин, - Просто подумайте об этом, сами увидите.
Она выбежала из комнаты и слилась с целой толпой ей подобных. Они неслись по аллеям, легкие, гибкие, пружиня сильные лапы, ощущая тысячи новых запахов, слыша тысячи новых звуков.

Три сотни черных кошек уселись вкруг трона Королевы...
Зажглись факелы. Огромная желтая львица двумя прыжками оказалась на постаменте…
В карих глазах застыло презрение и усталость. Внезапно какой-то толстый кот неуклюже двинулся с места, близоруко щурясь, желая лучше разглядеть царственную хищницу. Львица предостерегающе зарычала. Кот дернул хвостом, но не остановился.
Первое мгновение – желтая стрела мелькнула в полумраке. Второе мгновение – львица уже сидела на троне и умывалась, она деловито слизывала с лап кровь, довольно облизывалась.
Кошки замерли в благоговейном ужасе.
- Унесите эту падаль, - проговорила Королева, приняв человеческий облик, и прибавила, обратившись к притихшей толпе, - Не забывайтесь.

Десятки прожекторов осветили огромную площадку. По мановению волшебной палочки, той самой, что была в руке Королевы, все присутствовавшие оказались одетыми в стиле пятидесятых - на девушках широкие юбки, ленты поверх причесок, плоские лодочки. Молодые люди в узких брюках и ковбойках. Заиграла «Surrender» вечно молодого Элвиса.

- Дамы и господа, - послышался фальцет Чаплина, - Танцуют все.

So, my darling, please surrender
All your love so warm and tender
Let me hold you in my arms, dear
While the moon shines bright above

Марина неожиданно обнаружила, что кружит по танцполу с каким-то высоким брюнетом. Он ловко крутил ее, подбрасывал и подхватывал. Да и сама она выделывала такие па, что звенело в ушах, а перед глазами мелькали пестрые огоньки.

All the stars will tell the story
Of our love and all its glory
Let us take this night of magic
And make it a night of love

Элвис пел самозабвенно, сжимал микрофон в обеих руках, сверкал расшитым стразами костюмом и прыгал по сцене, то и дело, подмигивая Королеве. Она же, зардевшись, приплясывала на месте и подпевала.

- Дамы и господа, - гнусавил Чаплин, - Вас приехала поздравить великая четверка «Биттлз»!

Совсем юные – Пол, Джон, Ринго и Джордж – выбежали на сцену. Брюки-дудочки и взъерошенные патлы. Широкие многослойные юбки сменились коротенькими мини.
Дебютанты и дебютантки подхватили хиты ливерпульских гениев и плясали так неистово, что Королева, забывшись, стала орать в свой микрофон «Hard Day’s Night».

Мэрилин Монро и Джимми Хендрикс, Джо Дассен и Далида, Ив Монтан и Рей Чарльз…. И всякий раз внешний вид присутствовавших менялся под стать эпохе.

- Королева поклонница ретро, - прошептала Виктория, приобняв Марину, - Поговаривают, что в середине двадцатого века у них с Магистром случился последний Медовый месяц, и длится по сей день.
- Последний?
- Так у них каждое столетие случается, - Чаплин беспардонно поправил корсет Марининого платья – вновь вечернего с кринолином, в котором она и покинула виллу.
- И давно они вместе? – не унималась Марина.
- Тысячу лет.
- А прежде не были?
- Прежде существовало два враждующих ордена, - Черт сентиментально всхлипнул, - То было золотое время Войны. Шпионы и лазутчики, рыцари и наемные убийцы…. А потом эти двое встретились прямо на поле битвы и, вместо того, чтоб побороться за право управлять миром, имели глупость влюбиться.
- А дети…?
- Все мы от них произошли, - загадочно молвила Вика и внезапно исчезла.
- Эй, пингвин, подваливай сюда, - крикнул Чаплин официанту, - Марки есть?
- Вы филателист? – вежливо поинтересовалась Марина.
Официант аж хрюкнул от смеха.
- Ага, и нумизмат. Вот что, дорогуша, ступайте. Вам пора на экскурсию.
- В музей?!
- На кукольную фабрику.
 Черт достал из нагрудного кармана пудреницу, провел пуховкой по сморщенному носу, втянул воздух, слизнул длинным змеиным языком остатки белоснежной пудры, зажмурился и едким голосом проговорил:
 - После посвящения будет парти!

А спустя час Магистр открыл тяжелый красного дерева хьюмидор, вытащил сигару, налил абсента…. За окном давно уже наступила ночь, потрескивали в камине дрова, на ковре уснули изнеможенные нагие наложницы. Магистр закурил, выпустил колечко дыма и отпил полынной горечи, накинул на разгоряченное тело шелковый халат с китайскими драконами и подошел к окну. Бал был в самом разгаре, ведьмы и вурдалаки всех мастей танцевали под громкую ритмичную музыку. На первый взгляд, обычная вечеринка, шумная парти – кокаин, экстази и много выпивки. Лишь горевшая в чернильном небе огненная буква «Т» делала действо сказочным, мистическим.
Марина бродила по саду, потягивала из тонкого бокала шампанское и думала о куклах….

***
 
То было лучшее лето на моей памяти. Золотистый загар и выгоревшие волосы, арбузы и дыни, вишневые косточки на дне алюминиевой кружки… Я бродила по ночному пляжу, в тонком длинном свитере поверх купальника, плавала в теплом море, смывая поцелуи и ласки…
Однажды вынырнула, глянула - а на песке две черные кошки, сидят себе, щурятся довольно. Марина и Вика.
- Что надо? – я завернулась в полотенце и с вызовом глянула на ведьм.
- Твой мужчина полюбил другую, - прошипела Виктория и зевнула.
- Что за ерунда? Оракулом заделалась? – я рассмеялась и собрала волосы, - Какую такую другую?
- Девушку сейчас, а потом куклу, - спокойно ответила Марина и превратилась в человека.

Ее примеру последовала и Вика. Они приняли обличие знойных андалузских танцовщиц – широкие красные юбки, гладко зализанные черные волосы, веер у одной и кастаньеты у другой. Откуда-то появился Чаплин с гитарой, уселся у яркого костра и заиграл не хуже Ал Димеолы. Жгучее фламенко на влажном песке, босыми ногами разбрасывая ракушки. Они сходились в танце, изгибались, извивались, не сводя друг с друга горящих глаз. Быстрые шаги, прямая спина, взмывают ввысь тонкие руки – пламенный танец страсти. По-кошачьи и так по-женски. Чаплин играл, прикрыв глаза, набирая скорость и снова сбавляя…. А я сидела на песке и наблюдала за необычным действом, обдумывая узнанное.
Максу пошлют куклу. Из этого следует, что и Макс – не простой смертный.
- Кто он?! – воскликнула я.
Музыка смолкла, Чаплин швырнул гитару в море.
- Тот, кто победит на выборах, - эти слова разрезали ночь пополам, на до и после. До того, как я узнала. И после этого.

- Он знает про Орден, он знает про кукол! Я все рассказала несколько часов назад, - хотела, было, признаться я, но вспомнила о тяжкой доле ночного суккуба и промолчала.

- О чем ты думаешь? – Чаплин почуял беспокойство.
- Ревность мучает, - ничуть не солгала я, - Оказывается, у него появилась возлюбленная. А как же я? Как же жена?
- Она – главная любовь его жизни, - пожала плечами Вика, - Так записано в Книге Времен. Не ты, не Таточка, а она – Мэри Чавчавадзе, грузинская журналистка, приехавшая на летний кинофестиваль. Он встретил ее сегодня в холле отеля, а сейчас она ему снится. Завтра они столкнутся в лифте, а потом в магазине. Познакомятся, разговорятся, отправятся в ее номер…. А послезавтра Макс уедет с ней в Тбилиси.
- Навсегда? – оторопела я.
- Нет, на неделю. Потом вернется в Москву, подаст на развод. А по дороге из загса услышит дневные новости. В эту секунду ему впервые придет на ум – баллотироваться в парламент. Вечером он шутливо сообщит о своей идее Мэри, она поддержит и воодушевит. Дальше всё предрешено.
Чаплин встал в позу тореадора, мотнул головой, втянул плечи и неожиданно грациозно станцевал пасадобль.
- Нам пора, девочки, - обратился он к ведьмам, смачно и мокро поцеловал меня в щеку и прибавил, - Мы еще вернемся!

Я и не заметила, как наступило утро. Умывшись, снова спустилась к морю.
Ступаю теперь по влажному холодному песку босыми ногами, кутаюсь в растянутую жакетку и грызу кончик соленой косы – потом, когда волосы высохнут, я распущу их, и они завьются - зазмеятся по обгоревшей спине.
В руке мокрый купальник, полотенце и ярко-желтые сланцы.
Плавать в такую жуткую погоду? Как можно? Можно, наверное, если тебе все равно – утонешь в этот раз или в следующий, утонешь ли вообще.… Путаюсь в длинной льняной юбке, спотыкаюсь и падаю на колени. Теперь можно и поплакать - вроде как не без причины. Сижу, скрестив по-турецки ноги, на песке, размазываю слезы по лицу, сморкаюсь в рукав…

5.


Прошло два года.
В головном офисе корпорации А&М, что служил предвыборным штабом, носились туда-сюда молодые люди с бумагами и мобильными телефонами, застывали на минуту у компьютеров и телевизионных экранов и снова мчались, мчались по коридорам-лабиринтам.
В кабинете кандидата сладко пахло табаком и коньяком.
Макс развалился в мягком кожаном кресле. В правой руке - курительная трубка, в левой - пустая рюмка. Он сонно посмотрел на своего партнера. Антон Сергеевич Упырь пригладил волосы и ласково улыбнулся будущему депутату.
- Ну, что, Максим, пятьдесят восемь процентов, тебя можно поздравить, - Упырь налил себе коньяка, отпил глоток и поставил рюмку на стол.
- Поздравлять рано, - заплетающимся языком возразил Макс, - Муниципалитеты не есть серьезно. Еще два года и поговорим. Не переводи продукт, Антоша, пей уж по-человечески!
- Лучше не надо, - Антон Сергеевич покосился на часы, - Марина нервная, на сносях как-никак. Мы с тобой еще отпразднуем.
- Вот рождение наследника и отпразднуем позже, а сейчас будь добр, не отлынивай, - депутат икнул и, нажав на кнопку связи, промычал в микрофон, - Мэри, детка, всех ко мне!

Через пару минут в кабинете собралось около тридцати человек, почти вся команда… Виктория, Таточка, Алла Сигизмундовна и Лелик расположились у окна. Последним появился высокий смуглый кавказец.
- Наш хороший друг из Азербайджана, - представил гостя Макс, - нынче в верхушке правящей партии в своей стране, Мамед Ахмедович.
- Поздравляю, - вчерашний цветочник сверкнул белоснежным оскалом, золотые коронки заменила новейшая металлокерамика. Аллочка Кржижановская невольно вздрогнула – азербайджанец ей кого-то напомнил.
- Мэри, куда ты запропастилась? – рявкнул депутат, - И позвоните, наконец, моей супруге, кто-нибудь!
- Не стоит, - проговорила я, заходя в кабинет, - Я уже тут, дорогой.
Помощница, и по совместительству любовница, мужа – Мэри Чавчавадзе – юркнула за чью-то спину.

Макс дыхнул на меня перегаром, обнял за талию и мутно глянул на присутствовавших.
- Ура, товарищи! – он опрокинул очередную рюмку и прибавил, - Утром мне звонил генерал Петрушев. Их ищут, и непременно найдут!

***

- Борис Абрамович, мы Вас не очень стесняем? – Королева вежливо улыбнулась плешивому карлику в смокинге.
- Что Вы, Ваше величество, - экс-олигарх Сосновский плотоядно облобызал поданную ему руку, - Для меня честь принимать Вас с Магистром у себя.
Стареющая кино-дива, подруга Сосновского, и ее протеже террорист заискивающе закивали при виде царственной пары.
Магистр поморщился.
- Чаплин, мне определенно не нравятся твои знакомые, - заметил он и налил себе абсента.
Сосновский сделал испуганное лицо и стал нервно озираться – не услышал ли кто.
- Сука ты продажная, Чаплин, - продолжил Магистр, - Кабы не сплавил все архивы Ордена еще в восьмидесятых, не пришлось бы мне отсиживаться в Туманном Альбионе, с моим-то радикулитом!
Королева продолжала беспристрастно улыбаться.
Террорист с кино-дивой попятились к выходу.
- Ну, простите, - взвизгнул Сосновский, превратившись в черта, - орден давно изжил себя, как организация! Культ личности! Какая-то дикая тоталитарная система! В двадцать первом веке! В наше время, когда весь цивилизованный мир ступил на путь демократии…
- В планктон? – Королева всё еще улыбалась.
- Вы не имеете права! Я могу хоть завтра сдать Вас спецслужбам, - неуверенно проговорил Чаплин и полез в карман за пудреницей.
- Ты нас или мы тебя? – ухмыльнулся Магистр, - Нет, ну, до сих пор диву даюсь, как тебе удалось столько лет скрывать! Я сто раз сталкивался с Сосновским на приемах и в Кремле, даже обмолвился парой фраз. А под этой личиной скрывался мой собственный дворецкий!
- Вы не можете меня уничтожить, - заныл экс-олигарх, засыпая всё содержимое пудреницы в правую ноздрю, - Я знаю, где последний Кукольник! Это знаю только Я!
- Принеси мне чаю, - раздраженно отмахнулась Королева.
Черт покорно побрел на кухню, шаркая стертыми копытами и виляя куцым хвостом.

***

- Главное достать Чаплина! – испуганно шептал Макс, сжимая в побелевших пальцах тонкую «паркер сонет», - Иначе Кукольника нам не найти!
- Ищите пока сами. Заметьте, я Вас не тороплю, - Сам чеканил слова и буравил депутата стальным взглядом, - Мы выделяем достаточно средств из бюджета. Вам лично я могу пообещать должность вице-премьера в течение ближайших месяцев. Ищите.
- Найдем, - Макс дребезжаще затараторил, - Непременно найдем! Мы на верном пути. Я обещаю.
- Прикройте за собой дверь, - устало отозвался Сам, встал из-за стола и подошел к окну.
- Всего доброго, спасибо, - еле слышно пробормотал Макс, глядя на спину в светло-сером пиджаке.

***

Мы сидели с Кукольником на крыше обветшавшей Виллы «Т» и пили текилу.
- Спасибо, - сказала я, слизнула соль, глотнула и, морщась, закусила лимоном.
- Работает нормально? – деловито поинтересовался он, запахнув вишневое пальто из грубой шерсти.
- Ничего, без сбоев. Совсем как настоящий, - кивнула я.
- Первая мужская модель, - Кукольник пожал плечами, - Практически экспериментальный образец. Если что не так, не серчай.
- Всё путем, - отмахнулась я и допила мексиканскую самогонку, - Мы это дело еще и на конвейер поставим. Марина просила, кстати…. Они с Викой давно уже хотели к тебе обратиться. Ты ж Антошу знаешь? Мужа ее. Ну, рыжего такого.
- Как не знать! – Кукольник достал вторую бутылку и аккуратно нарезал еще один лимон.


Конец
Май 2007