Тостер и Сотгарита

Блестящий, полный жизни и гармонии взгляд Оле2Кортопаттатина упал на пережеванную покрышками автомобильных колес газету, лежащую на мосту. Его грубый внутренний голос, доносящийся из-под его белых, развевающихся по ветру, одежд попросил поднять ее и прочесть небольшое объявление внизу тринадцатой страницы.

«Альтернативная психиатрическая лечебница:
Просим всех горожан помочь нам в поиске двух тяжело душевно больных пациентов Тостера и Сотрагиты, сбежавших из лечебницы … числа. При обнаружении их просим позвонить в местное отделение милиции или в лечебницу по номеру … … …»
Оле2Кортопаттатин почувствовал, как сердце его стало биться быстрее, в груди словно вспыхнуло и затрепетало безудержное пламя. Он бросил газету, сложил задрожавшие руки вместе и устремил свой взволнованный взгляд на широкую голубую реку, щурясь от полуденного солнца.
Приход ночи…
Посередине пустого проезда между тесными рядами сидели две дворняги. Того, что бы крупнее и старше звали Токофен. Он был очень мудр и иногда бездомные собаки обращались к нему за советом, оказавшись в сложной житейской ситуации, или же просто любили поболтать с ним иногда о погоде, о политике, о курсах валют. Еще он был очень грязный, впрочем, таким и полагалось быть старому бездомному псу, цвет его шерсти, скатавшейся в комки, определить было сложно, пасть его давно уже была беззубой, одно ухо настороженное поднято вверх, второе прижало к голове. Еще у него были бесконечно грустные глаза, и поэтому казалось, что он знает что-то такое, о чем не знает больше никто на свете.
Второго пса звали Дваульманом II (вторым). Ходили слухи, что он принадлежит к знатному аристократическому роду. Это был небольшой симпатичный пес. Казалось, что он всегда улыбался и был весел. Жил он рядом с портом в пустой бочке и был лучшим другом Токофена, грусть и мудрость которого он прекрасно дополнял своей веселостью и легкомысленностью. Еще он считался псом, приближенным к культуре и искусству, был очень начитан (аристократическая кровь давала себя знать).
- Я не знаю отчего устал больше, Дваульман, - говорил Токофен, лениво вычесывая блох, - от бесконечного круга реинкарнаций, или же от этой поганой собачей жизни. Я хочу как люди, кушать с тарелок, рано ложиться спать, чтобы с утра куда-то пойти, жить среди городских огней, чтобы кто-нибудь меня ждал, и я ждал кого-нибудь. Я устал от этой свободы. Если бы мне только дали шанс…
Звезды на небе разгорались все ярче и ярче.
- Не нужно отчаиваться, Токофен. Жизнь порой бывает переменчива, как погода. Сегодня она отвратительна, завтра прекрасна. Тому есть множество примеров. Был когда-то такой известный французский шансон Адольф Гитлер. Он пел в подземных переходах свои песни, чтобы заработать себе на хлеб, и песни его были так хороши, так очаровательны, что о нем говорили все больше и больше, и вскоре он стал столь популярен и богат, что не знал нужды до конца своих дней и до сих пор его многие помнят. Может и твоя жизнь сложится таким образом.
- Но я же не умею петь!
Тут их беседа была прервана. Затрещали кусты между гаражами, и оттуда появилась очень странная парочка. Мужчина замысловато водил перед собой руками и вертел головой. Женщина была спокойна, даже из темноты было видно, что она очень красива. В руках ее были отвратительные желтые цветы.
- Дорогой, а сфотографируй меня на фоне космоса, - весело произнесла она.
- Я не могу, у меня заняты руки. Я вбиваю пульсом кистей гвозди в сочные, сочные, сочные доски, - сказав это, он положил ладони на металлическую стену ладони.
- Она холодная как вестибулярный аппарат, - громко заявил он и сильно ударился об нее головой, после чего повалился на землю лицом вниз.
- Дорогой, не лежи на земле, - сказала женщина, - ты простудишь себе ноздри.
Мужчина заворочался на земле, затем, подняв лицо, он уставился на женщину.
- Я только что все понял и вспомнил то, что никак не мог вспомнить и сильно мучался из-за этого.
- Что?
- Мы жертвы времени, мы жертвы той
жизни, что лишь ошибка времени и места,
но на века веков я Тостер твой,
а ты моя невеста.
Внезапно подул очень-очень сильный порывистый ветер, он растрепал и раскидал темные волосы Сотгариты, и она стала похожа на ведьму, с горящими влюбленными глазами и стыдливым румянцем, играющем на нежных щеках.
- Время никогда не сумеет разлучить нас, - прошептала потрясенная женщина, - та любовь, что из наших душ, как из слитков золота, отлила единую душу, крепче времени и любой материи. Мы всегда будем вместе, Тостер.
Они взялись за руки и долго молчали, глядя друг другу в глаза.
- А пойдем на юг, - побеспокоила женщина тишину, указывая рукой на восток, - или на север, - указывая рукой на запад, - там ярче светят звезды.
- Пойдем, - и они медленно направились куда-то…
- Может облаять их, на всякий случай? - с опаской спросил Дваульман Токофена.
- Не надо, в них боль, безумие, проводимость и невыразимость. Нельзя лаять на бесконечность, иначе бесконечность сведет тебя с ума своим молчанием, - ответил Токофен, задумчиво глядя им вслед.