Я графоман

У каждого свой диагноз. У кого-то, как у одной моей старой знакомой, врачи выискали целый букет заболеваний, как то: вялотекущую шизофрению, аутизм хрен знает какой степени, плюс ещё маниакально-депрессивный синдром. Впрочем, последнее заболевание можно при желании обнаружить практически у любого более или менее неформалистого подростка. У кого-то недержание мочи, и он, пардон, элементарно ссытся в штаны, как двухлетний карапуз. Многие крепко подружились с Зелёным Змием, а для некоторых эта дружба стала чревата алкоголизмом, ровно так же, как лай чреват собакой. Некоторые предпочли сравнительно безопасному бычьему кайфу кайф благородный и крепко сели на иглу. Ладно, не суть – я сейчас говорю не о многих и некоторых, а о себе любимом.
А вот я, братцы, графоман. Вы спросите: «С чего это вдруг Володе Снегирёву быть графоманом?». Так вот, давеча одно очень авторитетное Лицо открыло мне глаза на всю мою жизнь. Я-то думал, то, ради чего я жертвую часами спокойного сна и отдыха и, что важнее всего, душевным равновесием и спокойствием, чего-то обязательно да стоит. Фига с два! А всё потому, что никакой я не писатель, а всего лишь жалкий графоман. Ибо настоящий писатель должен быть не затюканным школьником, а взрослым и, притом, вполне себе солидным мужчиной. Он не должен ни в коем случае материться, использовать в своих творениях сленг и арго. В его произведениях не должно быть места грязным дракам, попойкам, сексу и прочим физиологическим подробностям нашей жизни. И никаких самоубийств. Ни-ни! Героям должно говорить складно и красиво, двигаться вальяжно и с достоинством. И уж точно, не должно быть и намёка на параноидный бред. Это ведь моветон! Мол, вас же читают приличные люди, а не психи какие-то. Ах да, тем паче, на ваши творения могут наткнуться и дети, а они ведь по определению малые и неразумные, могут неправильно понять. Всё это я знаю. И как раз, поэтому говорю вам: дайте йаду!
Впрочем, яд – не лучшее лекарство от моего недуга. Можно придумать что-нибудь более оригинальное, например, веронал. Ха-ха! Теперь его, правда, едва ли можно достать в аптеке. Нет, снотворное – это тоже боян. Недавно друг дал мне одну очень весёлую книжицу про писателей-самоубийц. Разнообразие причин, обстоятельств, поводов, способов и орудий сведения счётов с жизнью впечатляет. Но, увы, мне она не подходит – я-то графоман. А вообще-то, на самом деле, суицид для графомана вроде меня не лекарство, а нечто вроде развлечения. Нет, стоп, дурацкое сравнение! Скорее, самоубийство для нашего брата – то же самое, что для мусульманина - хадж в Мекку. Кроме того, для людей тщеславных самоубийство – отличный способ прославиться. Такая вот Пиррова, но, всё же, победа. Слава богу, я человек скромный. Но, верите или нет, я был близок. Целых два раза. Спасло меня то, что один раз нож был слишком далеко от меня, и пока я его искал, весь мой самоуничтожительный пыл потихоньку улетучился. Другой же раз мне просто показалось, что вода в Москве-реке слишком серая, грязная и неприветливая. Теперь вы знаете, про то, что у меня на счету целых две суицидальных попытки. Но вы молчите. Никому ни слова.
Видите ли, в нашем обществе благоденствия нельзя быть несчастным. Вы несчастны? Вам тоскливо и грустно? Не подавайте виду, иначе на вас набросится целый рой сострадающих сограждан. Вы что-то пишете? Не показывайте никому, кроме самых надёжных друзей. И даже им показываете не иначе как в напечатанном и изданном виде. Иначе не отвяжетесь. Вас обязательно попросят дать на недельку почитать. А ежели вы из скромности откажетесь – вас обзовут самым, что ни на есть, ничтожным графоманом. Или несчастным гением. Что и того хуже.
Ещё в нашем обществе под негласным запретом находится любовь и все, мало-мальски, возвышенные чувства. Если вы хотите девушку – берите. Если вы её даже по-настоящему любите – всё равно берите. Нагло так, здоровенной своей лапищей. Да так, чтобы у неё аж косточки трещали. Проще говоря, будьте скотом! И не мешайте другим быть такими же скотами. Помяните же, в конце концов, сакраментальное «живи и давай жить другим»! Даже если вам вдруг стало казаться, что какая-нибудь юная и невинная особа слишком уж нежна для какого-нибудь брутального, волосатого самца. Пусть даже вам кажется, что разница в возрасте свыше двадцати лет – это уже слишком, не беспокойтесь на этот счёт: для дел, относящихся к ведению уголовного законодательства, существует милиция. Себе дороже. В лучшем случае, вам отдавят хвост, и вам придётся идти лесом с повешенным носом. Ну а в худшем случае вам могут ещё и слегка подправить физиономию, так что вас даже родная мама не узнает. Если к вам подваливает мочалка с дельным предложением на ближайшие выходные – берите её. И не надо шипеть на неё, изображая из себя настоящего джентльмена, которому брезгливо общаться с девушками, которые так дёшево себя продают.
Если у вас проблемы – ради бога, не надо рассказывать о них каждому встречному поперечному. Он, встречный поперечный, не психолог, и ему за ваши излияния не платят. Лучше найдите кого-нибудь слабого и неспособного постоять за себя и используйте его в качестве боксёрской груши. Или, если вы сами попадаете в категорию последних, возьмите лист бумаги и порвите на мелкие кусочки: он-то точно сдачи не даст.
Ладно, ладно, забрехался я что-то. Хотел дать обществу лёгкого щелбана, а получилась хлёсткая пощёчина. А вдруг увидят, а вдруг травить начнут! Мол, вот он, гнида, не просто голимый графоман, он ещё, гад, на нас, порядочных людей шипеть вздумал! Знаем мы вас, порядочных людей: почти все вы скорее подходите под определение порядочных ублюдков, а каждый десятый из вас– и до такого уровня не дотягивает и бьётся башкой безмозглой о плинтус! Лаврович энд Латунский юнайтед.
Кстати, о критиках. Не люблю я этих зоилов-буквогрызов. Всё их хамово племя берёт свой род от этого негодяя Белинского, которому надо бы пришить хорошенький срок за доведение до самоубийства всей нашей многострадальной интеллигенции. Нет, я знаю, что везде есть по-настоящему хорошие люди. Но вот остальным лень разбудить в себе человека и обуздать в себе скотину. А жаль.
Только, вот, господа, не подумайте, я ни в коем случае не антисемит. На месте Лавровича мог бы быть кто-нибудь другой, если бы так захотел Булгаков. И вообще, есть ли резон быть антисемитом сыну панкушки и репатрианта. Да, я – заторканный еврей почище Димы Натансона. По нему-то как раз и не скажешь – высокий, светлый, волосы прямые, белокурые. А ведь обрезанный он и в синагогу ходит. Но только не с Гогой. Гы. Не смешно…
Володя Снегирёв с трудом поднялся с постели и потащился в большую комнату за градусником. На кровати валялась мятая тетрадь. Рядом с кроватью стоял табурет, на котором в свою очередь стояла пустая кружка, в которой раньше был чай. Достав из шкафчика заветный футлярчик, Снигирь поплёлся обратно и запрыгнул обратно в постель.
Через десять минут он вынул градусник: он показывал 38.2. Ужас. Володя вяло тряхнул головой и улёгся спать. Но так и не заснул: через десять минут позвонил Натансон (уф… лёгок на помине) и сказал, что умерла Сашка Королёва…