Свобода по-русски

Слово свобода настолько многозначно, что в Большом толковом словаре русского языка (СПб., 2002) ему даётся 10 определений, в Новом словаре русского языка (М., 2000) – 12, а уж в истории философии едва ли найдётся такой мыслитель, который не дал бы собственной оригинальной трактовки этому понятию. Да и в каждой нации, наверное, свободу понимают по-своему.

Русскому менталитету свобода чужда. Как показали последние лет 20, русский человек не знает, что с ней делать. После длительного насильственного ограничения индивидуальной свободы с крушением Советского Союза и всей советской системы ценностей людям полностью развязали руки. К чему же это привело? Стало возможным зарабатывать на жизнь чуть ли не любым способом, – и большое количество людей превратились в жуликов, воров, убийц, а большинство просто обнищало, не успев сориентироваться в новых условиях. Стало возможным говорить всё, что думаешь, – и популярностью стали пользоваться второсортные бульварные романы, а «глубокая» литература, видимо, сильно обмельчала, раз за все эти годы не смогла предъявить миру новых имён всемирного масштаба. Между тем, все сколько-нибудь серьёзные исторические изменения в России сопровождались прорывами в интеллектуально-духовной сфере. Чего стоит только всплеск поэзии, литературы, кино, философии, порождённый хрущёвской оттепелью, – в пору, ещё весьма далёкую от того, чтобы называться свободной? Дело в том, что в советскую эпоху не было свободы, но были идеалы. В современной России свободы много, но идеалов нет, а как предупреждал итальянский писатель Артуро Граф, «свобода без идеалов приносит гораздо больше вреда, чем пользы».

С другой стороны, если относиться к периоду истории России после распада СССР как к национальной катастрофе, то и в этом случае непонятно, почему молчит творческая элита. На поражение восстания декабристов Чаадаев ответил «Философическим письмом», на поражение Германии в Первой мировой войне Хайдеггер ответил трудом «Бытие и время», на оккупацию Франции Сартр в 1943 году ответил работой «Бытие и ничто». В России же на колоссальные перемены в политике, экономике, общественном сознании не откликнулись ни философия, ни литература, ни поэзия, ни музыка.

Видимо, подобно тому, как нельзя сажать за пиршественный стол человека, голодавшего долгое время, нельзя и народу, в течение столетий не знавшему почти никакой свободы, в один миг предоставлять практически абсолютную свободу. Он может ею отравиться, захлебнуться, может сойти от неё с ума.

Свобода для русского, как писал И.А. Ильин, подобна «свободно льющейся мелодии, пронизывающей всю его жизнь». К сожалению, мелодия эта часто оказывается военным маршем, а свобода – вседозволенностью, граничащей с варварством. Как тут не вспомнить слова русского классика: «Не приведи бог видеть русский бунт – бессмысленный и беспощадный»?

Вследствие длительного отсутствия свободы в России русский язык ещё даже не выработал отдельных понятий для разных значений этого слова (например, значительно различающиеся по смыслу английские слова liberty и freedom переводятся у нас одинаково). Любопытно, что в Словаре русских синонимов (М., 1999) приводится всего 4 слова, близких по значению слову свобода: воля, вольность, приволье, раздолье, – в то время как в Словаре антонимов русского языка («ГРАМОТА.РУ», 2002) – ровно в два раза больше слов, противоположных ему по значению: рабство, неволя, кабала, гнёт, тюрьма, несвобода, иго, угнетение. Не свидетельствует ли это о том, что русские гораздо лучше выделяют оттенки несвободы (разные виды которой они испытали на себе на протяжении тысячелетней истории), чем свободы (с которой они фактически познакомились совсем недавно)? А в каких исторических условиях могли возникнуть такие эпитеты к слову свобода, как бродяжническая, ложная, мимолётная, мнимая, постылая, призрачная, угнетённая, фальшивая (Словарь эпитетов русского литературного языка. – СПб., 2001)?

Таким образом, русским не нужна свобода, по крайней мере, та, за которую борются либералы. Но как же героические стихи русских поэтов? Как же десятки книг о свободе русских философов? Неужели русская литература, философия не боролись за свободу?

В том-то и дело, что русскому человеку больше по душе именно борьба за свободу, а не сама свобода. Как по-русски звучат слова норвежского драматурга Генрика Ибсена: «Единственное, что я ценю в свободе, – это борьбу за неё; обладание же ею меня не интересует»!

Русский народ – правдоискатель, он всегда искренне борется за истину. Л.Н. Толстой писал: «Свобода достигается не исканием свободы, а исканием истины. Свобода не должна быть целью, а может быть только последствием». Русский религиозный мыслитель XX века Г.В. Флоровский писал, по сути, о том же самом: «Нужно заботиться не столько о свободе, сколько об истине. Только истина освобождает».

Как раз в этой неотделимости от истины (принимать ли за последнюю религиозное учение или доктрину марксизма-ленинизма) и заключается специфика «свободы по-русски». Согласно православному учению, собственное спасение – дело личности, но создание предпосылок для него – дело общее, всецерковное, всенародное. Отсюда – повышенное внимание в православной культуре к коллективу: Церкви, народу, государству. Свобода отдельного человека второстепенна по сравнению со свободой православной веры, православного народа, православного государства. Недаром в русском языке появилось слово «соборность», которое не переводится на другие языки.

Как ни парадоксально, в советское время такое отношение к коллективному субъекту сохраняется. Свобода при социализме понимается как служение задаче построения нового, совершенного общества, своего рода «рая на земле» для всех народов. Увлечённый задачей преобразования мира, человек социалистического общества не только не чувствует себя несвободным, но ощущает себя даже более свободным в экономическом, политическом и интеллектуальном отношениях, чем те, кто пользуются «буржуазными» свободами. Экономическая свобода в этом случае есть свобода от ежедневной борьбы за существование, от риска остаться без работы. Политическая свобода заключается в освобождении граждан от политики, от решения вопросов, касающихся власти. Интеллектуальная свобода основана на простоте, ясности и общепринятости основных ценностей.

Можно заключить, что индивидуальная свобода у русских в отсутствие каких бы то ни было ограничений, как правило, выливается во вседозволенность, в бунтарство. Свобода в России возможна лишь как коллективная свобода, когда каждый член общества занят служению своей семье, своему коллективу, своему народу.