Сказка

Одним поздним вечером бродило по миру сновидение. И не сказала бы я, что было оно очень старым или было оно уставшим, но точно, оно искало приют. До полуночи оставалось совсем мало времени, а сновидение так и не нашло во всем мире Того, Кому Можно Присниться. Заглянув в одно окошко, в такой поздний час все еще не зедернутое шторкой, обнаружило оно там следующую картину. Среди многих странных приборов, листков бумаги, испещренными различными записями цифр и формул, разлетевшимися по всему периметру залы, едва можно было заметить сгорбленного мужчину, его длинная срыжа борода, волнистые волосы до плеч приувеличивали его возраст до старческого. Тянущиеся поверх его головы провода, от одной машины к другой, издававшей редкие похрипывания, после которых на экране позади ученого возникали причудливые всплески, придавая комнате вид кокана, внутри которго перемещался от одного стола к другому этот маленький человек. «Безумно-умный ученый, - подумало сновидение, - пусть еще поищет безумные доказательства своим безумным теориям». И отправилось к следующему окну, такому шумному, что сновдение немало раздумывало, прежде чем начать подсматривать в щелочку занавесок. Маленький малыш срывался с маминых колен с капризным криком твердя, что спать ему еще очень рано, что его мишки и солдатики совсем глупые и никак не доберуться без него до своих кроватей, и так как у них нет мамы, он считает своим долгом их накормить, умыть и отнести в ящик с игрушками. Мама улыбалась. напрасно уверяя, что все игруши уже давно спят. Никакой лаской и ни одним упреком не удалось ей удержать у себя этого маленького непоседу, и пока она отправилась за чашкой топленого молока, чтоб побыстрее сманить дитя спать, то с победной радостью прильнуло к своим игрушкам. Сновидение глубоко вздохнуло, слегка пожало плечами, минуту потопталось на подоконнике и полетело дальше, доверив сон мальчика его заботливой маме. Следующее окно очень вкусно пахло. Полевыми цветами, тянущимися из стеклянной вазы на маленьком венском столике. Две высокие свечи удерживали на своих кончиках желто-голубое пламя, рвущееся от порывов ветра от раскрытой балконной двери сразу во все сторны, становясь причудливой формы. Едва слышен был блюз с грам пластинки. Двое сидели за столом, держа друг дурга за руку, смотря друг другу в глаза и в них было столько влюбленности и нежности, что сновидение так застеснялось, что даже покраснело, что для этих существ было большим переживанеим, так как нежелательно было им быть заметным до того, как они не начнут кому-нибудь сниться. В следующих нескольких окнах оказался и вовсе день, что окончательно растроило сновидение, уже никак не надеющееся отыскать себе приют на ночь. И побрело оно в какую-то пустую глушь, где наверное с час не встречалось ему ни одного зажженого окна, пока вдруг он не услышал громкий чих. Молодой юноша лежал в кровати, накрытый несколькими покрывалами, его шея была обмотана зеленым шарфом, с причудливым узором из черных павлинов, на голове надет колпак, в руках носовой платок, ни перестающий применяться по назначению. Глаза его слезились, лоб просто горел, но самого его бил озноб. Разные лекарства были разбросаны по тумбачке, а некоторые растворены в стакане горячего чая. Сновидение бесшумно прошло сквозь оконное стекло, наполняя комнату серебристым туманом. Подбрело к юноше, окутывая его всем своим естеством, приятно позвенивающим звуком, погружая его в глубокий сон, в котором была прохлада синего моря, тепло солнечных лучей и улыбки добрых людей. От волшебного сна недуг к утру совсем исчез, а с расветом и сновидение отправилось в новый путь на поиски Того, Кому Можно Присниться следующей ночью. Спокойной ночи и приятного сна...