Попугай Кешка

 ПОПУГАЙ КЕШКА
Попугай Кешка жил в клетке, что стояла на окне, на пятом этаже малогабаритной киевской квартиры. Окно выходило на тесный двор, образованный серыми стенами стоявших вокруг зданий. Во дворе, на маленькой асфальтированной площадке, с криком играли дети. Со стороны, всегда полного, мусорного ящика доносились стойкие затхлые ароматы.
- Трак, так-так, - пощёлкивал Кешка, растопыривая крылышки и показывая маленький розовый язычок. Жилось ему неплохо.
Но с некоторых пор Кешка начал ощущать какое-то беспокойство. В квартире, где он жил, происходило что-то новое и это новое грозило попугаю неприятностями.
Птица перестала летать по клетке, сидела, нахохлившись, и грустно постукивала клювом по прутьям.
- Что с ним? – спрашивала девятилетняя Соня своего брата Гарика, который был старше её на два года.
- Наверное, догадывается, что мы его с собой не берём! – отвечал Гарик, тихий спокойный мальчик. – Зелёный попугай – очень умная птица. Папа к нему даже не подходит.
Папа Сони и Гарика, тридцатисемилетний инженер-конструктор Миша, действительно, в последнее время не замечал попугая Кешку. Раньше, бывало, папа Миша часто подходил к клетке, постукивал пальцем, прищёлкивал языком.
- Кешка дурак? – спрашивал строго.
- Кешка дургак! Сам ты дургак! – отвечал попугай глуховато, с птичьим акцентом.
- Ах ты нахал, - притворно сердился папа, - отдам тебя кошке. Вмиг слопает! – и улыбался полными губами.
- Трак. Трак. Кошку Кешке. Кешку кошке.
Попугай поднимал зелёные крылышки и, будто смеясь, открывал клюв, показывая небольшой розовый язычок.
Так было недавно. Но вот всё изменилось. Папа не замечал Кешку. Семья собралась выезжать в Израиль, и Миша твёрдо сказал, что Кешку с собой не берут. На попугая надо оформлять какие-то бумаги, а это очень хлопотно. Есть чем заниматься: багаж, документы, паспорта, билеты, сборы. Птицу надо кому-то подарить или продать.
- Папа, а зачем мы уезжаем в Израиль? Разве здесь плохо? Как же мы там будем без Кешки? – со слезами в голосе проговорила Соня.
- Не хочу я его продавать, а, тем более, кому-то дарить! – угрюмо твердил Гарик. – Давайте возьмём его с собой. Мама, ну скажи ты что-нибудь.
Маму звали Рая. И, хотя Миша уже два месяца, как уволился, рая продолжала работать.
Она приходила домой поздно. Рассказывала, что на работе уже все знают, на неё косятся и пора ей уже увольняться.
Маленькая, чёрненькая, полногрудая - сама похожая на птичку остроносым лицом – мама Рая садилась на диван, усаживала детей: одной рукой обнимала Гарика, другой Соню и говорила ласково и тихо:
- Успокойтесь, дети. Мы там купим другого попугая и назовём его тоже Кешка. Попугаи есть везде.
- Не хотим другого. Мы любим нашего. Давай возьмём его с собой. И зачем мы туда едем, в этот Израиль? – твердила Соня, чёрненькая, похожая на маму.
- А потому, что это еврейское государство. А мы – евреи. Нас здесь не любят. Мало вас дразнят во дворе? Ещё не дразнили? Ничего, услышите, я наслушалась вдоволь! Будем жить нормально, как все люди.
- А здесь мы что, не люди? – тянул Гарик. Он не был похож ни на маму, ни на папу, а «сам на себя», как любил говорить.
- Нет! – твёрдо говорил папа, - здесь мы евреи, а там будем нормальными людьми. Между прочим, это для вас делается! И, кроме того, там рядом тёплое море, много фруктов: лимоны, апельсины – завались; клубника в любое время года.
- И нет очередей! – добавляла мама.
 Но насчёт Кешки папа был неумолим:
- Попугаи есть везде!
Как-то вечером Соня задала вопрос:
- Папа, а как люди узнают, кто еврей, а кто нет?
- Ну, как, по фамилии, по имени, по внешности видно. По паспорту, наконец.
- А как по-еврейски будет «еврей»?
- По-еврейски «еврей» будет «аид».
- А почему евреев не любят?
- Потому, что есть антисемиты. Это такие люди, которые не любят евреев. Здесь их много, очень много. В Израиле их нет.
- А почему антисемиты не любят евреев?
- Ну, как, почему?.. Ну, вот ты же не всех детей во дворе любишь? С кем-то дружишь, с кем-то нет. Вот так и антисемиты. Это такой сорт людей. Не любят они евреев и даже ненавидят. Было время, когда случались и погромы. Они врывались в дома, грабили и убивали. Кто знает, какое время может наступить? Надо уезжать, пока не поздно!
- Папа, а среди птиц и животных есть евреи? – спросила Соня.
- Вот, дурная, - улыбнувшись, сказал Гарик.
- Нет, у птиц и животных нет национальности, есть виды животных и птиц. Например: попугаи, воробьи, скворцы, орлы.
- Ну, это я знаю, - задумчиво сказала Соня.
Дата отъезда приближалась. Рая уволилась с работы. Они с Мишей полностью были поглощены подготовкой к отъезду. Дети подолгу оставались одни.
Однажды вечером Гарик и Соня вынесли клетку с Кешкой из своей комнаты и поставили на стол.
- Папа, ты послушай, что он говорит, - сказал Гарик.
- Ну, и что же он говорит? – рассеянно отвечал папа. Он просматривал какие-то бумаги, и некоторые откладывал в сторону.
- А вот ты послушай. Ты спроси его: «Кто Кешка?»
- Ну, и кто же Кешка? – папа не отводил глаз от бумаг.
- А ты подойди и спроси громко.
Папа оторвался от бумаг и подошёл к клетке с попугаем.
- Кто Кешка? – спросил он.
- Кто Кешка! Кто Кешка! – затараторила птица. – Кешка еврей. Кешка аид. Кто Кешка. А ты кто? – Это было сказано чётко, без птичьего акцента, почти по-человечьи.
Папа изумлённо уставился на попугая и провёл рукой по своим редким, едва тронутым сединой чёрным волосам.
- Рая, ты послушай, что он говорит!
- Да я слыхала! – Рая с понимающей улыбкой посмотрела на детей.
- Вот видишь, папа! – Гарик переглянулся с Соней. – Как же мы можем его кому-то продать или отдать? А вдруг он попадёт к какому-то антисемиту! Его же убьют или отдадут кошке!..
… В Хайфе, в многоэтажном доме, у окна, из которого открывается широкая панорама моря, висит клетка с зелёным попугаем Кешкой. Он смотрит ошалевшими глазами на огромное голубое небо и такое же огромное и широкое синее море, вдыхает свежий солёный морской воздух и кричит, растопыривая крылья:
- Кто Кешка, кто Кешка?! Кешка еврей! Кешка аид! А ты кто?
Он широко раскрывает клюв и показывает маленький розовый язычок.