Встреча

Чемодан лежал на полу, приоткрыв пасть. Он не закрывался. Вера села на него, пытаясь своим весом надавить на крышку. Попробовала поднять –«тяжело, будет перевес», подумала она, но подарки были отличными. Она улыбнусь какой-то мысли. Ноги тряслись от усталости и недосыпа. У нее плохо получалось спать уже несколько дней. «П-аапа» - репетировала про себя Вера, то растягивая буквы, то проглатывая окончание, как ребенок, начинающий говорить. Каждый раз, пытаясь произнести это слово вслух, ее тело пронзали тысячи маленьких иголочек выступающего пота.
В самолете место возле иллюминатора было уже занято. Вера села на свободное, спрятала ремни безопасности под спиной, потому что не любила пристегиваться, как и всякую несвободу в принципе. «…не злопамятная, любознательная, стремилась к справедливости во всем, терпеливая к физической боли, но ты не переносила дискомфорт во всех жизненных ситуациях...» некоторые отрывки из его писем она помнила наизусть.
«…ты была очень умной и смышленой, говорила мало, улыбалась только людям, которых любила и никогда не улыбалась от тщеславия, как делают дети, когда их нахваливают и пытаются завоевать их доверие».
Она закрыла глаза и попыталась в очередной раз справиться с волнением. «Пап, привет. Это я» - она пыталась сделать эту фразу более непринужденной. «А кто я?», сама себя спросила Вера. «Привет, пап!» - ей так хотелось сказать это на улице 19 лет назад. Она бесконечно повторяла тогда эту фразу, пока расстояние между ними сокращалось, сердце колотилось в горле, и иголки уже подбирались к голове, и, на дороге больше нет никого, только он, идущий на встречу…. Не узнал??... Только через минуту она смогла оглянуться. На нем была рубашка, которую она помнила по детским фотографиям. «Такой низкий и маленький?», почему-то пронеслось в голове.
«Пожалуйста, пристегните ремни, наш самолет снижается». Вера вздрогнула, и, продолжая хмурить брови, открыла глаза. Глубокая складка-трещина на переносице не исчезала уже давно. «..улыбайся, как ты всегда это делала по утрам, просыпаясь».
Он знал ее такой, какой она себя не помнила. Его пронзительные письма высекали из ее глаз молниеносные слезы, как кремень высекает огонь из искры. Ни один мужчина на свете не смог стать лучшим, равным, чувствующим, оберегающим от страха, боли, ветра и обмана. Никто не смог бы сказать так о ней. «…Мы собирали грибы. Я обернулся в какой-то момент, и увидел тебя, сидящую под деревом с очень сосредоточенным лицом. Ты крепко сжимала что-то в маленьком кулачке. Покажи, что у тебя? – попросил я. Ты продолжала сжимать ручку так, что побелели костяшки. Когда ты ее все-таки разжала, я увидел кусочек стекла, который глубоко врезался в твою ладошку, оставляя глубокие следы. Зачем это тебе? Пап, мне очень это надо! – твердо сказала ты».
Длинные гудки в трубке. «Алл-ло?». Такой слабый голос. «П-п-ап. Это я. Я прилетела. Я в гостинице. Приду завтра, ладно? Устала». «Завтра? Ну да, можешь вообще не спешить!..». ???. «Пап, я устала, хочу спать. Давай завтра поговорим в нормальном состоянии». «Вера, живи как хочешь!. В нормальном состоянии я был много лет назад..». Гудки. Теперь короткие. Вера посмотрела сначала на трубку, на чемодан, потом на свое отражение в зеркале. «Дура! Какая же я дура!». Уехать? Плюнуть? Остаться? Отдать подарки, написать письмо о своей купажной боли, выдержанной годами? Но мне же это надо!... Не умея ничего довести до конца, боясь быть обманутой, брошенной, слабой, столько раз уходила сама, сбегала, бросая все, и теперь, в чужом уже городе в холодном тумане из слез с чемоданом, набитом подарками, ей снова хотелось бежать... Но привычного пути назад больше не было.
Казалось, что с тех пор, как он ушел, и на фотографиях появилась какая-то постаревшая 5-летняя девочка с нахмуренными бровями и дурацким бантом, тот кусочек стекла попал в сердце. И от него стало всегда холодно. Что теперь? («..странно, все говорят, что я похожа на маму, а бабушка, что на папин портрет»). Надо только увидеть себя в нем, только узнать его запах, вынуть стекло - его края так больно врезаются в сердце, мешая дышать легко, любить, прощать, отпускать и верить. Умереть совсем и опять оторвать от себя кусок или родиться заново? Потерять? Только теперь со стеклом. Теперь точно. Она вызвала такси на завтра, назвав его адрес, непривычно много выпила коньяка и легла под скрипящее крахмальное одеяло, натянув его на голову.
Телефон нахально вырвал Веру из сна. Она потерла переносицу, еще одно утро без улыбки – складка стала глубже. «Алло, девушка, такси заказывали?». Вера быстро оделась. «Остановитесь у какого-нибудь магазина, мне надо торт купить», попросила она таксиста. «Праздник сегодня у кого-то?». «Еще не знаю», Вера в волнении сцепила руки в замок над тортом.
Дом. Подъезд. Ступеньки три, две, одна. Дверь. Звонок. Шаги. Как шумно бьется сердце. «Привет, п-пап». Полубоком стоя, отступив назад, нахмуренный взгляд. Улыбки нет, объятий нет, запаха нет, просто чужой человек. «Я торт тебе купила. Не знаю, какой ты любишь». «Я не ем торты. Тапочки там..».
….Возле подъезда, зацепившись за ветку, висели от кого-то улетевшие воздушные шары. «В гостиницу», сказала Вера водителю.
«Праздник у Вас какой-то?», спросил таксист, покосившись на шарики.
«Да!...», сказала Вера. Она опустила стекло, откинулась на сиденье, вытянула руку в окно и разжала кулак с побелевшими костяшками. Из ладони, в туманное небо полетели бумажные бабочки, исписанные как будто знакомым почерком…
 «..День Рождения сегодня…. У меня!»