Cancer

 Даниловой Н.В.



 Мудрого не будут помнить
 вечно,как и глупого;в
 грядущи дни все будет
 забыто,и увы!мудрый
 умирает наравне с глупым.

 ЕККЛЕСИАСТ (2;16)
 


 Он умирал… мучительно и страшно. Его жизнь стала похожей на догорающую свечу, восковые слезы которой, неумолимо скатываясь по наклонной, стремительно обрывались и падали в пустоту. Глухая стена боли, поглотившая все его существо без остатка, отгородила его от остального мира, живущего мелкими повседневными радостями и разочарованиями.
 Он видел сочувствие в глазах окружающих – дешевый гуманизм, порожденный безразличием и непониманием. И чем пристальнее он всматривался в их лица, тем отчетливее проступали на них ложь и лицемерие, покрытые тонкой оболочкой нравственности и морали.
 Он ненавидел их.… Ненавидел, и в то же время искренне жалел. Еще недавно он сам был таким же, как эти люди – существом, живущим тоскливой серой жизнью, впадающим в депрессию из-за выдуманных трагедий. Теперь это все казалось бесконечно далеким и зыбким, словно ночной мрак, исчезающий в первых лучах восходящего солнца. Сколько времени прошло с тех пор, как он перешагнул последнюю черту, отделяющую жизнь от смерти, заблуждение от истины, мрак от света? Месяц… Год… Вечность…
 Сейчас он ощущал смерть почти физически. И с каждым прожитым днем это ощущение становилось все более реальным. Отблески ее холодного призрачного света яркими вспышками озаряли его сознание, искалеченное болью, ожиданием и тоской. Ледяной страх стальными цепями сковывал его душу, поселяя где-то в ее глубине горечь и безумное всепоглощающее желание жить. Желание, которое не смогли убить не ослепляющая боль, каждый новый приступ которой, превращавший его в дикое загнанное животное, казался бесконечным лабиринтом, из которого нет выхода, ни безысходность, ржавчиной разъевшая его сердце и разум. И эта бессмысленная всеотрицающая надежда заставляла его тратить свои последние мгновения на поиски того, что продлило бы его земную жизнь, принесло душевный покой и безмятежность. Словно утопающий за соломинку, он хватался за любую, самую призрачную и нереальную возможность. Пытался искать Бога, но Он не слышал его бессвязных полубредовых молитв. Бог произнес над ним свой приговор, окончательный и безжалостный, отменить который было невозможно.
 Осознавая обреченность своих попыток, он чувствовал, как под ударами жестокой действительности рушится хрупкое, почти иллюзорное здание его веры. Он кричал, кричал не от боли, к которой, в общем-то, уже успел привыкнуть, а от, накрывшей его словно лавина тоски, вместе с которой пришло понимание абсолютной и безграничной истины. В какой-то момент он вдруг почувствовал себя незначительной частью бесконечного механизма Вселенной, с исчезновением которой ровным счетом ничего не изменится. Его смерть – это только его трагедия, его жизнь – это праздник для одного. И только это теперь стало важным, приобретая глубокий, только ему одному понятный смысл. Бесполезность борьбы за жизнь и неотвратимость смерти предстали перед ним во всей своей неприкрытой простоте. Раньше он представлял себе эти понятия по-другому: покрытые панцирем философских теорий и религиозных домыслов, они выглядели сложнее и многограннее. Все эти теории и рассуждения казались ему теперь наивными и беспомощными детскими фантазиями, вызванными неизвестностью и страхом. Он достиг того, к чему стремился – полного безграничного спокойствия, высшей мудрости – цена, которой - смерть…
 Он умер за несколько часов до рассвета… Первые лучи солнца, украдкой пробравшиеся в его комнату, осветили застывшее смертью лицо. Тускло мерцая в еще открытых глазах, они навсегда растворились в холодном океане вечного умиротворения… БЕЗМЯТЕЖНОСТИ.