Дорога к себе. Глава 3

4.
30 ноября.
Трейлер остановился поздно ночью у съезда на грунтовую дорогу перед городом. Тусклые единичные огоньки звезд виднелись в черном, затянутом полупрозрачной, молочного цвета пленкой смога, небе. Время от времени высокую бездну затененной атмосферы прорезали яркие, рваные росчерки следов идущих на посадку или вылетавших из городского космопорта звездолетов. А город высился хищной, устремленной в небо громадой слепящих огней. Он чернел провалами улиц, мерцал фонарями эстакад; в воздухе причудливо переплетались обыденные звуки ночного мегаполиса: вой сирен, музыка, голоса, шум проезжих магистралей, низкий гул парящих над проспектами рейдеров. Разноцветной густой россыпью светились миллионы окон; мансарды и просторные балконы с оранжереями на высоких уровнях жилых комплексов играли отсветами дорогого неона.
Раскинувшийся во всей своей красе, полный мельтешения, лицемерия, пустой в духовной жизни мегаполис охватывало кольцо свалок и низких нищенских строений "нижнего города". Там тоже горели огни, только их было очень мало, и там тоже кипела жизнь, но совсем иная.
Была лишь одна вещь, которая могла бы стать общим критерием оценки социальных отношений в центре и в трущобных окраинах - и там и здесь люди выживали…
Трейлер поехал дальше по трассе к въезду в город, а они двинулись пешком по дороге, уходившей за черные, терявшиеся на фоне царившего повсюду мрака, рассеянного только возле города, возвышенности пологих, утрамбованных тяжелыми гусеницами мусоровозов, холмов.

Переход дался Лонтеру с трудом; временами на него словно накатывала ледяная волна ноющей боли, от которой немели мышцы, раны начинали кровоточить, и ему казалось, что реальность воспринимается им с перебоями, кусками вырванных из окружающего мира оттенков, запахов, звуков. Тем не менее, он продолжал путь наравне с остальными, лишь изредка замедляя шаг. За пару часов они прошли нестройную цепь холмов и, оставив город позади, спустились на каменистую выжженную равнину. Земля здесь была превращена в золу. Несколько десятков лет назад все участки относительно ровной поверхности материка выжигались, чтобы обеспечить беспрепятственное фундаментальное строительство новых кварталов и жилых массивов все разраставшегося города.
Они пересекли безжизненную душную равнину и, преодолев невысокий склон, поросший кустарником и редкими, но все же зелеными деревьями, вышли наконец к берегу моря.

Тихий шорох накатывавшихся на каменистый берег волн мелодично переливался в прохладном ночном воздухе. В темноте практически невозможно было разглядеть вездесущий мусор, перемешанный с галькой у самой кромки воды, торчащие проржавевшие трубы, тонкую пленку гнилой тины, покрывавшую всю прибрежную полосу. Только чуть в стороне прорисовывались неуклюжие, тяжелые очертания разрушенного пирса, превратившегося в свал расколотых и растрескавшихся от влаги бетонных плит. Было лишь слышно, как бьются волны о толстые, обросшие склизким илом сваи. Поверхность мелевшего моря уходила в глубь непроглядной черной бездны, светясь изнутри живым отражением звезд. Будто две бесконечности сошлись на грани колеблющейся глади, кажущейся в неверном отблеске далеких светил бархатной и мягкой.
Лонтер сидел на берегу и пытливо всматривался в однотонную, шуршащую тихими переливами моря, пустую и холодную даль. Он будто бы пытался разглядеть в сплошном черном покрове что-то ведомое только ему, точно существующее и неуловимое для восприятия. Но он смотрел не во вне, - он смотрел в себя и пытался уловить свои ощущения, мысли, подвергнуть их детальному анализу и структурированию. Но мысли не поддавались, они казались ему самостоятельной, отделенной от его воли и мировосприятия реальностью, заводившей его вконец измученное сознание все дальше и дальше, в глубь самого себя. Он хотел понять, есть ли все-таки у него душа? Слова этих молодых ребят неожиданно натолкнули его на странный вопрос, давший благодатную почву для рассуждений. Есть ли у него душа? Лонтер сильно сомневался в этом. Он был солдатом и по роду своей деятельности убивал, и сам нередко рисковал своей жизнью. Он считал, что по-настоящему чувствовать и осознавать жизнь не может тот, кто ни разу не обнимался со смертью. Он родился и рос в обстановке постоянной борьбы, конфронтации с кем-то или чем-то, будь то живой враг из плоти и крови или же тяжелые условия существования, навязываемые порядками и проблемами нижнего города. Он уяснил строго, что нельзя никому никогда до конца доверять, что можно полагаться только на собственные силы, что каждого человека сперва нужно классифицировать как потенциального врага и быть готовым к внезапным ударам в спину непредсказуемых и жестоких обстоятельств - иначе не выжить и не реализовать себя в полной мере. Но, когда человек закаляет в себе бойца и воспитывает силу, он постепенно теряет способность воспринимать мир без призмы отрицательного опыта, ощущать его во всей полноте, разнообразии, движении, чувствовать сокрытое, понимать других людей. Это притупляется, отходит на задний план, становится несущественным, так как не помогает в разрешении конкретно поставленной задачи. Такие люди гораздо тоньше и глубже, болезненней воспринимают горе, боль, несправедливость, но все эти переживания оседают на дне подсознания, не могущие проявиться из-за постоянного неусыпного контроля рассудка. В то время как познавать мир с точки зрения диалектики способна чувственная, неагрессивная натура. Так что же такое душа? И существует ли она вообще, или же является очередной глупой иллюзией, фантомом, призванным облегчить жалкое существование человечества бездоказательной верой и надеждой? Ответа в себе Лонтер найти не мог. Он видел там лишь серую пустоту, накипь горестей и поганый хлам повседневности, а также отчужденность - прочную защитную оболочку психики, замыкающую тяжелые переживания внутри, не давая им выйти во внешний мир или хоть как-то отразиться в сознании.
Наверное, все же души у него нет. Эта привилегия не для убийц и циников, которые в первый раз задумываются о смысле своего бытия и результатах бесконечной войны, прежде всего с самим собой, со своей естественной природой, призывающей к миру и счастью. Единственным светлым огоньком в его жизни была Надя. Он любил ее. И он цеплялся за ее образ как за последнее звено, связывавшее его с реальным миром. Она порой открывала для него двери в иные проявления мира, будучи сама открытой всем положительным явлениям действительности. Может быть, поэтому он чувствовал себя с ней так спокойно? Или просто бежит от себя же, от мук, вызываемых нерешенным вопросом: кто он? и зачем? Неужели мир действительно не так уж и плох? Он ведь раньше и предположить не мог, что кто-то поможет ему задаром, из искренних побуждений, проявит человеческое понимание и сочувствие в трудную минуту, примет его таким, какой он есть. ЕГО. Это казалось невероятным сном. Он долго искал объективные объяснения этого поступка, но так их и не нашел. Зато зарождались сомнения и размышления, которые раньше не представляли для него особого, первостепенного значения. И вдруг это стало для него важным. Это настораживало и заинтересовывало Лонтера. Состояние сомнения и самокопания было для него новизной. И он пытался разобраться в себе, в водовороте переживаний и мыслей, в смятении и сомнениях, и найти ответы на неожиданно возникшие вопросы, связанные с жизнью и идеями мироздания, а не с проблемами социальных переживаний и войны. Нельзя сказать, чтобы Лонтер относился к людям поверхностно думающим, недалеким. Наоборот, он был человеком довольно чутким, с философски развитым мышлением, способный к глубинному осмыслению явлений, самоанализу и четкой формулировке мировосприятия. Он знал многое о человеческой психике вообще, но никогда не заострял внимания на таких неясных и абстрактных понятиях как душа. Просто все эти вопросы не имели для Лонтера жизнеопределяющего значения. Условия окружающей действительности не давали ему возможности акцентировать свое мышление на разработку бытийных теорий, они навязывали в суровой, жесткой форме определенные представления о жизни, в которых превалировали острые проблемы непрекращающейся борьбы. И Лонтер, обладая высоким потенциалом познавательных способностей, редко задумывался над категориями метафизической сферы, прекрасно отдавая себе в этом отчет и руководствуясь необходимостью, конкретными понятиями и целями, сообразуя их с определенными, реальными текущими обстоятельствами. И вот теперь, когда он получил передышку, он резко осознал факт отсутствия у себя собственной, структурно проработанной идейной концепции жизни. Он понял, что, в сущности, никогда раньше не задумывался так глубоко над темами мироздания, природы человека. По сути, он только теперь, начиная искать в противоречивости чувств, домыслов и убеждений истину, начинал жить.

Из темноты прорисовался смутный силуэт, и рядом с Лонтером показалась Заннанта.
- Скучаешь? - она села рядом и тоже устремила свой взор в просторы моря.
- Нет, думаю, - тихо отозвался Лонтер, погруженный в свои мысли.
- Идем к нам. Чего ты тут один сидишь?
Наемник обернулся назад: в глубине берега путешественники разбили палаточный лагерь и разожгли костры.
- Спасибо. Мне и здесь неплохо, - он отвернулся и стал отрешенно перебирать пальцами мелкую гальку, время от времени швыряя ее в набегавшую волну. Так они сидели, слушая всплески падающих в воду камней, и через некоторое время Заннанта нарушила полное смысла и чувства отчужденности горькое молчание:
- Скоро это море исчезнет…
- И что?
- Ничего… Жалко просто…
- Такова жизнь, - Лонтер пожал плечами, - это неизбежный закон.
- Который природе навязали люди, не осознавая своей глупости! - решительно отреагировала девушка.
- Ну то, что море мелеет - процесс скорее обусловленный абиотическими факторами, чем антропогенными: слишком мало стало на планете дождей; через пару десятилетий все Раномо станет сплошной пустыней. А человечество отнюдь не глупо, просто ему нужны ресурсы и пространство, чтобы продолжить прогрессивно развивать экспансию во Вселенную.
- А может быть, и нет никакого прогресса? Может все это лишь ведет людей к пропасти? Мы уже успели забыть, что мы дети природы, а не технократии, что такое чистая любовь, истинная дружба, бесценность жизни. Чего только стоят эти отвратительные войны! Чего люди достигли войной? Где там прогресс?
- Знаешь, достигли, - Лонтер повернулся к Заннанте с чувством глубокого раздражения от осознания собственной беспомощности и потерянности в калейдоскопах истин и лжи, - люди теперь на войне стали умирать быстрее, благодаря более совершенным видам оружия. А раньше мучались. Теперь же многие умирают, даже не успевая осознать факт приближающейся и неминуемой гибели.
Лонтер осекся. Заннанта понурилась и пробормотала:
- Извини. Не хотела задеть тебя. Ведь вы все верите в справедливость дела, за которое убиваете друг друга. Но знай - справедливых войн не бывает. Война всегда величайшая несправедливость по отношению к человеку как к свободному существу, личности.
- Я просто уже не знаю, во что верить.
- Поверь в первую очередь в себя. И в добро.
- А оно есть?
- Есть.
- С чего взяла? Где? Ты его видела?
- А ты загляни в свою душу.
- У меня нет души.
Заннанта улыбнулась и покачала головой:
- Есть. Потому что ты мучаешься, сомневаешься, ищешь, ошибаешься и снова ищешь. А это дано только людям с душой, со светлой душой. Ты просто не видишь этого света в себе, потому что он подавлен сплошной мрачностью твоей жизни. Ты наблюдаешь жестокость мира и неосознанно проецируешь ее в свою душу, создавая тем самым внутри себя отражение объективной реальности как мира боли и страдания без надежды на лучшее, гася этот огонек света.
- Что за свет?
- Этот свет - истина. Исходное добро, зерно свободы духа и сансары - неистребимости человеческой души. Часть космической энергии, запечатленной в нас, данной нам для воплощения мечты.
- Какой?
- Об идеальном мироустройстве.
- Это все утопия. Я не вижу в себе никакого света.
- Ты просто не даешь ему проявиться. Откройся миру, полюби его, прими добро как существующий факт.
- Чтобы мне потом нож в спину воткнули?
- Не сгущай краски. Ты видишь вокруг только враждебность и постоянно ищешь подвох.
- А что значит твоя татуировка? - ни с того ни с сего спросил Лонтер, коснувшись ее плеча.
- А это тут при чем?
- Просто интересно.
- Это Солнце. Оно олицетворяет радость и тепло, даримое людям. Я имею в виду душевное тепло, которое дает Солнце отчаявшимся людям, вселяя своими теплыми и ласковыми лучами силу и надежду в их сердца. Солнце на моем плече означает, что для меня высшей целью является совершение добра и помощь нуждающимся в ней.
- Оригинальная интерпретация символики старой звезды прародины человечества.
- Все люди - дети Солнца, не только в плане происхождения, но и в том, что каждый несет в себе его лучик. Другой вопрос, согреет ли он когда-нибудь кого-нибудь в тяжелый час. Хоть всем на свете помочь нельзя, но кого-то можно спасти и уберечь.
Снова воцарилось продолжительное молчание. Потом Заннанта встала и протянула Лонтеру руку.
- Идем к нам. Там весело и тепло.
Наемник глядел на ее раскрытую протянутую ладонь, и вдруг в глубине мироощущений что-то надломилось, поменялось, и он почувствовал какую-то мимолетную радость. Может быть, душа?
- Не стоит шарахаться от помощи, - сказала Заннанта.
И Лонтер взял ее за руку.

Теплые, мелькающие искры костра поднимались, кружась по спирали, в ночную высь. Весело трещали красные языки огня, отбрасывая рыжеватые фантасмогоричные тени на фигуры собравшихся рядом людей. Серж играл на гитаре, девушки босяком танцевали в колеблющемся свете костра, по рукам ходили бутылки с вином и ромом. Звонкие, веселые голоса разливались по побережью, постепенно растворяясь в туманной дымке предутреннего влажного воздуха. Одна девушка, по имени Сара, рассказывала легенду о возникновении звезды Регос в системе Ауракс:
- … на этой планете, - а звалась она в те времена Эридой, - жили далекие потомки первых поселенцев начального рывка человеческой экспансии. Тогда о первых колониях частенько забывали, пропадала связь с ними, и они терялись в сонме звезд за миллионы световых лет от прародины. Однажды на планету прибыла экспедиция, исследовавшая месторождения полезных ископаемых на незаселенных, как казалось, планетоидах. Но люди там жили. Не было никаких признаков их существования на планете: ни коммуникаций, ни сигналов, ни строений. А они жили под землей небольшим, замкнутым анклавом. Вести подземный образ жизни их вынудили крайне суровые климатические условия: постоянные ураганы, смерчи, землетрясения, извержения, резкие перепады температур. Но, как оказалось, загнанные глубоко под кору планеты, люди смогли приспособиться и к такому образу жизни. Они прекрасно видели в темноте, адаптировались к постоянному холоду и высокой влажности, привыкли ориентироваться без проблем в сложных системах катакомб. И никогда не выходили на поверхность. В отрыве от цивилизации, поставленные в условия выживания, они быстро деградировали в научно-техническом плане и оказались отброшены по своему развитию на много веков назад Но они не утратили знаний о космосе и мечту о светлом рае на поверхности, о свободе от гнетущих, обмерзлых каменных стен узких подземных тоннелей, мечту вырваться из лап могильного мрака.
Так вот, в этой экспедиции была девочка - дочка одного ученого. Девочку звали Дэни. Она-то и обнаружила людей на Эриде, спустившись в одну из открытых пещер, подгоняемая неуемным детским любопытством. Дэни познакомилась с мальчиком по имени Регос и рассказала ему про мир наверху, про леса, про реки и поля, про города, небо и космос. Но больше всего мальчика захватило описание рассвета, которого он, естественно, ни разу в жизни не видел. Они сдружились. Экспедиция теперь стала заниматься тем, что оказывала людям подземелий всю возможную гуманитарную помощь. Дэни и Регос часто виделись в катакомбах, и девочка рассказывала о многообразии и красочности картин мира. На поверхность никто из обитателей пещер не поднимался.
И вот случилось несчастье. Звезда, вокруг которой обращалась Эрида, грозила взорваться в ближайшее время, завершив свою жизнь адским взрывом сверхновой. Людей было решено эвакуировать. Ночью их вывели из пещер и привели на корабли. Только Регос не хотел улетать. Он хотел увидеть рассвет. Как ни уговаривала его Дэни, как ни обещала показать ему тысячу рассветов на других планетах, он отказывался. Он хотел увидеть рассвет именно на своей родной планете. Он сказал Дэни, что она - самое лучшее и радостное явление в его жизни, и ушел обратно в катакомбы. Экспедиция с эвакуированными колонистами улетела. Он остался совсем один на планете.
Через некоторое время он вышел на поверхность поздней ночью и сел в ожидании на землю. Он ждал. Ждал рассвета. И это оказался первый и единственный рассвет в его жизни. Гибельный рассвет.
Сначала ночная мгла стала постепенно проясняться, ее пронизала тонкая паутинка ласковых утренних лучей. Становилось все светлее, тьма истончилась окончательно, и желто-рыжие яркие лучи хлынули теплым потоком по поверхности планеты. Регос был поражен красотой рассвета. Он был счастлив. Он стоял и заворожено смотрел на восходящее прекрасное светило. И он не заметил, как оно резко вспыхнуло вдруг белым сиянием, окуталось багровым свечением, и испепеляющий адский жар ударил упругими волнами раскаленного воздуха по Эриде. Атмосфера испарялась, планета горячела все сильнее и сильнее, и все усиливался и возрастал слепящий блеск агонизирующей звезды. Он не боялся. Он узнал, что такое счастье, он испытал радость и увидел рассвет, и теперь умирал с чувством того, что нашел себя, открыв неизвестное ранее. Последней его мыслью была: "И все-таки красивое было небо, Дэни…".
Планета сгорела, глубинные ее структуры расплавились; позже газ сублимировался, и бывшая планета превратилась в звезду. На месте взорвавшегося светила Эриды образовалась существующая и ныне, всем хорошо известная, черная дыра в районе связки Хлоя-IV - Креа. Одна из планет системы - Гриана - по легенде носит фамилию Дэни, - той, что пробудила в человеке жажду жить полнотой ощущений, жажду поиска истины и устремления к познанию. Ну а новую звезду назвали в честь Регоса.
- А почему так? - спросил кто-то из ребят.
- Потому что у него была искренняя, чистая и ищущая душа, которая была долго заперта в темных тоннелях безрадостной жизни, без надежды на просвет. Но эта душа расцвела в самый момент гибели и вспыхнула ярче взорвавшейся звезды.
- Объясни поподробнее суть легенды, - попросил Крис.
- Хорошо, - Сара кивнула, - Если коротко - человек видит красоту и ценность жизни только на пороге смерти. Открывая в себе свет, он становится счастлив. Тогда смерть не страшна. Конец есть начало нового. И мечта близка - стоит только выйти из тьмы своих печалей и лабиринтов страха. Вселенная бесконечна, и мы не можем ощущать даже самой ничтожной доли ее проявлений в своей суетной жизни, словно блуждаем в потемках однонаправленного научно-технического прогресса, даже и не догадываясь, что истину можно познавать и по-другому - сквозь скорбь и боль, любовь и дружбу, гармонию или безумие духа. Вот, - Сара улыбнулась и подкинула в костер охапку сухих веток, которые тут же вспыхнули и затрещали, поглощаемые высокими пляшущими языками пламени.
- Красивая легенда. Есть над чем подумать, - сказал Серж, - А вот я хочу спеть вам одну песню, - он почему-то глянул на Лонтера, подсел поближе к костру, взял в руки гитару, пробежал пальцами по струнам, извлекая тонкие, грустные звуки мелодии, и запел:
Когда закончилось все,
Мы осознали, что остались ни с чем.
Генералы делили победу за нашим плечом,
Мы стояли на коленях в храме среди тысяч свечей,
Благодарили небо за право пожить еще…
Корабли уходили без нас,
Нас не брали на борт,
А в газетах писали,
Что каждый уцелевший - герой.
Нашим домом, похоже, надолго становился порт,
И рада нам была только та, что звалась сестрой.

Это конец войны.
Несколько лет в аду.
Только дождись меня -
Я по воде приду.
Так велика земля:
Где-то цветут сады,
Мне бы дойти туда,
Мне бы глоток воды.

Неотправленные письма,
Как испуганные птицы в силках,
Ломали крылья,
Пропадая в почерневших лесах.
Старуха выносила мертвых на костлявых руках,
Живые теряли разум, заглянув ей в глаза.
Мы стояли по горло в трясине,
Улыбаясь весне,
Мы глохли от взрывов,
Мы видели вещие сны.
Мы сжигали деревни,
И плавилось солнце в огне,
Мы знали слишком много такого,
Чего знать не должны.
Мы обязаны выжить, просто потому что нас ждут.
И вдруг все затихло.
Мы не знали, что конец войны…
Не знали, что конец войны…
Нас оставили там,
Обрекая на самосуд,
Мы сделали все как нужно,
И теперь не нужны…

Это конец войны.
Несколько лет в аду.
Только дождись меня -
Я по воде приду.
Так велика земля:
Где-то цветут сады,
Мне бы дойти туда,
Мне бы глоток воды.

Река нас вывела в город вдоль горных цепей;
День за днем оживали кварталы, вставала заря;
Мальчишки гоняли по крышам ручных голубей,
И, глядя на них, мы понимали, что не все было зря.
Но мы отравлены дурью,
Мы чужие на этом пиру.
Эти марши, оркестры, фейерверки помпезных ракет,
Эти флаги с гербами, реющие на ветру -
Это наша страна, которой до нас дела нет.

Это конец войны.
Несколько лет в аду.
Только дождись меня -
Я по воде приду.
Я по воде…

Лонтер лежал на земле и глядел на тускневшие точки звезд в глубоком небе, пропадающие в первых проблесках медленно, но неумолимо, ненавязчиво наступавшего рассвета, и плакал. Впервые за много лет. Сегодня он осознал и пропустил через себя очень многое.
Потерял и обрел.