9. У него странная фамилия

9. У НЕГО СТРАННАЯ ФАМИЛИЯ

- Нет, теперь моя очередь приглашать, - и она объяснила, как найти ту кафешку при универмаге.
Он пришел раньше. Лестница к входу. Поднялся, нашел. Оглядел стены, столики. Ему хотелось увидеть это место и подумать про него. «Вот то место, в котором они через несколько минут встретятся. Она здесь появится через несколько минут…»
И еще он хотел перехитрить. Знание наперед придавало спокойствия и силы. Когда надо будет оглядывать обстановку, он притворится, что ушел осматривать, а сам останется около нее, и все вокруг будет уже «за него».
…Вышел, стоял внизу под лестницей, у входа в «Автозапчасти», смотрел в просвет кустов на противоположную сторону дороги. Ждал. Знал, - придет! Счастье.
План влюбиться сбывался более чем успешно. Наблюдатель превращался в участника и очень скоро потерял из виду и дверь входа, и чувство направления.
Все время Вася думал только о Ней. «Дай мне свою руку, доверься, я проведу тебя», - вот так обращался он мысленно к Ней, расхаживая по узкому коридору телестудии взад-вперед. Надолго уходил в одинокое кресло у лифта, курить. Несколько раз его теряли, - обычно сидит на диване в эфирной, а тут вдруг исчез. Гремело по коридору ненавистное «Вася!», он поднимался не сразу, появлялся из-за угла, медленно шел по коридору, против света, - никто не видел в этот миг его каменного лица. Брал штатив и вместе со всеми куда-то ехал, не замечая перемены мест…
По возвращении механически ставил аккумуляторы на разрядку и, снова удаляясь, погружался в прерванные мысли. …Проведу тебя. Только дай руку, доверься, и все будет хорошо, - твердил он, уже не понимая слов и болея только одним желанием быть в центре мира – где она, рядом, бесконечно! Она молчала и руку, там, в Васиных мыслях, не давала.
Пришла.
Он стоял у прилавка кафе за кофе в двойных пластиковых стаканчиках и чувствовал ее скользящий взгляд. Сахар быстрорастворимый, вместо ложек две пластмассовые лопатки. Домашняя недомытая чайная ложка со следами губ в седловине, сейчас там, у нее дома, в раковине – роскошь, интимная деталь.
- Расскажи что-нибудь.
- Весь день на ногах. А вообще, твоя очередь рассказывать.
Она сцепила кистями локти, облокотилась на стол, слегка откинула назад голову.
- Его зовут Витя. Работает в нашем досуговом центре. Там и познакомились. Наташка, подруга, пригласила как-то на новогодний бал. Она там всех знает, был лишний билетик. Пришли, и он там был в общей компании. Наташка говорит, мол, ну вот, ищи себе кавалера. А я такая, - а мне и без него хорошо! Тогда он подходит. Можно, говорит, я буду вашим кавалером? Ну, будьте… В разводе, квартиру оставил жене и дочери, живет в общежитии профтехникума, от центра выхлопотали. Встречаемся. Но сейчас как-то грустно стало, все больше молчим.
Василий не перебивал, медленно, понятливо покачивал головой. Мол, врач, говорите все, вам станет легче. Значит, молчите? А какое это молчание? Ага, понимаю, пустое, равнодушное.
О себе ничего не наврал. Крепконогая, в короткой джинсовой юбке Ритуля, с которой два или три раза встретились год назад, и больше он ее не видел, не в счет.
Она пускалась тоже блуждать взглядом по столикам, но непременно через некоторое время снова глядела на Василия взглядом блестящим, одновременно всяким. Вертела в руках стаканчик и умело пила так, что в нем почти не убавлялось. В нескладных, пугливых паузах Вася щелкал своим, пустым.
- Ну, вот вы встречались, что делали?
- Приходила к нему на работу. Или вот здесь. Он у входа покупал газету. «Аргументы и факты». Читал.
Это было невыполнимо.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
- Провожу?
- Нет-нет, мне туда, - и она указала рукой куда-то совсем в чужие для себя края.
Пошли по выложенной бетонными плитами дорожке. Вася понял, не он ее провожает. Один раз испугано дернулась навстречу какой-то фигуре, едва его не отпихнув. Если бы это был «он», Василию следовало бы пройти мимо, как просто прохожему. Не оглядываясь исчезнуть и больше не звонить. Но она ошиблась.
- Сюда.
Свернули в синюю прогалину между домами.
- Постоим? - сместились к чужому подъезду и лавкам выкурить возле очередную сигарету. Наблюдали за угольками.
- Как быстро кончается сигарета...
- Угу.
- А как его фамилия?
- У него ужасная фамилия. Располопов.
- Да уж.
Она как-то зазывно поглядела снизу вверх, потом стала пятиться, молча дразня и извиняясь. Свернувшись особо естественным образом сама в себя, исчезла. Вася обнаружил, что идет домой, думает о ее тонких девчоночьих пальцах с маленькими, узкими ноготками, об острых лучиках темных гладких, сферических льдинок вместо глаз.


Светлая куртка, накинутый капюшон.
- Пришлось взять у Лариски снизу. Чтоб не узнал.
Финта с курткой он не понял. Трогательно, но… как-то лишне.
- Что-нибудь спросил?
- А его не было. Я подождала. Пришел поздно. Оба загуляли.
Она с улыбочкой хмыкнула.
И опять, показалось, что она что-то недоговаривает или он что-то не дослушивает.
В этот раз они выпили. Ей он взял вишневой наливки, себе водки, разломали шоколадку. Сидели, как в мыльнице, в отделанном белым пластиком, примеченном Василием бистро. Накануне зашел осмотреть. Слева прилавок и традиционный ассортимент, справа пустой зал, в углу компания – и сразу вышел. Годится!
- Хочу пригласить тебя к себе.
Она округлила глаза, но возразить не успела.
- Приглашаю в гости, посмотреть, просто так, ничего не будет… - градусы легко ударили в голову, но он уже жалел, что выпил. Нужные слова заранее не искал, их не было. Зато вместо них лезли глупые, - ничего не будет…
Она пропускала объяснения, сжаливалась. Согласилась.
- Я не боюсь.
Для порядка посидели еще. Открытое место, - напрямки через дорогу, до ближайших домов - преодолевали короткими перебежками. Вася подхохатывал, она, кажется, тоже. И все тянула, тянула его серым пятном куртки во впереди качающийся двор.
До дома долетели вмиг. Он только увидел, как она прячется за выступ на лестничной клетке, когда сверху кто-то спускался. Много позже сам примерялся за ним. Видно или нет? Было видно.
В прихожую ввалились с облегчением.
Попалась!
Вася жил в однокомнатной квартирке бывшего заводского дома молодых специалистов. Очень давно, еще в свою недолгую и случайную бытность на заводе фрезеровщиком, он, живя в общежитии традиционном, коридорном, написал, как делали все, заявление на жилье и тут же про него забыл. А потом завод стал разваливаться, и часть его жилого фонда перешла городу. Перешел к городу и дом молодых специалистов и превратился просто в дом. И вот спустя время, за которое заводские тропинки, по которым он когда-то в одиночестве гулял после обеда, уже превратились в миф, приходит бумажка с просьбой явиться туда-то и туда с целью получения ордера на квартиру в этот самый дом. Оказывается, он все это время стоял и в городской очереди, и бумаги, едва ли не сами собой, прошли необходимые инстанции. Чем не удача! Он вообще считал себя удачливым парнем, неведомые ему силы, векторы и градиенты всегда подталкивали его в нужную сторону. И это он еще не видел некоего городского постановления, в котором его имя и фамилия были пропечатаны супротив номеров дома и квартиры того самого дома молодых специалистов, - пропечатаны ухоженной ангелоподобной секретарской рукой и заверены круглой печатью. Если бы увидел, непременно утвердился бы в своем подозрении, что все наши имена давно прописаны в сокровенной книге.
Попалась.
Но ничего коварного в Васином чувстве не было. Он просто знал, - стоит ей только оказаться здесь, в этой так удачливо, словно само собой полученной квартире, ему даже ничего такого особенно говорить и делать не придется - она сама останется.
Чай? Конечно, чай! - А есть кофе? - Кофе он не пил, но и кофе неожиданно нашелся. - Ты здесь спишь? - Да. А знаешь, какая моя самая любима картинка? Попробуй угадать… - Вот эта? – показала на самую дальнюю, видимо, потому, что самая дальняя. - Нет. Вот эта. Только смотреть надо немного вбок и увидишь, услышишь звук. - Можно курить? - Пошли на кухню. Какая она грустная, одинокая, на краешке стула. - А где туалет? - Сюда. - Что ты делаешь? - Пытаюсь завести музыку. - Можно позвонить? - Конечно. - Мама, не звонил? Угу, ладно, я здесь, скоро приду. Пойдем еще покурим!.. – Пойдем. – Молчание, остатки чая. – Надо идти. – Идем.
Шли пешком, округой. Начался редкий дождь.
После долгого пути и сигарет алкоголь выходил с головокружением и горечью во рту.
- Где твой дом?
- Вон там.
- Мы не близко подошли?
- Не знаю. Нет.
- Как говоришь его фамилия?
- Располопов.
- Да уж…
- Уже поздно, как ты дойдешь?
- Дойду. Сейчас выйду на шоссе и включу пятую скорость. Позвони мне минут через двадцать…
Через сорок долгих минут трогательно-родной звонок.
- Алло.
- Ага, пришел. Звонил?
- Звонил и приходил. Ждал, обиделся, сказал «она знает, как меня найти» и ушел.
- Ну и что ты теперь?
- Да-а, ничего!..
- Ну все, спокойной ночи.
- Спокойной ночи.


Его жизнь сузилась до нескольких коротких, надсадных желаний. Позвонить, застать, уговорить. Если удавалось, и назначался день встречи, «сегодня», «завтра», «через два дня», - слова-наркотики, - он забывался, затихал…
Встречи тоже были короткими, сумбурными. Но были еще наперечет, штучными.
Во время одной она замерзла.
- В следующий раз надо утеплиться, - пожурил Василий.
- Угу, у меня есть такая шапочка…
Это означало, что следующий раз настанет, несмотря погоду.
Однажды купил газету и важно, с грустным юмором читал за столиком кафе, демонстративно не обращая на нее внимания. Она смеялась и сквозь смех умоляюще просила «не надо».
Один раз почти приказал: «Всё, идем в кино». Они сорвались, молча ехали до кинотеатра, сидели в пустом, холодном зале. Пошли начальные титры, и неожиданно зазвучал пронзительный, задыхающийся голос Бет Гиббонс. Он тоже чуть не задохнулся.
- Что с тобой?
- Музыка хорошая. Я даже до руки твоей ни разу не дотронулся.
Рука оказалась сухой, старушечьей. Видимо, глина сушит кожу.
Сюжет не зажег. Как-то не до него было. Они вышли и гуляли по пустым, кривым и крутым улицам под обрывом Александровской. «Все равно ты будешь моей», - патетично, без юмора трубил он, она смотрела на него молча и готова была вот-вот что-то сказать.
Забытье лежало рядом. Но под чьими знающими словами и жестами? Он был в очумелом гоне от одной глухой встречи к другой. Она… Единственное, что она сделала пугливо однажды – большим пальцем попыталась разгладить две вертикальные морщины на его переносице. Ее рядом с ним колотило.
И вдруг однажды она пропала. Совсем!
А тут еще весна, со всеми ее бесцеремонными запахами пошла.
Он звонил. К телефону неизменно подходила мама. Нет, она еще не приходила… Да она была, но уже ушла и будет теперь, вероятно, только завтра. У Василия все эти перелеты и недолеты вызывали сомнение.
И он пошел по направлению к ее дому.
Если это уловка, и ее не подпускают к телефону, он выяснит это и освободит. Если ее действительно нет дома, он сядет где-нибудь там неподалеку и будет ждать довольно продолжительное время пока не дождется.
Лепило арктическое солнце. Под ногами хрустела икра вконец тающего снега. В воздухе высились и дрожали миражи пяти и восьмиэтажек.
Как искать? Зайти в подъезд, позвонить и спросить где живут Кузнецовы? Да.
Кузнецовы, Кузнецовы… На втором этаже в десятой квартире, кажется, живут какие-то Кузнецовы. Никто не открыл.
Бабуля у подъезда – не знает.
Спустя время, не удивляя своей очевидностью, пришла уверенность, что спрашивать надо по девичьей фамилии.
И правда, Поляковы жили на третьем этаже в пятом подъезде. Он спокойно позвонил в дверь. Сейчас эта боль, наконец, должна была пройти.
Открыла маленькая, настороженная женщина в халате.
- А Саши нет и когда она будет я не знаю.
- Она, там, в общежитии?
Заминка, во время которой Василия оглядели.
- Может и в общежитии. Она здесь почти не бывает.
Вася мотнул подбородком мимо фигуры:
- А может она все-таки дома?
- Вы мне не верите? Можете сами зайти посмотреть!.. - женщина нервно тронула дверь и даже отступила назад, словно приглашая войти.
- Нет-нет, извините… До свидания.
Первое, - темный коридор, дальняя, освещенная, видимо, светом из кухни, стена. Не запомнил лица, только круглые очертания теткообразной фигуры. Второе, - она знала кто он, и он ей не нравился. Третье, - сделикатничал, впрочем, все равно не впустила бы. А комнату посмотреть было бы интересно…
Итак, ждать.
Во дворе, в тени под стеной девятиэтажки было стыло.
Да, и четвертое, - определенно ее дома не было. Василий этому поверил, потому что иначе приглашать его осмотреть пустую комнату, запихнув при этом ее хозяйку во встроенный шкаф, было бы совсем уж роковым коварством. При каждом звонке всякий раз забираться в шкаф… Сумасшествие, фарс. Хотя, некоторые такие нервные тетеньки могут быть поразительно хитры.
Ничего подобного в больной Васиной голове пораздельно, конечно, не было. Были спецэффекты, одна мысль хитровато превращалась в другую. Боль не прошла, только на время притупилась. Мы бы сказали, что теперь ее полностью убрать не удастся никогда. Как никогда не возможно до конца проверить теорию заговоров.
Пока внутри что-то такое еще формально дособиралось, пока подтягивалось к желанию осуществление, осознавалось и наскучивало, - пока еще действовала короткая местная анестезия, Василий сидел во дворе. Вот ее подъезд, вот ее окна, в которых то и дело появляется женская фигура и переставляет что-то на подоконнике, вот резкая граница света и тени - угол дома, из-за которого она должна была появиться. Это было время блаженного передыха. Когда оно закончилось, он, ни на секунду не теряя из вида контрольного отрезка дороги, пошел на противоположную, освещенную сторону дома. Встал в березках, посчитал окна. Выпадал балкон…
Оставим же Василия в этом месте. Тонкие березы пронизывались солнечным светом и стояли в кинематографической дымке. Волшебно быстро распустившиеся листочки и вылезшая молодая трава придавали этому месту тихо-радостный, нереальный вид. Шумы города доносились откуда-то из очень-очень далекого извне. Серо-синие громады домов отпятились и стояли в отдалении, а там, где дымка была особенно плотной, и вовсе пропали. Резко выделялся лишь контрольный зигзаг внутриквартальной дороги с кустами, тремя подъездами соседнего дома, редкими пенсионерками, идущими по своим делам и живущими своей, враждебной для него жизнью. Равнодушный, пустой, чужой, наглый, - микрорайон не желал ни в чем сейчас, да и всегда, помогать. Выбирайся сам!
Оставим его, потому что он, прождав до вечера, так ничего и не дождался. Александре, которая провела в общежитии весь этот, предыдущий и готовившейся провести там многие последующий дни, лишь пару раз, вынужденно вышедшей в магазин за продуктами, Вася, может и вспомнился, но всякий раз ей вспоминался и тот странный, волнующий и не очень приятный озноб, и она сразу старалась его чем-то заместить, даже и просто серой пустотой этого, словно в бетонном бункере, вынужденного существования в комнате общежития. Вечером, правда, один раз кольнуло справа в груди и непонятно вильнуло настроение. На мгновение стало очень-очень грустно, но как-то безлично-грустно, и скоро прошло.
Василий позвонил на следующий день, готовый снова услышать мамин голос. Но неожиданно заговорила Александра, словно была ближе, чем уверялось накануне. Может и в самом деле сидела в пыльном шкафу, вышла поесть, пописать, подышать и опрометчиво взяла трубку?..
- Нам надо встретиться и поговорить.
- Да.
Ну и всё. Он поспешил положить трубку. Теперь всё будет нормально. По тому, как она, согласилась, - встревожено, определенно и искренне – он понял, никакого заговора не было.