Тема с вариациями

 Джж: тяжелая металлическая дверь захлопнулась за спиной. Темно-серые стены, пол, потолок, тусклый свет из зарешеченного окошка где-то высоко и конусом – от настольной лампы. Стол. Жесткий стул посередине. Темная фигура.
- Шишкина Елена Анатольевна?
- Да.
Молчание. Фигура выходит из темноты.
- Вы меня не узнаете?
Медленное проявление в памяти, как фотографическое изображение из ванночки в темной комнате во времена моего детства.
- Узнаю. Здравствуй, Дима.
- Здравствуйте. Ну, вот мы и встретились. Удивлены?
- Нет. Я знала, что мы встретимся. Это вполне закономерно. Я предполагала что-то в этом роде.
- Что ж, вы никогда не были дурой. Признаю.
- Спасибо.
- Не усмехайтесь. Ничего смешного в этой ситуации, увы, нет.
- Догадываюсь. Ты не беспокойся, истерики со мной не случится. Давай к делу. Приступим.
- Так сразу? Неужели ничего не хотите спросить? Почему я? Почему здесь?
- А смысл? Мне и так все ясно. Давай начнем побыстрее. И закончим.
- Елена Анатольевна, Вы неподражаемы. Даже здесь пытаетесь контролировать положение.
- Дима… К чему это предисловие?
- Хм, хорошо. Что ж… Вы знаете, почему Вы здесь?
- Дима, я знаю, почему я здесь. Я знаю, что от меня надо. Я готова все подписать. Все, что хотите.
Внимательный взгляд из-под конуса света.
- Так сразу?
- Да.
- Ведь это смертный приговор.
- А что, будет иначе?
Молчание.
- Вы так усмехаетесь… Вы презираете меня? Презираете партию? Презираете Россию? Вам хотелось бы, чтобы враги уничтожили нашу Родину! Вы ненавидите нашу Родину! Настолько, чтобы вступить в заговор с ее врагами! Предать! Растоптать!
- Дима, не старайтесь…
- Гражданин следователь! Называйте меня, как положено!
Замах руки.
- Не надо, гражданин следователь, не бейте меня! Это лишнее, я боюсь боли. Я же сказала, что подпишу все. Все, понимаете?
- Извините.
Молчание. Садится обратно.
- Извините, Елена Анатольевна. Издержки профессии.
- Ничего. Так… Почему здесь? Ты же… Вы же хотели строить самолеты…
- Здесь я оказался нужнее. Здесь сейчас передний край борьбы…
 Сизоватый дымок сигареты. Молчание.
- Понятно. Край так край. Я не скажу «Жаль, из Вас получился бы отличный авиаконструктор. Вы талантливы». У каждого своя судьба, в конце концов.
Сизоватый дымок.
- А Вас не беспокоит Ваша судьба?
- Нет, у меня нет судьбы. И никогда не было. Вам это известно. Я об этом говорила тогда, двадцать лет назад, когда Вы были моим учеником.
- Я помню. Вы говорили, что хотите жить для себя, что Вас интересует лишь Ваша жизнь, благополучие, а до других Вам дела нет.
- А Вы говорили, что не цените свою жизнь. И хотите жить для других, для блага своей родины. Знаете, я скажу, и Вы можете это записать. Родину я любила лишь в далеком детстве. Тогда еще советскую родину… Вы ее не помните. Я помню… Я любила ее потому, что в Америке угнетают негров, швыряют в пыль маленького негритянского мальчика с его скудным портфельчиком. Только за то, что он захотел учиться в одной школе с белыми детьми… Я плакала…
- И это правда!
- Правда… А потом… Были забастовки шахтеров, ежевечерняя передача «Прожектор перестройки», улыбающийся Горбачев, глухой народный гнев, многотысячные митинги…
_ Обман! Ну как же Вы-то, вы-то не понимаете! Эти так называемые демократы, купленные Америкой, дурили народ, чтобы захватить народное достояние и нажиться за его счет!
- Мне было столько лет, сколько Вам в тот момент, когда я начала вести у вас историю… Я случайно наткнулась на одну книгу среди множества книг в нашем доме. Я стала ее читать. Я испытала ужас… Ужас бессилия перед системой, перед страшным черным… Даже не знаю, как назвать… Страшное черное ничто… Я потеряла сон. Вернее…
- Что это была за книга?
- А? «Архипелаг ГУЛАГ». Почему-то только первый том. Там, где про аресты. Так вот. Я увидела сон про арест, про черную машину, увозящую в неизвестность… Про следователя…
Напряжение за конусом света.
- И начала писать. Написала что-то бессвязное, неоконченное. Про будущее, про чей-то арест. А дальше должно было быть про разветвленную организацию, борющуюся с безжалостной властью. Там многое должно было быть. И любовь. И победа. И заключительная сцена: главные герои на крыше. Свежий ветер. Wind of change. Тогда эта песня вселяла надежду. Вообще это было время надежд. Жаль, что Вы родились на несколько лет позже.
Молчание. Сизоватый дымок.
- А потом был девяносто первый год. И девяносто второй. И я жалела, что все позади. Что мне не придется побороться за свободу. А если не бороться, то зачем жить? Вот такая я была дура.
Молчание.
- Я узнала этого человека, которого выносили из кабинета передо мной. Выносить окровавленного человека – хороший трюк!
-Перестаньте…
- Простите. Не буду. Так вот, это тот самый парень, то есть, тогда он был парень… Я училась с ним в одном классе. Он был русским патриотом, восхищался газетой «Завтра», даже бегал на переменах ко мне домой, чтобы засунуть ее в мой почтовый ящик. У нас с ним были политические споры. Похлеще, чем с тобой. О Сталине, о демократии, о русском пути. Он тоже говорил о русском пути и Боге… Как и ты… Я его ненавидела временами. За что он здесь?
Молчание.
- Хорошо, не говори. Неважно это теперь. Я и это знала, знала, что он закончит тем же, чем и я. Он дурак. Он верил в систему. А она его сожрет. Мне легче. Я хотя бы в нее не верю…

***

А может быть, это будет иначе.
Маленькое кафе в центре Парижа. Автомобили. Рекламные огни и подсветка. Музыка. Нежный апрельский воздух.
- Мадам, разрешите?
- Да, пожалуйста, - что за странная невежливость: вокруг есть свободные места.
- Вы меня не узнаете? – переходит на русский.
Медленное проявление в памяти, как фотографическое изображение во времена детства.
- Боже мой, Дима, откуда ты здесь?
- По делам. Здравствуйте. Странная встреча, не правда ли?
- Да уж, где-где, а тут… Никак не предполагала, что мы встретимся вот так…
- Приятно, что я могу еще кого-то удивлять.
- Да расскажи же. Почему ты здесь? По каким-таким делам? Ты ведь… Я помню, ты собирался поступать на авиаконструктора. И как? По делам фирмы?
- Нет. По другим делам.
Перерыв. Чашка кофе на столе. Сизый дымок сигареты.
- Ну, как дела? Где ты? Что?
- Все в порядке.
Молчание. Серый костюм. Внезапная догадка.
- Ты… Ты ведь не за мной приехал?
- Нет. Вы нас не интересуете.
Усмешка. Сизоватый дымок.
- Это случайная встреча. Не мог отказать себе в удовольствии.
Пауза.
- Мда… Дела… Что тут говорить…
- Мда…
Молчание. Сизоватый дымок. Горький кофе. Нежный апрельский воздух.
- Почему все-таки? Ты ведь мог бы быть выдающимся авиаконструктором. Ты же талантлив!
- Я знаю. Талант должен служить людям.
- Ты служишь людям?
- Я служу Родине. Моя жизнь принадлежит ей. За счастье моей Родины я могу отдать все. Знаете, каждый раз, когда я уезжаю из России, я чувствую биение моего сердца. Как будто оно постоянно напоминает мне, что я русский, и где бы я ни был, я несу в себе бьющуюся частичку моей страны. Я поднимаю голову, вижу небо, звезды, небоскребы и чувствую, что где-то там, далеко, моя земля, мои соотечественники, я один из них, один из многих, я живу ради них и готов погибнуть ради них! Вам этого не понять…
- Ошибаешься, я это очень хорошо понимаю. Я тоже это чувствовала. Давно. Почти в детстве. Я поднимала голову и плакала от счастья, что живу в самой лучшей в мире стране – в советской стране! Ты ее уже не застал. Увы...
- И что произошло потом?
- А потом… А потом я узнала, что жизнь немного сложнее. И что не все люди хорошие. И что страна – это понятие абстрактное. И что это абстрактное понятие вполне способно калечить и убивать собственных граждан. И я поняла, что такое свобода.
- И что же это?
Усмешка. Сизоватый дымок.
- Я не смогу тебе этого объяснить. Мне почти пятьдесят лет, и я не смогу тебе этого объяснить. Так же, как и двадцать лет назад, когда вела у тебя историю. Я могу только ощущать. И я дышу сейчас здесь вот этим воздухом, и смотрю на этих людей, и я свободна. А там… Там свободы нет. Почему, я не знаю. Но - нет. А я выросла в свободе. У нас с тобой было разное детство. У меня – забастовки шахтеров, улыбающийся Горбачев, Собчак на трибуне первого Съезда народных депутатов в прямом эфире… Духовные ценности… У нас не было других… Пустые магазины, талоны на макароны, бесконечные политические программы по телевизору… Квинтэссенция свободы…
- Да ладно, Елена Анатольевна, а кучка авантюристов в это время разваливала и разворовывала страну.
- Может, и разворовывала. Мне не это было важно…
 - Конечно! Вам было наплевать на то, что они делали с великой державой! Я помню, Вы говорили, что хотели бы уехать куда-нибудь. Ну и как? Как Вам тут теперь живется? Неужели никакой тоски по Родине?
- У меня нет Родины. У меня есть ощущение свободы. Родина, страна, дом, жертвенность – все это придумано людьми. И как часто все это убивает людей! Я не хочу, чтобы во имя абстракции убивали людей!
- Родина – абстракция?!
- Дима, Родина – абстракция. Наша с тобой Родина ни за что ни про что уничтожала живых людей, из плоти, крови, людей с этими самыми маленькими бьющимися сердцами. Для чего? Для продолжения своего существования. Я знаю, ты с этим согласен. А я – нет…
- Я Вас ненавижу!
- Знаю. А я тебя – нет. Я знаю, что права. И ты однажды в это убедишься. Месяц назад на этой улице машиной сбило одного бродягу. Он был очень пьян. Нелепая случайность. Он был из наших, из русских. Я его хорошо знала. Мы учились вместе. Он был русским патриотом. Горячо защищал Сталина, как-то связывал его с Богом, с русской идеей. Его выслали из России. Его русская идея не совпадала с генеральной линией партии. Он спился тут. Он верил в систему, а она его вышвырнула. Мне легче. Я не верю ни в какие системы.
Нежный апрельский воздух. Огни. Небо.