Мертвая Зона

Мертвая Зона
Оборванный провод мотался из стороны в сторону, задевая расколотые булыжники, и, когда его разлохмаченный конец чиркал по камню, в стороны рассыпались голубоватые, искрящиеся росчерки.
Я стояла и смотрела на них с высокого отвесного обрыва, и они слепили глаза - настолько мрачно было вокруг. Под откосом, на илистом, ненадежном грунте стоял многоэтажный блочный дом, отбрасывавший зыбкую тень на расплескавшееся за ним озеро. В этой воде невозможно было увидеть отражений - такой она была мутной; на поверхности, затянутой пенистой пленкой гнили, покачивались огрызки пенопласта и деревянные щепки.
Вокруг меня простиралось пространство Мертвой Зоны… История не сохранила упоминания о том, какой катаклизм обрушился на этот город, но немые свидетельства страшного бедствия обнаруживали себя в избытке, угнетая разум и подавляя чувства.
Аритмичный перестук, скрип стонущих на промозглом ветру тонких листов металла, шелест пожелтевших обрывков газетной бумаги, целлофана и шорох вездесущих крыс, прогрызших себе ходы через проложенные под разбитым асфальтом трубопроводные системы.
Те дома, что уцелели, были лишены оконных стекол, будто их вышибло тугой ударной волной, стены и балконы были покрыты грязными разводами и сетью трещин, расширявшихся с каждой новой зимой. По правую руку не сохранилось ни одного здания, - вдаль уходили завалы, руины и изредка, выдающиеся на пару десятков метров, ущербные остовы выгоревшего до тла промышленного комплекса.
Я пошла вперед, обходя места, где, обвалившееся вглубь скрытых под землей полостей, асфальтовое полотно обнажало разрушавшиеся артерии тепло- и энерго-трасс. Единственный проход в город был проложен сталкерами вдоль кромки обрыва, через автодорожный тоннель, заросший влаголюбивыми сорняками и мхом. Я заглянула внутрь широкого арочного перекрытия и включила ручной фонарь. Тусклый, мигающий световой конус вырвал из сгустившегося темного туманного марева облепленные наростами зеленовато-коричневой плесени бетонные стены, уходящие куда-то в пронизанную могильным холодом даль. Я осторожно продвигалась по неровной, коварной почве. Под ногами громко чмокала слякоть, воздух был насквозь пропитан сыростью и запахом разлагавшейся органики. То и дело путь перебегали крупные крысы, испуганные непривычным светом фонаря. В некоторых местах тоннель спускался ниже уровня поверхности возвышенности, на которой был проложен, и тогда приходилось идти почти по колено в застоявшейся воде, наугад выбирая дорогу среди попадавшихся под ноги сеток арматуры.
Наконец этот этап был преодолен, и передо мной возникла достаточно широкая улица, перегороженная рухнувшей и подломившей под себя ряд гаражей опорой ЛЭП. Перелезть через проржавевшие, искореженные конструкции не составило труда, и я снова шла по относительно ровному каменному покрытию.
Вот начали попадаться первые признаки отгремевших на данной территории боевых действий. На асфальте чернели выплавленные концентрические воронки, под подошвами ботинок хрустели осколки стекла и бетонные крошки. Но больше ничего, что могло бы навести на мысль о произошедшем здесь много лет назад бое: ни обломков техники, ни отстрелянных гильз, только пятна мазута и превращенные в руины здания.
Слишком много в сложившейся картине было несоответствий, бросавшихся в глаза: по соседству с насыпями железобетона разрушенных зданий, стоял корпус примыкавшей к улице фабрики в сравнительно неплохом состоянии. От некоторых домов жилого квартала остались лишь иззубренные покосившиеся стены, а чуть в стороне находились нетронутые лавиной разрушений приземистые строения складов, над которыми, скрипя металлическими жилами толстых тросов, возвышались ржавые стрелы подъемных кранов.
Один уцелевший жилой дом привлек мое внимание. Дверь в подъезд была сорвана с петель, и я вошла внутрь. Воздух здесь был затхлым, но казался более сухим, только, задувавший в скалившиеся зубцами разбитого стекла провалы окон, сквозняк приносил неприятный запах горевшей неподалеку помойки. Впрочем, весь этот город, по неизвестным причинам покинутый людьми, уже не что иное, как очередная масштабная свалка из десятка подобных, отмеченных черными маркерами радиационной опасности на всех географических картах.
Я вошла в первую попавшуюся квартиру на пятом этаже, осмотрев предварительно открытую лифтовую шахту: она была пуста, а дно ее было засыпано кучей загнившего мусора.
В квартире было пусто. Меблировка отсутствовала, даже характерных бледных отметин на паркете не было, как будто тут никогда никто и не жил. Только медленно колыхалась закрывавшая проем окна выцветшая занавеска. Стены были покрыты черными разводами копоти, а по побелке потолка вились желтые следы водяных протеков. При каждом шаге вверх поднимались миниатюрные протуберанцы серой пыли.
Я вышла на улицу. Пустота этих мест, черные подпалины на стенах, перебитые секции железных оград, торчащие отовсюду прутья погнутой арматуры, оборванные пучки проводов, и ни намека на то, что же все-таки случилось здесь, куда ушли люди, почему не осталось материальных подтверждений свершившихся в городе событий. Ни живых свидетелей, ни трупов. Город будто опустел в один миг, вымер, а потом непонятная сила разметала, смешав с грязью, его обезлюдевшие черепки.
От всего этого становилось невыносимо тягостно, неосознанная тревога впивалась своими кривыми когтями в душу, что истошно вопрошала: как? почему? за что? Ответы на эти вопросы навек запечатались в обломки и вязкий серый пепел, гонимый ветром в трещинах мостовых. Жаль, что они были безмолвны.
…Я уходила прочь из Мертвой Зоны, хранившей свою мрачную тайну на протяжении многих поколений. Когда-нибудь я обязательно приду сюда вновь, чтобы ощутить дыхание суровой вечности и, быть может, найти ту точку отсчета, откуда можно будет постигнуть прошлое в его истинном обличии.
Я вновь поднялась на вершину склона, через который полегала узкая тропинка в иной мир - мир жизни, мир настоящего, - и огляделась вокруг, бросая прощальный взгляд на панораму разыгравшейся много лет назад трагедии, которую почему-то никто не заметил…
Высокие острые уступы скал окружали лежавший в котловине Мертвый Город, и, мельком взглянув на них, я поняла, что больше всего прессинговало мое подсознание, - покрытые льдом вечной мерзлоты горы не уходили в небо, а упирались в него, оно было слишком низким, буквально подминавшим под себя казавшийся ничтожным по сравнению с его массой ландшафт. И еще: облаков не было, небо было просто равномерного темно-серого цвета, как нависшая над головой сырая бетонная плита…