Вторник

Людмила Николаевна записала в блокнот очередное свое имя, задумчиво прошептала его и продолжила неторопливо шагать вперед.
Зашумели разморенные румяным солнцем липы, обступившие асфальтовую дорожку.
Она шла и думала о ноктюрнах Фредерика Шопена, о покрывале из черно-коричневых бархатистых теней, которые по субботам ложились на поры ее тонкой белой кожи (или ей только казалось это), о засаленных дирижерских палочках, о том, чтобы не запнуться за часовой пояс, когда она будет его перешагивать, о надбровных дугах, об обтекаемости воздуха, придавленного мыльными пузырями.
Рядом играли и смеялись дети, запуская в небо воздушные шары. Не вдалеке ходили их родители и беседовали о чем-то серьезном. Где-то на другом конце света наступала зима, а где-то еще бобр грыз деревья, чтобы построить себе плотину. Летела птица.
Людмила Николаевна остановилась: «Сейчас это произойдет», - подумала она, поднесла ручку к блокноту. Кольнуло в висок, - так колет молодой врач, делая прививки от гепатита пациенту, зараженной смертельным вирусом иглой. «Елена Сергеевна», - записала женщина свое новое имя в блокнот. Она плавно уселась на стоящую рядом голубую скамью.
Елена Сергеевна задумалась о квадратности шаровых молний, о складках на сухих подушках кошачьих лап, о хрупкости надломленного хрустального бокала, который молодая чайка увидит с высоты 150 метров от уровня лондонских луж, разлившихся по Бейкер-стрит из-за затопления и поломки канализационных систем.
Елена Сергеевна поднялась. Хрустнуло в коленке. Она вздохнула, принюхиваясь к запаху изо рта, и продолжила идти, печально раскинув руки в стороны.
Зеленела прелая трава. Крупные красные муравьи таскали палочки и других муравьев. В гнезде одной из лип лежали яйца. Светило солнце.
Впереди Елены Сергеевны шел человек, на которого она уже давно обратила внимание. Вроде бы он шел на встречу, но она никак не могла его догнать. Одна часть его тела была высокой, другая, что шла рядом была низкой, еще он был в черном.
Над кронами лип пролетела стая журавлей, после зажужжали мухи. Обедавший в кинотеатре охранник надкусил вареное яйцо, - вместе с белком он немного надкусил желток.
Елена Николаевна остановилась, перевернула страничку блокнота и записала свое новое имя: Александр Серафимович, переложила горн и пружину от раскладушки из правой руки - в левую.
С разноцветной клумбы, что была радом, донесся чуть слышный изумительный аромат цветов невероятной сияющей красоты, олицетворявшей собой идеал девственного начала, ядра совершенства, заключенного в неподвижном атоме, остановившемся в центре мозаики броуновского движения условностей. Александр Серафимович с наслаждением втягивала тонкими ноздрями магический прекрасный букет, воспалявшей шелковый нарыв ее чувственности и безудержной мягкой, как целлюлит на бедрах старушки, разогретый горячим морским песком, фантазии.
Через дорогу перебежала белка. Затем еще одна. Из открытого окна автомобиля, стоящего на обочине, донеслась музыка. В Сахаре начались песчаные бури. Росли из ушей волосы. Мимо Александра Серафимовича проехал смеющийся мальчик на самокате, чуть не сбив ее с ног, после чего она решила все-таки догнать незнакомца.
Она помахала ему рукой, чтобы он быстрее шел навстречу, и перешла на бег, сронив с головы свою меховую шапку.
Приблизившись, она заговорила первой:
- Здравствуйте! Меня зовут… - в этот момент снова кольнуло в виске, она бросила горн (но оставила в руках пружину), сделала запись в блокноте, - Психея Кобольдовна, я очень хотела кое-что вам сказать. Это просто необходимо, хоть мы еще и незнакомы.
- Говорите, - ответил мелодичный голос незнакомца.
- Дело в том, что вы очень женственный и ранимый, а еще… - она остановилась. Незнакомец втягивал в себя как черная дыра, спрятанная под одеждой. Психея Кобольдовна достала из-под руки градусник и принялась нервно жевать самый его кончик, - я забыла, что я хотела сказать.
Вокруг них собралась молчаливая плотная толпа людей. Все смотрели на них.
- Тогда не говорите, - холодно улыбаясь, ответил незнакомец.
Психея пристально взглянула ему в глаза. От выражения глаз незнакомца ей показалось, что она словно бы пила кровь из Марианской впадины, разбавленную хлорированной водопроводной водой, и случайно проглотила живую холодную рыбу.
Наступила тишина.
К Психее медленно подошла ехидна, протиснувшаяся в центр круга, образованного толпой, и, дернув ее за подол, спросила закурить.
- Да, сейчас, - ответила она, потянувшись к сумочке, но, снова кольнуло в виске, в эту же секунду у нее зазвонил мобильный телефон, который она всегда носила с собой.
- Подождите минутку, - сказала Психея незнакомцу и бросилась бежать, сквозь расступившуюся перед ней изумленную толпу.
Поблизости был огромный обрыв. Психея побежала к нему, на ходу скидывая со своего плеча чехол с гитарой и норковую шубу.
***
- Ну все, - думала она, падая вниз, - достигну земли секунд через 15, - прикинула Психея, на лету выгребая из кармана горсть шелухи от подсолнуховых семечек. Снова кольнуло в виске, хотя это было уже неважно. С этой высоты открывался прекрасный вид на сияющие полуденным изумрудом притихшие холмы. Психее захотелось пить, ее мучила жажда.
Но земли она не достигла, потому что когда до земли оставалось 7 секунд, в землю врезался огромный астероид и все уничтожил.