Четвертое желание

Пора посмотреть правде в глаза. Я устала бороться. Устала настолько, что даже нет сил поднять белый флаг. Тяжело. Больно. Снежно. В тоненьких ручейках вен на прикрытых веках играет солнечный лучик. Опушенные запоздалым снежком реснички раскрашивают небо в черно-белую полосочку. Все сливается, и я медленно ухожу в небытие…
Пора посмотреть Тебе в глаза. Я так устала бороться…
Мне надоело обманывать себя и делать вид, что все хорошо. Я не могу больше стучаться в дверь, которая никогда не откроется. Ты – мой путь в никуда…
Мне сложно определить, насколько глубоко ты врос в меня. Отвергая тебя, я отторгаю свою кровь, мысль, дыхание. Оставляя тебя, я отпускаю мечту, предавая все, чем я жила раньше. Да, у моего мира было лишь одно имя – Ты. Родной мой, любимый человечек, чудо, взращенное до размеров Вселенной, моя неповторенная рифма, моя боль - тягостная, непровзойденная… я каждый раз рождаюсь в тебе заново, чтобы неминуемо осознать: ты дал мне жизнь – и ушел. Просто ушел… Ушел!
Неважно, кто – первым сделал шаг на дороге, разводящей наши пути по разные стороны горизонта. Просто теперь твоему взгляду открыто одно, а моему взгляду – совсем другое, и не совпадут направления наших путей, как не пересекутся прямые на плоскости.
Как-то раз ты спросил меня, какие три желания я бы загадала. Я назвала все, чем болела в то время, не упомянув о самом главном, - о тебе. Тебя я всегда оставляла недосказанным, боясь то ли Твоего неисполнения, то ли кары за слишком частое упоминание о тебе, – нельзя говорить о святом всуе, и ты всегда оставался за кадром, создавая невидимую, но прочную основу всему, что я делала. Вот так и выходило, что я молчала, говоря о слишком многом, а ты это знал, но не осознавал. «Не принимай все близко к левой груди», - советовал ты мне, очевидно, не вдумываясь, что не только левая грудь, но и вся я сама до краев, до концов полна тобой.
Я не уникум, я - обыкновенная женщина, со своими страданиями и страхами, со своими мечтами и планами, я живу так, как умею, и тем, что имею, исключая лишь то, что я живу тобой, не имея тебя – рядом.
Не имея тебя – никак.
Имея в тебе – все.
Такая любовь - святотатство; нельзя превозносить человека превыше Бога, а я создала из тебя Идеал, не задумываясь о последствиях: идеал – это то, к чему стремятся и чего никогда не достигают. Как и четвертое желание – оно никогда не исполнится после сбывшихся трех. Ты – средоточие моих нереализованных грез, Альфа и Омега всего моего существования, моя Полярная звезда – указываешь мне путь, но до тебя не дойти. Никак.
Помнишь ту ночь, когда я возвращалась домой с первой вахты? Я стояла в коридоре вагона, еще по привычке ощущая едкий запах сероводорода, а в ушах стоял едва слышный гул огромных промышленных факелов, сжигающих этот вредоносный газ, – я работала на самом опасном участке нефтяного месторождения, а ты ни разу даже не задумался, что со мной может случиться беда. Сколько раз, проходя под оглушительным ветром девятнадцать метров в секунду и отчищая ногтями лед с защитных очков, я гадала, знаешь ли ты, как мне не хватало тебя в те моменты. Как много раз, карабкаясь на крыши подстанций без страховки и рискуя при падении свернуть шею, залезая на мостики над биогенными хранилищами и огромными резервуарами для очистки сточных вод, я мечтала, чтобы ты меня увидел, - твою маленькую девочку в тяжелой куртке по колено, в каске и ботинках со стальными наконечниками – в одной руке рация, в другой – ржавеющие прокладки. Мне было тяжело, но я молчала: я хотела, чтобы ты мной – гордился. И домой я ехала с такой радостью, будто я на самом деле совершила что-то грандиозное, одержала значительную победу – для меня это, в сущности, так и было. А для тебя? И я стояла, прижавшись лбом к темнеющему за стеклом небу, и думала, что через несколько часов я вновь увижу тебя, обниму, и, о чудо, ты тоже обнимешь меня! Это желание сбылось – я спрыгнула с подножки вагона на платформу вокзала и увидела тебя – ты бежал ко мне, такой родной, ослепительно красивый, любимый до дрожи в руках. Для меня в тот момент не существовало ничего больше – я приехала домой, к тебе, и совершенно не думала о том, что совсем скоро мне придется уезжать.
Сначала были наши встречи – мороженое в жуткий мороз, кофе с коньяком, стихи Цветаевой и кино в обнимку на кровати, моя первая боль и твои сияющие глаза: «Ты счастлива?» Затем мой сонный голос в трубку, разговоры по ночам, когда, наспех накинув халат, я бежала в душ, чтобы ненароком не разбудить свою соседку по комнате в общежитии, разочарование от неполученных писем и отчаянная тоска по тебе, ставшая уже привычным моим состоянием. И все это – под аккомпанемент губ с отпечатком дежурной улыбки и затаенной грустью в ставших лицемерными глазах – моих глазах, которые больше не лучились радостью, они сияли светом, отражающимся от глаз других солнышек, чужих, мне не принадлежащих.
  А потом наши расставания стали чаще и регулярней – ничего не поделать, мы строим наши жизни, как можем, и не думаем, что своим планомерным отчуждением все дальше и бесповоротней отходим друг от друга.
Мои маленькие радости и победы стали вне твоей досягаемости, мы привыкаем быть на расстоянии, и, если мы раньше жили не зная друг друга, означает ли это, что теперь мы сможем друг без друга прожить? Ты ответишь – да, и я, наверное, то же.
Я не увижу тебя у трапа самолета с белыми цветами, а ты не увидишь меня склонившейся над тобой спящим – все это было или будет с нами много раз – но с другими людьми, родной мой. Все имеет свойство заканчиваться, и мы в этом правиле отнюдь не исключение.
В какие-то моменты, наверное, слишком частые, ты был моим первым, вторым, третьим и четвертым желаниями, взятыми всеми вместе. Я думала, что усиленный вчетверо, ты сбудешься, но, по всей видимости, это чудо должно было произойти не со мной.
Сколько раз я думала, что поступала правильно, оставаясь с тобой, иначе не было бы всех этих лет безумного, непередаваемого счастья, но сейчас мне кажется, что единственный стоящий поступок, за который я не буду краснеть, - это перестать быть с тобой: мне нужна свобода, и, в первую очередь, свобода любить тебя – а ты никак не может мне этого дать.
Знаешь, я так отчетливо помню наш первый поцелуй – внезапность твоих губ, бескомпромиссность, с которой твои руки заявили право на меня, запах твоих волос под моими ладонями. В тот момент я поняла – да, я бы прожила сто, тысячу жизней только ради этих нескольких минут. Блаженство покупается дорогой ценой соленой муки - и это закон, и ни мне, ни тебе его не оспорить.
Я не хочу, чтобы ты меня помнил, мой милый Maana. Я – твоя потухшая истаявшая звездочка – чем сильней светят звезды, тем скоротечней они угасают.
Во мне живет вечная, неизбывная, несбыточная благодарность тебе – спасибо за то, что ты всегда со мной был.
Спасибо за то, что тебя – никогда – со мной не было.
И, знаешь, если слова Франсуазы Саган о том, что прощение означает, что все уже кончено, верны, тогда я тебя…
Прощаю.