Номер 10 по улице Q

НОМЕР 10 ПО УЛИЦЕ Q

Хелен Макклой

Когда Том захрапел, Элла выключила телевизор и тихо вышла в холл, к платяному шкафу. Он выпил шесть банок нео-пива, одну за другой. Этого было достаточно, чтобы уснуть на целый час, а часа хватит.
Он открыла дверцу шкафа. Петли не заскрипели. Она смазала их утром, когда Том ушел из дома в аллею боулинга. Или в бильярдную? Она никогда не могла запомнить, в какие дни Том играл в боулинг, а в какие – в бильярд.
Она вставила руки в рукава пальто и застегнула воротник высоко под шеей. Она потянулась за сумкой и – О, Боже! – ключи от машины упали на пол с громким бряцанием.
Том зашевелился, не открывая глаз, и проворчал.

- Элла?
- Да, дорогой?
- Куда идёшь?
- Никуда, дорогой. Просто глотнуть свежего воздуха.
- Купи мне пач…сиг…ладн?
- Да, дорогой!
- Вкл… 24-й кан...
 
Элла переключила телевизор. Взрыв металлического хохота заполнил комнату. Том опять заснул, но на этот раз она оставила телевизор включённым. Возможно, он будет баюкать его, пока она не вернётся.
Она тихо прикрыла за собой дверь и направилась к автоматическому лифту. Когда его впервые установили, она пользовалась аварийной лестницей, даже притом, что они жили на десятом этаже. Другие, разделявшие её страхи, делали также, пока управляющий не узнал об этом. Отныне все двери на аварийную лестницу были заперты.

- А вдруг пожар? – спросила Элла ответственного за содержание дома.
- Я приду с ключами.
- А если не хватит времени?
- Ничем не могу помочь. Зачем вы, люди, саботируете Дженерал Лифт?
- Не использование одного лифта есть саботаж Дженерал Лифт?
- Это уж наверняка. Если каждый будет ходить по лестнице, то Дженерал Лифт разориться и что будет с нашей экономикой?

Так что Элла была вынуждена пользоваться лифтом без ручного управления, и, по её мнению, из-за этого что-нибудь случиться. Она могла застрять между этажами одна, запечатанная механизмом, в котором она не разбиралась. Или на неё могли напасть и избить скучающие бездельники, которые всегда шатались по зданию. Не из-за денег. Лишь ради удовольствия. Автоматические лифты были излюбленными местами для таких избиений. Никто никогда не осуждал мальчишек. Что ещё можно ожидать, когда вокруг не было ни одной школы с числом классов более трёх для тех, кто не годился в инженеры? Большинству людей требовалось умения читать лишь рекламу, чему можно обучиться за три года.
Сегодня вечером лифт был пуст. Лобби тоже. Как только она вышла на улицу, у неё перехватило дыхание от сильного порыва зимнего воздуха. Она склонила голову, как будто ныряла, и двинулась в поток дувшего воздуха. Она не осмелилась взять машину. Кто-нибудь мог запомнить номер. Пешеходы подчинялись в эти дни многим правилам и ограничениям, но, по крайней мере, у них не было номеров... пока.
Холодный ветер прогнал людей с улиц. Время от времени проезжали автомобили, но настоящего уличного движения не было. Может оно появиться на улице Q? Раньше ей не случалось там бывать.
Она не рискнула записать адрес, он запечатлелся в её памяти «Номер 10, улица Q»*. Легко запомнить. Просто она должна думать о Чудной улице**.
Но каждый раз, как она думала об этом, её пронизывало чувство стыда. Почему она не может быть такой, как другие люди?
Но она не была как все. Это было всем и ничем. Могла неделями, месяцами даже, не удовлетворять свой ненормальный голод, а потом…Желание становилось таким сильным, что всё другое казалось никчёмным. И вот она растворила снотворное в нео-пиве Тома после обеда, чтобы сбежать. Она мало отличалась от других. Или уже стала отличаться?
Её охватил озноб, но не от холода. Что будет делать Том, когда узнает правду о ней? Он был так прост, так нормален. У него не было патологических желаний. Ему никогда не понять человека, который…
Быстрые ноги принесли её в убогий соседний квартал. Поднималась луна. Холодный свет безжалостно освещал больные здания. Шелушащаяся, потрескавшаяся краска. Грязный, треснувший кирпич. Изогнутые, артритные пожарные лестницы. Распад везде: на тусклых окнах, в мусорных корзинах и баках, на изношенных ступеньках тёмных лестниц. Взглянула вверх: улица Q.
Ей померещилось движение тени на одной из ступенек. Теперь уж она точно испугалась. Это было так, как будто она одна входила в лифт, и слышала шаги за собой, и повернулась, чтобы увидеть высокого сильного парня с велосипедной цепью в руках.
Она не могла вернуться. Она зашла слишком далеко и не знала, когда у неё будет ещё один шанс.
Тень двинулась ещё раз. Теперь она увидела блеск ножа.

- Нет, пожалуйста, - Элла едва могла говорить.

И тут пришло слабое, но сладкое, незабываемое, соблазнительное благоухание. Страх ушёл.

- О, пожалуйста, дайте мне войти! Я должна, я должна!

Парень был молод, точно не более двадцати, но он посмотрел на неё презрительным взглядом старого порочного сводника.

- Вам надо номер 10? Скажи пароль.

Она с дрожью произнесла фразу – ей шепнул друг недели назад – фразу, выплывшую из давнего прошлого.

- Говори легко, - прошептала Элла.
- Окей, - показал он большим пальцем в направлении последнего дома в ряду стоящих за ним зданий.

Вдруг он скользнул в свою дверь. Охранник. Конечно. Они должны быть предусмотрительны.
Внешне номер 10 - это просто другая мрачная обитель – дверь на улицу распахнута, звонки и почтовые ящики в вестибюле, внутренняя дверь заперта. Он говорили, что надо звонить на кнопку под номером 3А. Банальный механизм, один из тех, что сохранился с ранних времён Автоматизации, открыл внутреннюю дверь.
Она старалась не прислоняться пальто к грязным стенам, взбираясь по лестнице. Если бы Том видел…
На третьей двери не было звонка. Она постучала в дверь, обозначенную номером 3А – три коротких стука и два длинных. Открылась дверь на цепочке. Налитый кровью глаз смотрел в щель.

- Ну, что?
 
 Он запнулась на миг, чтобы сказать.

- Джое прислал меня.

Дверь распахнулась. Она рванулась внутрь. В мгновение дверь захлопнулась за ней.
Помещение было большим и относительно чистым. Официанты двигались у столов, покрытых клетчатыми красно-белыми скатертями. В дальнем конце находилась стойка, где посетители сидели на высоких стульях. Там будет дешевле, решила она, заняв свободное место.
Бармен протёр прилавок перед ней.

- Не слишком молоды заходить сюда, леди?
- Я имею право голосовать.
- Да? – сказал он с мрачным скептицизмом. – Что будем?

Она облизнула губы.

- Если, пожалуйста, если вы сможете предложить…

  Было трудно произносить слова. Но теперь опять нахлынуло благоухание, более сильное, обессиливающее, против которого нельзя противостоять. Она сказала с вызовом.

- Хочу кусок настоящего хлеба!

Грусть на его лице усугубилась.

- Думаю, и настоящего масла вы хотите? Масло из сливок, получаемых от коров. Вульгарных, вонючих коров, покрытых грязью и соломой и навозом и мухами.
- Да-да! Я хочу настоящего масла!
- Вы уверены? Вы что, никогда не читали рекламу? Даже если вы не умеете читать, вы можете слушать рекламу. Не лучше ли вам попробовать Дешёвую пасту, свежатину из пробирки, синтезированную в полностью автоматизированных лабораториях «Дженерал Кормление»? Пасту, которая не только просто чистая, но стерилизованная. Её можно вечно хранить, поскольку на ней нет ни плесени, ни бактерий. Не достаточно корма для хоть одной бактерии. Но, тем не менее, она заполнит ваш желудок и чувство голода пройдёт.

Она опустила голову. Не могла взглянуть ему в глаза.

- Но я хочу настоящего масла, настоящего джема из фруктов и сахара и больше не из чего, даже без консервантов.
- Это дорого стоит.
- Сколько?
- Сто долларов за хлеб. Двадцать пять за мазок масла. Тридцать - за две унции джема.
- Я меня есть наличные, - она раскрыла сумку и отсчитала 155 долларов мелкими купюрами и положила деньги на прилавок. – Я копила несколько месяцев.

Он потянулся за деньгами, потом помедлил, заметив обручальное кольцо.

- Я не часто помогаю девушкам, приходящим сюда, но вы замужем, и вы…так молоды. Вы знаете, что делать, не так ли? Берите деньги и дуйте отсюда как можно быстрее, пока не поздно. Идите прямо домой к мужу, и подогрейте один из этих замороженных деликатесов «Вкус-хорош Ти-ви Обед», изготовленный «Дженерал Кормление». Нейлоновое мясо. Хлорированный аэрированный хлеб. Обезвоженный гомогенизированный картофель. Синтетические хлорофилловые овощи. Ну?
- Нет, - голос Эллы стал жёстким.

Бармен вздохнул.

- Знаете ли вы, что содержится в этом хлебе? Мука. Настоящая мука. И делают её, хватая два грязных камня, с помощью которых мелют из плодов травы, называемой «пшеница», которая растёт из почвы, правильно говорить из почвы, грязи, земли, по которой ходят люди и животные. Когда-нибудь пробовали эту штуку? Или это ваш первый…

Он запнулся, взглянув поверх неё. Она повернулась. Другой мужчина стоял позади Эллы – коротышка, толстый, с гладким лицом и прищуренными глазами.

- Опять читаешь проповеди? Не за них я тебе плачу! Возьми деньги у маленькой леди и дай, что она просит. Если я ещё раз поймаю тебя с попыткой изменить образ мыслей моих клиентов, то…

Он похлопал Эллу по плечу. Она отшатнулась, но через мгновение обо всём забыла. Здесь, прямо перед ней, лежал кусок хлеба, всё ещё теплый от печи, хрустящий и сочный в зубах, пахнущий сырым зерном и солнцем и дождём с небес. Со слоем настоящего масла, золотистого, плавящегося, с запахом клевера. А джем был сделан из настоящей чёрной смородины с настоящим сахаром, сладкий и терпкий.
Ей было наплевать на то, о чём мелет реклама. Джем, синтезированный из тщательно подобранной скорлупы арахиса, даже старые подмётки так не пахнут. Никогда то, что люди льют под названием «Кремокап» в «Инстанткафф», не будет иметь вкуса настоящих сливок в настоящем кофе, или то, что высушенный апельсин, который «Дженерал Кормление» окрестило как «Танго-Севиль», не будет иметь вкуса сока из настоящих севильских апельсинов.
Безрассудно Элла сделала ещё один заказ хлеба. Какой-то мужчина присел рядом на свободный стул.

- Стейк, пожалуйста, - нахально бросил он. – Настоящий стейк из бычка, бройлерного бычка.
- Что-нибудь ещё, сэр?
- Да, настоящего картофеля, жареного по-французски, сердечки салата-латука, с луком-резанцем и приправой Рокфор.
- Вы знаете, сколько это стоит? Две тысячи долларов.
- Окей!

Сосед произвёл на Эллу сильное впечатление. Этот мужчина не входил в класс потребителей. У них не было таких денег. Она украдкой посмотрела на него и вспомнила, что видела его где-то.
Но где? Он не мог быть приятелем Тома. Все приятели Тома, как и сам Том, были потребителями. Могла ли она встретить его на больших вечеринках, устраиваемых матерью? У матери есть дядя, владеющий складами в «Дженерал Транспортейшн». Тогда, и сейчас у матери на приёмах появляются некоторые акционеры и учёные. Но если этот человек бывает у матери, то он должен её узнать. Он скажет матери, что видел её здесь. Боже, он даже может рассказать Тому!
Она должна срочно уходить, сразу, до того, как он заметит. Но она не могла уйти, пока не съест второй кусок хлеба с маслом.
Она рискнула бросить второй взгляд на незнакомца. Он выглядел важным. Худощавое, скуластое лицо. Тёмные глаза глубоко запали под чёрными бровями. Даже его одежда… Она никогда не видела настоящей шерстяной ткани, а костюм на нём не выглядел сколько-нибудь синтетическим, насколько она знала. У него было даже кольцо на мизинце, и он носил массивный перстень, не такой, как на телевизионной рекламе «Джул-джанк для Он-мужчины». Неужели настоящее золото?
Хлеб ей подали одновременно со стейком соседу. Она никогда не знала запаха стейка. Она почувствовала прилив слюны во рту. Незнакомец смотрел на неё.

- Хотите откусить?

Никогда, никогда не заговариваете с незнакомцами при погружении, но…
 
- Можно? Только один маленький укус?
- Почему нет?

Даже его улыбка знакомо дразнила. Всё ещё она не могла узнать его. Она жевала кусочек стейка, закрыв глаза в экстазе. Он всё ещё улыбался, когда она открыла глаза.

- Почему вы сами не заказали стейк?
- У меня нет двух тысяч долларов.
- Тогда мы должны поделить пополам.
- Для вас это не справедливо.
- Да, будет! Вы хорошенькая девушка. Вы мне нравитесь.

Он говорил протяжным, ленивым, утешающим тоном. Элла заколебалась. Затем он тоже заметил обручальное кольцо.

- Замужем?
- Да. За хорошим человеком. Он никогда в своей жизни не бывал в «говори легко».
- Безработный?
- Конечно. У него нет научных способностей, а мест для людей с машино-техническим мышлением не хватает. Он в листе ожидания уже несколько лет. Ни одного раза ему не предложили. Больше это его не беспокоит - с тех пор, как мы перешли на Полную Автоматизацию. Он получает полную заработную плату за потребление, а не за работу.
- Что он делает, когда не потребляет?
- Он играет или в боулинг или в бильярд попеременно. Потом он приходит домой и пьёт нео-пиво и ест «Вкус-хорош Ти-ви Обед» и смотрит рекламу, а потом идёт спать.
- А вы нет?
- Нет. Думаю, они дураки.

В мыслях её откликнулись и хлеб, и масло, и стейк. Она забыла старое правило: никогда не смешивай еду!

- Том потребляет всё, что рекламируется по телевизору, - продолжила она. – Всё, начиная от дезодорантов для подмышек футболистов, до сигарет, которые закуривают на вершинах альпинисты. Что касается пищи, Том любит любую синтетическую еду, выпускаемую «Дженерал Кормление», даже испытанную лишь в лабораторных условиях, искусственные яйца с определённой химической формулой, со штампом на съедобной пластиковой скорлупе. Он потребляет около пяти тысяч калорий в день, а потом, при превышении веса, он переходит на «Вафли Редуктор» производства «Дженерал Кормление» для того, чтобы вернуть себе форму для дальнейшего потребления.
- Как он одевается?
- Лучший потребитель продукции «Дженерал Кормление». Надо поглядеть на его спортивные трусы. Когда они испаряются сами через три месяца, то он покупает новые. В конце концов, он так и говорит: «Потому мне и платят зарплату, чтобы я потреблял!»
- Полагаю, многие люди подобны Тому, - задумчиво сказал незнакомец. – Весьма желающие потреблять всё, что скажут, и до тех пор, пока каждый делает, как все. Люди вроде нас – девианты, кто не рискует, тот не ест. Хорошо, что нас мало.
- Почему?

Он посмотрел на неё с удивлением, почти потрясённый.

- Вы, должно быть, понимаете, что Расширяющаяся Экономика с Полной Автоматизацией рухнет, если перестанут потреблять с должной настойчивостью. Предметы потребления должны быть дёшевы, то есть должны быть синтетическими. Мы должны делать всё от нас зависящее, для того чтобы поддерживать «Дженерал Кормление», «Дженерал Транспортейшн», «Дженерал Здания», «Дженерал Связь», «Дженерал Развлечения», все «Дженерал» организации.
- Так много?
- Еда, автомобили, дома, телевизоры – всё, что делает жизнь стоящей.
- Но всё синтетическое, - ответила Элла. – Всё массового производства и всё – одинаковое!
- Должно быть так. В противном случае не хватит для жизни, не хватит доходов для Полной Автоматизации. Можете себе представить, как было в старые времена, расточительно и гибельно? Подумайте о человеческой природе и времени, капитал и сырьё инвестируются только в один ростбиф из настоящего мяса и настоящие овощи. Совершенно неэкономично и неэффективно! Ныне «Дженерал Кормление» автоматизировал лаборатории, и за три минуты может выпустить полмиллиона синтетических ростбифов, замороженных и непортящихся, по одной десятой цента за штуку.
- Я думаю, что…- Элла нахмурилась. – Как только вы съедите настоящую пищу, то не сможете есть синтетическую. Почему нельзя сделать как англичане? Разрешить приверженцам покупать иногда настоящую еду по рецепту врача? Тогда не будет этого бутлегерства и преступлений.
- Далее вы скажете, что одобряете французскую систему, проверенную с медицинской точки зрения, где рестораны, получившие лицензию, продают настоящую еду открыто.
- Вы думаете, это плохо?
- Уверен. Здесь есть один недостаток. Санитарным контролёрам не доплачивают и поэтому они беспечны. Скорость пищеварения во Франции ужасает, и каждый год растёт.
- Трудно представить себе, что в нашей великой дедушкиной стране каждый может есть настоящую еду и не думать, что совершает преступление.
- Смертность у них была выше, чем у нас.
- Но у них было больше радостей при жизни.

Он осклабился.

- Вы настоящий подрывник устоев, не так ли?
- Не понимаю, почему то, что было нормальным для великих дедушек, для нас ненормально.
- Сотни тысяч лет назад примитивный человек считал промискуитет нормальным, но мы – нет…

Речь его прервалась пронзительным звоном сигнала тревоги.

- Облава! – выкрикнул бармен.

Толстый человек с гладким лицом спокойно сказал.

- Оставайтесь на своих местах! Спокойно! Мы справимся.

Лицо незнакомца помрачнело. – Меня здесь не должно быть!

Губы Эллы поджались. – Может быть, если мы позвоним адвокату…

- Следует забыть о телефонных звонках в условиях Полной Автоматизации. Кроме того, нам не хватит времени набрать номер с кодами городов.

Официанты носились как молнии. Через пару минут все следы пищи исчезли, и Элла услышала хрустящий звук старинного утилизатора отходов на кухне. На столы поставили рулетки, положили кости, колоды карт и прочее. Как раз вовремя. Спустя мгновение топор разрушил дверь, и дюжина полицейских ворвалась в комнату.
Один из офицеров обратился к человеку в сверкающей униформе.

- Ложный вызов, шеф! Ничего особенного – немного играют.
- Погодите-ка, - шеф поднял руку. – Пахнет или не пахнет свежеиспечённым хлебом?

Толстяк выдвинулся вперёд с улыбкой на гладком лице.

- Здесь нет ни крошки хлеба, шеф! Держу слово!

Пока он клялся, то вытаскивал руку из кармана. Элле померещилось, что он передал что-то шефу. Она была почти уверена, что шеф полиции что-то положил в карман. Теперь он улыбался.

- Думаю, что кто-то подшутил. Продолжайте, парни! Если бы я не был при исполнении, то сыграл бы в двадцать одно.
- Он даже не заглянул на кухню, - прошептала Элла.
- Ему заплатили, ты не заметила?
- Это ужасно! – она поднялась. – Я должна идти. До свидания, не знаю, как отблагодарить вас за стейк.
- Взаимно. Я дойду с вами до конца улицы. Здесь не безопасно для молодой леди.

Они вместе двинулись по грязным лестницам, наружу, в холодную тёмную ночь. Тёмный силуэт охранника у двери исчез. В лунном свете улица казалась пустынной – как лунная поверхность.
Надеюсь, он не собирается меня целовать, подумала Элла, только потому, что встретил меня в «говори легко».
Она резко остановилась, открыв рот. На другой стороне улицы у бордюра стоял автомобиль с белыми страшными буквами П.Р.Н. на борту.

- Эта машина! – у Эллы дрогнул голос. – Вы знаете, что означает эта аббревиатура?
- Полиция рекламного надзора, - его голос изменился. Тон не был ленивым, доверительным тоном человека, падкого на бутлегерский стейк. Сейчас это был тон безжалостного моралиста. Даже взгляд его изменился, и он не пытался скрыть его. – Я инспектор П.Р.Н.

Она увидела в его руке карточку – подпись, фотография, государственная печать.

- Я вас преследовал некоторое время.
- Вот почему ваше лицо показалось мне знакомым!
- Сегодня вечером я записал наш разговор в «говори легко». Моё кольцо – микрофон.
- Не было провода!
- Маленькая дурочка! С 1963 года микрофоны не имеют проводов. Вы арестованы.
- Но…вы провожали меня! Вы работник секретной полиции…
- Естественно. Как иначе мы арестовываем?
- Обвинение?
- Подрыв всей экономической системы путём пренебрежения своими обязанностями потребления синтетики с желанием, радостно и патриотически.
- А наказание?
- Пожизненное заключение в камере глубокого охлаждения. Мы не можем позволить людям вроде вас расхаживать на свободе. Это заразно.
- Я могу позвонить мужу?
- Нет.

Элла кричала, когда он затаскивал её в машину. Она продолжала кричать в машине, уезжавшей в свете луны.


Примечания.
* На американском и европейском континентах (кроме России) и странах Содружества нумеруют подъезды, а не здания.
**Queer Street – сленг: затруднительное положение, неприятность, беда. Буквальный перевод Queer: чудной, странный, необыкновенный, сомнительный, подозрительный, фальшивый, нездоровый, пьяный, гомосексуальный. Street – улица.

Перевёл на русский Фома Заморский © 2007