Рецензия на Мою прекрасную леди

29 апреля. 6-й спектакль «Моя прекрасная леди».
Вы ходите в ресторан, где та же картошка и то же мясо, что и у вас дома, но вы платите за блюда из них в 10, а то и в 100 раз больше! Почему? Потому, что приготовили эти блюда – истинные мастера!
Так и спектакли… Пьесу можно читать дома; можно купить диск с начитанным на него текстом; можно послушать радиопостановку, где текст будет произнесён по ролям с выражением, и настроение будет создавать музыка; а можно посмотреть спектакль, где живые люди разыграют перед вами часть чьей-то жизни. Разыграют для того, чтобы заставить вас плакать и смеяться, сострадать и ненавидеть; разыгрывают для того, чтобы каждый, выйдя из зала, - стал умнее, стал лучше! Каждый - получил удовольствие!
Станиславский говорил о театральном искусстве, как о самостоятельном творчестве. И суть его выразил так: «Текст - от автора, подтекст - от театра. Нет подтекста, - пьесу можно читать дома».
 Театр – всегда праздник! А спектакль – праздничный стол, накрытый артистами, режиссёром, художником, балетмейстером, дирижёром, хормейстером для восьмисот двадцати зрителей восьмисот двадцати местного зрительного зала. Каждое блюдо – отдельная мизансцена. Блюдо, которое должно быть великолепным! А вкус и внешний вид его должен быть доведён до совершенства.
Но представьте себе, если каждый из поваров, чего-то не доложит в своё блюдо. Кто-то сопрёт чеснок и горчицу и у зрителей не возникнет ненависти ко злу; кто-то не доложит соли и суть пьесы – потеряется среди пустых слов; кто-то сворует сервелат с бутерброда и заменит его гадкой соевой колбасой; кто-то сэкономит ваниль и масло и пирог станет пресным, а изысканный вкус - исчезнет. Если каждый не со зла, а просто так, может быть от усталости, не доложит всего по одной изюминке, то Чуда уже – не будет! Божественный пудинг – станет просто манной кашей… Актёры - не обаяют зрителей, и зрители - не полюбят их, и не захотят придти сюда снова.
 А если ещё и официант начихает на блюда, сожрёт самое вкусное или уронит в грязь?.. Что будет тогда?
Уметь слушать зал… Это очень важно для артиста! Важно для всех, кому не безразлично театральное искусство. Почему сегодня не звучал смех в тех местах, где он был раньше? Почему не было аплодисментов там, где они когда-то гремели? Почему после антракта появилось много свободных мест?.. Почему, выходя из зала, никто не сказал мне: «Спасибо!»?
 Что может услышать от зрителей человек, сидящий в зале? Сегодня я услышала всего две зрительские реплики, которые отражают в себе весь спектакль. 1) «Ну и звукооператор – сапожник!» Это прозвучало в середине первого акта. 2) «Никаких нервов не хватит выдержать этот мюзикл!» Это сказала в сердцах женщина, которая выходила из зала в антракте. Выходила, вероятно, навсегда…
 Коллектив… Это когда все делают одно общее дело, и каждый в ответе - за всё! Когда Шейко читал моё «обращение», он разговорился со мной, и сказал, что с ним в этой жизни было всё, но ТАКОГО, ещё не было! На что я сказала, что на спектакль обязательно принесу ведро с гнилыми помидорами и раздам зрителям! Ведь культура – это не только умение пользоваться вилкой и кричать: «Бис!», это и умение пользоваться гнилыми помидорами, - умение искоренять недостатки!
 Я уверена, что сделай я это, все они сегодня достались бы звукооператору и Наташе Красовской, хотя она – не изготавливала эти проклятые микрофоны, замолкающие где им вздумается… Но она как парашютист, который обязан доверяться чужому парашюту… Её подставил - её театр, сделал её - клоуном! Беспомощным, беззащитным, брошенным на произвол судьбы, на расстрел - целому залу… Когда в армии у кого-то из десантников не раскрывается парашют, - наказывают командира. Когда в театре опозорена певица, - всем всё сходит с рук!
Один из наших зрителей как-то сказал мне, что в плохом театре, как и в любом дурном заведении, - специально держат клоунов, которые не обижаются на всё, что сваливается им на голову, а смеются и делают вид, что им это нравится, что они очень рады смешить публику; делают вид, что всё хорошо! Всё прекрасно и замечательно! Держат безропотных клоунов, которым наплевать на себя. Тезиков у себя в цирке называет их «мартышками», и отрывается на них по любому поводу, из-за каждого своего просчёта, при каждой неудаче. Отрывается, как японец на портрете начальника… А мартышки – молчат… Они - не умеют разговаривать… Им это – запрещено!
Я всё думаю: почему многие, оскорблённые мной артисты, не перестали здороваться со мной? И почему те, кого я не упомянула, с пеной у рта орут на меня, и трясущимися руками срывают мои листки со стены? Я стою у доски объявлений, где очень давно ничего не писали о премьерах, и думаю: «Кого больше всех устраивает то, что театр не работает? Кому мешает правда? Кому выгодно замалчивать её?»

На Новый год на заводе я нарисовала газету про царство Свинохрюколет. Там чудненькие поросятки вспоминали все свои неприятности, произошедшие за год. Среди них была изображена одна счастливая свинка, от радости подбрасывающая свою метёлку и кричащая: «Ура!!! Наконец-то я смела весь прошлогодний ремонт, на который потратили много тысяч гривен. И следа не осталось от той трухи, которой зацементировали полы»!
Я повесила газету на проходной, и строители, сделавшие этот «ремонт», – обиделись! Они так старались, они такие исполнительные, такие трудолюбивые… Вот только они не понимают, чем отличаются «Люди» от «исполнителей»? А будь они Людьми, они сказали бы своему начальнику: «Мы уважаем себя и свой труд, и поэтому никогда и ни за что не будем делать того, что вы нам приказываете! Трухой – не цементируют!» Но строители не знали, что хорошие исполнители, - это ещё - не Люди! И поэтому очень на меня обиделись…
Ольга Петровна говорит, что на наших артистов нужно молиться! Не нужно на них молиться, купите им качественные микрофоны, примите на работу настоящих специалистов: звукорежиссёров, осветителей, рабочих сцены; спрашивайте с них о сделанном, - и парашюты будут раскрываться у каждого!