Ангел милосердия

« Мой милый друг!

Я мысленно преклоняю колени перед Вашим воображаемым образом, приветствуя на страницах моего письма. Прошлая встреча с Вами в том вишневом саду оставила неизгладимое впечатление в моем сердце. Эта весна больше никогда не повторится. Моя весна вместе с Вами. Но воспоминания навсегда остались в моей памяти, и я сохраню их там, где-то около самого сердца. Вы, мой нежный ангел, вернули меня в мою молодость, и сердце мое вновь ожило. Я вдруг почувствовал, как впервые за много лет эта весна кружила мою голову. Я пишу письмо, а кругом одна серая тишина, и ночь крепко обступила вокруг холодным, колким мраком.
…Я долго не мог уснуть. За окном, где- то далеко в вышине, светила луна, отбрасывая свою серебристую тень на землю перед моим окном. Этот таинственный лунный свет! Как много серых, мрачных теней он прикрывает собой. Я смотрел на этот унылый, молчаливый свет, а в памяти вставали картины нашего последнего свидания. Ваш облик, до боли знакомый и родной, мерещился мне в этой одинокой и тихой ночи. Я припоминал ваше письмо, в которое с упоеньем вчитываюсь каждый день.
Где- то прокричала ночная птица, и звук ее встревоженного голоса донесся и до меня. Я приподнялся на локте и выглянул в окно. Было так непривычно тихо и пустынно, что я мог слышать, как ветер изредка щекотал листву деревьев. Их огромные ветви отбрасывали на стену тени, напоминая мохнатые лапы каких- то неведомых чудовищ. А на небе, так же далеко, как и луна, одна за другой загорались звезды. Они кружили по небу в каком- то бесконечном хороводе, и скоро вся синева была усыпана этими осколками.
Я снова лег и принялся разглядывать тени на стене. Они то затихали, то вновь принимались бродить по моей комнате. Вы изволили вчера спрашивать меня о самом ярком событии моей жизни. Что ж, я расскажу.
Я помню, это был первый весенний день. Весенний не по календарному распорядку, но по моему внутреннему восприятию. Первое, чему радовался мой взор после долгих мучительных месяцев душного заточения, это - солнечный свет, такой блестящий, свежий, до боли ожидаемый. Он слепил глаза, заставлял щуриться, но все равно я подставлял свое лицо весенним лучам, и этот свет проникал в сердце, наполняя его какой- то необъяснимой радостью.
Кругом была разлита весна. В воздухе витало что- то такое, что заставляло улыбаться, прогоняло злые и страшные мысли. Оно кружило вокруг, шептало что- то на ухо, топило еще лежащий снег.
А над головой, где-то так далеко, что не дотянуться рукой, сияла чистая нетленная синева неба. По ее нежной глади плыли воздушные белесые облака, оставляя за собой едва уловимый след. Если б взлететь хоть на мгновение над землею! Если можно было б одолжить пару крыльев у небесных сил! Вы молоды, мой друг, а молодость дает великолепный шанс поверить в то, что с возрастом не имеет уже никакого значения.
В тот день я просто брел по аллее, изредка бросая взгляд на блестевшие лужи. В мыслях я был далеко отсюда, где- то так далеко, что не услышал, как кто- то окликнул меня. Я обернулся и увидел моего знакомого. Он стоял и приветливо улыбался мне. Слово за слово, я оказался у него в гостях. Часы неторопливо проплывали за нашей беседой, как я увидел картины, хаотично распределенные по стене.
- Так ты художник, - догадался я. – Что же ты молчал? Я люблю искусство.
 И я тотчас принялся разглядывать пейзажи, висевшие на стене. Странное ощущение - я как будто увидел себя еще юнцом, сидящим на берегу какого- то огромного бирюзового моря. Кругом были скалы, серые, гордо возвышающиеся над лазурной водой. Волны одна за другой накатывали на прибрежные валуны, разбиваясь в сотни капель, как будто какая- то невидимая рука стремилась выплескать все море.
Я вглядывался в морскую даль, пытаясь отыскать противоположный берег, но кругом были лишь волны и скалы. И я был один, совсем один во власти этого всемогущего величия…
Здесь было много картин, в основном пейзажи. И я переносился из одного места в другое. Мою душу посещали разные видения. И товарищ, проворно наблюдая за мной, всего лишь ухмылялся. Но была здесь, в этой комнате, еще одна картина, которая спустя много лет до сих пор стоит перед глазами так четко, так вообразимо. И каждый раз, когда я вспоминаю о ней, какой- то необъяснимый холодок пробегает по моей коже.
…Глубокая осень, серая дорога, выкупанная в пыли и пестреющая от опавших листьев. На ее разноцветном покрывале четко видны следы от проезжающих мимо повозок, но не видно ни одного, который удостоверял бы о том, что именно здесь кто- то останавливался.
А кругом одни поля. Кое- где на пожелтевшей траве уже лежит первый снег, невольно напоминая, что остались последние осенние дни и что солнце в последний раз выглядывает сквозь серую завесу, покрывающую небо. Кругом все так голо и одиноко, старость разлита вокруг. Только за несколько верст отсюда видны какие- то деревушки и блеснувший купол часовни.
Я вижу старика, сидящего на обочине этой дороги. Грязные лохмотья прикрывают нечистые раны; взгляд воспаленный, слезливый. Он кутается в свои отрепья, спасаясь от холода. Его лицо чуть заслоняет балахон, покрывающий седую голову. Но из-под этой серой завесы я вижу глаза. Мутные, невидящие, на первый взгляд, но в то же время такие проницательные, жалостливые. Его рука протянута в ожидании подаяния. Она почти трясется; трясется не от пробирающего холода, а от ожидания… Он ждет не милостыни, нет. Рука не выдает его. Этот жест - всего лишь прикрытие подлинных надежд.
Напротив него стоит девушка, молодая русская девушка. Ее одежды не сыплют жемчугом, не расписаны золотом. Но гордый стан и чуть опущенная вниз голова свидетельствуют о благородном происхождении, о выработанном внутреннем стержне. Я не вижу ее взгляда, но понимаю, что она смотрит на этого бедняка; не просто смотрит, сострадает вместе с ним. Одно ее колено чуть согнуто, как будто она пытается присесть рядом. И в ответ на его протянутую руку она тоже протягивает свою; осторожно, словно боясь прикоснуться к чему- то неизвестному, боясь потревожить эту немую тишину, боясь обмануться, отдернуть назад. Но тут же иное чувство зарождается в душе. Оно врывается внезапно, сметая все на своем пути. Больше нет ни страха, ни отвращения, наоборот. И он внимательно смотрит на нее. Его синие, потрескавшиеся губы изогнуты в улыбке, в улыбке благодарности. Он дождался, его надежда оправдалась. В руке этой девушки нет золотых монет, нет даже черствого куска хлеба, но в этом протянутом жесте есть надежда, надежда на сострадание, та надежда, в которой так нуждается все человечество, та, которую каждый из нас все- таки ждет… А где- то далеко-далеко, там, за лесом, я заметил лучи восходящего солнца. Оно тоже дождалось…
- Странная картина, - наконец, заключил я, ощущая, как какое- то необъяснимое чувство умиротворения разлилось по всему моему сердцу. – Что хотел передать ты ею? Примирение ли перед старостью и беднотой? Жалость ли? Или, быть может, это жест милосердного участия? Что это? Вызов всему человечеству, тем, кому чужды жалость и сострадание? Пред чем преклоняет колени это дитя? Перед временем? Перед судьбою ли этого человека? Сожалеет ли она? Кто он? Простой нищий, скитающийся по свету? А, быть может, он последний из философов- мудрецов, что странствуют по миру под прикрытием бедности в поисках истины?
И я прочем под картиной всего два слова, которые и стали ответом на заданные мною вопросы : "Ангел Милосердия"....
И каждый раз я невольно вспоминаю, что милосердие и благодетель – движущий механизм всего живого…
Первые лучи солнца уже озаряют мою комнату, вот уже и рассвет. Ну, прощайте же, любезный друг
 Навсегда Ваш
Н.Г.С.»