всё ложь глава первая не оконченое, не знаю, стоит ли...

Всё ложь.

Часть первая

-Мёртвый-


это нельзя читать тем, кто хочет жить

Пролог

Он устал. Шёл долго. Один. Шёл туда, где никого нет и не было. Никто не поможет, да ему и не надо. Он просто устал, потому, что долго шёл, вот и устал. Но вот впереди, на самой границе горизонта, он увидел это. Увидел ту цель, к которой так долго шёл. Что он испытал? Ни чего. Ни радости, ни удивления, все чувства он потерял за долгое время своего пути. Просто он понял, что пришёл. Это была стена. Массивная каменная стена. Высокая. Настолько, что не хватало глаз увидеть верх. Возникало ощущение, что она здесь была вечно, да так, наверное, и было. В стене была дверь. Она была закрыта. У двери стоял Страж. Увидев стража, он подошёл к нему, сел на землю напротив него и стал ждать. Шло время. Страж молчал. Слова ему не нужны, стены не говорят. Ему абсолютно было безразлично всё происходящее вокруг. Империи и цивилизации рушились и восставали, армии разбивались об эту стену. А Он всё стоял. Но что-то изменилось в его взгляде, когда пришёл этот человек. Он знал кто это. Это был тот, кому суждено было пройти через эту дверь. Но он не торопился. Он уже не сидел, бессильно лежал, медленно умирая. Шло время. Ветер разнёс его прах. И когда даже земля, на которой тот лежал, забыла об этом, Страж открыл дверь и вошёл. Ничего не изменилось. Всё та же безжизненная пустыня. Ни чего нет. Дверь захлопнулась. Гулко дрогнула стена, едва ощутимая дрожь прошла по земле. Он пошёл дальше.


 




Глава 1

-Сон перед дождём.-

- Мам, а что такое сны?
-Это мультики, малышка, мультики,
Которые тебе показывает боженька, когда ты спишь.


-На «плюсе» всегда узелок завязывается, - Саня затягивал гайку на аккумуляторе и вставлял провод в клемму на приборе, - шкала стандартная, понятно да? – Я кивнул, всё было ясно.
- Пьём, курим и уходим. – лихо перекинув прибор через плечо, Саня направился на кухню.
Я пошёл за ним, перешагнул ручей, осматриваясь по сторонам. Лагерь стоял на слиянии двух ручьёв, стекающих с хребта протянувшегося с запада на восток. Внушительных размеров сопки притягивали взгляд. Мне они напоминали лицо насмешливого старика наблюдающего за маленькими людишками, копошащимися у его ног. Здесь чувствовалось величие природы подавляющее, доказывающее собственное ничтожество. Или я не много преувеличиваю? После приевшегося и от того серого пейзажа берегов речки Туры, я немного обострённо воспринимаю окружающую реальность. А может это мир кричит красками, звуками и запахами как бы говоря мне « Нет! Не стоит, меня покидать! Посмотри, как прекрасно вокруг!» Встряхнув головой, отгоняя мысли, я поспешил за Саней. Он заглянул в палатку:
- Вовчик, не выключай рацию, будишь сидеть на генераторе, говорить токи.
Из палатки донеслось утвердительное мычание.
Лагерь уже опустел, все ушли на рубку, повар скрипел печной дверцей, подкидывая дрова, Надеясь, что чай горячий я, пошёл на кухню. Уныло скулил пёс, привязанный к полену. Я посмотрел на юг, в сторону моря, откуда медленно наползала тёмная пелена туч. Эх, не успеть до дождя…

- Пиво! Семечки, орешки! – раздался визгливый голос старухи.
Я вздрогнул, просыпаясь, и недоумённо уставился на Миху. Какой странный сон…, я старался вспомнить, но тот ускользал, словно капля воды на стекле, стекая, оставляет прозрачный исчезающий след. Так и сон, оставил лишь смутное чувство, чего-то яркого и в тоже время грустного, вроде, я даже знал имена…
-Что с тобой? - спросил Миха, доставая сигареты.
- Да так, сон приснился…
-Ааа…, пошли курить.
Мы пошли в тамбур, я не очень любил курить в электричках, но сейчас не стал спорить.
- Знаешь, сон такой странный, такой чёткий, всё было так реально…, а сейчас ничего не помню. Там я знал имена, кто я, где, зачем, И как будто я в то время что-то сделал и… и у меня не получилось, и ёщё что-то было, не знаю, не помню.
-Бывает.
Миха всегда слушал мои рассказы о снах и сам всегда рассказывал свои. У нас было вроде негласного соревнования, кому круче сон приснится. А сейчас, вопреки своему обыкновению он ничего не рассказывал, стоял, курил, сплёвывая на пол, рассматривая надписи на стенах.
Миха. Михалыч, друг… пожалуй да, он всегда меня понимал, надеюсь, поймёт и то что я сделаю. Я привык к его спокойному не торопливому нраву. Он ни когда, ни куда не спешил, начался бы пожар и все бы стали выбегать он бы, покурил, почистил бы зубы, оделся, старательно завязывая гриндера, а потом начал думать, как бы выбираться. Иногда я завидую этому качеству, я всегда тороплюсь. Может быть, и с этим тороплюсь, да нет, это никогда не рано. А за окном мелькал лес с посеревшим снегом и гнилыми шпалами вдоль путей, потянулись огороды, проплыл шлагбаум и поезд, снижая скорость, постукивая на стыках, треща на поворотах, мерно покатил к станции.
- Родная деревня, - сказал Миха
Двери открылись, и мы вышли на перрон. Свежий, морозный воздух начала апреля. Зима кончилась, а весна ещё робко прикасается своими мокрыми, пахнущими собачим дерьмом руками, готовясь, вцепится мёртвой хваткой, чтобы окунуть в промозглую серость и головную боль. Люди, разбегаясь в разные стороны, спешили по домам. По сумеречному небу проносились рваные клочья облаков. Влекомые ветром, и не спешившие домой, в отличие от людей. Вечные рабы ветра. Хорошо им, людям, у них есть дома, есть куда возвращаться. А вот облакам нет, с рождения становясь игрушкой ветров, носятся по небу, пока не прольются где-нибудь дождём….
- Посмотрел я твой клип, - отвлёк меня Миха от жалости к облакам, - Офигенно, Психеевская песня очень подходит.
- Рад, что тебе понравилось, я, кстати, закончил сборник стихов. Назвал его «In The Searches Of Darkness”
- Ну, ну, почитаем…
Если бы никто не читал мои стихи, я бы не написал ни одного. Миха, же, всегда оказывался первым читателем, получая «свежак». Жил он за стенкой и глубокой ночью, после часа, другого, моего творческого действа, удостаивался чести услышать новое творение. Отрицательной оценки я от него не слышал, может, жалел? Так, болтая ни о чём, мы дошли до общаги. В Семиной комнате свет не горел, как и в Серёгиной, они не изменяют себе, всегда приезжают утром. Я открыл дверь своей комнаты, шагнул в её мрак, шторы приветливо колыхнулись, доски удивлённо скрипнули под ногами, не привыкшие ощущать на себе вес больше таракана. Ну здравствуй, мой склеп.

***

 - Красиво, да? – человек в белом стоял у окна смотря на дождь, что мыл, и без того чистое стекло.
- Красиво, что? – спросил человек в чёрном, стоявший чуть по одаль, потягивая трубку.
- Радуга, смотри, вон там, - человек в белом поднёс палец к стеклу, - солнце, дождь… грустная красота, люблю такую. А тебе, нравится?
- Мне? – искренне удивился человек в чёрном. - Не знаю, наверное… да, хотя так было бы лучше.
Солнце закатилось, на небо высыпали звёзды, большая белая луна бросала свет, на капли дождя, и тот стал отливать серебром, превратившись в продолжение звёздного неба.
- Ну вот, опять ты всё изменил, - человек в белом задумчиво поднёс руку к подбородку. – Ну... ладно, сойдёт. Ты всё равно по-своему сделаешь.
- Больно нужно… - изображая обиду человек в чёрном отошёл от окна и мерно ступая направился к камину, что зиял огненной пастью, в стене с одним единственным подсвечником.
- Вы господа, как дети, ей богу, – сказал человек в бесцветных одеждах, сидевший всё это время в кресле, увлечённо читая какую-то книгу. – Неужто так не терпится? Терпение, скоро всё уладится, не в первый раз этим занимаемся.
- А вы оригинальны в речах, милейший. Признаюсь, упоминание вами столь пространного субъекта как «бог» меня рассмешило. – Ответил человек в чёрном, вычищая трубку.
- Чему вы удивляетесь? Ещё посмотрим что получиться, благодаря нашим общим стараниям. – Бесцветный человек отложил книгу, и взирал на окно по верх очков. – Дождь ночью… не плохо.
- Благодаря вашим стараниям, заметьте, я не принимал в этом участия. – Человек в чёрном убрал трубку и присев у камина лениво передвигал дрова. Отложив кочергу он встал и взглянув на остановившиеся часы, что безучастно висели на противоположной стене, произнёс:
- А почему бы нам, не убить время за партией, другой?
- Оно и так мертво, на этот раз благодаря именно вашим стараниям, а вот от партии я не откажусь. – Человек в белом, отошёл от окна и улыбаясь повёл рукой в воздухе, где тут же возникли стол и два кресла.
- Ну вот и отлично, думаю без судьи вам не обойтись. – Бесцветный таким же образом вынул из небытия шахматную доску.

 ***

Зима кончилась, подумал я и раздвинул шторы, что были задёрнуты на протяжении четырёх месяцев. От этого в комнате был постоянный полумрак, лампу на потолке мы не включали, используя только лишь настенный светильник, и иной раз нельзя было понять день, сейчас или ночь. Белесый утренний сумрак брызнул в окно, загоняя тени по углам.
- Да прибудет свет!
Усмехнувшись собственным словам, я склонился над маленькой пластиковой лепёшкой, являющей собой дисковый плейер, предмет гордости Сёмы, и единственный источник музыки. Так, так..., посмотрим, что бы включить..., психи, не то настроение, Amatory, вечером… Вот! Седьмая раса, то, что надо. Поглотив диск, плейер издал жужжание, усилитель сказал нечто подобное как «пум», только шёпотом, и из колонок полились гранжевые гитарные рифы. Я уселся у окна, закурил и стал наблюдать за редкими прохожими, я любил этим заниматься. Смотреть, на людей, не пытаясь проникнуть в их думы, просто смотреть, кому- то, может, завидовать, кого-то жалеть, над кем- то смеяться, про себя. Приятно так сидеть, из вне наблюдать за чужой жизнью, пробовать представлять себя на их месте, а с недавних пор к этому прибавилось чуточку грустное и в тоже время, радостное, осознование того, что это не моя жизнь, не мой мир, и скоро меня здесь не будет. А в прочем с недавних ли? Когда я понял, что мне не жить здесь? Я и не знаю, наверное. Может, в тот момент когда, почувствовал, себя пустым местом, когда открыл глаза и понял, что мир сбросил розовую фату, и предстал во всём своём сером нелепии предо мной. Вроде, эта мысль была со мной всегда, сколько я себя помню, иногда она не навязчиво поселялась в мозгу, просто, чтоб обозначить своё присутствие, иногда в открытую завладевала моим сознанием, и я воспринимал её в серьёз. Я ни когда не понимал, весь тот отрицательный смысл, что люди вкладывали в слово « смерть». Не из-за того, что это не касалось моих близких и родных. Это касалось и довольно не редко. Просто сколько горя и грусти было в этом слове. А ещё страха, животного и суеверного. Я непрестанно ловлю себя на мысли, что в общем – то у меня нет этого страха, Даже после нескольких случаев, что могли меня с ней свести, лишний раз доказывали, что его нет. Может это пресловутые стрессовые реакции, не знаю. Все люди боятся умереть, это истина, но я то это не боюсь, я этого хочу. И что получается… Уголёк от сигареты упал на колени, я пытаясь его смахнуть, лишь обжёгся. Чёрт! Надо открыть форточку.
Свежий воздух унёс табачный туман, не много добавив в комнату красок и запахов. Сразу донесся стук дождя по подоконнику, его нечёткий ритм пробивался сквозь минорные ноты и голос из колонок. Там пелось про одиночество и плачущий март, мне нравилась эта песня. Только вот за окном не март плачет а апрель, но это ерунда. Скоро потянется вереница людей, спешащих к общаге с электрички. Дунул ветер и комнату заполнил запах безысходности. Я не приукрашаю, не стараюсь выглядеть совсем уж поэтом, но это действительно так, кто ни будь, знает как пахнет безысходность? Я знаю. Утренним апрельским дождём. Надо запомнить этот запах, а то скоро придёт Миша, сосед Сёмы по комнате, и заполнит всё вокруг своим. Вот он уже идёт, нелепой, торопливой походкой. Об этом жителе комнаты следует остановиться по подробнее. Миша, представляет собой субъект, крайне застенчивого характера, даже аутичного. Он имеет свойство ни чем не выдавать своё присутствие, а когда ему приходит в голову, что ни будь ляпнуть, именно ляпнуть а не сказать, то это происходит в крайне не подходящий момент, и вызывает всеобщий смех или злость, в зависимости от ситуации. Ну это малая часть его недостатков. Остальные таятся в его внешнем виде и запахе. Причём последний, всегда выступает на первое место, и затмевает собой все остальные. Естественно предположить, что в душе он не частый гость, по причине стеснительности и страха перед старшими, что имеют обыкновение выключать свет, когда он моется. Ну и вдобавок, ко всему, парень честно говоря не красавец. Обладатель слишком больших ушей носа и губ, да всё у него было гипертрофировано, в ущерб одного, душе. Она у него была чёрненькая, уж я то видел. Ну хватит об этом персонаже, в моей памяти, сохранились люди и подостойнее. Расскажу о них в своё время. А тем временем, прервав мои размышления, в замочной скважине послышалось не уверенное скрежетание, и Миша, видимо догадавшись, что дверь, всё-таки открыта, шагнул в комнату громко топнув. Направив, полный удивления взгляд на меня, пробормотал:
- Лёёх? Ты уже здесь? А Миха приехал?
Эти нелепые по сути вопросы он задавал каждый раз, когда приезжал, На самом деле его не интересовало, приехал ли его тёзка, здесь ли я и я ли это, просто это был своего рода код, который он говорил, зайдя в комнату. Ответив на все вопросы коротким «Да», я оставил его наедине с дилеммой, что снять сначала, куртку или ботинки, принялся листать трэклист плеера.
Дверь размашисто отворилась и в комнату влетел Сёма, заставив шторы возмущённо колыхаться.
- Welcome to hell! – протягивая мне руку воскликнул он, - приветствуя тебя, Лост Мэггот!
- Здравствуй, здравствуй, Энзо. – лениво ответил я.
Мы редко обращались друг другу по никам, обычно когда здоровались или как настроение ляжет, похоже у Сёмы было оно приподнятое.
- Миша, перестань смотреть в пол, он грязный. – так сёма поздоровался с Мишей, и бухнул рюкзак на стул.
Миша, было встал, но запоздало поняв, что не зачем, сел обратно на кровать и продолжил занятие.
- Вижу, решил света добавить, - Сёма выгружал содержимое рюкзака на стол. – Давно пора, а то дня не видим.
- А надо?
Я протянул ему зажигалку, и пригласительным жестом указал на стул.
- Люди мы или кто? – закуривая произнёс Сёма, - Ладно, ладно, не смотри на меня как на идиота, свет, так свет, худе не будет.
Я и не собирался смотреть на него как идиота, но не став спорить, продолжил курить, сочувствующе глядя на пачку неизменного Сёминого «More»
-Это тебе, посмотришь, там клип мой, на Психеевскую песню, наконец – то сделал.
Я протянул ему диск.
- Ещё одно творение? В чём делал? В «Вегасе»?
- Да.
- Хой! – Бодрый голос Серёги огласил комнату.
- А это наш великий Курт! – В тон ему ответил Сёма.
- Да, да, это я. – Пожав нам руки, Серёга заметил Мишу.
- Здорово Миша! Как дела! – гаркнул он, словно боевой клич.
Это была обязательная его фраза, без которой он не мог отпустить Мишу из своего поля зрения. Миша в свою очередь проговорил что-то похожее на «Номнльно», пожал ему руку. Ну вот вроде понедельник вступает права, только ещё не все ритуалы исполнены. Не хватает Макса, Семиного однокурсника. Ну подождём…
- Я в такую брякалку рубился на выходных! – сказал Серёга. Эта фраза адресовалась Сёме, поскольку только его могла заинтересовать.
Они принялись увлечённо обсуждать все достоинства «брякалки», в которую играл Серёга. А я, тем временем, занялся приготовлением чая.
- Люди, будем чай пить? – вырвал я их из мира компьютерных игр. Лучшего из миров.
Сёма с гордым видом водрузил на стол мешок пряников, и сказал, что будем. Мы с радостными воплями принялись воздавать ему хвалу, и доставать кружки из шкафа. Миша, как-то не заметно, успел оказаться за столом с кружкой чая. Причём чай, это громко сказано, то, что Миша пил, скорее напоминало жёлтую сладкую воду.
- Здорово, парни. – это вошёл Макс, вымучено улыбаясь.
Сказать, что Макс толстый, это значит его обидеть. Но он мой друг, наверное, по этому я скажу, что он большой. Это был добродушный парень семнадцати лет, но выглядел на все двадцать пять. Он проявлял, чудеса воли, посещая спортзал, и надо сказать делал успехи по снижению веса. Мы его уважали, и ни у кого не возникало мысли ставить ему в укор лишний вес. Он органично вписался в эту комнату, и был главным, в моей квалификации, начинателем понедельника. У меня была такая квалификация, она основывалась на очерёдности фраз и действий, совершённых определёнными людьми утром. Сейчас, как раз, Макс должен начать понедельник кодовым вопросом. Но пока он не спешил, а рассказывал, о том, что у него были плохие, выходные, о том, что всё плохо и что это ему надоело. Ну давай, Макс! Не тяни! Мы и так знаем что всё хреново, давай, говори то, что должен!
- А, Сёма, какие у нас сегодня пары?
Вот! Всё, понедельник начался, можно сорвать листик, с календаря, спасибо Макс, ты как всегда, справился.
-…. Заплатка, Сотка, английский… - перечислял Сёма расписание. Называя предметы производными от фамилий преподавателей.
- Забей, Сёма. – Предложил я заняться самым распространенным занятием студентов.
- Да, Макс, наливай, закуривай…- поддержал меня Серёга.
Макс, же, с опаской поглядывал то на Сёму то на меня с Серёгой, надеясь что он не последует нашему примеру. Сёма, изобразив раздумье на лице, допил чай и сказал :
- Ладно, Макс, пора.
Тот облегчённо встал с мишенной кровати, и пошёл в коридор.
- Удачи, Сотке привет, скажи ей что мы не придём, – проводил Сёму Серый.
Они вышли оставив нас с Мишей, сканирующим пол и Седьмой расой в динамиках.
- Хреновая, погода, блин, – разочаровано проговорил Серёга.
- Это не надолго, - заверил его я. – Ещё сходим на скалы.
- Да, пора, по орем «кишей» попьём пивка…
- Давай, распечатаем пруд, откроем купальный сезон. – Предложил я.
- Гонишь, вода холодная, - сказал Серёга, - а вообще, хрен с ней, давай.
Он блаженно растянулся на мишенной кровати, тот умыкнул из за стола молчаливо собирался в технарь. Серёга смачно зевая и глядя в потолок сказал :
- Блин, лениво этот грёбаный диплом писать…
- Не говори. – Поддержал я его лень.
- Меня вообще последнее время ни чего не прёт, приезжаю домой, сажусь за комп, врубаю игрушку, а остальное пофигу. И что, только в башке не творится, еду например, в электричке, смотрю в окно, и кажется мне, что там, за деревьями ни чего нет, конец игрового пространства…
- Может поменьше играть за компом? – Предложил я
- Гонишь что ли! Я тогда вообще с ума сойду. Нет, это всё весна, мать её…
Я смотрел не него некоторое время, раздумывая над тем, что он чувствует. На сколько я знал Серёгу, он был вполне жизнерадостным, но иногда выдавал такое, что даже я удивлялся. К примеру, его стойкая уверенность, в том, что он умрёт ровно в двадцать семь лет. Он говорил об этом настолько серьёзно, что у меня не возникало сомнений. Он не был подвержен каким то сезонным обострениям, скорее это всего-навсего очередной упадок настроения, которые случались с ним довольно часто.
- Серый, ты хочешь будущего?
Он даже повернулся в мою сторону. Не много помедлив он ответил, расплываясь в улыбке:
- Чувак, ты чё? Какое, нахрен, будущее, всё это бред. Жизнь дерьмо, это доказанная истина. И прошлое дерьмо, а будущее это твоя мысль вытереть задницу. Я вообще не думаю об этом. Себе дороже. В этом моя свобода.
Вот такая логика. Я подумал, как легко быть свободным, гораздо легче чем мёртвым.
.