всё ложь. глава вторая

Глава 2
 
Я ни хочу быть пеплом.
Серая память былого огня.
Я ни хочу быть ветром.
Безликий страх самого себя.
Ведь я, всего лишь призрак, не нашедший покой.
Ведь жизнь, это самое большое зло,
Что могло произойти со мной.

-Дым.-


Внеочередной отчёт.
Станция контроля реальности. № 14-18 / Р Н-Т
В центр.
Доступ С.

У наблюдаемой группы личностей, коэффициент отторжения критически повышается. Данная группа, проходит по линии «Отзыв», и подобные эффекты подтверждают возможность перехода. Но повышению коэффициента, сопутствует возникновение не нацеленного канала локального перемещения. Это ведёт к неконтролируемым последствиям, нарушению общего баланса, и эффекту «инерционного отката» на контактирующих личностей. Хотя, возможность подобного крайне мала, прошу откорректировать трансляцию, для исчезновения канала. Возможен также вариант экстренного отзыва.
Ведущий реальности Марк.

 ***


Михалыча, я обнаружил, лежащего на кровати в гриндерах и увлечённо пускающего табачные колечки. Утреннее солнце, нагревало комнату, свет озарял пол, выдавая, каждую пылинку, коих было великое множество. Я подошел к подоконнику, не обращая внимания на грязь времён перестройки, уселся и присоединился к этому интересному занятию.
- Передумал идти в технарь? – спросил я, в общем-то, зная ответ.
Миха, лениво перевёл на меня взгляд, ответил:
- Нет, был уже.
Я не стал вдаваться в подробности его пребывания там. Миха имел стойкий иммунитет к бессмысленному времяпрепровождению в этом заведении. Ну и правильно, нечего там делать.
- На скалы пойдёшь? – Задал я, в общем то, пустой вопрос. Он ни когда не отказывался. – Будем сегодня купальный сезон открывать.
- Дикари… - протянул он, - ну пойдём, только я в воду не полезу.
- Как хочешь.
Миха крайне редко принимал участие в подобных безумствах. Он с гораздо большим удовольствием попивал пиво у костра, наблюдая за нами. Надо по подробнее остановится на этом месте, что я назвал «Скалы» Название ни о чём не говорит. Это представляет собой просто не высокий скалистый берег. Путь к нему лежит через лес, что не так далеко от общаги, и занимает минут пятнадцать. Он стал нашим излюбленным местом отдыха ещё со второго курса. Показал мне его Серёга, а потом мы туда притащили Сёму. Мне сразу оно понравилось. Тихое местечко, не большая полянка, окружённая соснами, обрыв, уступами спускающийся к воде. Что- то в нём было, не могу объяснить что именно Может, оно обладало какой - то скрытой энергетикой или ещё чем – то. Но, придя туда, всегда уходишь с лёгкостью на душе. Мы всегда старались найти время там, побывать. Пиво и песни, стали традицией. И даже если к нам присоединялся, кто–то из не особо, приближённых и становился, свидетелем нашего сумасшествия, мы не смущались, оставляя его наедине со своим непониманием. Ещё бы, с виду нормальные парни, а потащились в лес, распевают там идиотские, песни, орут, и колотят друг друга резиновыми топорами... Вот и сегодня мы собирались устроить там маленький акт безумия.
Миха, закончив изображать паровоз, снял со стены маленький радиоприёмник, который еле слышно шипел, издавая звуки, издали похожие на музыку и принялся подстраивать частоту.
- Не старайся, - предостерёг я его от бесполезных усилий,- чище не станет, Сёма ещё не заменил переменник, так, что пока придётся довольствоваться этим.
Это было ещё один наш сдвиг, с точки зрения остального общаговского общества. Он заключался в наличии у нас собственного радиопередатчика, способного транслировать на средних частотах на расстояние до двух километрах. Впрочем, дистанцию можно было увеличить, по заверению Сёмы, имея приличную антенну. Это было целиком его детище. Мы поддерживали процесс создания только морально, не имея необходимых знаний и умения. После кропотливого и упорного труда, длиной в месяц, родился на свет, ламповый передатчик способным засорять эфир. Мы этому жутко обрадовались и принялись использовать его по назначению, оглушая общагу гитарными рифами, воплями и стуком барабанов. Народу это быстро надоело, и он перестал нас слушать. Но мы не поникли духом, и продолжали запускать в пространство музыку, как дань уважения труду нашего техника Enzo. Миха, привёз из дома маленький радиоприёмник, и он, вися на стене, покорно озвучивал комнату, заполняя тишину. Последнее время, наше радио, что-то барахлило, чем ввергало Сёму в раздражение и попутно спасало его от безделья.
Миха оставил это занятие и вытащил мобильник. Я смотрел в окно, оно было не впопад чистым. Чистота окна резко контрастировала с комнатой. Почему-то Игорь, ревностно следил за чистотой именно окна, а не комнаты. Через это чистое окно было видно грязное футбольное поле, по которому бегало, крича и матерясь, «нормальное» население общаги. Я отвёл от них взгляд и стал смотреть на реку, что лениво текла, прибивая последние льдины к берегам.
- Мих, ты чё собираешься после технаря делать?
Он долго тушил окурок в пепельнице, потом ответил:
- Не знаю… в армейку, наверное. А ты?
- Дожить ещё надо, - и улыбнувшись, добавил, - уеду в какую-нибудь глушь, где людей мало, в Магадан, например. Нам на группу как раз место от туда пришло.
Миха вскинул взгляд на меня, и как мне на секунду показалось, не много испуганный, потом сказал:
- Ты чё? Серьёзно? Ну, ты даёшь…
И принялся хохотать. А я обескураженный такой реакцией смотрел на него, ни чего не понимая.
- Серьёзно. Нам действительно от туда запрос пришёл, на двух человек. Вам из Якутии, например, тоже. И желающих много.
- Да ты гонишь. В Магадан! Там же зоны одни, что ты там делать будешь.
- Всё не так плохо как ты думаешь, ну и что, что зоны. Я же не сидеть там буду.
- Да… Лёха. И когда же мы снова увидимся…
- Ну… это всё равно неизбежно, мы же не можем вечно учится в технаре. Да и я ещё не решил окончательно… , поспешил я его успокоить, - просто мне уже не выносимо, всё осточертело. Я устал видеть вокруг себя эту чёртову реальность.
Я закурил, пристроившись на тумбочке. Михалыч, отложив мобильник, не много по размышляв, закурил тоже.
- Опять пустота? – Спросил он.
Я делился с ним чувством, что овладевало мной всё чаще и чаще. Это было чувство бесконечной, абсолютной пустоты, как будто всё вокруг исчезает, и ты остаёшься один среди безграничного ничто. Оно захватывает с головой, и причиняет почти осязаемую боль.
- Нет Миха, не опять, всегда. Это со мной всегда, я не знаю, выдержу ли…
Повисла тишина, мы молча курили, радио смолкло и даже не шипело. Вдруг оно издало, какое то странное щёлканье и заговорило голосом, похожим на Сёмин:
- Люди, есть будем? Я голоден.
Миха уставился на меня, непонимающим взглядом.
- Семён из технаря пришёл, зовёт жрать готовить. – Пояснил ситуацию я.
Он утвердительно хмыкнул и снял приёмник с крючка. Начал его вертеть.
- Ты чего? Ответить хочешь? Это тебе не рация.
Он опять посмотрел на меня, и по мере роста его улыбки, в глазах разгорался огонь. И тут он взорвался хохотом, выронив радио из рук. Он так заразительно смеялся, что не выдержал и я.
- Пошли, а то Сёма с голоду помрёт, а мы со смеху. – Продолжая смеятся, ответил я.


 ***

Обшарпанная стена, покрытая зелёной отпадающей краской. Неровно побеленный потолок. Тусклый, раскачивающийся свет. Он исходил от единственной пыльной лампочки, что болталась на проводе. По среди пустой комнаты стол и стул. За ним сидит человек. Не старый, не молодой. У человека были пустые глаза. Такие могут быть только у того, кто видел в своей жизни абсолютно всё. Человек, рассматривал лист бумаги, лежащий на столе. Он двигал его кончиками пальцев, тихонько поворачивая, словно боясь нарушить тишину. Но тишину смело нарушили шаги за дверью. Человек не отреагировал и продолжал сидеть. Дверь, без стука отварилась и в комнату вошла женщина. Она была бледная, причём полностью, начиная с одежд, кончая волос. Это была именно бледность а не белизна. У обычного человека её облик может вызвать ужас. И этот ужас заключался в её глазах. Они были тоже бледными и без зрачков.
- Здравствуй госпожа. – Сказал человек сухим тоном.
В место ответа женщина кивнула, и присела напротив.
- Вот, прочтите.
Он протянул ей листок бумаги и продолжил сидеть, не поднимая на неё взгляд. Женщина смотрела на листок несколько секунд, потом сказала тихим голосом, словно шум дождя:
- Ну и что? Зачем вы меня позвали?
Человек поднял на неё глаза, затем спешно убрал.
- Меня это беспокоит. – Сказал он.
- От чего же, Лицер? Это бывает, знаете какие люди сейчас пошли? Ни чему не верят, - её голос чуть усилился и стал похож на стук дождя по стеклу, - и потом, их готовят к выходу. Это обычное явления на пороговых стадиях. Эти болваны на контрольных станциях просто засиделись без дела, им дай только что ни-будь покрутить.
- Не нужно лишних слов, Морана, я не о том. На станцию, я уже послал директиву с подобающими инструкциями. Меня заботит один человек. – Он поморщился, произнеся эти слова.
Морана сидела спиной к свету, и её лик казался чёрным, но Лицер ощущал, как она буравит его своими бледными глазами.
- Не ужели… ты не забыл это чувство? – Слова с шипящим звуком сползали с её губ, отскакивали от стен и вонзались прямо в голову.
Лицер снова поморщился, словно от боли и усталым голосом произнёс:
- Морана прекрати, я позвал тебя для разговора. Один человек открыл глаза.
Она резко выпрямилась, и стала мерцать. Глухим голосом, словно она была не рядом, а за стеной выкрикнула:
- ЧТО!?
- Да, открыл глаза. Трансляция не действует. Я не знаю, что его держит там. Но факт остаётся фактом. Он видит. И он в группе наблюдаемых.
Морана перестала мерцать. Окончательно воплотившись на стуле.
- Но этого не может быть…я бы почувствовала… - Она даже не открывала рта. Звук доносился откуда-то с верху.
- Ты бы и не почувствовала. Он не ТВОЙ. – Лицер позволил себе смотреть на нее, не отрывая взгляд.
Морана молчала.
- Мне думается, что он часть реальности, мироздания, если говорить людским языком. Его не было в твоих чертогах. Но со временем его оболочка появилась в одной из клеток. Мы транслировали реальность в месте с ней и его образ. Я бы ни чего не заподозрил, если бы не наткнулся в архивах на сообщение о сбое. Довольно не обычном. Похожий на смену вариантотивных линий. Но произошедший сам собой. В свете последних событий, у меня возникли некие мысли, я стал копать дальше. И вот, мне стало известно то, что я тебе рассказал. Каким образом он появился в реальности мне не известно. И мне до сих пор не ясно, почему он выглядит обычным человеком. Пусть даже с открытыми глазами. Но это догадки.
Она отвернулась, и сидя спиной к нему сказала:
- То, что ты сказал, нас очень расстраивает. Лицер, ты понимаешь, что это может значить?
Морана держала в пальцах, листок бумаги и тот медленно тлея, осыпался пеплом на пыльный пол.
- К сожалению да, я понимаю, Морана. Мы можем пройти в твои чертоги?
Морана бросив на Лицера взгляд, если бы в её глазах были зрачки, то они бы излучали удивление. Она медленно кивнула. Комната опустела. Лампочка медленно потухла и перестала раскачиваться.
 

 ***



Никуда мы сегодня не пошли, видимо, в планы погоды не входил наш поход. После обеда небо заволокло свинцовыми тучами, и дождь, с настойчивостью стахановца, старательно смывал остатки снега. Сёма, чинил Серегин усилитель, Михалыч, предавался безделью у себя в комнате. Сёмин сосед, где-то шлялся в городе, или сидел в библиотеке, выполняя наказы преподавателей. «Миша, тебе надо больше заниматься после уроков», говорили они. И Миша послушно сидел в библиотеке, вряд ли он понимал, что это ему не поможет. Но слово учителя превыше всего. А я, сидел в Сёминой комнате, и думал. Во всяком случае, мне так казалось. Мысли, словно при ускоренном просмотре, проносились в голове. Я включил, Deftones, задёрнул шторы, и погрузился в поток мыслей, может, придёт вдохновение. Хотя, время не то.
И вправду, вместо вдохновения, мысли вернули меня к разговору с Михалычем. Зачем говорил с ним про Магадан? Ведь я даже не думал об этом. Я хотел поговорить с ним. Хотел рассказать ему то, что я собираюсь сделать. А что, я собираюсь сделать? Умереть? Да. Зачем и почему. Потому, что я не хочу жить в этом мире. А в каком ты хочешь? Стоп. Не надо обращаться к себе на ты. Действительно. В каком я хочу жить мире? И почему я решил, после смерти что-то есть? Даже не знаю, сказать… наверно, я даже не решал, просто знал и всё… просто верил. Вместо всего этого я начал говорить ему про будущее, про работу. Поймёт ли он меня? Я уверен, что поймёт. Мы были отличными друзьями… Недавно, вот, вдвоем, устроили импровизированные съемки клипа, было весело…. У него здорово получалось, изображать обезумевшего фаната группы Slipknot, глаза такие натуральные делал… Мне не редко, приходила в голову мысль, что он бы смог, вполне комфортно себя чувствовать, и компании с «нормальными пацанами». Для всей общаги, мы были кучкой свихнувшихся, металлистов. Единственных металлистов, надо заметить. Но он ни сколько, не стеснялся, дружбе с нами. Меня, то он знал ещё с тех времён, когда мы были чисты, юны, и ходили в спортшколу. И он сам меня «подсадил» на металл, за что я ему благодарен. Но это другое, есть фактор толпы. В данном случае общаговской. Как нередко случается, повинуясь мнению толпы, человек пересматривает свои отношения, опираясь на «нормальный» образец. Но Миха так не поступил. У него пластичный характер. В отличие от Игоря, моего одноклассника, которого я знаю в два раза дольше, чем Миху. Они живут с ним в одной комнате. Мы и поступали в месте. Только я поселился, в соседней, а они вдвоём. Моя дружба с Игорем, со временем лишь таяла, когда с Михалычем только крепла, ни смотря, ни на что. У Игоря был податливый характер. Надо различать разницу между пластичным и податливым. Я не обижался, на Игоря, это было бы глупо. Когда я становился объектом насмешек, он не был на моей стороне. А как раз кидал, весомый камень в мой огород. Но я понимал, что он не прыгнет, выше своей сути. Приходилось терпеть. И наследующий день, когда он, как ни в чём не бывало, шёл рядом, что-то говоря, смеясь, я гадал, чувствует ли он вину. Выходило, что нет. Выходит он счастливый человек, с податливым характером. Таким легко. Они, не задумываясь, плюнут в друзей, и пойдут за толпой. И всё у них получится.
Я не имею права жаловаться на жизнь. У меня всё есть. Лучшие друзья. Отец, Мать, младший брат, крыша над головой. Мне легче. Так почему я не хочу жить? Что мне не нравится в этом мире? Почему мне кажется здесь всё не настоящим, лживым? Может потому, что так оно и есть? Всё это ложь? Большая мировая ложь? Когда я был маленький, мне тоже казалось что всё не настоящее. Фальшивые Мама и Папа ходят на фальшивую работу, водят меня в фальшивый детский садик. Что я сплю и вижу сны в пустой и почему-то, стеклянной комнате. И сны мне показывают инопланетяне, которые стоят за стеклом и смотрят, смотрят, смотрят…. Смешно, да? Но в детстве простительны такие сказки, а сейчас? Стал я смотреть на мир по-другому? Да. Стал. Мне всё видно. Мне видно, что нет нигде смысла. Жизнь бессмысленна по определению. Жизнь это когда живой организм дышит, питается и размножается. А зачем, чтобы дать жизнь следующему поколению. Прихоть природы. Живите, а я сделаю всё, чтоб было легче. Я не хочу быть безвольной амёбой. Мне не надо бороться, за жизнь. Спасибо прадедам. У меня есть кров, спасибо родителям. Но я не хочу жить, я выбираю смерть. И пусть это будет слабостью, трусостью, подлостью. Мне насрать. Я научился плевать в лицо толпы. Живите и радуйтесь, только мне не мешайте умереть. У каждого живого, человека, есть право на жизнь. Это правильно, это гуманно. Но вот, о праве на смерть, все как-то забыли. Или нет такого права? Что мне даст эта жизнь? Будущее, возможно достойное. Буду где ни-будь работать, геофизиком, мотаться по стране. Может, закончу вышку, и не буду мотаться по стране, а буду других мотать. Какая разница, я ни хочу будущего. Я хочу наслаждаться этими последними днями. Быть с друзьями, и уйти, веря, что это всего лишь дверь в лучший мир. Это единственное что, я хочу и то единственное во что я верю.
Но наслаждаться мне не пришлось. Из коридора доносились звуки. Двоя парней спорили, издавая по очереди протяжные звуки «Чоеоо?» Словно перетягивая канат. Вот эта ваша жизнь, кто сильнее, кто громче, у кого взгляд наглее, у кого глаза тупее… Вот люди, которые никогда не задумаются, зачем они живут. Будут пить, ходить на дискотеки, трахаться, чокать и ржать над приколами в мобильниках в своё удовольствие. По тому, что это нормально. Это правильно. Так все делают. Если ты так не делаешь – ты урод. Тебе не место здесь. В каждом стаде есть урод, так, что не обижайтесь.
Мне стало противно, захотелось врубить музыку на полную, уткнуться в подушку, и ничего не слышать… Но это, значит поддаться пустоте. Это значит опять не чувствовать ни стен, ни мира, а лишь безбрежную, абсолютную пустоту. Ощущать себя подвешенным в месте без времени и пространства, в небытии. Если это как смерть то лучше жить… Я дал себе слово не поддаваться пустоте. Хотя… толку то, всё равно наступит ночь и всё начнётся снова…
Раздались лёгкие шаги, я уже понял, кто идёт этой неуверенной походкой. Дверь открылась, свет ламп из коридора выхватил половик и очертил контур маленькой фигурки. Это была Настя.
- Лёша… ты здесь? – Раздался её немного низкий для девчонки голос.
- Да. Заходи.
Она шагнула в комнату, не решаясь пройти дальше, я включил торшер, и увидел на ней новую маячку. Не плохо… ей она идёт, немного подчёркивает худобу рук, но в целом украшает.
- Я… - она присела на кровать, зажав ладони, меж колен. – А ты чего в темноте сидишь?
- А мне не нужен свет. – улыбнувшись ответил я, потом, поймав, непонимающий взгляд поправился.- Да так, вздремнул немного.
- Я не разбудила? – Ну что же ты робеешь… Она напряглась, хотела было встать.
- Нет, что ты. Чай будешь?
Она быстро замотала головой, поспешила ответить:
- Нет, я так… ненадолго. Лёш, ты… Давай сходим куда ни-будь?
Сказав, это она зарделась и стала смотреть в пол, как недавно делал Миша. Эх Настя, Настя… если бы ты знала как не вовремя, ты пытаешься сделать себя чуть счастливее. И если бы знала, кого, выбрала… Настя была недавней моей знакомой. Я помню как в конце осени, две, не много пьяные, первокурсницы, сидели в этой комнате и весело смеялись. Зашли они не помню зачем, но вот, засиделись. Настина подружка вовремя поняла, что ей не по пути с этими ребятами, а вот Настя, потом частенько заходила, даже была с нами на скалах. Бедный Семён, по уши влюбился в эту невысокою, с неприметной внешностью, да и в общем-то не красивую, девчонку. Но это на мой вкус она не была красивой. А так, может, что-то в ней было. Но это что-то, не вызывало у меня симпатий. У неё были волосы, про которые говорят «никакие» не определённого цвета, похожие на светло каштановые. Не много большой нос, и серые глаза. Не нравились мне такие. Она изо всех сил старалась понравиться мне. А я, бессердечный идиот, делал вид, будто не замечаю. Нет, чтоб сказать, объяснить… Помучилась бы да и другого нашла. И Сёме, ещё давал советы, как привлечь её внимание. Я видел, что у них ни чего не выйдет, но молчал. Сёму, жалел, а её… Наверное, надо было сказать, хотя бы ей.
И сейчас, она сидела, чуть покрасневшая, надеясь, что вдруг, что-то изменится.
-Знаешь, сегодня вряд ли получится… - Соврал я, чувствуя как, горький ком, подкатывает к горлу. – Давай завтра, мы как раз на скалы собрались, пойдёшь с нами?
- Ага, пойдём…, пойду… - Она кивала головой даже когда закончила говорить. Но, опомнившись, встала и быстренько надела тапочки.
- Пока! – выскользнув за дверь, сказала она.
- Пока… - ответил я закрытой двери.
Раздался торопливый, топот по лестнице, а я сидел и чувствовал себя свиньей. Весь день к чертям!


 ***
- Держи блок! Держи! – Орал Серёга, махая топором. Топор у него был сделан на славу. Надёжно закреплена резина, обшкуреное древко, легкий и прочный.- Ноги закрывай! Да не фехтуй, это не шпага! Ааааа! Чёрт!
Теперь он валялся на спине, притворно корчась от не существующей боли, ну, может ему и было больно. Немного. Всё-таки я ему заехал по колену довольно сильно.
- Ты меня убил. Я проиграл! Ха, ха, ха! Давай Сёма, теперь твоя очередь.
Я отказался от битвы с Сёмой, пусть Серега себя реабилитирует. Сёма, взял свою кетану, стал пытаться её крутить и смешно рыть землю ногой, изображая злость. Я достал из рюкзака бутылку пива и сел у костра рядом с Михалычем.
- Ух, вымотал меня Серый, - сказал я, открывая пиво. Ты будешь купаться?
Миха поежился.
- Ну, нафиг. Вода холодная. Я лучше тут, у костра пиво попью.
Я пожал плечами. Вода действительно была холодная. Но мы шли на скалы с твёрдым намерением открыть купальный сезон, «распечатать» пруд. За нами раздавались крики пацанов, Серёге, вроде опять досталось. Не везёт ему, хотя машет он своим топором куда лучше нас. Настя, тем временем, снимала поединок, на видео. Серёга то и дело корчил рожи в камеру. Я подбросил в костёр пару веток.
- Сдавайся, Курт! – Орал Семён.- Я тебе уже тридцать хитов давно нанёс.
- Хрен там! – Серёга ни смотря, ни на что продолжал изображать непобедимого рыцаря.
 Моя кофта давно и безнадёжно пропахла дымом. Я её скинул. Пошёл на край обрыва. Вода была свинцово-синяя. Мерно колыхалась. Поднимался ветер, надо было спешить, если хотим искупаться.
- Люди! Пора охладится! Серый, ты ныряешь? – спросил я, стягивая джинсы.
- Конечно! Внимание! Смертельный номер! Исполняется впервые и уже в который раз, прыжок в воду с пятой ступени! – Распалялся Серый.
- Сумасшедшие! Там же холодно. – Настя наблюдала за нами широко раскрытыми глазами. – Вы чё, и вправду решили прыгать?
- Ну да, открытие купального сезона. – сказал я подойдя к краю.
- Давай Лёха!- Поддержал меня Серёга. – А я снизу, солдатиком. Сёма, а ты чё?
- А чё я? Я за тобой.
Миха молча наблюдал за нами, потягивая пиво. Ему эту комедию видеть не в первой.
- Во придурки… - Сказала Настя, ни чуть не обидно. С ноткой восхищения.
- Ты на видео, то, снимай. – Сказал ей Серый. – Вдруг, не всплывёт, а второй раз не кому прыгать.
- Я нажрусь на твоих поминках, Серый! – пообещал я.
Все дружно рассмеялись. Сёма принялся считать:
- Three, two, one, here we go!
С диким криком я бросился в низ. На секунду перехватило дыхание. Удар. И тысячи холодных иголок впились в меня. Хотя, с начала вода кажется горячей, но потом, схватывает в холодные тиски. Я вынырнул, под торжествующие крики.
- Теперь Я! Теперь я. – Серёга торопливо спускался на нижнюю ступень.
Я решил не много по плавать. Но тут в голове, словно граната взорвалась. Такой сильной боли я ещё не чувствовал. Не вольно зажав голову руками, я погрузился в воду. Но начало сводить ноги, и я поспешил на берег.
- Ну как? – Спросил Серёга.
- Мокро и холодно!
Серый рассмеялся, и зажав нос, левой а правую руку вскинув вверх шагнул в воду. Секунды две его не было, и вот он вынырнул истошно вопя.
- Я сделал это! Я сделал!
За ним поспешил Сёма, прыгнув чуть ли не на его голову. А у меня в голове опять произошёл взрыв. Блин… Чтож такое… Решив что с водными процедурами хватит, я начал выбираться к одежде. Серёга и Сёма вопили и плескались как дети. Настя снимала на видео всю эту вакханалию. Миха курил, на краю.
- Ну, чё холодно? Вот вам делать нефиг… - Ворчал он.
- Да… но мне, похоже, хватит, что-то голова разболелась. Дай лучше пива.
 Серёга с Семой угомонились и стали одеваться.
- Разбежавшись, прыгну со скалы! – Напевал Серёга.
- Вот я был, и вот меня не стало! – Присоединился Семён.
Концовку допевали уже втроем:
- И когда об этом вдруг узнаешь ты, тогда поймёшь, кого ты потеряла!
Настя смеялась над нашим не стройным пением. Сёмин баритон, немного резонировал с моим и Серёгиным голосами. По этому, получалось не очень. Я подтащил широкое бревно, теперь все могли сесть у костра. Солнце припекало плечи, но меня била дрожь после холодной воды. Я потянулся за зажигалкой, но вспомнил слова Ленина, прикурил от тлеющей веточки. Дым от костра то и дело сносило в мою сторону и я оставил попытки от него уворачиваться. Я посмотрел на Настю, та сидела, глядя на экран камеры, рядом сидел Сёма что-то ей говоря, она отвечала односложными фразами и чуть покраснев. Серёга, тем временем, отхлебнув пива, затянул Люменский «Кофе» Сёма тихим голосом ему подпевал. На меня нахлынули воспоминания. Я вспомнил вечер у реки, но не здесь, а в тысяче километров от сюда. Также дым костра норовил окутать с ног до головы. Но было плевать на дым, рядом была она… прижавшись, сидела рядом. А я тихонько пел ей туже песню, чувствуя её влажные волосы на плечах, лёгкое, не уверенное касание рук и частое биения сердца… Всё это унесено как дым… Нет больше той зеленоглазой девчонки, нет больше тех вечеров, когда я отвечал взаимностью на её отчаянную любовь. Просто из жалости, даже зная, что у меня нет к ней чувств. Только чтобы не оставлять её. И сам того не подозревая разжигал всё больше и больше огонь в ней, и оставил её сгорать и тлеть. Оставил наедине с мечтами, с прошлым, с пеплом костра, в котором она пыталась растопить мой лёд.
Я нащупал в кармане тугую пачку её писем. Наверное, пора.
- Лёх, чё будем петь? – Серёга смотрел на меня весёлыми глазами.
Я и не заметил, увлечённый воспоминаниями, как он с Сёмой перепели, почти весь репертуар. Я прокрутил в голове все знакомые песни, и не нашёл ни одной подходящей.
- Не знаю, что-то ничего в голову не приходит.
- Ты же недавно что-то написал. Давай! Мы готовы слушать. – Сказал Сёма.
Все поддержали его желание, даже Настя проявила интерес.
- Ну, если вы хотите…
Я редко читал свои стихи в слух, потому, что почти ни когда не помнил их целиком. Но тут я понял, что помню последний слово в слово, до последней запятой. Хлебнув пива, я сказал:
- Называется – «Песня мёртвой рыбки»
Все сделали умные лица, Миха закурил и кашлянул, он его читал. Я, тем временем начал:

-Я в клетке с рыбками живу.
Я под песком на дне лежу.
Во все глаза на них смотрю.
Они же, верят, что я сплю.

 Первые слова довались трудно, но я продолжал:

-Они радостно рты разевают,
Глотая манку, что бросает Она.
Они вряд ли, что понимают,
Им жизнь одна всего дана.

Они молятся портрету,
Где безглазый старик,
Улыбается ветру,
Надев колючий парик.

Они воют песни.
И кружат хоровод.
Они хотят быть вместе,
Но скоро срок их придёт.

Она закурит трубку
И потушит свет.
Она подымет левую руку
И скажет им - Привет!

Я говорил, чуть на распев, без мелодии, теребя в руках, письма, той далёкой девочки, по имени Настя.

-Ну а что Я. Я пытался,
Им это всё сказать.
Но Я нем остался.
Я хотел летать.

Я забыл, где надежда,
Что крылья мне даёт.
Моя больная вера,
Сегодня, завтра помрёт.

И мне осталось биться
Об этот грязный пол.
И думать, что это сниться,
Всего лишь грустный сон.

Один чудак мне поведал
Сей небольшой секрет,
Что никакой клетки вовсе,
На этом свете нет.
Пока ты видишь рыбок,
Они тебе не лгут.
Ну а когда проснутся,
То сразу всё поймут.
Что никакому танцу,
Не научится им.
И никакому старцу
Не нужен этот гимн.
Ведь всё равно она сможет
Выпить их чистый мир.
И им тогда не поможет
Манный эликсир.

А я, так и буду,
Лежать на этом дне.
Скорей всего забуду,
Что нужно делать мне.
Но всё же так не охота,
быть этой рыбкой и петь,
Что всё безнадёжно плохо,
Простите, я предпочту умереть

Последние слова я сказал почти шёпотом. Я закончил, все молчали, не было восторженных аплодисментов, все понимали, что это не те стихи, которым нужны аплодисменты. Окруженный молчанием, я положим письма в костёр. Всё. Нет прошлого, нет будущего, настоящее- ветер, что развевает дым прошлого и подгоняет в будущие костры. А я научился шагать против ветра.
- Ты это сам сочинил? – Спросила Настя.
- Да. Вчера, ещё помню вот… - Ответил я вставая и натягивая кофту.
- Лёха, я поражён. – Сказал Сёма.
- Да Лёха, клёво! Ты поэт, чёрт возьми! – Хлопая меня по плечу, говорил Серёга.
Настя, между делом, принялась отряхивать мне спину от пепла, ворча, что проклятый дым совсем съел ей глаза. Подошёл Сёма и стал отряхивать её, заявляя, что «у тебя там тоже есть», но она освободилась из под его опеки и начала показывать мне фотографии.
- Смотри, - говорила она, указывая на экран камеры, - ты один, и всё в дыму…