всё ложь. глава третья

Глава 3

-Выбирающий свет.-

СВЕТ, — электромагнитные волны в интервале частот,
воспринимаемых человеческим глазом (4,01014—7,51014 Гц).
 Длина волн от 760 нм (красный) до 380 нм (фиолетовый).


Центр.
Директива.
В станцию контроля реальности № 14-18 / Р Н-Т
Доступ О.

 Ни каких мер по коррекции не принимать, не нацеленный канал ликвидировать искусственно. Прямое поручение ведущему. Разработку линии «Отзыв» прекратить. Ситуация изучается лично мной. Продолжать наблюдение за личностями. Акцент на первого.
Лицер.

 - Выбирающий свет -


- Пока.
- До встречи! – говорит мне он.
Солнце… Надеваю очки и мир теряет яркость. Отлично. Единственное, что не радует, так это лужа, которую надо переходить. Чёрт! Ненавижу весну! Как быстро летит время… Я едва узнаю его. Он сильно повзрослел. В нём нет ни чего от весёленького пацана с огоньком в глазах. От того ленивого спортсмена, что срезает путь под носом у тренера. Весёлое было время… Его скомкали, выбросили. Воспоминание приходит урывками… Где то там, был Мишка Яманов, восторженно глотавший Limp Bizkit. А щас он разбирается в музыке, куда лучше меня. Вот и щас я иду от него домой с новой порцией «чего ни будь по слушать». И вспоминаю, о том, каким он был, и каким он стал. Что-то не заметное изменилось. Что-то не уловимое на первый взгляд. Может это банальное взросление. Или я просто долго не общался с ним. Но свет в глазах уже не тот… С тех пор, как он ушёл из спортшколы, мы с ним не встречались, а потом он, как то неожиданно появился, и начались эти полу молчаливые разговоры в прихожей, сводившиеся к одному: «Ты мне чёнибудь нарежь» или «вот, купил пару дисков…» Ну и редкие мои походы к нему домой, где он постоянно извинялся за несуществующий беспорядок. Что-то ушло, а что… Пустые мысли, наверное. Что я хочу добиться? Сегодня, вот, дал ему мои стихи. И что? Прочтёт, скажет, что не плохие. Будет думать, что не соврал… Ни кто не скажет, что они плохие. Что мне надо? Жалости? Нет, наверное, я даже не пойму, когда меня начнут жалеть. Понимания? Может быть… но поздно. Я знаю, что я напишу стих, дам прочесть Михе, дам Сёме, Серёге, приеду домой отнесу Яманову Мишке, они скажут: Да, клёво! А смысл? Только в том, что это нравится моим друзьям? Или некое самоутверждение? Да нет, скорее это самоистязание, если учесть, как даётся каждый стих. Чушь! Бред! Я просто начинаю превращаться в больного… Сколько ещё это будет продолжатся? Сколько можно видеть вокруг себя это всё? Сколько ещё стихов я напишу, ценой бессонных ночей? Долбаная весна! Мимо пронёсся пацан на велосипеде, чуть не окатив, меня брызгами. Ему хорошо, когда-то и я таким был, беззаботным, радостно въезжающим на велике в своё будущее, которого не будет. Будет не будет… а не всёли равно? Не плевать ли мне? Ха! Вот и выход! Мне плевать, на будущее, на прошлое, на настоящее. На всё! Я буду писать, сколько захочу, и жить сколько захочу. Мне вдруг захотелось рассмеяться, захохотать, дико и громко. Но я сдержался, и продолжал идти чуть улыбаясь уголком губ. Вот как, наверное, чувствует себя самоубийца, назначивший срок. Понявший, что всё… А почему бы и нет? Почему бы не заржать в лицо вон тому парню, что идёт на встречу? Псих, подумает он, и правильно подумает. Я - псих. Только вот, моё расстройство не вылечит ни какая психушка. Я болен жизнью. Болен, как и вы все, только вы не признаете это болезнью, а я, готов лечиться собственными силами.
- Лечиться.
- Что?
Я и не заметил, как стою, и давлю на звонок, и как мама открыла дверь, и смотрит, выжидающим взглядом.
- Ни чего, это я о своём.
- С собакой по гуляй. – Отвечает она.
Собака, услышав, название своего вида, и слово «по гуляй», пришла в неистовство и пулей ворвалась в прихожую, издавая визги и хрюканье. Кстати, моя собака хрюкает и храпит. И вот, это пучеглазое существо, бульдог, французской породы крутится у моих ног, проявляя все положительные эмоции, что только ей доступны.
- Пойдём, пойдём, Джи. Не торопись.
Подъезд огласился хрюканьем, что эхом вознеслось до девятого этажа. Джи лбом открыла дверь и повлекла меня за угол дома. Она придирчиво обнюхивает всё вокруг, выбирая какое место достойно принять её испражнения. За что интересно собаки так любят людей? Я люблю задаваться подобными вопросами, не пытаясь на них искать ответ. Собака, сделав свои дела, попыталась отгрызть поводок. Не умея разговаривать, хотела сообщить мне, что хочет погулять нормально. Я не стал с ней спорить. Освободившись, она помчалась, не забывая хрюкать и мотать головой. Побегала, что-то понюхала и потеряв интерес, к этим бесцельным занятиям, прибежала обратно.
- Что, всё?
Джи утвердительно хрюкнула.
- Ну, пошли тогда.
Забежав домой, Джи, первым делом, начала бодать кота, кот скрылся под диваном, выражая протест подобным действиям.
- Ты пил таблетки? – Спросила мама из кухни.
- Да. – Соврал я, не надеясь, что она поверит.
- Давай давление померяю.- Она уже достала прибор, так что отказываться не было смысла.
Прибор зажужжал, надувая повязку на руке. Я не стал смотреть на экран, догадываясь, что он покажет.
- Опять высокое… пей, что тебе выписали. У тебя остались ещё?
- Да, остались.
- Голова болит?
- Чуть-чуть. – честно ответил я.
- Да что же это… Ты опять крепкий чай пьёшь!
Хлопни ещё по столу, для пущей убедительности. Ну как ей объяснить насколько мне плевать на моё давление. И что зелёный чай, который мне так настойчиво навязывают, я не стану пить даже под дулом автомата.
- Это не из-за чая. – Сказал я, чувствуя всю бесполезность фразы.
- Тогда иди в больницу, Если бы мы не купили прибор, так бы и не узнали про твоё давление, Сколько ты уже с ним живёшь? Это опасно, может кровоизлияние произойти, или инсульт. Ты же инвалидом станешь!
Она распалялась всё больше, вспоминая все страшные последствия гипертонии
- Ну хватит, мам. Это ерунда, пройдёт. – Попытался я предотвратить дальнейшие дебаты.
- Ты нисколько не следишь за здоровьем. Тебе насрать, ты сдохнуть хочешь!?
Ты даже не представляешь, на сколько ты права, мама. Я вышел из комнаты, зашёл к себе, включил компьютер. Наверное, последние часы дома пройдут под девизом «Я самый плохой в мире сын». Ну и фиг с ним. Монитор, изобразил какие-то ракушки, сложенные в виде рожицы, значок группы «Пилот». Младший братец опять поменял картинку рабочего стола, блин, патриот хренов… Касперский сообщил, что вирусные базы сильно устарели. Да, что вы говорите…
- Ты есть будешь? – Спросила мама.
- Нет, я у бабушки поел.
Щас станет говорить, что я худой, что мне надо есть больше. Как будто если я буду нажираться каждое воскресение перед отъездом в технарь, что-то изменится. Так, посмотрим, что там, на Мишкиных, дисках… Lacrimosa, отлично, теперь у меня полное собрание. Ещё какие-то монстры дэта, это на потом.
- Во сколько у тебя автобус? – опять прозвучал вопрос от матери. Как будто за три года нельзя запомнить.
- Через два часа. – Ответил я.
Надо было нарезать пару дисков, кое каким людям. Руслану, что ни будь подобрать. Делов на пол часа, Можно успеть закончить читать «Сумеречный Дозор». Последнее время, я потерял интерес к каким либо действиям, на компе. Больше тянет, что-нибудь читать, или смотреть. В игры играть не охота, глупое занятие.
- Лёша, ты опять в компьютер уставился? Поговори хоть, расскажи, как там в техникуме.
Вот, началось… Самая верная почва для очередной сцены. Моё нежелание разговаривать, сообщать какие то новости… И этот полу жалостливый, полу плаксивый тон. Меня сразу вводит в ступор. Сразу пропадают слова и желание что-то рассказывать. Сейчас начнётся…
- Всё как обычно, ни чего интересного, у нас одни преддипломные консультации. – Ответил я, как смог мягко.
- Ты никогда ничего не рассказываешь! Тебе плевать на наши отношения скотина! Лишь бы отвязались, лишь бы дали в этот компьютер уставиться!
Так… спокойно… она же в конце концов мать, я должен её понимать, но зачем так? Отношения с родителями у меня ни когда не были хорошими. И такие минутные сцены были обычным делом. Но порой и у меня не хватало терпения. Мама громко хлопнула дверью, и я слышал некоторое время какие-то слова. Я решил не обращать внимания, сидел спокойно, читал. Мою мать раздражало это спокойствие, когда она мне всё высказывала, я никак не реагировал. По мере её понимания всей бесполезности слов, она расходилось всё больше и больше. А я не находил смысла вступать в спор, что-то доказывать, зачем? Если я не хотел, говорить, я молчал, если нужно было, говорил. Мама же питала иллюзии об идеальной семье, где чудо сыновья радостно говорят о каждой мелочи, делятся, какими-то переживаниями. Я давно понял, что это бесполезное занятие. Ещё в детстве, все мои увлечения назывались не иначе как идиотизмом. Интересно догадывались ли они тогда что, закладывают фундамент будущих отношений? Моё не желание выходить на улицу, списывалось на нелюдимость или боязнь. «Иди туда, где все ребята», говорили они мне. А то, что у меня не было ни малейшего интереса быть там «где все ребята», никак не лезло им в головы. Скорее это нежелание, находиться в толпе, воспитало, будущую к ней ненависть. Одно из немногого, за что я благодарен, родителям, так это отсутствие попыток религиозного воспитания. В дальнейшем, когда ситуация в стране поменялась, они попытались исправить это. Но я уже смог понять, чем мне это грозит. Хотя и не избежал крещения. На их вопросы, почему я не ношу крестик, я просто отвечал, что не верю. И попытки навязать мне религию были оставлены. А с младшим братом, этот номер удался. Он с благоговением взирал на величие церкви, и честно носил крестик. Не особо понимая, зачем. Рождество и пасху, впрочем, в нашей семье отмечали исправно. Мне всегда было забавно наблюдать, как эти два великих христианских праздника превращались в лишний повод нажраться.
- Что, так и будем молчать?
Мне даже послышались радостные нотки в её голосе. Неужели ей это доставляет удовольствие?
- А о чём говорить, мама, всё как обычно, ни чего не случилось.
Ей именно это надо было услышать.
- Ничего, да? Ничего! У тебя каждый раз ни чего не случается! Сутки в неделю дома бываешь и даже по говорить не соизволишь! Сволочь! За что ты нас ненавидишь? Я же переживаю постоянно, а тебе плевать! Лишь бы денег дали, и отвязались! Если так и будешь молчать, можешь не приезжать!
Интересно, висит, ли над моей головой, воронка материнского проклятия, как в дозорах Лукьяненко? Если да то это скорей всего, громадный вихрь инферно, и на наш городок, вот вот упадёт атомная бомба. Я взглянул на часы, пол шестого, пора собираться.
- Деньги на полке, - бросила мне мама, - что, будешь разговаривать?
- Да. – Еле выдавил я.
- Спасибо!
Не за что, мама.
- Кошелёк не оставь.
Она мне об этом постоянно напоминала, после того, как года два назад, я его оставил. По её убеждению, я постоянно норовлю, что ни будь оставить.
- У тебя лежит там, молитва, которую, баба Ира дала?
- Лежит, лежит.
- Не выкидывай, Алёша, ты же ни во что не веришь, надо во что-то верить!
Ещё как, мама надо, а то жить, не возможно становиться. А вслух я сказал:
- Хорошо, пока.
Дверь за мной закрылась, я вышел из подъезда, в глаза опять брызнул свет, но уже помягче. Я надел очки, мир выцвел, хорошие, всё-таки очки. Сегодня мне предстоит ехать одному, Миха остаётся дома, до вторника, Игорь, наоборот, на выходные остался в общаге, делает безуспешные попытки подготовится к экзаменам. Редкие прохожие, щурясь от солнца, косились на меня, этакого модника в очках. Ну и придурки. Почему-то, над всеми властвует предубеждения, что тёмные очки, позволительно носить только летом, хотя зимой, они гораздо нужнее. Смотрите, смотрите… стадо. Идёте, себе, живёте… а зачем, не понимаете. На небе опять появились тучи, запахло озоном, немножко, всё-таки, для гроз ещё время не то.
На вокзал, я не стал выходить, а прошёл сразу на перрон. Электричка приходит на первый путь, ждать, минут двадцать. Я решил скоротать время за кормёжкой голубей семечками. Довольно занимательная штука. Я присел на скамейку и бросил горсть на асфальт. Голуби, не заставили себя ждать. Прилетела стайка, и стала осторожно клевать, но один голубь не мог подобраться к желаемой добыче, его отгоняли, клеевая в бок. Он топтался вокруг чуть поодаль. Я никогда ни кормлю всех голубей, а выделяю отшельника. Вот и сейчас, я бросил одну семечку голубю, которого отгоняли. Он успел поймать пока остальные не набросились. Одинокий голубь, чуть осмелел, и стал подбираться по ближе. Но стая, опять набросилась на бедолагу. Вдруг, все голуби с урчанием сорвались и улетели. Мимо меня протопал мальчишка, улыбающийся во весь рот. Не особо понимая зачем он это делает, мальчик, погонялся за голубями и убежал обратно. Хорошо детям, им не надо понимать, зачем и для чего…Они делают всё просто так. Они просто знают, что если сделать определённый поступок, то он доставит удовольствие. Вот и этот мальчишка, просто гоняет голубей и ему хорошо. Это потом, взрослые, будут задавать глупые вопросы, почему и зачем. Им же не объяснишь, что просто так, не поймут. Мимо, хромая прошёл, нищий, заглядывая под скамейки, в поисках бутылок. Меня пробрала дрожь, от возникшей в голове мысли, что на его месте мог быть я. Нет. Я лучше сразу под поезд… Послышался гудок, и к станции мерно подкатила электричка.
Расположившись на скамье и грызя семечки, под укоризненные взгляды старух. Я смотрел в окно. Прошёл короткий дождик, но небо не очистилось а укуталось в свинцовые тучи. Мир за серым окном, казался чуть ли не чёрным. Запах кислого пива, не улучшал картину. Я подумал, что вот примерно через такую же грязную, серю призму, как это стекло электрички, я и наблюдаю за миром вот уже несколько лет. Всё тусклое, выцветавшее, спрятано от солнца серой мглой. А если какой ни будь, лучик ненароком пробьётся, через эту завесу, то больно ударит по глазам, что захочется отвернуться.
На очередном полустанке, в вагон зашла троица людей, привлёкшая моё внимание, своим шумным появлением. Эта компания состояла из вдрызг пьяного мужика, и двух девочек, наверное его дочерей. Они тащили его на скамью, уговорами, пытаясь его лечь спать. Мужик кричал, матерился, но всё таки угомонился и лёг. Дочери его сели напротив. Младшей было лет семь, старшей, около шестнадцати. Пожалуй, она была красива, даже очень, но… какой странный блуждающий взгляд и застывшая улыбка… Да она же… да, она умственно отсталая. Действительно. Мне стало не ловко на них смотреть. Блин, красивая, но… Остальные люди взирали на них с любопытством, и презрением. А девушка, чуть виновато озиралась, сидела, по прежнему улыбаясь. Ну что за свинство…
- Меня нет! Оппа! Опять нет!
За спиной раздавались голоса. Судя по всему, кто-то играл с малышом в гляделки. Я бросил взгляд назад, и увидел как, мамаша, закрывает глаза своему малышу, и сообщает, что её нет, открывает и говорит, что есть. Малыша это очень забавляет, он смеётся. Я поспешил отвернуться. Меня, нет. Нет меня… И тут я чувствую ни что иное как вдохновение. Вот уж не думал что, он застанет меня в таком месте. В голове рождались строчки. Ревел поток мыслей. И мне ни что не оставалось, как отдаться ему. Меня нет… нет… никого… Вот она, первая строчка:
«Никто не может быть уверен,
Когда наступит это время.
И он поймёт, пусть горькую но всёже правду,
Что нет его и всё не правда».
Отлично! Надо запомнить, я достал мобильник, открыл просмотр сообщений, выбрал вкладку черновиков и записал туда родившиеся строчки. Пока я записывал, возникло продолжение:
«Что мир в котором он родился,
Так безнадёжно растворился.
Что изначально нет в нём даже воли,
Не выбрать путь…»
Какой путь, куда, так… конечно никто не выбирает родится ему или нет. А к чему приводит неизбежно приводит это всё… к боли, к тому же удачно рифмуется.
« Не выбрать путь, приведший к этой боли»
Действительно, никто не выбирает, ни у кого нет выбора, родился, так живи и радуйся. Да и заботливая природа не будет позволять тебе видеть дальше маминого лица. Зачем пугать маленького человечка? Ему и без того страшно, всё большое, светлое, яркое, громкое… Люди воспитают, помогут встать на ноги, расскажут, что нельзя а что можно, что плохо а что хорошо… Никто не может быть уверен…
« Что выбран свет и путь проверен,
Никто не может быть уверен».
Вот. В общаге, надо будет закончить, Чёрт… ну и денёк. Давненько, я не сочинял стихи в такое время суток. А за окном всё плыл и плыл, серый пейзаж. Легко можно представить, что это всё не более чем рисунок акварелью, и не осторожное движение художника, роняет каплю воды и все растворяется мутной пеленой, стекая куда-то в низ. До меня доносился весёлый голос мамаши: « Меня нет! Меня нет… нет… нет…»

 ***
Длинный коридор. На сырых бетонных стенах горят тусклым огнём редкие лампочки. С боков клетки, с ржавыми прутьями. Они все закрыты. В клетках тьма. Но среди неё угадываются серые тени людей, сидящих неподвижно на полу. Не понять сколько их. Все сидят в одинаковых позах, поджав колени, и опустив на пол руки. Они кажутся не живыми. Закрытые глаза, смотрят в даль. В коридоре возникли Морана и Лицер. Они быстрыми шагами шли мимо клеток. На встречу брёл призрачный силуэт человека, подняв на них глаза, он открыл рот. Но вместо слов донеслось неясное мычание. Морана, остановилась и взмахом руки открыла ближайшую клетку.
- Тебе ещё рано. – Прошептала она.
Рукой повелевая силуэту войти, она захлопнула дверь, призрак покорно сел, слившись с общей тьмой. Они пошли дальше.
- Где эти ленивые уроды! – раздражённо шипела Морана.
- Не очень ты следишь за порядком, - Лицер шёл, поводя рукой над лампочками, те разгорались чуть ярче, - ну я понимаю, много дел… но всё же.
- Лицер, ты… - Она не договорила.
Впереди, у открытой клетки стояли люди. Что-то оживлённо обсуждали. Они расступились, увидев пару. Склонив головы, робко произносили:
- Моё почтение госпожа, моё почтение господин…
Лицер и Морана, не обращая, на них внимание, вошли в клетку. Она была освещена, в отличие от остальных. На полу сидели, те же призрачные силуэты людей, одинакового возраста. Это были юноши не старше двадцати. Вокруг них висела серая дымка, окутывая и растворяя силуэты в себе. Но один парень сидел и смотрел на них в упор. Морана вздрогнула.
Издав шипение, она наклонилась над ним, и заглянула в его глаза, своими молочными безднами.
- Я не понимаю… он видит?
- Нет, но и не воспринимает трансляцию, – Лицер стоял чуть по одаль, подпирая стену. – холодно у тебя здесь, Морана.
Та не обратила внимания на слова, продолжая смотреть на человека.
- Каким образом? – Она снова начала мерцать, то появлялась, то исчезала. – Кто это? Я его не чувствую… я… у меня нет власти над ним. Он не человек. – Она отпрянула от силуэта, который продолжал смотреть на них. Люди в коридоре молча наблюдали за происходящим.
- Кто ведёт реальность? – Прошипела Морана.
- Марк, госпожа. – Отозвался голос из коридора.
- Не нужно Морана, - сказал Лицер, - он получил подробные инструкции. И я вижу даже ты не забыла это чувство.
Морана развернулась и захлопнула клетку.
- Все вон! – Приказала она, и добавила, обращаясь к Лицеру - Позволь мне самой рассмотреть всё по ближе.
Лицер пожал плечами и исчез. В клетке воцарилась тьма.


 to be contined, may be...