Встреча в лифте

 Как обычно, домой Мазаев Виктор Георгиевич приехал на последнем автобусе. Уже месяца три подряд он на этом самом последнем автобусе приезжал к себе домой. Что поделать – не был Виктор Георгиевич домоседом. Не нравилось ему сидеть вечером у телевизора и механически щелкать пультом, переключая каналы. Или смотреть, как это делает жена, что было еще хуже. Мазаев как-то привык загружать себя работой до предела, поэтому и возвращался домой всегда поздно. Это еще с института пошло, когда он стал подрабатывать грузчиком на складе, потом устроился на более приличную работу. Затем вздумал, что ему просто необходимо второе высшее образование, и стал учиться по вечерам – опять времени нет. Когда он получил второй диплом, то для работы стало вдвое больше времени. Короче говоря, не мог он бездельничать, и всегда себя чем-то загружалась «полезным». Конечно, жена на Мазаева иногда ругалась, потому что представления о том, что полезно, а что нет, у них были немного разные, но все же денег Виктор Георгиевич домой приносил вполне достаточно для того, чтобы не мешать ему этого делать.
 Ещё Мазаев мечтал купить машину. Ведь возвращаться вот так вот вечером, каждый раз дожидаясь этот злосчастный автобус, было чертовски грустно и утомительно. Всякий раз, когда Мазаев залезал в переполненный автобус, полный злых, измученных людей, то сразу всплывали мечты о своем собственном автомобиле, пусть и не новом и не модном. Да и не было каких-то конкретных желаний, просто сразу же хотелось свой собственный абстрактный автомобиль. Так и сегодня. Когда Виктор Георгиевич простоял на остановке полчаса в ожидании автобуса своего родного номера, то твердо решил: «Все, начинаю копить на машину. Достало».
 Вылез Мазаев на своей остановке и побрел в сторону своего дома. Эти несколько сот шагов от остановки до дома он всегда старался идти медленно. После однообразных рабочих часов это была редкая возможность подышать неспертым уличным воздухом, хоть и не по лесному свежим, но все-таки бодрящим и освежающим.
 Шел Мазаев по своему родному двору, где прошло его детство и юность, и смотрел на светящиеся мерцающим электрическим светом окна, такие знакомые когда-то ему. Раньше он знал практически всех жильцов своего двора. Раньше – это когда сам он был ещё пацаном, и никуда дальше школы и своего квартала и не бегал. Вот там, на пятом этаже через три дома виднеются его собственные окна. Свет есть на кухне и в зале. Это значит, что жена, Наталья, уже сделала ужин, смотрит телевизор и бегает иногда на кухню, чтобы не дать остыть приготовленному блюду. Ну, и естественно, чтобы отщипнуть или хлебнуть чуток, пока муж ещё не пришел. Виктор Георгиевич улыбнулся про себя.
 А вот сейчас он проходит мимо дома, где в первом подъезде на третьем этаже жила его самая первая любовь, о которой он не рассказывает даже жене. Да и что там рассказывать. Света была на три года его старше, и значит, для неё он просто не существовал. Она ну просто не могла обратить и толики внимания на взлохмаченного вечно мальчика Витю из соседнего двора, потому что сама всегда общалась с парнями лет на пять старше её. Для Вити это были недосягаемые конкуренты. За одного такого вот конкурента она и вышла замуж и куда-то уехала, оставив вакантным место дворовой королевы красоты и надломленное чувство обиды на самого себя в сердце девятиклассника Вити Мазаева. А сейчас на третьем этаже свет у неё в окнах горит только в одной комнате. Кажется, её родители ещё живут здесь.
 Улыбка на лице Виктора Георгиевича сменилась на задумчивое выражение, а в глазах мелькнуло что-то неясное: может, отразилась лужа на асфальте, а может навернулась скупая слезинка. Время было позднее и уже стемнело, поэтому толком ничего не было видно.
Взгляд Мазаева упал на соседний с ним дом. Там на девятом этаже, где сейчас ни в одном окне нет света, он был частым гостем. Там когда-то жил его лучший друг Максим, с которым в школьные годы они постоянно были вместе. Это с ним он первый раз напился водки, а Максим дотащил его до дома и вручил ошарашенным родителям. С Максимом они вместе прогуливали уроки, придумывая великолепные отговорки. С ним они отбивались дружно на одной из дискотек от толпы ублюдков, у которых зачесались вдруг кулаки. У Максима был он на свадьбе свидетелем, первый и последний раз кстати. А потом, после переезда Максима на другой конец города их общение сошло на нет. И остались они лучшими друзьями только на словах. Фактически же очень редко созванивались и после Мазаевской свадьбы по-настоящему так и не встречались. Только мимолетом. И сейчас Виктор Георгиевич Мазаев, глядя на темные окна своего бывшего лучшего друга, не мог даже и сказать, кто там теперь живет, и живет ли.
 Эти знакомые когда-то окна, о которых он раньше знал практически все, стали для него просто окнами, в которых жили не друзья или враги, а просто люди, живущие неподалеку. Школьные товарищи стали просто соседями, а бывшие соседи либо поумирали, либо состарились. И хоть здесь Виктор Георгиевич чувствовал себя в безопасности в любое время суток, он перестал расценивать это место как свою малую родину. Он уже несколько лет выкраивал средства, чтобы перебраться в более престижное место, и тот факт, что он покинет свой родной двор, его нисколько не пугал и не смущал. Из родного этот двор превратился двор, в котором он просто живет в данное время.
 В таких размышлениях Мазаев подходил к дому. Когда до подъезда оставалось шагов двадцать, он услышал, что позади него кто-то идет. Какое-то внутреннее чувство подсказало Виктору Георгиевичу, что этот человек идет за ним с самой остановки. Но разум откинул эту нелепую мысль: вряд ли кто-то его выслеживает. Никто никогда не нападал на него в его родном дворе. Да и вообще никогда не нападал.
 Когда он подошел к самой двери подъезда, оказалось, что человек за ним идет в его же подъезд. Нисколько не испугавшись, Мазаев придержал дверь подъезда, позволяя человеку войти в подъезд, а сам прошел к лифту. По пути мельком бросил взгляд на почтовые ящики, но подниматься к ним на пролет не стал, а просто вызвал лифт.
Мужчина, который зашел вслед за Мазаевым, в отличие от него к почте поднялся, и забрал какую-то из бесплатных газет. В последнее время эти газеты стали бросать чуть ли не каждый день. Почти сразу же он развернул газету и стал разглядывать объявления.
Мазаев посмотрел на мужчину.
 Странно. Кажется, недавно по телевизору мельком Мазаев видел похожее лицо. Артист какой-то, наверное. Тут Виктор Георгиевич задумался.
«Не Москва же тут у нас, чтобы артисты всякие жили, которых по телевизору показывают. Хотя, может и в местных каких новостях могли показывать» - думал Мазаев.
Он взглянул на мужчину ещё раз.
 «Наверное, это новый сосед какой-нибудь. Раз газету взял, значит, живет здесь. Наверное, на верхних этажах. Я там вообще никого не знаю. Хотя такое знакомое лицо запомнил бы точно, если бы встретились раньше лицом к лицу».
Но Виктор Георгиевич точно знал, что лицо он видел это по телевизору, а не в жизни.
Лифт гудел и поскрипывал, толкая кабину к первому этажу. Звук был негромкий, похоже, кабина шла с самого последнего, 10-го этажа.
Мужчина газетой закрыл лицо и поэтому Мазаев стал разглядывать его в упор.
Надо же, какое совпадение. Куртка коричневого цвета и часы на правой руке. Это были его, мазаевские атрибуты. Верхнюю одежду Виктор Георгиевич старался брать всегда такого вот бледно-коричневого цвета. Не любил он черный цвет. После того, как он год проработал на заводе, твердо решил никогда не брать одежду черного цвета. Потому что, как говорил Мазаев, выходишь утром на остановку, где стоит черная толпа, садишься в автобус, где та же злая серо-черная толпа едет на работу, на самом заводе тоже все какие-то темные и хмурые, и после завода серый поток рассасывается в разные стороны. И ты в своей черной одежде превращаешься в мрачного и негативного человека. Надоело это тогда Мазаеву и решил он никогда в жизни больше не брать такую вот темную одежду. Не хотелось ему сильно сливаться со всеми хотя бы по внешнему виду. Но при всем при этом по характеру Виктор Георгиевич Мазаев был такой человек, что и выделяться-то он особо тоже не любил. Поэтому его выбор пал на светло-коричневый цвет, как не сильно яркий, но все же от черного цвета отличительный.
 А часы на правой руке Мазаев носил с самого детства. Всегда этого как-то стеснялся, и особо не афишировал, но недавно заметил, что Президент России Владимир Путин также носит часы на правой руке. С того момента эта его особенность стала особым предметом гордости. И всякий раз он непроизвольно испытывал симпатии к человеку, носящему часы на правой руке.
 Мужчина с газетой в руках, который стоял сейчас перед ним, носил часы на правой руке. Поэтому Мазаев тут же проникся симпатией к этому человеку. А тот факт, что они оба носили одинакового цвета одежду, чувство это только закреплял.
 Лифт радостно заскрипел, всем своим гудением говоря о том, что кабина вот-вот подъедет.
Чувствуя, что мужчина вот-вот уберет газету, Мазаев еще раз оглядел его. Фигура у него крепкая, поспортивнее будет чем у Мазаева-то. Сам-то он в школе да в институте спортом занимался как следует, а потом все некогда стало. Да и раньше интересно было смотреть по телевизору футбол, хоккей. Особенно, если чемпионаты какие идут. В свое время Виктор Георгиевич знал наизусть имена и фамилии всех игроков сборных Италии и Голландии по футболу. Следил за выходками таких хулиганов, как Диего Марадона. Гонки Формулы-1 тоже раньше смотрел и болел за какую-то команду. А после смерти Айртона Сенны Мазаев даже напился. А сейчас вот краем уха услышал, что Марадона при смерти лежит, и даже бровью не повел.
«А этот-то, похоже и сейчас спортом занимается» - подумал Виктор Георгиевич, глядя на мужчину. Тот вдруг убрал газету и посмотрел на Мазаева.
Его словно обожгло. Такой знакомый взгляд…Мазаеву сразу стало неуютно. Засосало под ложечкой и стало почему-то стыдно. Как будто он увидел что-то запретное, не положенное. Он тут же опустил глаза. «И что уставился на мужика» - подумал Виктор Георгиевич, - «ещё чего подумает нехорошего».
 Двери лифта наконец открылись. Тусклый цвет внутри кабины неохотно приглашал зайти.
Опустив глаза, как школьник, получивший плохую оценку, Мазаев зашел в кабину первым. Неторопливо обернулся. Мужчина уже нажал на кнопку и отводил руку. Поэтому говорить номер своего этажа было поздно. И Мазаев, все ещё ощущающий непонятное чувство стыда, не решился спросить попутчика, на какой этаж они поехали.
Двери закрылись, потом на долю секунды моргнул свет в кабине, и Мазаев Виктор Георгиевич вместе с незнакомцем, стали подниматься вверх.
 Лифт ехал невообразимо медленно. Мазаев задумался непонятно о чем и уставился куда-то вниз, себе под ноги.
 Задумчивость длилась долго, но когда он очнулся, то лифт почему-то всё равно продолжал недовольно урчать, поднимая двух мужчин.
 Тут Виктор Георгиевич обратил внимание на туфли своего попутчика. И коли его взгляд был всё равно направлен вниз, и уличить его в пристальном разглядывании было нельзя, то Мазаев принялся сравнивать свою обувь с чужой.
 И надо сказать, сравнение было не в его пользу. У Мазаева были какие-то потрепанные, слегка изношенные ботиночки, которые давно уже хотелось обновить, да всё некогда было. Мужчина же был одет в новые, и что самое удивительное при такой-то пылищи в городе – чистые туфли. Да и модель, похоже, как раз такая о которой Виктор Георгиевич мечтал. «Короче, лучше у этого мужика обувь, явно лучше», - подумалось Мазаеву.
Лучше.
 И вот тут-то, когда Мазаев разглядел туфли своего попутчика, новое ощущение нахлынуло на него. Уже не просто засосало под ложечкой, вдобавок еще мурашки побежали, даже не по спине побежали – по позвоночнику. Вдруг стало как-то холодно-холодно, и тело потяжелело ледяным камнем. Мысли все куда улетучились, в голове сделалось пусто, и только пульс глубоко внутри отстукивал всё убыстряющийся ритм.
 Лифт привычно дернулся и двери открылись. В холодном оцепенении Мазаев Виктор Георгиевич наблюдал, как его попутчик вышел из лифта на его этаже, и уже даже не удивился, что повернул он после выхода в сторону его квартиры (а ведь у них в кармане соседка – бабушка старенькая, к которой в жизни никто не ходит). И лицо он вспомнил, где такое видел недавно, хотя и выходил мужчина не оборачиваясь, и не было возможности достоверно проверить.
 Первый раз в жизни Мазаев специально проехал в своем лифте этажом выше. Надо же было на какой-нибудь этаж нажимать, а выходить за попутчиком он физически не смог бы – тело ведь окаменело.
 Виктор Георгиевич Мазаев в этот вечер, видимо, совсем разучился удивляться. Он вышел этажом выше и остановился посреди лестничной площадки. Когда двери лифта захлопнулись, он снова совсем не удивился, когда услышал голос своей собственной жены. Она сказала: «А твои ключи куда подевались-то?». Пульс в голове стал стучать так громко, что Виктор Георгиевич с трудом различил ответ. Мужской голос произнес: «Да не знаю я, Наташ, запропастились куда-то. Наверное, в машине остались. Да всё равно новый замок надо вставить. Получше.»
 Тут лифт загудел, и услышать продолжение разговора, если оно и было, стало невозможно.
Лифт недовольно урчал, возил редких пассажиров вверх-вниз, а Мазаев Виктор Георгиевич еще долго стоял на чужой лестничной площадке. В голове не было никаких мыслей, только последнее услышанное слово повторялось нескончаемым эхом: «получше-получше-получше…»
 Прошла вечность, когда он, наконец, подошел к лифту и нажал кнопку вызова.