Крик Птицы

ПРОНЗИТЕЛЬНЫЙ СЕНТИ-МЕНТАЛЬНЫЙ СОН, ПРИСНИВШИЙСЯ ПОД КОМПОЗИЦИИ ДИДЮЛИ "ПОЛЕТ НА МЕРКУРИЙ", "ОСЕНЬ-АВГУСТ" и "ЛЕГЕНДА" ДЕДУШКЕ ВУКИ ПОСЛЕ ОЧЕРЕДНОГО ПОСЕЩЕНИЯ ИМ БОЛОТА, ЧТО У ЗАБРОШЕННОЙ ДЕРЕВЕНЬКИ "ДАПРЕСНЯКИ", ХОРОШО ЗНАКОМОГО МНОГИМ ПОТЕНЦИАЛЬНЫМ ЧИТАТЕЛЯМ, РАССКАЗАННЫЙ ИМ ДЕВОЧКЕ КРИСТИНЕ В ДЕНЬ ПРАЗДНОВАНИЯ ЕЁ РОЖДЕНИЯ, И НА ОСНОВАНИИ ЕЁ БЛАГОПРИЯТНОЙ РЕАКЦИИ ПРЕДЛОЖЕННЫЙ ДЛЯ ВСЕОБЩЕГО ОЗНАКОМЛЕНИЯ И ОБСУЖДЕНИЯ, КАК И В ОСМЕЯНИЕ ПОРОКА И РАВНОДУШИЯ, А ТАКЖЕ СОДЕРЖАЩИЙ ПРИМЕРЫ ВЫСОКИХ ЧУВСТВ, ЗАСЛУЖИВАЮЩИХ ИСТИННОГО ВОСХИЩЕНИЯ И ПОДРАЖАНИЯ, ЗАПИСАННЫЙ И ПРОКОММЕНТИРОВАННЫЙ ИМ САМИМ.

«Мы стояли по горло в трясине, улыбаясь весне,
 Мы глохли от взрывов, мы видели вещие сны….»
 
Зоя Ященко «Песня рядового»


Из стенограммы прямого эфира программы
М. Антонова «Лаборатория» радиоканала Культура от 14 мая 2007 года.

«Ощущение какой-то птицы, парящей, ну, …буквально в миллиметре от совершенно такого темного депрессивного болота.
……………………………………………
Если, или немножко закрыть глаза, или просто оторваться от слов и уйти только в музыку, то увязнешь в этом самом болоте, темном и страшном».

Михаил Негорыныч -активный слушатель, по поводу своих, наверное все-таки, не до конца осознанных ощущений и ассоциаций, возникших у Него под впечатлением от творчества Зои Ященко и группы "Белая Гвардия".

 

Мы стоим по горло в темной и страшной трясине.
Нас много.
Но стоим мы чаще всего по одному.
Иногда по двое.
Редко - небольшими группками.
Все мы стоим,
не в силах сделать ни шагу дальше по болоту,
в котором каждого из нас когда-то застигла
Ночь.

Вот стоит … когда-то Лидер.
Когда-то Вожак большой и сильной стаи
(все «когда-то», все в прошлом),
растерявший свою стаю в схватках и на путях прежней жизни.
Стоит, не решаясь сделать ни шага.
Ни вперед, ни назад, ни в сторону.
Боясь потерять и двух оставшихся
– самых родных,
самых верных.

Чуть дальше,
опершись рукой на мертвое изогнутое деревце,
стоит молодой Парень.
Несколько лет назад на одном из горных перевалов Дагестана он повстречался
с другом своего детства.
После той встречи друг больше не ходит по Земле.
А Парень еще ходит, но плохо.
Трудно, почти невозможно идти
по глубокому и вязкому болоту на двух протезах.

Левее - Мужчина намного постарше.
Прошедший по таким же горным тропам
через перевалы другой,
но настолько же нелепой и страшной войны.
Внешне он совершенно здоров. И только…
боль, холодной искрой застывшая в глазах,
указывает на глубокую и кровоточащую рану.
В сердце.
Офицера-разведчика, сумевшего
среди оплавленных камней под Кандагаром
сохранить невредимыми и душу и тело,
добила маленькая капля лжи,
случайно оброненная слабой тенью,
когда-то оставленной им на пороге покидаемого дома
Жены.

Возле небольшого озерка чистой воды
Суетится и размахивает руками Учитель.
Он взвинчен до невоспитанности и вспыльчив до грубости.
Он пытается убедить своих учеников, рожденных уже здесь - в этом болоте,
Что их место среди высоких холмов,
поросших сочным и сладким как мед вереском.
Он не понимает, что умирать его ученикам все равно возвращаться
сюда.
И ему вместе с ними.
Потому что он Учитель.
А настоящий Учитель никогда не предаст учеников.

А вот Чужеземец, приплывший на своем корабле
из далекой, и когда-то дружественной страны.
Той, что за чьи-то грехи уже давно сгорела
в безжалостном огне возмездия.
Свой корабль он продал,
чтобы купить лекарство для больной жены и хлеб для голодных детей.
Но жена его умерла, а дети выросли.
И он также как все остальные стоит неподвижно и о чем-то думает
на своем странном и никому кроме него теперь не нужном
языке.

А вон там, у виднеющейся невдалеке
полуразвалившейся затопленной деревеньки,
Стоит Врач, когда-то - в юности,
мечтавший дарить людям здоровье.
И как-то сразу и неотвратимо состарившийся,
когда пришлось его
Продавать.

Недалеко от него стоит Ребенок.
Проводник, который вывел его в дальний
и обещавший быть таким радостным путь
умер.

А вон там еще один.

И еще.

А вот те Дети сами,
или от озорства,
или просто по недомыслию,
забрели в это болото
и так и остались
здесь,
не зная «куда»,
не понимая «почему» и «зачем»,
и нужно ли вообще,
куда бы то ни было идти.

Совсем не то Музыканты!
Почти все они прочитали в книжке доброго доктора Ливси
о прекрасной Птице, поющей чудесные песни
на позабытом Богом болоте
для позабытых Им
путников.
Они пришли и остались,
не в силах жить дальше там,
где нет
Ее.

Да.
Все дело в Ней.
В нашей Птице.
Она Белая.

Когда-то Великая Светлая Волшебница Белла
написала
(вполне возможно - и мелом):
«Белеть — нелепо, а чернеть — не ново»,
и так повелось...
Но это не о Ней.
Наша - не ворона.
Просто,Она -
Иная.

Она почти никогда не разговаривает с нами.
Разве что, иногда.
И не с каждым.
Зато Она
ПОЁТ.
И как!
И для нас!
Правда-правда! Для нас,
забрызганных грязью, жалких и продрогших
от стояния по горло в темном и страшном болоте.

Утром, когда первые лучи восходящего Солнца
окрашивают все вокруг в зловещий кровавый цвет,
Она белой беззвучной тенью
в каком-то миллиметре от жадно чавкающей трясины
проносится над замершим в ожидании неминуемо наступающего дня
болотом.

Она подлетает к каждому и с тревогой заглядывает в глаза –
«Ты жив?»
И, встретив светящийся радостью и благодарностью взгляд,
свечой взмывает в утреннее небо.
И мы знаем – Она счастлива!
И мы
Тоже.

Но случается, что Она садится кому-то из нас на плечо,
И остальные знают – там нужна, просто жизненно необходима
Её Песня.
Значит, у кого-то подкашиваются озябшие натруженные ноги,
значит, чье-то усталое сердце уже не в силах гнать по венам
ставшую густой, как окружившая всех болотная жижа,
кровь.

И на плече этого измученного и отчаявшегося путника Она
своим тихим и нежным голосом
начинает одну из чудесных и сладостных песен.
Их у нее много.
И для каждого находится своя.
Самая нужная в этот трудный и страшный момент.

Одному Она поет о загадочной дальней стране,
в которой он никогда уже не побывает.
Но радуется, что когда-то давно там уже побывала
Она.
Другому – о бедной юной девушке,
которой добрая фрау из колбасной лавки подарила
красивую ленту.
И вот уже и он также, как и она счастлив этой ленте!
Или об умершем мальчике,
чья бессмертная душа продолжает жить на крыше в голубе-подростке.
Или «подлётке»?
А какая разница? Мы радуемся уже за всех троих!

Когда становится невыносимо тяжело мне,
Она на моем плече поет о том,
как пролетая над далекой пограничной рекой,
где на другом берегу звучит свирель и зацветает женьшень,
видела однажды нежный и мерцающий свет.
И боль отступает – ведь на берегу именно этой реки
когда-то, уже давно, родился и я.

Иногда я заслушиваюсь ее песнями и,
забыв обо всем на свете, начинаю плавно раскачиваться
в их непритязательном, и посильном для меня
ритме.
Тогда моя маленькая стая
обиженно сопит в мое свободное ухо
и покусывает меня за плечо.
Она не может уже стоять сама.
Без моей поддержки.

А чуткая Птица безропотно улетает.

Милая Чудесная Птичка,
день за днем дарящая нам силы жить,
Ты не можешь удержать над водой
никого из нас
твоими слабыми тонкими лапками.
И никого не поднимешь ввысь
на нежных, розовых
и прозрачных крыльях.
Лишь только Себя.
Но это именно Ты
побуждаешь нас самих
покорно не уйти с головой
туда, где не будет Тебя,
где никто не споет Твоих Песен,
где нам не кого будет любить...
Ведь мы - не просто "фанаты"...
Так - мы Любим Тебя...
Как себя...
Как Жизнь...
Как Любовь...
 

Вдалеке за лесом
по оживленной автостраде,
издавая разные интересные звуки,
проносятся автомобили.
Вот надсадно гудит мотором тяжело груженая фура.
А вот, часто останавливаясь, прошел рейсовый автобус.
А это едет чей-то кортеж - сирена,
мигалки, отражающиеся на облаках,
и шелест шин,
и не слышно моторов.

Тихо. По-моему они остановились.
Возможно кому-то, самому главному,
тоже стало невыносимо грустно,
и он сейчас неловко пробирается через кусты,
чтобы хотя бы несколько минут постоять
в одиночестве возле нашего берега?
И я легонько подталкиваю Птичку:

- Лети!
Я даже знаю, какая из твоих прекрасных песен
ему обязательно понравится.
И Ты тоже знаешь, и не хуже меня.

И, возможно, на своем плече Он увезет Тебя
в так любимую Тобой Германию.
К худенькой девочке в очень короткой юбочке
с прекрасным именем Ангела,
с которой когда-то я так и не решился встретиться.
Потому что уже тогда встретил Другую,
стоящую и сейчас рядом.

Но Птичка обиженно отворачивается от меня
и грустно смотрит совсем в другую сторону.
Господи! Как я плохо разбираюсь в птицах!
Наверное, Она не может позволить себе летать там,
где летают лишь Серые и Черные.
И мне грустно - а Мы ведь бредем от дороги.

Днем Птица давно уже летает не одна.
Увлеченные ее порывом, вслед за Ней
над мутной водой болота проносятся и другие,
совсем иных пород и дивных расцветок.
Но и они тоже – стая. Их шесть. И Они
Её
Белая Гвардия.

А однажды откуда-то из-за завалившихся домиков затопленной деревеньки
Теплый Ветер донёс до нас голос другой, еще одной Птицы.
Он пел над тем же самым болотом
о пламенном посланнике, приславшем Ему письмо.

Интересно, а знает ли Он о том, что посланник,
услышав эту песню, умер в тюрьме
от тоски?

Говорят, что у Нашей Птички нет своего гнезда.
Такого, какое положено для ее породы, -
на высоком раскидистом дереве среди шелестящей листьями
Дубравы.
А её маленьких птенцов вслед за Ней носит
заботливый Теплый Ветер
в плавающем гнезде-лодочке
по узкой полоске чистой воды на краю
болота.
И кто-то даже, якобы, видел этих замечательных
Птенцов.
Я – нет.
Я стою слишком далеко.
И не могу подойти.

Все новости о Ней и её Друзьях
приносят мне красивые добрые рыбки,
снующие у нас под ногами.
Кажется я видел таких когда-то в детстве.
Точно – в аквариуме зоомагазина, в Свиблово!
Я даже помню как они назывались.
Электроны.

Они мне и рассказали, что Чужеземец
придумал свою теорию об Её имени.
Ведь по-французски Птица – oiseau,
и Наша Птичка залетала во Францию!
И когда она с мелодичным криком,
в котором нам слышится только «Зоя!»,
проносится над нашими головами,
возможно, Она кричит сразу на двух языках:
«(L`?) oiseau – я!» - «Люазо – я!» - «Я – Птица!»
или
«(М?) oi - seauя» - «Муа – Зоя!» - «Я – Зоя!»

А мне нравится так: «Loi (de) Zo и русское «я» - «Закон Зои»,
А звучит так же, как «Я – Птица!»

Мне иногда чудится, что еще чуть-чуть, и я
вспомню ее другое имя.
То, которое Она носила где-то очень далеко,
и давно.
В другой жизни. И под другим
Небом.
И я обязательно вспомню.
Если успею.

Я – самый старый.
И иногда, когда ноют старые шрамы,
я не сплю по ночам.
Шрамов у меня много.
И на теле, и на голове, и на лице.
Но больше всего – в душе.
И они по ночам болят сильнее других.
И тогда я не сплю.

И часто вижу, как в дымке предутреннего тумана
появляются полупрозрачные силуэты
двух прекрасных белокрылых созданий.
И я уже знаю – это два Ангела
опять прилетели на наше болото,
чтобы еще раз удивиться
Птичке.

«Посмотри» - как всегда говорит один из них –
«Она ведь совсем не похожа на Райских птиц!»
«Да!» - отвечает ему другой – «Ну какой из нее Павлин?
Скорее она похожа на нас, только очень уж маленькая».
«Наверное, много болела в детстве!» - подхватывает первый и
Они оба смеются необычным хрустальным смехом,
который с непривычки режет слух,
над своей, непонятной мне, шуткой.
Режущей уже
сердце.

«Вот если бы она спела песню Небесного Соловья!»
- продолжают веселиться Ангелы –
«Или хотя бы Дрозда"- и очень похоже передразнивает:
"Вы слыхали как поют дрозды?"
Длинь-длинь-длинь…
- разносится над спящей трясиной их хрустальный смех -
«А лучше – Малининки!» и опять Длинь-длинь-длинь…
«А Стрижа?», Длинь-длинь…
«Нет, Стрижу самой осталось чирикать всего два месяца!»
И под взрыв радостной симфонии двух хрустальных колокольчиков
они широко расправляют свои белоснежные, с розовым отливом
крылья,
и грациозно растворяются в начинающем светлеть за деревенькой
небе.

И я говорю себе «Аминь».

"Жесть!» - вежливо-понимающе вторит мне рядом
проснувший от шума ангельских крыльев
Сын.

Более чуткий чем мы к звучанию наших слов Чужеземец
придумал и другую теорию.
Теперь о названии затопленной деревеньки -
Дапресняки.
Он вспомнил печальную историю,
о том, как пришел в эти земли однажды из земель Пресняков,
что не пили хмельного и не курили канаписного,
МОлодец, чей высокий и звонкий от этого голос
был подобен голосам небесным и ангельским.
И пленилась его голосом Королева,
затем и Принцесса,
и все королевство.

И Принцесса подарила Молодцу Сына,
а Королева назвала в Его честь село.

Так и сказала – писцы записали – мол, «Да, Пресняки...».

Но не даром отмечено в мудрых писаниях –
«Кто услышит пение Ангелов – сойдет с ума!»
И сошли. И творили негодное.
Королева, Принцесса, министры. А там и народ.
И начали люди убивать чаще, чем улыбаться друг другу.
И убили многих.

И спустились с гор Черные Колдуны.
И убили самых лютых.
И стал мир.
А Принцесса забрала у Молодца Сына, и подарила Другого
Принцу из Черных.
А Молодец принялся за хмельное с канаписным,
и стал петь с хрипотцой.
И справедливая Королева переименовала село.

Так и сказала – писцы записали – мол, «Нет, Пресняки...».

Но люди ушли,
не решившись жить в селе с таким именем.
Да и кто ж станет жить на кладбИще, где схоронили
Любовь?
И , как было предсказано, опустилась
на село и окрест
мерзость запустения. И стало болото,
что у деревеньки, с прежним именем
Дапресняки,
и по сей день стоит.
И мы в нем.

Учитель не верит в теорию Чужеземца.
Он верит в добрую историю,
написанную славным доктором Ливси в его волшебной книжке,
где все просто - лишь Тень и Свет,
и опущена Серость
(Да, доктор, ведь, - Ливси.
Не Румата Асторский. А так жаль...);
и еще Тем, кто живет в Изумрудных Холмах.
Он не любит Чужеземца,
и всех остальных,
кто не зовет и не рвется в Холмы.
А Чужеземец не любит и боится Учителя.
И они спорят.

И тогда мне кажется, что они оба не прАвы.
А, быть может, и правы.
И тоже оба.
Я ведь знаю, что так и бывает.
Моя стая, слыша подобные мысли, упрекает,
Что я беспринципен.
И я Вам скажу по секрету – Они тоже правы!
Просто пока не понимают.
Пока.
 
А я уж давно и отчетливо понимаю, что когда-нибудь
у каждого из нас откажут ноги.
И мы неизбежно погрузимся с головой в холодную
безжалостную воду,
где кого-то из нас ждут распростертые объятия,
а кто-то побредет и дальше
по бесконечной дороге мучений и испытаний.
И я, наверное, уйду первым.

Но и туда – в холодную неизбежность
Мы все унесем с собой
невыразимую никакими человеческими словами
Нашу Сердечную Благодарность
Трогательной Маленькой Белой Птичке,
которая,
к разочарованию и неудовольствию бес…страстных Ангелов,
так и не научилась
ПРЕДАВАТЬ.

И только в этом, Прекрасные Небесные Ангелы, а совсем не в размерах,
состоит главное различие между Ней и Вами.
и Её Закон,который Вам так трудно
понять.
И простить.

И только поэтому
Она так никогда и не сможет покинуть
хотя и ДЕПРЕССИВНОГО,
пусть и СТРАШНОГО,
но все же
НАШЕГО
Болота,
в котором мы с Ней
были
Вместе!

Думаю, не покинет и тогда,
когда над последним из Нас сомкнется черная гладь
холодной как сама Смерть
воды.
Ведь главное, что я успел узнать за долгую,
и совсем не безмятежную жизнь, это то,
что Прекрасное
- ВЕЧНО.

И долго вспоминал, кто же это сказал:
"Творите добро, и пускайте его по водам...",
ведь ЭТО - так О НЕЙ!
И было мучительно стыдно, когда вспомнил -
ведь это же был БОГ...
Это ОН, устами пророков, учил Всех тому,
что делают лишь Одиночки.
А СЫН ЕГО сетовал, что "...делателей мало".
И с тех пор не стало их больше.
Только блеск суеты, и томление духа...

(А зовут "Серебром"... ?)

Но у Нас есть Ты -
Наша Милая Белокрылая Утешительница!
А у Тебя - Мы,
Те, кто хочет, чтобы Ты тоже
знала -
Мы Тебя никогда не забудем!
Никогда!
И нигде!
Ведь для Нас чужеземные слова «Loi “ Zoja”» - "Закон Зои"
и «L`oiseau – я!» - «Я – Птица!» не просто звучат
одинаково.

Для Нас они стали двумя концами
сковавшей Нас навечно
невидимой и невесомой,
но прочной как стальная цепь,
серебряной нити
в которой
с Нашей стороны – «Закон Зои»,
а
с Твоей - «Я – Птица!».

И когда с Твоей стороны дрожит и натягивается нить,
Мы все чувствуем это,
потому что другой её конец
у каждого из Нас
в Сердце.
И Мы кричим Тебе над водой -
ТЫ ВЕДЬ СЛЫШИШЬ?!- «Loi “ Zoja”!», «Loi “ Zoja”!», «Loi ...

-«L`oiseau – я!»