Город

Пластиковый стаканчик до краёв полон горячим кофе. Я держу его в руках, стоя рядом с кофейным автоматом. Жду, пока кофе остынет до такой степени, что его можно будет пить, не обжигаясь.
Я улыбаюсь.
Сегодня я снова попробую выбраться отсюда.
Я знаю, что шансов у меня немного. Но сегодня эти шансы по крайней мере чуть больше, чем обычно.
Надежда, она, знаете ли, такая забавная штука.

…- а почему это место – очень странное место?
- Да потому, что все остальные места очень уж нестранные. Должно же быть на свете хоть одно очень странное место…

Пытаться понять правила, по которым живёт Город – наше основное развлечение. У каждого из нас в запасе дюжина счастливых и два-три десятка несчастливых примет, по которым мы угадываем, будет та или иная улица сегодня к нам благосклонна, позволив выйти туда, куда мы собирались, или же не будет, забросив на какую-нибудь неприятную окраину. По этим приметам мы решаем, когда и куда нужно свернуть. Стоит ли заходить в дом, или пройти мимо. Но никто точно не знает, как и что сработает в очередной раз.
Лично у меня в глубине души живёт уверенность, что сам Город этого тоже не знает.

…- а куда мне идти?
- Это зависит от того, куда ты хочешь попасть.
- Мне всё равно.
- Ну тогда всё равно, куда идти…

Кирпичная стена, на которую я смотрю, снизу доверху изрисована цветными мелками. Улыбающиеся рожицы, ромашки и сердечки. Просто великолепно. Я и не вспомню, когда в последний раз эта улица была в таком хорошем настроении.
Кофе остыл до нужной температуры. Я пью, медленно, растягивая удовольствие.
Аккуратно сминаю пустой стаканчик, кладу его в урну.
Направо или налево? Направо…

Где-то там, над крышами, медленно гаснет закат. Оранжевые блики прыгают от одного окна к другому. Откуда-то раздаётся тихая музыка. Кажется, фортепиано. Или рояль? Честно говоря, понятия не имею, чем рояль отличается от фортепиано.
Перекрёсток. Направо или налево? Налево…

Открытая дверь. Оглядываюсь по сторонам, замечаю рисунок на стене – очередная улыбающаяся рожица. Это значит – бояться нечего. Приглашение зайти. Намёк на то, что в доме может оказаться что-нибудь интересное, вроде работающего кофейного автомата.

– Привет, Котёнок.
– Привет, Везунчик.
Котёнок – это я. А Везунчик – вот он, передо мной стоит. Улыбается вполовину рта. По-другому он улыбаться не может, потому что через всё лицо у него шрам после встречи с Парикмахером. Собственно, он потому и Везунчик, что остался жив.

– Был внутри? – показываю я на открытую дверь.
Везунчик кивает и улыбается ещё шире. Протягивает мне ладонь.
На ладони лежат три мелка – голубой, розовый и жёлтый.
Целых три мелка. Везунчик – он везунчик и есть.
– Ну ты даёшь, – вздыхаю я, даже не стараясь скрыть зависть.
– Могу поделиться, – предлагает Везунчик.
Я смотрю на него, не веря. Мы, кажется, всегда были в хороших отношениях, но отдавать такое сокровище?
– Что взамен? – я не успеваю договорить, как до меня доходит.
Везунчик снова улыбается и я понимаю, что до меня дошло правильно.
– Тогда не надо, – вежливо говорю я, проглотив первые несколько ответов, которые представляли собой подробные инструкции, поясняющие, куда следует Везунчику отправиться с его предложениями, и в какое место засунуть себе все три мелка.
– Дура ты всё таки, Котёнок, – морщится Везунчик.
Вкладывает мне в ладонь жёлтый мелок, машет рукой и уходит.
Не оборачиваясь.
А я стою, и щёки у меня горят. Нестерпимо стыдно.
Дура ты всё-таки, Котёнок…

…- как странно! Впрочем, сегодня всё странно. Войду-ка я в эту дверцу…

Драгоценный мелок я заботливо заворачиваю в салфетку и кладу в карман. Направо или налево? Налево. Три шага. Разбитое окно и трещина в стене. Я останавливаюсь.
Осторожно, не поворачиваясь, отступаю назад. По своим собственным следам. Три шага, до перекрёстка. А теперь направо. Закат, оранжевые блики на окнах. Ни одного разбитого стекла. Чуть слышная музыка.
Это значит, что у меня получилось.

Я сажусь на весьма кстати подвернувшуюся скамейку, достаю из кармана шоколадку, вытащенную всё из того же замечательного автомата, и глубоко задумываюсь.
Сегодняшний вечер складывается на удивление хорошо. Настолько, что в душе просыпается что-то, похожее на уверенность в успехе. Неужели?

Обёртка от шоколадки летит в урну. Я встаю, застёгиваю куртку. Поднимаю голову. Уже совсем стемнело, один за другим, загораются фонари.
– Я попробую. Ты слышишь меня? Пожалуйста. Я попробую…

… в тот же миг она побежала за ним следом, не подумав о том, как же она будет выбираться обратно…

Днём бродить по Городу гораздо безопаснее, чем ночью. Нет, конечно, и днём можно нарваться на того же Парикмахера, или провалиться в колодец, или забрести в трущобы. Но днём намного проще увидеть предупреждающие знаки, разбросанные по твоему пути. Ну и, всё-таки, самые неприятные твари и пакостные ловушки появляются именно по ночам.
Но зато и выбраться из Города куда как легче именно ночью. И улицы играют в чехарду охотнее.
К тому же сегодня у меня что-то вроде страховочного троса на самый поганый случай.
Спасибо Везунчику.

Направо или налево? Направо. Булыжная мостовая. Как мило. Стеклянные подвесные фонари слегка раскачиваются от ветра. Ладно, пока всё идёт так, как надо. Хорошая улица. Иду прямо, никуда не сворачивая.

Открытая дверь. На стенах – ни одной подсказки. Значит, скорее всего, там просто гостиница на ночь. Нет, большое спасибо, на сегодня у меня другие планы. Прохожу мимо. Опять перекрёсток. Направо или налево? Налево…

Цок-цок-цок.
Я замираю, не дыша. Что это?! Оглядываюсь – жёлтые фонари, окна, мостовая. Ничего угрожающего. Но человек так цокать при ходьбе не может! Я достаю из кармана мелок и прижимаюсь к стене дома.
Цок-цок-цок-цок.

– Простите, как называется эта улица?
Я резко вдыхаю и отлипаю от стены. Человек. Девчонка. То есть, девушка. Постарше меня.
Стоп.
Платье. Каблуки. Сумочка. Сумочка-платье-каблуки. Плюс идиотский вопрос.
Очевидный факт долбит меня по голове не хуже мешка с песком, и я на пару секунд теряю дар речи.
Девушка хлопает глазами и ждёт ответа.
– Э-э-э.. Это улица.. – я уже верю, но ещё не могу сообразить, как себя вести. Передо мной стоит чудо. Живое и настоящее. Мне хочется завизжать и повиснуть у неё на шее, хочется пройтись колесом и разреветься одновременно.

Выражение лица девушки меняется. Она начинает нервничать, а шестеренки в моей голове наконец заработали в обычном ритме и я соображаю, что надо что-то отвечать. И быстро, пока она не ушла.
– Это улица Цветочная, – говорю я, и улыбаюсь.
Девушка поднимает брови, вид у неё растерянный.
Ничего удивительного.
– Вы, наверное, заблудились, – предполагаю я невинным голосом. – Это новый район, здесь многие плутают.
Она оценивающе смотрит на меня, и слегка расслабляется.

Удача. Вид у меня относительно приличный – джинсы, куртка, кроссовки. Рыжему Сове повезло пару месяцев назад наткнуться на магазин одежды, он приволок кучу тряпок, сколько смог унести. На всех.
Невероятная удача.

– А как отсюда выйти на набережную? – спрашивает она.
Дорогая ты моя, да если бы я знала, как отсюда выйти на набережную… Как отсюда выйти, мать его, хоть куда-нибудь!!
– Я думаю, что проще всего вам будет вернуться тем путём, которым вы шли, – нежно глядя на неё, говорю я. – Хотите, я вас провожу?
– Да, конечно, – отвечает она. – Это будет очень мило с твоей стороны.
Ты очень сильно ошибаешься… Потому что это будет очень мило как раз с твоей стороны!

Она поворачивается и идёт. Цок-цок-цок. Я – за ней. С каждым шагом я чувствую, как приближаюсь к нормальной жизни. Вот она, нормальная жизнь, во всей красе, шагает передо мной. На каблуках. Размахивая сумочкой.
– Меня зовут Рита, – она улыбается.
– Кот.. – я прикусываю язык. – Катерина. Очень приятно.
– Тут так пусто, – говорит она. – И мостовая. Странный район. Тебе не страшно?
– Нет, – я старательно растягиваю губы в улыбке. Нельзя об этом говорить. Нельзя. – А вы…
– Ты, – поправляет она меня.
– Ты, – послушно повторяю я. – А ты долго шла от набережной?
– Я не от набережной шла, – удивлённо хмурится она, – а как раз на набережную!
Блин. Дура ты, Котёнок.
– Ну да, – киваю я. – А откуда тогда?
– От центральной площади, – поясняет она. – Надо же. А что это за дом?
– Библиотека, – быстро говорю я первое, что пришло на ум. И опять прикусываю язык. На библиотеке должна быть табличка, а какие у нас тут таблички?
– Хоть бы один номер на доме, – снова удивляется Рита.
Я стискиваю зубы. Ну что ж так-то. Ведь совсем близко…

Перекрёсток.
– Направо или налево? – спрашиваю я.
Она моргает.
– Н-не помню…
Я сжимаю кулаки, ногти – в ладони. Нет. Прорвёмся. Сегодня – мой день. Тем более, вдвоём. Я не могу упустить такой шанс!
– Налево, – говорит она.
– Да, конечно, – сладко улыбаюсь я. – Пойдём. Тут, кажется, совсем недалеко.

Цок-цок-цок…
Булыжная мостовая заканчивается и нам под ноги ложатся тёмные полупрозрачные плиты. Дома вокруг становятся ниже.
Рита оглядывается.
– А это что за улица? – голос снова растерянный-прерастерянный.
– Ты здесь не шла? – спрашиваю я, уже зная ответ.
Она качает головой.
– Значит, на том перекрёстке надо было направо, – резюмирую я. – Возвращаемся.
Я достаю мелок и ставлю на тротуаре крест. Мы тут были. Это не та дорога. Больше мы сюда не пойдём.
Город вздыхает и я чувствую, как улица тихо схлопывается сама в себя.
Рита тоже слышит хлопок, но думает, что это ветер. Вот славно, вот и ладно…
Мы прорвёмся, чёрт возьми!

Возвращаемся на перекрёсток и идём направо. Светлеет. Булыжная мостовая опять-таки заканчивается. Асфальт. Самый обычный, нормальный, замечательнейший, великолепнейший асфальт!
Я расправляю плечи. И вижу ещё одну вещь, от которой мне снова хочется завизжать от радости. Табличка! На доме! И Рита видит её тоже. Переулок "На полпути", дом № 13.
Ценю твоё чувство юмора, Город…
Мы действительно прорвёмся.

И в этот момент она всё портит.
– Я ничего не понимаю, – говорит она сердито, – я устала. И мне всё меньше нравится этот район. Я вызываю такси.
Такси. Да, разумеется.
Она останавливается, достаёт из сумочки мобильный телефон и принимается тыкать в кнопки.
– Приёма нет, – удивлённо сообщает она мне.
Какая неожиданность…
Она оглядывается. Кажется, впервые с того момента, как ступила на улицы Города. Оглядывается. Осознаёт полную пустоту. Тёмные окна домов.

– Где мы? – кричит она, бледнея на глазах, – Что это за место?
– Мы выберемся, – говорю я, фокусируя в голосе всю свою волю и уверенность. Совсем немного осталось. – Нам туда! – я машу рукой вперёд.
– Что это за переулок? – спрашивает она. – Что за идиотское название – "На полпути"? Где люди?? Ведь сейчас не больше десяти часов? – Она подносит часы к глазам и бледнеет ещё больше.
– Почему мои часы стоят? – и на её глаза наворачиваются слёзы.
Мне её безумно жаль. А ещё больше мне жаль себя.

Лопается стекло.
Шуршащее чмокание раздаётся откуда-то сбоку.
– Вперёд, – говорю я. – Вон туда.
Может, шанс ещё есть.

Перекрёсток. Направо или налево? Налево. Рита молчит и не отпускает моей руки. Четыре шага. Просёлочная дорога – деревянные домики. Деревья по обочинам дороги. Ветви слегка шевелятся. Ч-чёрт…
Рисую крест. Тяну Риту за руку, отступаем. Улица схлопывается, и на сей раз, Рита понимает, что произошло.

Теперь направо. Мостовая. Снова чёртова мостовая. Чёрная, маслянистая лужа. Я хватаю Риту за руку и дёргаю в сторону. Успеваю бросить взгляд на стену. Там намалёвана зубастая рожа.
От неожиданного рывка она спотыкается и падает на мостовую. Сумочка отлетает в сторону и падает на камни.
– Ты что? – вскрикивает она. Голос вибрирует, срывается, и я понимаю, что для истерики ей не хватает одного-единственного шага.
– Успокойся, – шиплю я. – У тебя очень серьёзные проблемы, а я пытаюсь тебе помочь. Как могу. Могу я не так много, но это куда лучше, чем вообще ничего.
Рита неподвижно сидит на мостовой, даже не пытаясь подняться. Я смотрю на неё сверху вниз. Тёмные глаза – два провала на белом-белом лице.
– Вставай, – говорю я, настолько ласково, насколько вообще способна. – Пожалуйста, вставай. Здесь нельзя сидеть. Надо идти.
Всхлип.
Нет, это не Рита. Это откуда-то сбоку.
Мы одновременно оборачиваемся, и я вижу, что лужа (ах ты ж, чуть не забыла) успела приблизиться к нам, не меньше, чем на полметра.
Ближний край слегка вспучивается, и образовавшийся пузырь изо всех сил тянется утончающимся щупальцем к лежащей рядом Ритиной сумочке.
Рита открывает рот и визжит. Вскакивает, пятится к стене, не отрывая глаз от лужи. Щупальце, крепко вцепившись в сумочку, ловко подтягивает её к себе, и с удовлетворённым чмоканием засасывает.
Я снова хватаю Риту за руку и тяну её за собой. Она мотает головой, не открывая глаз, и часто-часто дышит. Здравствуй, истерика…

Спустя пару кварталов я понимаю, что так никуда не годится. Что Ритины паника и страх притягивают все мыслимые неприятности, и её срочно надо успокоить и привести в чувство. Насколько это вообще сейчас возможно.
Нам нужен перерыв. Хотя бы на полчасика.

Я оглядываюсь. Каменные одно- и двухэтажные дома. Серая плитка под ногами. Бронзовые фонари. Прекрасное место.
Я отпускаю Ритину руку. Подхожу к ближайшему дому, достаю мелок. Аккуратно, задержав дыхание, рисую на стене человечка. Палка-палка, огуречик. Улыбка до ушей. Готово.
Несколько секунд Город колеблется. Потом раздаётся щелчок, и соседняя дверь открывается.
Нам туда.

Вопреки моему опасению, Рита, не сопротивляясь, позволяет мне затащить себя в дом. Выключателя у дверей нет, зато на столике стоит лампа, то ли масляная, то ли керосиновая, и лежат спички.
Вообще тут неплохо. Диван, столик. Кроме лампы, на столе обнаруживается тарелка с бутербродами. Очень кстати.
Усаживаю Риту на диван, плюхаюсь сама. Беру бутерброд.

– Где мы? – неожиданно спрашивает Рита. Голос совершенно спокоен.
– В Городе, – так же спокойно, в тон ей, отвечаю я. – Ты заблудилась. Так бывает.
– Что это за город? – Рита вскидывает голову и смотрит на меня в упор. Губы закушены.
– Я не знаю, – совершенно честно говорю я. – Никто не знает. Видишь ли, я тоже заблудилась, как и ты, только чуть раньше. Как и все мы. Нас тут немного, всего несколько человек. Ну, то есть, это те, с которыми я знакома.
– И что вы тут… – она обводит рукой вокруг себя – Живёте?
– Живём, – киваю я. – В основном, пытаемся найти дорогу домой. Но, вообще-то, это довольно непросто.
Некоторое время Рита думает. Я беру себе ещё один бутерброд.
– Почему? – наконец, спрашивает она. – За что?
– Знаешь, – отвечаю я, – это тот вопрос, на который я сама очень бы хотела узнать ответ.
– Ты здесь давно? – я замечаю, что на её щёки возвращается краска. Это хорошо. В обморок не грохнется.
– Третий год.
Следующие несколько минут я с наслаждением слушаю отборнейшую ругань. Мне становится гораздо легче.
– Надо идти, – говорю я, дождавшись, пока она переведёт дыхание. – Видишь ли, у нас тут действуют определённые правила. Одно из них – новичкам везёт. То есть, сегодняшней ночью у тебя большие шансы вернуться домой. Потом будет куда как сложнее.
– Какие ещё тут правила, о которых мне нужно знать? – интересуется Рита.
– Нельзя паниковать, – отвечаю я. – Нельзя бежать куда попало, надо думать, куда идёшь. Всё время – думать. Перед каждым поворотом. Вспомни, как ты сюда попала. Ты ведь просто куда-то свернула, не задумываясь. Верно?
Она кивает. Я протягиваю ей бутерброд.
– Нельзя разбрасывать мусор. Город очень обижается. Нельзя наступать на трещины на асфальте. В лужи тоже не наступать.
При слове "лужа" она вздрагивает и кивает.
– А вообще – смотреть на меня и слушать то, что я говорю… Доедаем бутерброды и выходим.
Она снова кивает.

…- Откусишь с одной стороны – подрастешь, с другой – уменьшишься!

Мы бежим. В привычном для меня ритме, я ведущая, она ведомая. Эх, давненько я ни с кем не бегала парочкой, всё одна да одна…

Перекрёсток. Направо или налево? Направо.
Кирпичные дома, электрические фонари, асфальт! Замечательно. Правда, асфальт какого-то странного, сине-белёсого цвета, но это самый настоящий асфальт.
– Похоже на какую-то игру, – задыхаясь от бега, говорит Рита.
– Может, это и есть игра, – соглашаюсь я, выравнивая дыхание. Может, ему – Городу – просто нравится с нами играть.

Тёмный, узкий переулок. Но асфальт! Так жаль расставаться с асфальтом – и мы сворачиваем.
Длинные, приземистые здания, обшитые драным пластиком. Деревья по обочинам.
– Ветки какие-то странные, – вполголоса говорит Рита.
– Обычные ветки, – с нажимом произношу я, крепче стиснув её руку.
– Ну да, – соглашается она. – Совершенно нормальные ветки.

Направо или налево? Налево.
Площадь. Оп-паньки. Площадь. Я замедляю шаги. Раз, два, три, четыре…
– Рита, – говорю я, – выбирай. Это узловой перекрёсток. Семь дорог. Решай, куда идти.
– Почему я? – Рита заворожено смотрит на пустую площадь, залитую светом фонарей. Тут и впрямь чертовски красиво.
– Ты новенькая, – объясняю я, и отпускаю её руку. – Это твой шанс.
Она медленно идёт вдоль площади. Я – за ней. Подсказок тут не бывает. Вся надежда на интуицию новенькой. Я сжимаю кулаки. Ну, пусть ей повезёт. Ну, пожалуйста.

– Сюда, – неожиданно говорит она.
Я не спрашиваю, уверена она или нет. Я киваю и делаю шаг. Вперёд. Мы всё-таки прорвёмся.
Лестница. Каменные ступеньки. Я притормаживаю, но Рита вскрикивает и ускоряет шаги:
– Это лестница! Это на набережную, Кать! Я точно помню!!
У меня перехватывает дыхание, и я на секунду закрываю глаза. Есть.
Цок-цок-цок – Рита обгоняет меня и бежит по лестнице. Я чувствую запах воды. Набережная!

Щёлк. Щёлк. Щёлк. На последних ступеньках лестницы сидит человек. Рита замедляет шаги, а я чувствую, что меня от кончиков пальцев до щёк заливает холодная волна.
– Подходите, девочки, – раздаётся снизу, – поиграем.
Голос вползает в уши, как струйки песка.
Поиграем.
– Это Напёрсточник, – говорю я Рите тихо и медленно. – Спускаемся.
– А назад? – шепчет она.
Я мотаю головой.
– Теперь уже нельзя назад. Только вперёд.
И мы спускаемся по ступенькам.

Напёрсточник закутан в лохмотья всех оттенков серого и зелёного. Лицо скрыто обвисшими полями старой, драной шляпы. Из обтрёпанных рукавов еле выглядывают кончики пальцев. Очень длинных, тонких пальцев с буро-коричневыми ногтями.
Щёлк. Щёлк. Щёлк.
Мы встаём перед ним, на расстоянии двух шагов. На земле между нами – три пластиковых стаканчика. Кружатся, подпрыгивают, меняются местами. К ним никто не прикасается: Напёрсточник сидит, задумчиво сцепив руки.
– Выбирайте, девочки, – шуршит очередная струйка песка.
Сухо щёлкают и замирают стаканчики.
Рита делает шаг вперёд.
Правый или левый? Или тот, что в центре?
Она нагибается и поднимает правый стаканчик.
Пусто.
Ритино запястье обхватывают тонкие пальцы с буро-коричневыми ногтями.
Она кричит, даже не от ужаса, а от отчаяния.
Я хватаю её за руку и тяну назад. Как будто это поможет.
Мы падаем.
Шорох песка в ушах нарастает. Кажется, он так смеётся.
Вот только я не собираюсь проигрывать.
Я встаю на колени, и, изо всех сил вдавливая жёлтый мелок в каменные плиты лестницы, провожу черту между нами и существом в серых лохмотьях.

Тишина падает сверху. Теперь я вижу, что лестничный спуск заканчивается тупиком. Рита садится, её трясёт. На запястье – синяки.
– Легко отделались, – подвожу я итог, – Пойдём назад.
– Я каблук сломала, – говорит она сквозь слёзы.
И мы смеёмся.
– Пойдём, – повторяю я. – Ночь ещё не закончилась.

Перекрёсток. Направо или налево?...

…- все неверно.
- Да, не совсем верно. Некоторые слова не те.
- Все не так, от самого начала и до самого конца…

Рассвет. Мы с Ритой идём по мостовой. Ох, и гудят же ноги.

– Теперь куда? – спрашивает она очень тихо.
– А, неважно, – отвечаю я. – По правилам, на рассвете все собираются в кафе. В кафе "На перекрёстке". Так что всё равно куда идти, через пару кварталов будет двухэтажный домик с зелёным навесом…
– Вижу, – перебивает меня Рита.

О, да мы последние. Солнышко и Фикус заканчивают накрывать стол. Рыжий Сова дрыхнет в углу зала, на сдвинутых стульях. Гай и Везунчик играют в карты, Рыбка гремит на кухне, сегодня была её очередь готовить завтрак. Художник сидит у окна и что-то рисует в блокноте, Флейтист и Леди целуются. Всё как всегда.

В нашу сторону оборачиваются все. Ещё бы. Новенькая – это событие.

– Привет, ребята. Это новенькая. Её зовут.. – Я на секунду задумываюсь, потом улыбаюсь. – Её зовут Шанс.

…- Welcome to the Wonderland, Alice!!!