Синдром Приобретённого Патриотизма. Часть10

10.

 С отбытием рабочих сразу воцарилась тишина вокруг борделя. Теперь Розенгаузу уже не нужно было скрывать от кого-либо истинную цель его намерений, теперь он мог позволить себе полностью с головой уйти в дела, направленные на расцвет и становление собственного притона. Джон был несказанно рад этому, ещё больше он радовался от осознания того, что уже третий по счёту дом терпимости запустится в работу и в скором времени принесёт долгожданные плоды в виде крупной прибыли.
 Данная совокупность положительных факторов соответствующим образом отражалась на общем настроении капитана. Мало сказать, что оно было приподнятым, из Джона просто фонтанировал задор, бил жарким ключом, лился мощнейшей струёй, сметая на пути своём любые преграды. Розенгауз сразу как-то оживился. Стал более подвижным, да и как же иначе, ведь бордель ещё нужно поднять на ноги, прежде чем он сослужит добрую службу.
 И Розенгауз занялся налаживанием системы. Собрав всех работников, он объяснил, какие порядки собирается завести. Во-первых, Джон потребовал от каждого человека максимальной выкладки в его дальнейших поисках новых посетителей, ведь первые шаги самые трудные, и от того, как они будут сделаны, зависит всё будущее затеянного предприятия. Далее Джон ввёл ребят в курс дела по поводу скидок, он подробно рассказал, для чего нужны пропуска в бордель: «А необходимы они для того, едрён-батон, чтоб клиент их не выбрасывал, а сохранял при себе. Каждое его посещение будет фиксироваться на пропуске в виде печати. Это позволит в дальнейшем отслеживать достоверно, какое количество раз клиент побывал у нас. Отсюда – без труда высчитаем процент скидки, соответственно, чем больше посещений, тем выше скидка, едрён-батон». Потом Розенгауз достал ту самую заветную печать. Она оставляла на бумаге след с изображением профиля лица Джона, вокруг которого по всему радиусу растягивалась уже известная французская надпись.
 Далее Розенгауз сказал пару слов относительно режима работы, по его мнению, да и по личному опыту тоже, наибольшее число клиентов приходится на последние дни недели, в особенности на субботу. Поэтому следующим требованием Джона от своих людей закономерно было следующее: «Направить все усилия на поиск клиентов с максимальной отдачей». Таким образом, основная работа заместителей приходилась на выходные, по заявлению Розенгауза среди недели редко когда удаётся срубить хороший куш. «В принципе мы можем работать каждый день, -- говорил потом Джон, -- Но, к сожалению, у меня нет возможности так часто доставлять сюда работниц. По этой причине у нас должны быть свои выходные. Скорее всего, ими будут понедельник и вторник – мёртвые дни для борделя».
 Были и новости, касающиеся Копейкиной, в её обязанности теперь неожиданно стала входить уборка помещений, на что Мама откликнулась с явным раздражением, да вот только Розенгауз не любил повторять всё дважды.
 Что до новых заданий, то они были получены в немедленном порядке. На сей раз в конвертах, которые горделиво передал Джон ребятам, денег, конечно, не нашлось, зато очередные списки деревень, с проживающими в них интересными личностями, оказались в два раза длиннее предыдущих. Внимательно принялись изучать их подчинённые, а Розенгауз между делом продолжил: -- Ещё и ещё раз, вашу душу мать, напоминаю, что вы не должны ничего бояться. Отступать нельзя, все дома должны быть проверены с огромной тщательностью. Все без исключения, едрён-батон. Запомните, что только ваше личное упорство и целеустремлённость помогут добиться результатов. Без этого даже не пытайтесь!
 Ни у кого из парней не возникло и тени сомнения в справедливости произнесённого, никогда ещё в жизни не были настолько уверены они в себе, как сегодня. Эту уверенность Джон видел очень отчётливо, знал он, что мог бы и не произносить речей таких, ведь очевидность того, что Alex, Ник Конопатенко и Грум Бачило являются полными заложниками Джона, никем не могла быть оспорена.
-- Прошу вас помнить и свято преследовать наши общие цели! – решил-таки подкрепить веру в себя Розенгауз, -- Вы должны уяснить себе, что жизнь ваша неразрывно теперь связана с борделем. Вы зависите от него, так же как и он от вас, вы должны считать его своим домом, он должен стать для вас своего рода храмом, обителью, где всегда сумеете вы найти покой и приют! Я призываю любить и жаловать его, как если бы он был для вас родной матерью, отцом, словом, самым дорогим существом на свете, какое только может прийти на ум! Только тогда и только в этом случае, поверьте, он отплатит щедрой монетой! – на такой мажорной ноте закончил выступление Джон.
 Пробежал вмиг живой блеск по глазам ребятишек. Стояли они, отрешённы от света мирского, завороженные, что статуи бронзовые, пропуская через себя музыку слов, сказанных поистине божественным человеком. И не знала предела песнь радости и наслаждения, проснувшаяся в сердцах их, да в таких сердцах, в которых кровь бурным месивом взыграла да сильным потоком в мозги ударила.
 Что говорить, Джон в очередной раз взлетел на недосягаемую высоту.
 Ребята уже и не стали ничего спрашивать, хорошо понимая, что от них требовалось дальше. Вторая попытка должна была принести удачу, особенно это касалось Бачилы с Конопатенко. Они уже всею сознательной и бессознательной частью тела нацелились на очередной кусок работы, как Розенгауз неожиданно объявил, что для пущей наглядности и сноровки сегодня сам покажет, как же происходит таинство, именуемое поиском клиентов.
 В современном понимании мы бы назвали это мастер-классом: человек –профессионал обучает своих учеников премудростям его незатейливого ремесла, но откуда могли знать юноши о правильном именовании данного процесса?
«Едрён-батон, надо же вас научить чему-нибудь, сопляки!» -- таким принципом руководствовался Джон, и был, наверное, прав.
 Думая, что опять поедут в какую-нибудь деревню, подопечные глубоко ошиблись. Джон, не собирался опускаться до того, чтобы шастать по грязным сельским избёнкам, всё-таки его уровень позволял отправиться сразу в город. И он отправился, прихватив с собой парней, а многоуважаемую Фросю оставил дома следить за порядком да готовиться к появлению очередных искателей любви.
 
 Членоград являлся городом отнюдь не самобытным. Не пестрел он разнокалиберными вывесками, не отличался какой-либо архитектурной значимостью. Словом, обычный провинциальный городишко, затерявшийся на безграничных просторах матушки-России. И жили в нём совершенно обычные люди, которым чуждо было любое проявление излишнего шика и бахвальства. Но и среди таких, на первый взгляд, невзрачных жителей, сумел отыскать Джон тех, кто не прочь выложить денежки за удовлетворение своих низменных потребностей.
 Неудивительно, что Розенгауз уже чётко знал, куда нужно идти. Ведя за собой тройку любопытствующих учеников, не давал Джон ни единого повода усомниться в совершенстве владения им искусством убеждения. Только лишь Alex не испытывал такого уж трепета , всё-таки ему можно было позавидовать: десять человек, успешно приведённых им в страну плотских утех, говорили о многом, хотя вовсе не означало это того, что стал Alex в одночасье бордельным гуру. Требовалось ещё многому поучиться у настоящего профи, а кто, как не Розенгауз знал все секреты и мог приотворить занавес в имевшем место вопросе.
 Послушные ученики Джона Розенгауза сразу обратили внимание на то, насколько всё-таки проще искать клиентов в городе. Выбор не ограничен теми узкими рамками, что не дают развернуться во всю в деревне. Богатых людей здесь проживает значительно больше, но и это, пожалуй, не главное. Тут имеет немалое значение просвещенность горожан, потому что здесь, в Членограде, многие знают, например, что вообще такое «бордель», в отличие от деревенского населения – совершено дикого и необразованного.
 Розенгауз ходил из дома в дом, из квартиры в квартиру. Буквально за каких-нибудь два часа удалось отыскать ему с тридцатку человек, возжелавших сегодня вечером навестить бордель. С людьми Джон держался свободно и непринуждённо, в самом деле, показывая восхищённым донельзя ученикам удивительную силу своего таланта. Таланта безукоризненного, настоящего, рождённого на свет божий благодаря лишь универсально сцепленным генам, которыми наделили Джона его разносторонние родители. Розенгауз сумел воспользоваться ими себе на пользу, он, разговаривая с каждым новым человеком, всякий раз доказывал это.
 Мастер-класс получился на славу. Приглашения сделаны и осталось только дождаться вечера, когда люди, получившие их, добровольно придут забавляться.
 Возвращаясь назад, Розенгауз пояснял ребятам, как нужно вести беседу, на что делать упор и чего следует избегать.
-- Умение общаться, едрён-батон – это искусство, друзья. Поэтому прошу не путать его с обычной болтовнёй, -- постоянно приговаривал Джон, то и дело прерывая начатые им наставления.
 Идущие рядом парни, что есть силы, старались запомнить слова, произносимые несравненным капитаном, считая их по праву золотыми. Не переставали вместе с тем ребята ощущать полную ничтожность пред командиром и поражались тому, насколько он превосходит их в развитии, насколько широко открыты ему все истины мира и то, как ловко умеет он с ними обращаться.
 «Как может случится на земле, чтоб такой человек удостоил её своим присутствием? Здесь только сила неведомая могла руку приложить, здесь мириады звёзд должны были так построиться, чтоб разразить небо сиянием бессмертным, чтоб агнец божий сам сошёл с небесного трона, дабы украсить мир венцом творения своего, дабы взрастить плод самых немыслимых деяний, пробудив к жизни источник безграничного ума и совершенства! Так и только так мог появиться на земле подобный гений! Хвала тебе! Хвала тебе, созидатель! За то, что произвёл на свет ты чудо великое, за необъятную мощь, что вдохнул в него! За это благодарю тебя, о прекрасный ваятель! Спасибо, кудесник! Спасибо!» -- стремительно, с такою быстротой, равною, разве что скорости света, пронеслась дума в головах обескураженных мальчишек, что едва-едва успели они уловить её, едва-едва осмыслили ту несокрушимую ПРАВДУ, которая одновременно открылась им всем сразу.
 А в полночь вновь преобразился молчаливый на протяжении дня дом терпимости. У входа толпилась очередная партия клиентов, всё также угнетаема она была от нахлынувшей волны желаний. Сегодня людей пришло поболей, чем в прошлый раз. И даже не тридцать человек стояло у входа, притащились и те, кто уже имел возможность насладиться компанией распутных дам.
 Розенгауз, чтобы снова не попасть впросак, запускал теперь клиентов иным способом. Теперь ещё до попадания внутрь, он согласовывал с Копейкиной, кто и куда пойдёт. Другим словами, Фросе было предоставлено право разбивать людей по парам, а делать это она умела хоть с закрытыми глазами, благодаря чему Розенгауз опять убедился в том, что без управительницы он не может обойтись.
 Неспокойная людская масса потихоньку просачивалась внутрь. Заплатив деньги и получив пропуск с печатью, клиенты попадали в мир безудержных фантазий, обращённых в реальность с лёгкой руки Джона Розенгауза.
«Ничего, едрён-батон. Скоро вы станете у меня на месяц вперёд записываться. То ли ещё будет»! – подумал капитан, сладостно ощущая, как тело наполняет дрожь.

 Как бы не шли дела Джона в гору, как бы не радовались его успехам подопечные, Грум Бачило всё не мог совладать с чувством горечи, поселившимся у него в сердце. Романтическая натура Грума не собиралась мириться с фактами действительности, и всё, что бы он не делал, дабы унять грызущие душу помыслы, абсолютно ему не помогало. Это было самым настоящим мучением – борьба с собой и со своими глубокими, как он считал, чувствами. Юнец не находил себе места. Пока все спали, он спать не мог, пока ели, он лишь делал вид, что пережёвывает пищу, истинной же причиной являлось несправедливое устройство мира, от которого парнишка пришёл в такое негодование, что забыл напрочь вообще о чём-то думать, кроме собственной горести.
 Невыносимо, в конце концов, стало Груму, понял он, что не избавится от терзающих его сомнений до тех пор, пока сам не пойдёт и всё не узнает. Бачило, конечно, доверял Джону, слишком уж значимой фигурой тот был в его жизни, но разве удавалось кому-нибудь подчинить сердце разуму? Нет – в этом, одержимый любовью юноша, уверялся всё больше и больше.
 С появлением Вари в его и так не богатой на разнообразия жизни , для парня настал новый этап. Теперь не хотел он боле иметь собственного борделя, теперь не интересовали его другие женщины, ибо не видел никого и ничего перед глазами Грум, кроме своей возлюбленной. Она действительно затмила весь свет белый красотою необъяснимой, всепроникающей, взыграв молодой кровушкой неопытного деревенского парня. До сих пор, будто наяву, ощущал Грум привкус её губ, который был настолько сильным, что не мог сойти, наверное, вечность. Девушка улыбалась парню в его розовых снах, ласково звала, а он в сою очередь отвечал, страстно шепча ни с чем не сравнимое имя «Варваря». Повсюду мерещился ему прозрачный образ несравненной баловницы, и чем больше возрастала мучительная маета в груди, тем сильнее выкручивала наизнанку ещё вчера абсолютно здоровый организм.
«Нет! Я всё-таки люблю её! Люблю, чёрт подери!» -- пришёл к окончательному выводу Бачило и принял решение во что бы то ни стало вновь навестить Варю.
 На следующий день Розенгауз, весьма довольный, что всё опять прошло успешно, давал подчинённым последние рекомендации, прежде чем они отправятся в путь. Ребята, внимательно выслушав Джона, за считанные минуты собрались в дорогу.
-- Ну что ж, едрён-батон. Желаю удачи, вашу мать, и чтоб без клиентов не возвращались, понятно!? – завершил Розенгауз своё очередное выступление, не сомневаясь нисколько, что парни выложатся по полной.
-- Клянёмся, не просрёмся! До клиентов доберёмся! – в такой весьма оригинальной форме подтвердили надежды Джона верные ему искатели.
 Проводив их, Джон тоже поспешил удалиться, но совсем не туда, куда сказал, не за новой партией работниц поехал он, вовсе нет. Жгучее желание встретить старую знакомую было неисправимо сильнее, и автомобильчик Розенгауза со скоростью, какую только мог выдать, понёсся в Дремучие норы.
 Откуда могло быть известно ему, что и Грум пошёл на хитрость, вместо указанной в задании Тормошиловки, ноги пацанёнка стремглав понесли его в противоположном направлении, к единственной и неповторимой Варваре.

-- Ну здравствуй! – улыбался белоснежным рядом крепких зубов Джон, явившись чистому взору сами знаете кого. Девушка, было, пошатнулась, да нет, выдержала первые секунды шока.
-- Ты? – еле дыша, с трудом проговорила она.
-- Я, -- спокойно вторил ей Розенгауз, вынимая из-за спины букет купленных им по дороге цветов. – Держи.
 Варваря застенчиво опустила глаза и не стала брать преподнесённого ей букета.
-- Да возьми же, дурочка, -- с несвойственной ему нежностью попросил Розенгауз и легонько прислонил цветы к её груди. Только тогда девушка, как бы не хотя, приняла подарок.
-- В дом пустишь? – украдкой поинтересовался затем Джон.
 Варваря ничего не ответила, лишь улыбнулась нежданному кавалеру, а потом внезапно исчезла, захлопнув за собой дверь. Розенгауз от такого поворота событий чуть на месте не упал, да только быстро опомнился, едва красуня вновь не появилась на пороге.
-- Заходи, -- манящим тоном вымолвила она, -- Да смотри тихо, мама спит.
 Кивнув, Розенгауз проследовал вслед за бывшей королевой его ушедшей юности. Он сразу отметил про себя, что за два года Варваря ничуть не изменилась, всё так же, как и прежде излучала она притягательные волны красоты, заставляя трепетать от одного лишь нахождения рядом с нею. Будто заново открыл Джон для себя тайну этой женщины, снова вдохнул полной грудью знакомый, но подзабытый запах её шёлковой кожи, со сладостью которой не посмеет сравнится даже сахарный вкус мёда.
«Хороша, плутовка. Ох и хороша, едрён-батон», -- очарованный гнетущей привлекательностью Варвари пришёл к заключению Джон. И был прав на сто процентов.
-- Ну рассказывай, какими путями забрёл, -- позволила себе нарушить всё же молчание девушка, усадив гостя за стол и наливая тёплое молоко в глиняный кувшинчик. – На машине, гляжу.
-- Да уж, на машине. Не поверишь, заработал, -- похвастался Джон, потянувшись к молоку.
-- Да? – сделала вид, будто ей интересно, Варваря, -- И как же это? Помню, тогда ты был гол как сокол.
-- Был, Варя. Был. Теперь я уже совсем не тот. Имею тысячу в месяц чистого доходу.
 От названной суммы Варварины глаза загорелись ярким пламенем, стремительно появилась пред взором печальная картина, показавшая в избытке всю жуть её прозябающего существования. Конечно, о таких деньгах она и не могла мечтать.
-- это где ты так преуспел? – незамедлительно спросила Варя, делая глоток из своего кувшина.
 Розенгауз не любил подобных вопросов, они каждый раз заставляли его произносить одну и ту же придуманную фразу: - торговлей занялся. Собственный магазин открыл. Теперь вот получаю прибыль. Да.
-- Во как? Молодец, нечего сказать.
- А ты? Смотрю всё так же? – как бы невзначай обратился воспалённый капитан к девушке.
-- Да, Джонни. Как видишь.
 В эту секунду все мысли в голове Розенгауза перемешались, сплошная каша в миг наполнила её: «Едрёны-батоны! Она назвала меня Джонни! Сто лет меня так никто не называл, ей-богу!» Варваря отчётливо видела, как собеседник на мгновение потерял дар речи. И, правда, нелегко Розенгаузу было справиться с собою, словно ком встал поперёк горла, да такой большой и плотный, что Джон чуть не задохнулся.
 -- Ты здесь проездом? – постаралась сразу же поддержать разговор девушка.
-- М-м… Да… То есть нет. Ну у меня дела в Членограде, так что я ещё некоторое время здесь задержусь, -- с трудом оправившись от столь сильного ступора, пробормотал Джон, параллельно пытаясь понять, как отреагирует на эту новость Варваря.
 Девушку обдал здоровый румянец, что было добрым знаком для Розенгауза.
-- И надолго?
-- Ну… Дней на пять так точно. – Розенгауз ощутил вдруг, что не может больше смотреть на аппетитное тело Вари, слишком смелые позывы оно вызвало в нём. А она в свою очередь подметила опытным глазом эти, так сказать, плотские проявления, взыгравшие внутри бывшего любовника.
«Совсем не изменился. Наивный мальчишка!» -- с усмешкой подумала девушка и позволила придвинуться себе поближе.
-- Ну так и чего же хочет, мой чёрный принц? – негромко, но с такой непередаваемой лаской в голосе произнесла Варваря, что совсем раскрасневшийся Джон Розенгауз едва не упал со стула.
 Ничего подобного он не мог ожидать, его сумасшедшая работа, связанная целиком и полностью с подавлением основного человеческого инстинкта, показала вдруг, что ведь он о себе-то не подумал! Что все эти годы направлены были на ублажение других, кто угодно, но только не сам Джон пользовался услугами не одного десятка женщин, кто угодно, но только не Джон воплощал в жизнь свои самые сокровенные мечты, кто угодно, но не Джон Розенгауз получал самое большое удовольствие, из всех ныне известных человечеству! У него даже мысли об этом не возникало до встречи с Варварей, и кто бы мог подумать, что именно сейчас эта восхитительная во всех отношениях девушка разбудит в капитане уже столько времени не просыпающееся либидо!
 Джон не медлил ни секунды. В то же мгновение он поспешно встал из-за стола, и, взяв Варю за руку, побудил её последовать его примеру. Девушка повиновалась, всем видом давая понять, что угадывает пылкие намерения Джона полностью и без остатка. Розенгауз, не говоря ни слова, что есть силы притянул её к себе и впился жаркими губами (с необсохшим молоком на них) в разверзшиеся ему навстречу уста божественной обольстительницы. Варя не сопротивлялась, она ринулась Джону навстречу с не менее откровенной потребностью, а спустя уже какую-нибудь минуту, они вдвоём упали на кровать.

 На улице уже вечерело. Деревня находилась в полудрёме, и поэтому никто не отреагировал на появление в ней паренька в форме красноармейца. Паренёк этот тоже не обращал ни на кого внимания, он очень хорошо уяснил себе, куда держит путь и чего хочет добиться. Юноша представлял собой некое унылое изваяние, впавшие глаза выдавали длительное отсутствие сна, а взъерошенные волосы также явлением были весьма красноречивым, чтобы не догадаться о том, в каком упадочном
 состоянии находился данный субъект. Но всё же он шёл и шёл, оставляя позади себя дом за домом, пока не очутился возле желаемого.
 Юноша не в состоянии был больше терпеть, переживать и мучаться (видимо, на его веку уже хватило), решительно подошёл он к знакомой двери и постучал в неё с тем животным неистовством, на какое только был способен.
 Но откуда мог знать бедный несчастный, что пришел, мягко говоря, не совсем вовремя, что сейчас, в этот самый момент, причина всех его невзгод и страданий, Варя, занята была далеко нелицеприятным делом с одним очень знакомым парнишке гражданином.
 Розенгауз впервые за последние два года изливал душу, посему ничего не слышал и ни на что не отвлекался, предаваясь сполна интимному занятию. Так бы и продолжали они бурные игры, если б не Варя, услыхавшая беспорядочные громыхания в дверь.
-- Тише! Тише! – попыталась высвободиться она из объятий Джона, чем сразу прекратила дальнейшее развитие любовных действ.
-- Что такое? – недовольно изрёк вспотевший Розенгауз.
-- Ты что не слышишь?
 Тут уже и до слуха Розенгауза отчётливо донеслись громкие звуки.
-- Чёрт, кто это может быть? – не на шутку заволновалась Варваря, привставая на локте.
-- У тебя должны быть гости?
-- Да нет…
 А Бачило между делом продолжал лупить в дверь, на сто процентов уверенный, что его любимая дома.
--Иду-иду, -- ответили ему по ту сторону хриплым старческим голосом.
-- О ч-ч-чёррт! – на сей раз уже по-настоящему испугавшись, вскрикнула Варваря, -- Мама проснулась!
-- И что теперь?
-- Одевайся! Бегом одевайся!
 Пока Розенгауз соображал, где его трусы, Бачило уже имел честь беседовать с матерью Варвари: --Здравствуйте, вы , наверное, помните меня. Скажите, а ваша дочь дома? – со всею мягкостью, с какою только мог, поинтересовался Грум.
 Старуха притуплённым взором осматривала юношу: -- Дома. А вы чьих будете?
-- Нет времени объяснять, можно зайти?
-- А вы чьих будете? -- что безмозглый чурбан повторила старуха.
 Терпение Грума достигло точки кипения: -- Меня зовут Грум Бачило, можно зайти к Варваре!!! – проорал он прямо в ухе ненавистной бабушке, да так громко, что чуть связки наружу не полезли.
 Услышав этот дьявольский рык, Розенгауз чуть с ума не сошёл: --Едрёна-батона! Едрёна-батона! Да это ж Бачило! Ёпьть!
-- Ты его знаешь?
-- Да знаю! И ты тоже!
 Но времени на разбирательства у парочки не оставалось: за стенкой послышались тяжёлые шаги Грума.