Вчерашний день

Хрупкие лучи едва поднявшегося из-за горизонта солнца, нерешительно заглядывали в восточные окна бледных сиротливых домов. Прозрачное весеннее утро мирно плыло над старыми обветшалыми крышами блочных пятиэтажек, обещая ясный отрадный день и теплый, опутанный сизой негой, вечер. Томное тление остатка ночи внезапно нарушил пронзительный звон будильника. Пора вставать и снова мчатся туда, к железным стеллажам, ломящимся от обилия пыльных медицинских карт, хранящих сотни или даже сотни тысяч излечимых и неизлечимых диагнозов и кучу иных, недоступных никому, кроме ока врача, тайн человеческого тела.
Пробудившись, моя память опять уперлась во вчерашний, нелегкий рабочий день, в ее полные отчаяния и безнадежности глаза, глаза молодой, кажется тридцатилетней женщины, чью карту мы с Сашей так долго искали, но так и не смогли найти. Вероятно опять залили.
— Девушки, ну как же так, ведь была же у меня здесь карта, — нервно говорила она, протягивая направление в онкологию.
— Мы понимаем. Но сейчас ее здесь нет, — ответила Саша.
— Может она в кабинете врача? — неохотно вступила в диалог я.
— Нет, девушки, у врача ее нет.
— Тогда не знаем, — пожимая плечами, сказала я. — Давайте ваш паспорт, полис, мы вам новую карточку заведем.
— Да ведь у меня в той карте столько исследований, анализов было, — постепенно переходя на истерический крик, говорила женщина. — Что ж мне теперь, все заново? Да у меня уже сил на это нет.
Я не без стыда подняла глаза и посмотрела ей в лицо. Оно и вправду выглядело совсем бледным и изнеможенным, убитым коварным недугом.
— Ну неужели вам так трудно карты на место ставить? — возмущенно продолжала она, судорожно копаясь в своей сумочке.
— Мы, знаете ли, ваши карты не едим и задницу их не пихаем, — вдруг, поставив руки в боки, высказалась Саша, которая из-за вчерашней ссоры с любовником сегодня явно была не в духах. — Найдется ваша карта, никуда не денется.
— Ой, а полис то я и не взяла. Я ведь думала, он уже не нужен, — растерянно проговорила женщина, завершив сумбурные поиски документов.
— Без полиса мы не принимаем, — тут же отрезала Саша.
— Девушки, ну пожалуйста, я ведь записана. Я не хочу умирать, у меня маленький ребенок, — взмолилась она.
— Ну как же мне надоели эти онкобольные. Уже голова раскалывается. Ну объясни же ты ей, — сорвалась моя напарница.
И мне пришлось нудно и длительно рассказывать о жестких правилах приема, существующих в нашем консультативном отделении. В душе я хотела, очень хотела хоть чем-нибудь помочь этой молодой женщине, стремительно сгорающей от вероятно подаренной ей манящим южным солнцем меланомы. Но что я могла? Что было в моих силах? У окошка регистратуры уже давно собралась длинная очередь, недовольных нашей работой больных. У каждого из них была своя боль и своя беда.
— Послушайте, приходите завтра, с паспортом и полисом. Может и карта ваша найдется, — усталым голосом сказала Саша.
— Нет, завтра я не приду. Я больше никогда не приду. Все, хватит… Умру и без вашей помощи, — при этих словах женщина разрыдалась, и громко всхлипывая, направилась к выходу.
— А нам то какое дело, придете вы или нет, — заорала ей вслед Саша. — Я тут за пять тысяч рублей должна еще кого-то уговаривать? Да не хотите, не надо.
После этого Саша легким движением, врубила радиоприемник, из которого мощным потоком, в разрез тяжелой атмосфере нашего заведения, полилась беспечная дискотечная музыка.
«Перерыв», — повесила она на окошко табличку, написанную большими красными буквами и, схватив пачку сигарет, потянула меня за собой — курить.
Мы побежали на улицу, не обращая ни малейшего внимания на толпу разъяренных страждущих. А у дверей все стояла и плакала та ни в чем не повинная несчастная женщина. И до ее непоправимого горя абсолютно никому не было никакого дела.