Завещание

("Я, хирург Николай Пирогов")

Промозглый ноябрьский ветер метался по дорожкам имения Вишня Подольского уезда, расшвыривал опавшую листву. Хлопала дверь старой конюшни. Клочковатые серые тучи, затянувшие небо, неслись на юг.

Юг… Одесса, Крым, Кавказ… Русско-турецкая, крымская, Севастополь… Умру вот, намалюют с меня икону. Замечательный, выдающийся, великий… Нет, хирургом я был хорошим, что правда, то правда. Да и учёным неплохим. Наследников только не оставил. Как, то есть, не оставил? Да их, наверное, тысячи, наследников! А семьи нет. Куда мне семью? Всю жизнь переезжал с места на место. Одних войн сколько! А там ещё Дерпт, Берлин, Париж, Москва, Рига, Петербург…

Хирург Николай Пирогов лежал в своём кабинете на втором этаже северного флигеля усадьбы. Пирогов умирал.

Dum spiro spero. Пока дышу, надеюсь.

Могучий интеллект, подобный вспышке новорождённой звезды. Знания, выстроенные в боевом порядке, как полк солдат, всегда готовых к действию. Гигантский врачебный опыт.

Надёжные, проверенные инструменты. Они не оставляли места для надежды. Пирогов знал, что умирает, и знал, когда это случится. Завтра он не проснётся.

Какая-то мысль не давала покоя. Пирогов пытался сосредоточиться. Нет, мысль была не о смерти.

Ночью он видел сон. По бескрайней равнине в сумерках бродили люди. Над ними в тёмно-синем небе от горизонта до горизонта распростёр свои крылья огромный двуглавый орёл. Его правая голова внимательно озирала землю. Левая с безразличием смотрела на запад. Время от времени кто-то из людей падал и умирал. Душа умершего, отделившись от тела, светящимся комком стремительно поднималась ввысь. Тогда левая голова орла, быстро повернувшись, раскрывала клюв и втягивала её в себя. Короткий взмах крыльев, и тень птицы вновь застывала в неподвижном ожидании.

Вечерело. Ветер стих, начало подмораживать.

Неясная мысль продолжала тревожить, не доходя до сознания.

Дышать опухоль почти не мешала, но говорить приходилось с трудом.

Вчера Пирогов послал Якова в Москву с письмом, в котором просил, чтобы к нему в имение приехали сотрудники университетской кафедры и несколько студентов. Он хотел завершить труд последних лет, свои дневники. Коллеги должны зафиксировать на бумаге последние мгновения жизни хирурга. Сам он писать уже не мог.

Раздался скрип лестницы. В кабинет вошёл исхудавший Яков с горящими свечами. «Совсем измучился, бедный! Язва, наверное», – подумал Пирогов.

– Чайку не угодно ли, Николай Иванович?
– Нет, потом. Который час?
– Начало седьмого. Скоро приедут.

Приедут… Ах, да, вот эта мысль! Вот что беспокоило его уже несколько дней!

Зачем? – За окном раздался звон колокольчика.

Зачем, кому это нужно? Он, посвятивший всю жизнь науке, стоящий на пороге слияния с мировым разумом, как же он-то не понял такой простой вещи? Диктовать студентам свои последние ощущения. Пустая трата времени! Ему ли не знать, сколь многолика смерть! Разве важно, что при этом испытывает человек? Какое значение имеют чувства? Какая польза науке от таких сведений? Важно то, что происходит в организме. Вот что надо и дальше изучать. А что происходит в его организме, ему хорошо известно...

Снова заскрипели ступени. В кабинет, теснясь, молча вошли четверо.

Пирогов кивком приветствовал гостей, указал на стулья. Все достали блокноты и приготовились записывать. Пирогов взял с прикроватной тумбочки колокольчик и позвонил. Яков вошёл сразу. Наверное, стоял за дверью.

– Вели закладывать лошадей, – распорядился Пирогов. – Готовы? – обратился он к собравшимся.
– Да, профессор, – ответствовал мужчина с такими же пышными, как у хозяина, бакенбардами.
– Нет больше профессора, – тихо сказал Пирогов, – Есть умирающий старик. Ну, записывайте мою последнюю волю. Я, хирург Николай Пирогов, находясь в здравом уме и твёрдой памяти, повелеваю…

Хозяин помолчал несколько секунд.

– Повелеваю немедленно всем отправляться в Подольск. Найдёте трактир у вокзала. Скажете, что я вас послал. Сейчас Яков даст денег. Всё поняли? – спросил он, оглядывая изумлённые лица гостей, – Марш одеваться! Идите, ребята, и выпейте за моё… за то, чтобы ТАМ мне хорошо было.

Посетители, сохраняя изумлённый вид, встали и направились к двери.

– Старшим назначаю доцента Апухтина, – проговорил Пирогов вдогонку. Апухтин обернулся и молча поклонился.

Ну, вот и всё. Надо сказать Якову. Пусть передаст, чтобы держали язык за зубами.
Пирогов закрыл глаза.