Небеса в решете

Вступление

Какое место занимают в вашей жизни чудеса? И, если какое-то занимают, то задумывались ли вы над природой и смыслом таинственного, происходящего с вами, или склонны, махнув рукой, произнести в себе: "Совпадение! Мистика какая-то," чтобы скоро забыть об этом? Однозначного ответа на поставленные вопросы, конечно, нет. Ибо он зависит от мировоззрения, характера, темперамента человека и, не в последнюю очередь, от его любознательности. Убежденному материалисту, прагматику, так сказать, это просто неинтересно. Он живет сегодняшним днем и озабочен тем, чтобы завтрашний был не хуже, а лучше - в житейском смысле. Ведь все мы раньше или позже умрем, а за гробом, по его убеждению, нет ничего... Это, конечно, страшно, и потому лучше об этом не думать. А если все-таки думается? О смерти, о смысле земного бытия, о том, почему оно преисполнено зла и боли? Привычные вопросы для думающих и ищущих. В поисках ответов на них они почти всегда обращаются к сфере таинственного. Ведь если есть Бог, который один знает все ответы, то Он обитает именно там. Многообразны, трудны и нередко ложны пути, ведущие или якобыведущие к Нему. Как ложны порой и чудеса, оборачивающиеся - на языке церкви - сооблазнами. Словом, труд, и горечь, и разочарование поджидают на упомянутых путях почти каждого. Но и радость великую сулят они всякому, не побоявшемуся, не поленившемуся вступить на них в поисках ответов и в конечном счете - ОТВЕТА. Ибо они спрашивают, "стучатся", и им (согласно Св.Писанию) отворят.

Простите за долгое вступление. В оправдание могу сказать, что и вопросы я стала задавать... 40 лет тому назад и все еще не перестала. Достаточно, думаю, времени, чтобы осознать: нас там - в "сфере таинственного", на небесах, в мире ином - знают и слышат, нас там любят. Каждого в отдельности и такими, как мы есть. Создавший этот мир, Продолжающий творить его говорит с каждым из нас на особом языке, наиболее доступном и убедительном для меня, для тебя, для него. Это язык, всегда разный, фактов, обстоятельств, чувствований, испытаний. Нередко он включает в себя элемент таинственного, чудесного. За 40 лет я столько раз убеждалась в этом! Вот послушайте.

Просто Христианство

 Так называется в российских изданиях книга замечательного английского писателя Клайва Льюиса, которую я перевела в середине 80-ых. Первое ее издание, американское, вышло под названием "Сущность христианства". Удивительные обстоятельства - не раз и не два - сопутствовали моим "взаимоотношениям", нет, не с автором этой книги, скончавшимся в 1963 году, а с ее жизнью в России. Хотя что до автора... Странное ощущение его присутствия почти не оставляло меня в процессе работы. Мне даже казалось, что я слышу его голос, подсказывающий мне, что и как писать... по-русски. Кто-то увидит в этом налет мистики. Я вижу явную помощь свыше.

Итак, книга вышла в Америке. Отклики были хорошими и очень хорошими. По прошествии времени стали готовить второе ее издание. И тут возникла, как теперь говорят, "разборка" между заведующим литературным отделом издательства и человеком, предложившим мне перевести эту книгу. Первый решил "проучить" второго. "Переехав" меня, точнее, мою работу. И для этого срочно заказал кому-то другой перевод книги. Как показало будущее, он оказался значительно слабее моего. Но частично "месть" все-таки удалась, потому как второй тираж ("своя рука владыка") значительно превосходил первый. Все это было проделано "в темпе", так что о результатах "разборки" я узнала, когда новый тираж был уже готов.

Помню, люди, так или иначе причастные к "процессу", извинялись передо мной, хвалили мой перевод и ругали "зава". Я принимала извинения и втихую плакала, и жаловалась Богу. Не только на то, что горько меня обидели. Более на то, что тираж действительно удавшегося перевода отличной книги потонет в волнах слабого. Но я ошиблась.

Все это происходило в июле 1990 года. А в середине августа мы с мужем прилетели в Москву. После 11 лет пребывания в Америке. Понятно, встречи сменялись встречами, и телефон в квартире моей матери не умолкал. Как-то в начале сентября позвонил мой двоюродный брат Александр. Извинился, что будет краток:
- В аэропорт опаздываю, лечу в Болгарию. Сегодня узнал, что твое "Христианство" стоит в сигнальном экзампляре "Иностранной литературы" Запиши их телефон. Тебе ведь и гонорар положен.
Саша повесил трубку, а я, обрадованная, лишь подумала удивленно, что сигнальные экземпляры поступают только к членам редколлегии журналов, а Саша, хоть и известный в Союзе искусствовед, к редколегии "Иностранной литературы" отношения не имеет. Сказал кто-то из имеющих? Но ведь у нас с ним и фамилии разные... Так я и не узнала загадки его "информированности".

Звоню в редакцию. Следует взрыв удивления с их стороны.
- Вы Ирина Череватая? Надо же! А где вы, собственно, находитесь? Перевод ваш действительно будет опубликован в ближайшем номере. В наше распоряжение поступили из Штатов два перевода "Просто христианства". Ну и главный в Союзе знаток Клайва Льюиса - Наталья Леонидовна Т. - рекомендовала ваш как лучший. Вам ведь и гонорар выписан. Вы из Америки звоните?
- Из самых что ни на есть московских Сокольников, - успокоила я сотрудника редакции и уточнила, - значит, публикация будет в сентябрьском номере?
И услышала нечто вовсе меня поразившее:
- Нет, знаете, в... майском! С бумагой у редакции были проблемы, и майский номер выйдет только в сентябре.
Мелькнула мысль: значит, если бы мы прилетели не теперь, а месяцем-двумя раньше или позже, я никогда не узнала бы, что в Москве избран и печатается мой перевод? И "утешение" пришло ко мне из-за всегдашних советских "недостач и нехваток"? Поделилась этой мыслью с собеседником.
- Действительно, иначе как чудом не назовешь, - рассмеялся он, - Как и то, что вы сами позвонили нам. Ведь мы не знали, где вас искать!

В Москву мы прибыли с полным чемоданом Библий. Тогда они, хоть и "разрешенные" уже, все еще оставались "дефицитом". Содержимого чемодана все-таки не хватило на всех приходивших к нам в те дни. Помог гонорар. Недостающие Библии были приобретены на "черном рынке". Еще и осталось на зимнее пaльто для московской подруги.

Как-то звонит мне приятель. Тоже из Москвы. С просьбой:
- Есть тут такое издательство, "Гендальф" называется. Очень они хотят опубликовать "Просто христианство". В вашем переводе. Но деньгами, чтобы заплатить вам, не располагают. Может быть вы согласитесь...
- Соглашусь, соглашусь, - перебила я Андрея, - Мне ли не радоваться, что люди читают эту чудную книжку!
Скоро еще одно издательство включило "Просто христианство" в сборник произведений Кл. Льюиса. На этот раз мне что-то заплатили.

В 1997 году я прилетела в Москву в сентябре, к скорбной, седьмой, годовщине со дня убийства отца А.Меня. Я познакомилась с ним в памятном 1990-ом году, за неделю до его гибели, хотя книги его выписывала из Европы на протяжении 10 лет.
Иду по фойе большого клуба. Кругом множество людей, собравшихся почтить память этого великого христианина. И вдруг навстречу мне... он сам. Так мне показалось на мгновение. Потом сообразила, что это его брат, Павел. Я как раз собиралась зайти в Фонд имени отца Александра Меня, который он возглавляет, с небольшим поручением от общих американских знакомых. Подхожу. Останавливаю. Представляюсь.
- Ирина Череватая? - восклицает он почти с изумлением. - Мы же вас всюду ищем (так и сказал). А вы, оказывартся, в Москве!... Дело в том, что к столетию Кл.Льюиса (1998 г. - замечание мое. И.Ч.) Фонд Меня готовит к изданию восьмитомник его сочинений, и первый том начинается с "Просто христианство", в вашем переводе. Нам необходимо заключить с вами договор!
Три дня оставалось до моего отъезда из Москвы, однако все формальности были выполнены, договор заключен. Но на это потребовалось время, и если бы я, как собиралась, сама поехала к Павлу Владимировичу за день-два до отъезда, у издательства возникли бы трудности. О нашей "случайной" встрече мне напоминают стоящие на полке восемь книжек Клайва Льюиса, которые - авторский экземпляр - я получила от Павла Меня в свой следующий приезд в Москву.

Про Митю

Вопросы стали возникать у меня где-то в середине 60-х. В правление Брежнева. Следовательно не поощрялись. Хотя и возникали у многих и все более настойчиво. Я работала тогда в одной из известных московских газет. С близкой моей приятельницей (она и теперь еще работает там) мы раз-другой в неделю хаживали обедать в Дом журналиста, на Арбате. И однажды за обедом она поделилась со мной впечатлениями предыдущего вечера. Была, по заданию редакции, в некоем "серьезном собрании" и там познакомилась с видным тогдашним деятелем Московской Патриархии. Случилось так, что Владыка удостоил журналистку долгой беседы. На духовную тему.
- Сколько интересного рассказал, так убедительно говорил... Поневоле задумаешься всерьез над тем, в чем дед с бабкой твердо стояли, а родители исповедовали тайно, - заметила она.
Помню, я по-хорошему позавидовала ей. Ведь я вполне могла оказаться на ее месте и, возможно, получить ответы на свои вопросы. Не пойдешь же с ними (с нашим-то высшим образованием!) к какому-нибудь простому батюшке...

Несколько дней спустя мы с мужем пили чай, и не только, у наших друзей, диссидентов-шестидесятников, в компании привычного состава и вели, как водится, антисоветские разговоры. Раздался звонок в дверь, и появился новенький для нас - некто Митя Е., биолог с удивительно приятным интеллигентным лицом и лучистыми глазами; бедно и небрежно одетый. Ему суждено было стать нашим близким другом на 12 лет. Удивительной эрудиции был этот человек, ставший, как поняла я позже, в ответ на мою неосознанную молитву, нашим водителем ко Христу. От Мити, владевшего богатейшей родительской библиотекой - об отце его была статья в Большой Советской Энциклопедии - я получила, в подарок на день рождения, первый в моей жизни Новый Завет.

Советская власть Митю преследовала, поставив ему модный тогда диагноз "вяло текущей шизофрении". Он был женат, имел троих детей; жили они совсем не богато, но как бы в озарении светом Христовым.
Года за два до нашего отъезда из России у Дины, Митиной жены, обнаружили рак. Светом Христовым дом их озарен был всегда, но именно в те дни приняли тайное крещение на дому Дина и дети: Ольга, Ваня и Маша. Месяца через два крестилась и я (муж был крещен в детстве); крестным моим отцом стал Митя; а еще через несколько месяцев он крестил нашу внучку Верочку.
В январе 79-го умерла Дина. И Митя остался со своими сиротами. Летом ему предстояла научная экспедиция в горы, в Туву. Мы ждали разрешения на выезд в США. В последний раз он навестил нас 11 июня, в день рождения моего мужа Сени. На прощанье сказал:
- Как получите разрешение, немедленно телеграфируйте. Я постараюсь вырваться, проводить вас.
Разрешение пришло через полтора месяца, за это время от Мити было одно, но длинное письмо. Умное, доброе, исполненное тоски по трем его сиротам.

На сборы нам дали менее месяца. Я посылала телеграмму за телеграммой. Ответа не было. Дети жили в это время в "Питере", как называл Ленинград Митя, у бабушки с дедушкой, и адреса их у нас не было. Телефон в Митиной квартире, естественно, молчал. Лишь за два дня до нашего отъезда он ответил голосом женщины, о которой я знала от Мити как о старинной их приятельнице из "бывших", оставшихся в стране и выживших русских аристократов. Мы узнали друг друга, хотя лично знакомы не были. От И.Н. я и услышала это, точнее, едва не потеряв сознание от боли и ужаса, уловила слова о гибели Мити. На лагерь биологов пошел грязевой сель... А в долине играли дети сотрудников... Спасать детей первым бежал Митя, отец троих сирот. Никто не погиб, кроме него. Тело Мити найдено не было...

- Как же Бог, если он добрый, - рыдала я в трубку, - мог так поступить? Ведь дети только что мать похоронили?!
- Дмитрий Николаевич очень устал, - прозвучало в ответ, - Господь дал ему покой... А о детях мы позаботимся.
Накануне отъезда мы приехали в дом, с которым столько было связано. Все были в сборе: Ольга, Ваня, Миша, И.Н., мы. Только Мити и Дины не было. Ваня подарил нам маленькую фотокарточку отца: теперь его милое, родное лицо всегда будет передо мной. В Австрии, Италии и первые месяцы в Америке я всегда носила фотографию Мити в сумке, чтоб была под рукой. Работая на Уолл Стрит, в Британском оффисе, близ скорбно-знаменитых башен-близнецов, доставала ее из сумки и ставила на рабочий стол - поговорить, посоветоваться с Митей, просто отдохнуть, глядя на него...

Как-то вечером, дома уже, стала вдруг испытывать какое-то тревожное чувство по поводу... Митиной карточки. Словно голос внутри зазвучал:
- Вынь фотографию из сумки и поставь ее на книжную полку.
- Да как же я без нее, она мне днем, на работе, нужна, - объясняю кому-то.
А тот все настойчивей:
- Вынь и поставь на полку.
- Да не могу я без нее!
- Вынь - поставь на полку.
Долго мы так препирались, и "он" одолел. Поставила я Митю на полку. А на следующий день, по дороге с работы, застряла во вращающемся турникете метро, и тут уличный мальчишка рванул у меня из руки сумку и был таков. Пропали с ней два доллара и ключ от квартиры. А могла бы пропасть и Митина фотография, которая с тех пор уже 26 лет стоит на моей книжной полке.

Про Митю и Леву

Они постоянно бывали у нас - Митя и большой его друг Лева. Оба - эрудиты. Один православный, другой - атеист, старый холостяк. Беседы, переходящие в споры, на тему "есть ли Бог?" и "что с нами будет после смерти?" возникали нередко.
- Поражаюсь тебе, Митя, столькоми знаниями ты напичкан, - пыхтел полноватый, страдавший одышкой Лева, - одно слово - эрудит, а в Бога веруешь. Как-то оно странно...
Иронически, но по-доброму щуря лучистые свои глаза, Митя отвечал:
- Вот и я тебе, Лева, поражаюсь, ведь и ты - эрудит, а до сих пор не понял, что есть Бог, есть.
Плохо стало Леве, когда Митя погиб. Плохо делалось вдвойне при мысли, что и мы уедем. Я временами говорила:
- Ну что бы тебе, Левка, не жениться, ведь столько добрых баб вокруг и тоже одиноких. Как-то, совсем уже незадолго до нашего отъезда он мне заметил:
- Да бывают, конечно, бабы время от времени... но жениться - нет, не могу. Ты не знаешь: почти двадцать лет уж, как разлучили меня "добрые люди" с единственной женщиной, на которой я хотел жениться... Мы действительно любили друг друга. Она, кажется, замужем, а где живет - понятия не имею...
Жалко было Левку до слез. Как же он, в самом деле, останется один? И стала я молиться Богу, чтобы послал ему, ну, просто хорошую женщину, которую он принял бы. Неделя, наверное, прошла. Звонит Лева.
- У меня такое событие, - говорит, - не могу по телефону, зайду к вам.
Приезжает.
- Послушай, Ирка, звонок вчера вечером. Телефонный. Женский голос в трубке. "Лева, это ты?" Я ушам своим не верю. Голос ее, единственный. Той женщины, помнишь, я рассказывал? Так вот она, оказывается, год как овдовела. И недавно в Москву приехала в надежде найти меня, если жив. Так и сказала... Вот, жив, дождался.
Лицо Левки озаряла сияющая улыбка. Когда я сказала ему про свои молитвы, в глазах убежденного атеиста показались слезы.
- Спасибо тебе... Ему, - проговорил он. Проводить нас они пришли вместе.

Голос

Мне исполнилось пятьдесят. На день рождения пригласили знакомых по Москве: молодую музыкальную пару, средних лет журналистку с мужем, исполнителем цыганских романсов для Нью Йоркского "бомонда", и весьма известного писателя, употреблявшего - как в устной, так и в письменной речи - через два слова на третье... понятно, что. Да... Я его очень просила воздержаться за столом от "употребления", поскольку сын будут с невесткой и упомянутая музыкальная пара. Обещал.

Ну, сидим, значит, о том о сем беседуем. Закусываем и выпиваем. Мы с невесткой и молодой скрипачкой - весьма умеренно. Невзначай коснулись в беседе "высоких материй". Я рассказала, "как мы улетели в Америку" из Италии и о том, что этому предшествовало.
- Ты что, во Христа веруешь? - удивленно спросила журналистка, - Но ведь ты - еврейка! Почему же предпочла нашему, еврейскому, Богу чужого?
Писатель неласково взглянул нa журналистку. И, краснея, стал подозрительно надувать щеки. "Ну вот, сейчас начнется", - тоскливо подумала я и умоляюще на него взглянула. Он перевел дыхание и обозвал журналистку вполне приемлемым, хоть и не вполне уважительным словом. Потом популярно объяснил ей, что Бог один, и что он, будучи таким же иудеем, как и мы с нею, тоже с некоторых пор верит во Христа.
- Однако, - продолжал он безапеляционно, - Господь сам находит тех, кто ему нужен, и в том, чтобы о Нем... трепались... на всех углах, как наша дорогая юбилярша, не нуждается.
Писатель, видимо, не знал (или забыл?) слова Христа:"Идите и несите слово обо Мне..." Я их помнила. И все-таки вся сникла. А он, добрый мой знакомец с юности, уже смеялся и просил не обижаться на него.
- Ты ж меня знаешь! Я и так сдерживаюсь!
Действительно.

Гости разошлись. Муж отправился на кухню мыть тарелки. А я закрылась в спальне и, бросившись на колени (не перед иконами - их у меня тогда не было - просто рядом с кроватью), горько заплакала:
- Господи, неужели... все это... в Ладисполи было моей самодеятельностью? Вовсе не от Тебя?
Случившееся в следующее мгновение, ох, как трудно описать в обычных словах. Все-таки я попробую.
Перед глазами вспыхнул свет и сделался как бы огненной пластиной. На ней я различаю черные письмена. Пластинка входит в лобную часть головы, и я каким-то образом знаю, что читаю написанное на ней. Словно оно у меня перед глазами. Читаю и одновременно... слышу. Слышу слова, отчетливо произносимые мужским голосом:
- Вера от слышания, а слышание от слова Божия.

Гаснет пластина в голове. Тихо. Подняться удается не сразу. Колени дрожат. Что это было? Слова из Библии...
На следующий день, в церкви, пастор скажет, что мне был "прочитан" (и я сама прочитала на "огненной пластине") стих 17 из 10-й главы Послания к Римлянам. На вопрос же, - "Что это было?" - оветит:
- Явление Духа Святого. Несомненно. Так что пляшите и пойте. Ведь такая радость не часто приходит к верующим... Теперь Вы знаете, что в Италии делали дело, порученное Вам Богом.

Мой день рождения приходится на 28 июня. Вспомнилось, что именно 28 июня мы получили вызов из Израиля, от несуществующих родственников. А 25 лет спустя в этот день состоится свадьба нашей внучки Веры. Чудный парень, ее жених, смог прилететь в свой короткий отпуск из Австралии только в последнюю неделю июня. Обстоятельства... Случайности? Совпадения? Говорят, верующий в случайности не верит в Бога. Поэтому я убеждена, что подобные "совпадения" есть ни что иное, как знаки Господнего участия в нашей жизни и... юмора Его.
Что же до нашего спора с писателем, то он, как мне кажется, был разрешен в мою пользу: вера приходит к людям через слышание Слова Божьего, Слова о Нем.

Письма

 Зина умерла летом 96-го года. А год спустя Карина, ее дочь, вышла замуж. Случилось так, что я прилетела в Москву за неделю до свадьбы и попала в число гостей.
За праздничным столом меня посадили рядом с невестой.
- Вы для меня, как мама, - шепнула, наклонившись ко мне, Карина. И потом:
- Сказать вам или нет?
- О чем, Кариночка?
- О маме... Она ведь приходила... за вашими письмами...
Я, не скрою, вздрогнула.
- Как это?
Карина кивнула в сторону небольшого письменного стола у окна. За ним работала при жизни Зина, славистка, филолог по образованию.
- Я была здесь, - продолжала Карина, - вдруг вижу от двери к столу мама идет. Как и откуда она появилась, я не поняла, даже испугаться не успела. Мама подошла прямо к правому ящику, где все ваши письма хранила. Смотрю, открывает его... Тут я Алешу окликнула, громким таким шопотом, он в соседней комнате был. Спросите его, а то подумаете, что у меня с головой не в порядке.
- В порядке, в порядке, - улыбнулся сидевший, как положено, рядом с невестой Алексей. - Так и было. Я Каринин голос услышал, сдавленный какой-то. Вбегаю в комнату, а Зинаида Михайловна и вправду то ли идет, то ли плывет мне навстречу. Прошла мимо - и нет ее.

Почему-то я не спросила, заглядывали ли ребята в правый ящик письменного стола после "визита" Зины. ...Совсем недавно
"в запыленной связке старых писем", как пели в дни нашей молодости, я нашла письмо Зины, посланное месяцев за 5-6 до ее ухода. Среди прочего прочитала в нем и такие слова:"Спасибо за твои письма. В них так хорошо о Христе, о том, что смерти просто нет. Я и сама все больше утверждаюсь в этих мыслях, и все-таки письма твои мне очень нужны. Поэтому, пожалуйста, пиши мне чаще."

Из жизни Нюры

Письма от Нюры приходили всё реже. Потом и телефон замолчал...
Когда-то я - осенью обычно - часто бывала на красивом озере, окружённом разнолесьем, напоминавшем о России. Дорога между сосен, поднимавшаяся от озера, вела к десятку аккуратных домиков, где в 50-е годы прошлого века поселились русскоязычные люди. Христиане-баптисты. В Америку попали они из Германии, Белоруссии, Украины. Мы с мужем неподалёку от них работали над переводами библейской литературы. А в свободное время по грибы ходили. Сколько же их там было - и маслят и разнообразных моховиков, и белых, таких порой размеров, что не верилось: настоящие ли?
Настоящими были и грибы и белки, и бурундуки с полосатыми спинками, и белопопые зайцы, так и прыскавшие из-под ног...
Там мы и познакомились с Нюрой. Они с мужем моим едва ли не земляками оказались, оба из Луганской области. До войны молоденькая Нюра в младших классах учительницей работала, в сельской школе. Мать умерла, когда ей 8 лет было. А незадолго до войны на линии авария случилась, и отец Нюры, помощник машиниста, остался без ног: обе ампутировали по колено; стал он на "деревяшках" и с костылями передвигаться. Отцова пенсия, Нюрина учительская зарплата, огород при доме. Так и жили. В соседнем доме жила тётка - отцова сестра с семьёй. Верующими они были. "Тайноверующими", как вспоминая о том времени, с улыбкой заметила Нюра. Баптистами. На молитвенные собрания свои по частным домам собирались. Там и познакомилась Нюра с парнем, за которого замуж вышла. Летом 40-ого года.
 ...В 42-ом стали немцы угонять в Германию на работы женщин молодых и трудоспособных. Нюра угодила в первую партию. Оказалась под Дрезденом. На швейной фабрике по производству солдатского белья.
- Днём подштанники "фрицам" строчили, вечера в бараке коротали, - рассказывала Нюра. - Усталость и тоска по родным, живым и мёртвым, так мучила, что и сейчас, как вспомню, дрожь пробирает... Где-то Федя мой зарыт? Как отец безногий один в доме? Как тётя с сестричками?... Господи, помоги, дай встретиться ещё в этом мире... Сначала держала меня молитва, а потом - грех-то какой! - стал мне враг Божий и человеческий "мыслишку подавать": мол, зачем тебе эта жизнь такая? Лучше не станет, только хуже... В зеркало посмотрись: 25-ти нет, а выглядишь на 40... К Феде ступай. И отец не замедлит, к вам придет... Так я и "сражалась" с "мыслишкой" этой, помощи у Бога просила... А перед глазами всё "скорый" возникал, уши от паровозного гудка закладывало. Так вот... Дело в том, что нас, как гнали на работу каждое утро, так перед путями останавливали. В семь часов "скорый" на Дрезден пролетал. Как промчится поезд, нас дальше через пути гнали; "Шнель (быстро)! Шнель!"
Недели две я приглядывалась, примеривалась, где именно встать впереди соседок, секунды в уме считала. И решилась... И молитва отошла от меня. Только тоска, да злость внутри остались. И пустота...
25 апреля 43-ого года это было. Как выгнали нас из барака с утра, я словно механической сделалась: живая будто и неживая уже. Иду в строю, а сама мысленно рисую себе, как всё будет... Остановились перед путями.
Шум от поезда всё слышнее. Я, как наметила, вперёд подалсь. И вдруг ясно услышала голос отца: "Остановись, Нюра!" Громко так крикнул он, будто справа, я аж подскочила на месте, обернулась, ищу его глазами: "Папа, Вы где?"
Кругом женские лица одни. А голос уже с другой стороны: "О Боге вспомни, дочка! Есть Он, есть!" Я налево обернулась,: "Да где же Вы, папа?"
А меня уж соседки по бараку схватили: Нюрка с ума сошла!
Мимо промчался поезд. Ничего дальше не помню из того дня - ни что на фабрике было, ни что в бараке. Не помню, когда снова пришла ко мне молитва. Но пришла. Стала я у Бога прощения просить. И всё спрашивала: Как же отец узнал про меня - что я задумала? Как же он увидел меня? И ответил мне Бог. Через 20 лет. Тогда в Германии я замуж вышла, за нашего; в конце 40-ых мы перебрались в Америку. А в начале 60-ых довелось побывать мне в родных местах. Тётка жива ещё была. Они с сестричками и другой роднёй встретили меня, от радости куда посадить не знали! Разговорам, понятно, конца не было. Рассказала я им и про то, как спас меня отец. А они ахнули и стали рассказывать про то, как он погиб.
Очередную партию в Германию на работы угоняли. Плач стоял на улице. Остающиеся за уходивших цеплялись. И Василь, вспоминала тётя, на своих деревяшках приковылял. В колонне соседскую девчонку увидел - ей 16-ти ещё не было, а маленькая, худенькая- на 12 смотрелась. - Дитё-то оставьте, ироды, закричал Василь и потянул девочку из колонны. Полицай к ним подскочил - тянет её назад, на отца гаркнул. Василь и замахнулся на него костылём. Полицай из кобуры пистолет рванул, выстрелил. И - всё.
- Не помните, когда это было? - спросила Нюра.
- В 43 году, 25 апреля, - ответила тётя. - Ты что, Нюра? Глаза у тебя какие-то не свои сделались... Сухие, а словно плачешь...
- Так ведь и я - медленно и с трудом, будто слов не находила, проговорила Нюра, - я тоже, под поезд едва не бросилась 25 апреля... Когда он окликнул меня, удержал... Вы-то, тётя, как число так запомнили?
- Может и не запомнила бы, - покачала та головой, - да ведь 26 апреля, на другой день прямо, Василю 50 лет исполнилось бы. В канун, значит, всё и случилось.

Сон

Я не раз читала и слышала от людей, хорошо мне известных, о явленияx живым их усопших. Чаще, кажется, были явления "утешительные", которые помогали оставшимся справиться с их болью. И вот умер мой муж, мой Сеня - после семи лет тяжелой, все более изнурявшей нас обоих болезни. Мы прожили вместе 57 лет и 6 месяцев. Ровно. А последние семьдесят дней из упомянутых семи лет - в венчанном христианском браке. Господь, по-видимому, послал ему "кончину мирную, безболезненную и непостыдную", потому что отошел он во сне, в воскресный день ("малую Пасху"), и девятый день пришелся на Рождество Христово. Друзья удивлялись числу "знаков". А я ждала, что он сам придет и скажет мне, как ему "там", хоть и боялась согрешить "духовным вымогательством" и все повторяла, обращаясь к Господу: "Да будет воля Твоя".

Пару раз видела мужа смутно, как бы в болезни и, естественно, печалилась еще больше. Много молилась, читала Акафист по единоумершему, псалмы. Поначалу друзья передавали меня с рук на руки, но вскоре я засела дома, и самая мысль выйти на улицу пугала меня. Ночами вставала, шла в его комнату и с тоской смотрела на пустой его диванчик. Вспоминала, с каким мучительным трудом, хватаясь за дверную скобу и опираясь на палку, вставал он с дивана в последние годы. Ноги не держали его...

За неделю до сороковин я увидела сон: вхожу в его комнату, зачем-то иду к столу и вдруг сознаю, что диван... не пуст. Оборачиваюсь - Сеня лежит на нем как обычно(cразу оговорюсь, что ощущала я происходящее как бы физически, как нечто очень реальное.) Подхожу к дивану, и в нос ударяет... запах тления. Вы когда-нибудь чувствовали во сне запахи? Я ощутила впервые, но не испугалась.
- Это ты? - спрашиваю, - Но ведь ты же умер...
Слов в ответ не слышу, но какое-то непередаваемое выражение на лице старого человека, с оттенком лукавства: мол, думай, как знаешь.
- Ну и что теперь? Ты что-нибудь можешь? - спрашиваю с недоверием я.
- Могу.
Резким, незатрудненным движением он садится на диване, и я вижу перед собой Сеню, каким он был пятьдесят лет тому назад, вполне живого, черноволосого.
- И пойти можешь? Без палки?
- Могу. - весело отвечает он. - Смотри.
Поднимается с дивана и озорно поворачивается вокруг себя, делая ногой этакий пируэт. Неприятный запах постепенно исчезает. И вот он уже идет, убыстряя шаг; направляется в соседнюю комнату. Снова будто садится, я опускаюсь перед ним на корточки, говорю:
- Какой же ты молодой. Я перед тобой старуха. Возьмешь меня такую? (мне на девять лет меньше, да и выглядела всегда моложе своего возраста.) Или там и меня "починят"? – спрашиваю. (Удивительно, но слова, произносимые нами, четко запомнились мне.)

...Помнится, поворачиваюсь к окну и вижу стоящую к нему спиной Марину, с волосами цвета бледного золота, собранными за спиной. Дорогую мою подружку, сыну моему ровесницу.
- Мариша, - говорю взволнованно, - Ты понимаешь, что тут происходит? Неужели это - последствие наших с тобой вчерашних разговоров? Награда за то, что я согласилась?
Беззвучно, но что-то она ответила, подтверждая мою догадку. Накануне мы дважды говорили с ней по телефону. Марина позвонила первой и очень настойчиво стала убеждать меня, чтобы "взялась за дело" и стала делиться с людьми "чудесными" рассказами из моей жизни. Я сопротивлялась: ведь писать на духовную тему и переводить я закончила около десяти лет назад. Компьютером не владею. На интернет никогда не заходила. Словом, в прошлом веке осталась. А теперь, похоже, последние силы оставляют меня... Впрочем, дети мои и друзья настаивали на том же, что и Марина. Предлагавшая стать посредником между мной и интернетовской аудиторией. На этот раз она, что называется, "достала меня".
- Пишите, у вас столько чудес в жизни было, интересные рассказы получатся. Богоугодное дело, в конце концов!
- Ну, если так, попробую. Напишу, помолясь, вступление. Но, если тебе не понравится, переделывать не буду, и поставим на этом точку.
Марине понравилось. И я решила продолжать. С этим легла спать. И вот что случилось той ночью... Сон это был? Или нечто большее? Не знаю. Уж больно реальным все выглядело...

Из квартиры мы с мужем попадаем на некий простор, слегка всхолмленный, а там - столы, заваленные всякой вкуснятиной, и множество людей за столами. Присели и мы друг против друга. Помню, черный хлеб мазала маслом и делилась с Сеней сладким пирожком... Потом вспомнила "о главном" и, встревоженная, обогнув стол, подошла к мужу. Опять опустилась на корточки и спросила:
- Там, где ты теперь, не так, как у нас, или похоже?
Он ответил кратко:
- Не совсем так, но похоже.
- А тебе хорошо там?
- Хорошо.

И снова я в его комнате. Кажется, одна. На шкафчике, уставленном в разное время подаренными безделушками, старенький приемник; как-то вдруг он начинает... обновляться на моих глазах, покрываясь при этом множеством блестящих кнопок непонятного назначения. Из него отчетливо слышатся человеческая речь и музыка. С мыслью, что Сеня где-то еще здесь, а из-за этого шума мы не услышим друг друга, пытаюсь выключить приемник, нажимая на кнопки. На минуту он замолкает и снова "включается". Мужа больше не вижу. И думаю: "Когда же это началось? Надо было на часы посмотреть." Возле умолкнувшего, кажется, приемника возникают часы, похожие на старинные, никогда у меня таких не было... Четко запомнилось: стрелка побежала по циферблату, почему-то начиная от 5.15 и приостанавливаясь каждые пять минут: 5.20, 5.25, 5.30... 5,45. Остановилась на цифре шесть. "Ну, от шести и буду считать, часа два ведь это продолжается?" - подумала я. Но тут же от слепящего солнца открыла глаза: будильник передо мной показывал 8 часов 10 минут.

Вообще-то сны мне снятся, хоть и цветные, но однообразные: на четыре-пять тем. Содержавшие явно нездешнюю информацию или о чем-то предупреждавшие видела до сих пор всего два раза в жизни: в 1968 и в 1994 годах, и вот теперь, в 2007 году - в третий. Через четыре недели после кончины мужа.

Чаще или реже, но подобное всему тому, что я здесь рассказала, происходит в жизни каждого человека. Не каждый, однако, хочет заметить и прислушаться, тем более задуматься и... ответить. А ведь с ним (с ней) говорят. Оттуда, куда мы все пойдем и придем.
Как сказал некогда Н.А.Бердяев, "свобода (воли и выбора) это самый прекрасный, но и самый страшный дар Бога человеку".

Ангел-Хранитель

Кто он? Невидимый и неосязаемый "доброхот" по нашим земным делам? Иногда почему-то становящийся зримым? (Об этом, кстати, много свидетельств). Или, может быть, некто - родственник, друг, знакомый, живущий рядом с нами на протяжении лет и лет? Мы знаем о нём (о ней) то и то, и что при нужде всегда на помощь придёт, и сами, порой, зовём такого человека (в переносном смысле, конечно) ангелом - хранителем.
Иногда я наверное так и думала о покойном своём муже, с которым - слепым на один глаз фронтовиком - познакомилась на танцах в студенческом клубе МГУ. А если б не пришла тогда на танцы, если б не заметил он меня? Поверьте, я то уж обстоятельства собственной жизни знаю как никто - скверно, очень скверно пришлось бы мне, и до сегодняшнего дня, уверена, не дожила бы!
Однако нищая девчонка, о которой родители, имевшие другие семьи, практически не заботились, попала-таки, как сказали бы по-английски, "в нужное время, в нужное место", т.е. в тот клуб, на те танцы. И тот парень пригласил её.
Фокстрот мы танцевали под навсегда запомнившуюся песенку:
"В жизни очень часто так случается,
По весне, когда растает снег,
На пути на жизненном встречается
Человеку человек.
Он хорошим парнем называется,
Ей такого не сыскать вовек..."
Именно так всё и получилось. Cыграли студенческую свадьбу - вскладчину. Наряды на женихе и невесте были не свои, заёмные, с чужого плеча. И коляску - родившемуся через два года сыну - купили "ребята с нашего двора".
Он был юристом. В тогдашнем Советском Союзе им платили гроши. Она - филологом и работала от случая к случаю, на постоянную работу очень долго не могла устроиться. Но это всё пустяки. У многих случается.
Однако и драматические складывались обстоятельства. Опасные. Не раз и не два.
И не будь его рядом, не выбралась бы я ни из одного из них.
Минули десятилетия. Семья оказалась в эмиграции. Меня, как уже знают читатели, Господь удостоил дружбы с замечательным служителем Своим - о. Иоанном Сан-Францисским (Шаховским) и его духовной дочерью - монахиней Галиной. Много страниц здесь посвящено им.
О семье моей о. Иоанн знал только то, что она есть. Не уверена, что он помнил имя моего мужа, хотя приветы ему неизменно передавал. О "личном", семейном, мы ни с Владыкой, ни даже с Галиной, много не говорили.
И вот как-то, незадолго до его смерти, беседуем мы с о. Иоанном по телефону. Долгая получилась беседа, и я с беспокойством подумала, что пора бы старику лечь отдохнуть. Намекнула на это.
Он: "Да, Вы правы." И потом, как-то взволнованно, произносит: "Мужу Вашему
передайте сердечный привет, Ирина!"
"Передам, отец Иоанн. Спасибо."
"Подождите минуточку, - слышу, - мне Вам что-то сказать надо."
"Cлушаю." В трубке молчание. И снова: "Подождите, пожалуйста..."
Да что там происходит? С кем-то ещё говорит? Не слышно...
Наконец, медленно: слово - короткая остановка, слово - остановка - звучит голос Владыки:
"Мне надо сказать Вам, Ирина, - и Вы запомните это: Ваш муж - Ваш Ангел-хранитель!"
Меня в жар бросило...
Во мгновение ока вся жизнь передо мною пролетела. Всё, что я знала о себе и о нём. Но, ведь Владыка-то не знал этого, не мог знать!
"Откуда, - не спросила - крикнула в трубку, - откуда Вы это?!..." "Знаю? - раздался добрый старческий смешок. - Да уж знаю, поверьте, Ирина, знаю."
После кончины о. Иоанна я рассказала об этом разговоре Галине.
-Так Владыка ясновидящим был, - ответила она. - А вот почему, зная тебя не год, не два, только теперь эту информацию принял, - усмехнулась в трубку Галина, - и тебе передал, сказать не могу."
Подумала секунду-другую и продолжала:
- Может, потому, что недолго уже оставалось ему прозябать на земле, вот и приоткрыл тебе тайну твоей жизни. Чуть-чуть...

Так что же такое Ангел-хранитель?
Невидимый - понятно, если верим в него, хоть и не видим.
А если "видимый" - который всегда рядом? Он что - сотрудник тому, небесному? И сам этого не знает? Знают за него?
Вспомнилось, что в войну, пройдя от Бреста до Берлина, муж два или три раза попадал в такие ситуации, когда вокруг не оставалось в живых никого - кроме него.
Запомнила его рассказ про погибших в блиндаже, накрытом снарядом.
Там, воспользовавшись передышкой, отдыхали солдаты. Вошёл и Семён - подремать, если удастся. Врезался ему в память паренёк, чем-то похожий на брата Ивана, погибшего под Москвой. С таким же прямым носом и большими глазами. Приткнувшись у "окошечка", парень писал письмо. Сеня устроился где-то позади него, в конце блиндажа.
И сразу же оглушён был страшным взрывом: в блиндаж попал снаряд. Последнее, что он увидел, ползущие бревна, которые накат за накатом накрывают ребят, и того, который на Ивана был похож. Все там погибли, кроме Сени, который был только контужен...
За неделю до окончания войны был сбит самолёт, в хвосте которого сидел мой муж - стрелок-радист. Объятый пламенем, самолёт рухнул на землю. Лётчик и ещё четыре человека сгорели. В госпитале муж узнал, что и его, сильно обгоревшего , сочли мёртвым...
Тогда и лишился он правого глаза...

Так что же - его хранили для меня?
Мысль, настолько ошеломляющая - особенно если всем существом осознаeшь свою незначительность и задумаешься о тех, у кого сложилось иначе, - что лучше в неё не вникать.
Воистину, путь каждого приходящего на землю - индивидуален. И над каждым - Господь. Случайностей и промашек у Него не бывает.
На поминках по мужу батюшка сказал: "Теперь он станет помогать Вам оттуда."
И всё, прошедшее с тех пор время, я, необъяснимо чувствуя это, с радостью думаю:
"Как же иначе: ведь он - мой Ангел-хранитель, и делает привычное для себя. Придёт время, и я многое пойму."

* * *

Часто возвращаясь мыслями к случаям в моей жизни, которые едва ли можно объяснить совпадениями, внутренне не сомневаясь в том, что они свидетельствуют о чём-то исключительно важном для каждого из нас, решилась описать их в форме рассказов, иногда связанных между собой.
Друзья попросили отобрать несколько из них, чтобы выставить их в анонсах "Проза.ру", для чего пожертвовали свои призовые баллы. Пользуюсь случаем, чтобы ещё раз поблагодарить их за это.
С уважением и любовью - Ирина Череватая.