семья

 Ванная комната большая и удобная, инвалидная коляска свободно помещается там. Я уже умылся, и завороженно смотрел на струю желтоватой воды.

-Витенька, ты скоро?
 Мамаша была готова проводить экзекуцию надо мной. Коробочки, скляночки, свечки, волшебные магнитики, иголки. Бешеный блеск в глазах и неподдельная вера в то, что она сможет вылечить меня.

 Не могу вспомнить сейчас, когда именно она тронулась умом, скорее всего она была безумна от рождения. Мы с братом знали её только такой, хотя с возрастом она всё больше сдавала, а после того, как я оказался прикованным к инвалидной коляске, бедная женщина полностью потеряла связь с внешним миром.

 Брат периодически уходил из дома, но, видно, хоть немного переживал за меня, поэтому возвращался. Но вскоре пропадал снова и снова. Мы были с ним настоящими врагами, такими искренними, исполненными родственной злобы и ненависти, какими могут быть только, по-настоящему, близкие люди. Мы были связаны одной бедой; никому не нужные, запутавшиеся, озлобленные зверьки, готовые до смерти загрызть друг друга, потому что больше у нас никого не было.

 То, что у нас в семье называлось отцом, представляло собой нечто безвольное, бесхребетное, молчаливое и полностью безучастное ко всему происходящему. Оно постоянно ходило в ссадинах и царапинах – мамино отчаяние так проявлялось на его бренном теле. Когда мы были маленькими, наше дурное поведение и плохие отметки в школе тоже доставляли матери нестерпимую боль. Душевную. Конечно, она не могла носить эту боль в себе, мы были за неё в ответе.

 Брат беззаветно любил мать, он был похож на неё, как две капли воды. Преданно и с восторгом смотрел на неё, вилял хвостом, ласкался. Для него она была единственной женщиной на планете, потому что другим вход в наш мир был не позволен. Да, и вряд ли кто-то захотел бы. Правда была одна, у меня. Елена. Красивая, стройная, потасканная жизнью сирота, не видевшая в жизни никакого просвета.

 Мы гуляли по берегу моря каждый вечер, смотрели на звезды. А когда она забеременела, я привел её знакомить с родителями. Мать светилась счастьем, назвала её дочкой, целовала и душила в объятиях. А через две недели Лены не стало.

 Нет, мать не была в этом виновата. «Так не должно было быть. Этот отвар абсолютно безвредный, я сама его пила неоднократно, когда хотела без греха избавиться от нежеланного плода» - в слезах говорила потом она.
 Лену скрутило в коридоре так, что лица не узнал бы и я. В луже крови бедняжка исступленно орала и корчилась от боли. Мать жгла свечки, чертила знаки, окропляла Лену жидкостями из разных пузырьков. Я рванул в комнату, к телефону. Отец в кресле читал.

Когда скорая приехала, спасать Лену было уже поздно.

 Мы жили на шестом этаже, но я почему-то остался жив, хотя не было внизу никаких мусорных куч или сугробов. Какие сугробы в Анапе? Асфальт, обычный асфальт.
«Чудо» - говорили врачи.
 Тем не менее, двигаться могла только моя верхняя часть туловища, и шансов на выздоровление, разумеется, не было никаких.

-Витя, сыночек, я всё приготовила!