Когда я видел Эту в последний раз

Когда я видел Эту в последний раз, она стояла ко мне спиной.

Это было в автобусе. От неё пахло женщиной и палочками от нечищенного изюма; левой рукой она держалась за поручень. Как всегда, перехватив его за минуту до остановки, когда автобус слегка притормозил, она положила большой палец сверху, чтоб все пальцы были с одной стороны поручня. Выходить она не собиралась; просто считала, что так устойчивее. В постели она точно так же держала меня, вспомнил я.

На ней висела бежевая маечка на лямках. Над верхней кромкой ткани, между лопаток, белел крест - незагоревшее пятно от широких бретелек. На перекрестке этих двух белых линий лежала большая плоская родинка, как одинокая шоколадная капля, застывшая на сливочном мороженом.
Она бросала мне какие-то знаки, как плевалась изюмными палочками, всё через плечо. Она была вся сушеная. А я смотрел не отрываясь на белый пушок на кресте и на золотистый вокруг него. Я знал, что это моя карта удовольствий; знал, что такой же пушок у неё над верхней губой, а значит, она двусторонняя, как монета.
Я втягивал в себя воздух, пытаясь поймать, запомнить запах, и раз легонько нажал ей между лопаток, прямо на родинку. Тогда она передёрнула плечами, так мягко, что я не понял, понравилось ей ощущение или нет, но не повернулась ко мне, а осталась висеть на поручне, всматриваясь во что-то за толстым стеклом автобуса. Там были какие-то аккуратненькие деревья, всё в английском сумраке и пыли; день выдался пасмурный и серый. Ничего примечательного.
Я не помню, сколько мы ехали, моё сознание как будто отключилось, внимание сконцентрировалось на шуме мотора, и всё сделалось размытым, как во время дождя; когда я очнулся от этого оцепенения, автобус уже был в парке, а мы на его крыше, и я любил Эту. Козерог во мне жрал свой трофический Тропик; всё было не так, как раньше, всё было сложнее. Эта была сейчас далеко от меня, я чувствовал; тогда я впервые занимался любовью с ней, да и с кем-либо вообще, "вслепую". Я не хотел видеть тело, я не хотел видеть её отсутствующее выражение лица; я только дотрагивался всё время до её спины, чтобы почувствовать маленькую выпуклость, мой спасательный круг. Эта стала для меня, как заводной детский самолётик со свалки рядом с вокзалом, в нём давным-давно застрял ключ.
Эта кончила, беззвучно, незаметно, как всегда, передав моему телу только маленькую волну, и свесила влажную левую руку с крыши, толкнув меня при этом. Она могла издавать только странное мычание, которое я замечал по тому, как открывается её рот. Мы оба от рождения глухонемые.

Я слез с крыши, снял её и пару шагов пронёс на руках, стараясь не смотреть на неё. Тело было совсем легким, почти невесомым. Опустив Эту на землю, я понял, что больше её не увижу. Она сделала прощальный беззаботный знак, повернулась ко мне спиной и не спеша ушла в сторону дома.
За всё это время она ни разу не посмотрела мне в глаза.