Нуф

Йеа стоял на холодном ветру, кутаясь в драную накидку из собачьих шкур, и рисовал углём на большом и довольно хорошо сохранившемся листе плотной бумаги. Накидка была ему велика, её края болтались по земле, но, кроме этой накидки, одеть ему было нечего. К тому же она была всё-таки довольно тёплой. Йеа рисовал чёрные обломки древних сооружений с торчащими из них трубами на фоне фиолетово-серого неба. Кроме этого, кругом не было видно ничего другого, если не считать горящий неподалёку костёр, вокруг которого сидели несколько свиней, одетых примерно так же, как Йеа. Они говорили достаточно тихо, чтобы Йеа мог не обращать на них внимания и целиком отдаться своей работе. Работа в этот день продвигалась необыкновенно легко, штрихи ложились точно и без усилий, так что моментами ему начинало казаться, что он близок к достижению совершенства, но он гнал от себя опасные мысли. Чтобы избавиться от них, он прибегал к годами испытанному средству – детским воспоминаниям.
Сидящие вокруг костра свиньи тоже не обращали на него никакого внимания…
Вдруг его охватила усталость. «Странно», - подумал Йеа. Ведь он, казалось бы, должен был выспаться прошлой ночью. Однако усталость была настолько сильной, что копытцу трудно стало удерживать уголёк, а перед глазами появились ползущие куда-то тёмные разводы. Йеа не испугался, но очень расстроился: впервые за несколько последних месяцев у него стало что-то получаться, и на тебе!.. Он по опыту знал, что бороться с этой неизвестно откуда берущейся усталостью практически невозможно, - в конце концов, она победит всё равно. Решив не сопротивляться понапрасну, он в последний раз взглянул на свой рисунок.
…Спустя час Йеа стоял на прежнем месте, не чувствуя холода и усталости, хотя у него дрожали колени, а разводы, плывущие перед глазами, приобрели красноватый оттенок.
 У него получалось всё, совершенство было достигнуто.
 - Эй! Йе! - позвали его от костра. - Хватит херью заниматься! Пойди пожри немного, осталось тут.
 Йеа болезненно поморщился, но не подал виду, что слышал.
 - Не слышит, - прокомментировали у костра (Йеа вдруг стал различать все их слова).
 - Слышит - блажит просто! Цаца с пятачком. Всё царапает херь свою. Жрач бы так искал, как царапает...
 - Йеа!! Иди, тебе говорят, пожри! Брось свою херь!
 Йеа, продолжая игнорировать призывы поесть, заметил, что копыце, державшее уголёк, начало дрожать.
 - Не идёт... Ну, так мы без тебя тогда дожрём! Дожрём?
 - Не пропадать же... Бери-ка вот.
 - Скоро точно с голодухи помирать начнём, если Аейбрн не придёт.
 - Да херь-то всякую чего нести?! Куда он сюда придёт?! Его уж и убили-то давно...
 - Да тебе почём знать, что убили?! Сам-то херь одну и несёшь, дура с пятачком!
 - Сам же ты и дура, только бы языком помолоть...
 - Вот мне-то кусочек передайте, а? Мне небось тоже помолоть охота.
 У костра засмеялись, а уголёк, прочертив плавную дугу через картину, выскользнул из копытца. Йеа наклонило вперёд, и он непроизвольно опёрся на лист бумаги. Бумага порвалась, и на глаза у него навернулись слёзы, сквозь которые поплыло фиолетовое небо.